О-сёгацу

      Иэясу смотрит на брата — в глазах его, тёплых ореховых, расцветают яркими красками громкие салюты; в глазах его, мягких и нежных, свет от тысячи закреплённых на площади города фонариков; в глазах его, спрятанные на самом дне, завёрнутые в обманчивые наивность и невинность вкуса сладкой ваты, видимые только Иэясу, холод и бездушная расчётливость.       Тсуна в ярком, облегающем тело белом хакама со вставками цвета корицы — под цвет глаз, говорит мама.       Тсуна улыбается — радостно-заразительно, чуточку смущённо; качает отрицательно головой на какой-то вопрос подошедшего к нему невысокого блондина со светящейся в изумрудном взгляде преданностью бойцовского пса, и длинный хвост его, закреплённый красивой заколкой, плавно двигается в такт, струится по спине жидкой карамелью.       Завораживает и манит прикоснуться к себе, ощутить мягкость волоса, шелковистость прядей...       Чтобы попасть под ядовитое, разрушающее сознание, влияние слабого на вид, но на самом деле крепче стали Пламени.       Иэясу отводит взгляд — всё-таки, такое пристальное внимание является крайне неприличным в любом обществе, что уж говорить про японцев с их чёткими, словно часы, правилами.       Иэясу не нравится здесь. Ни город, ни страна, ни менталитет, ни семья совершенно его не устраивают.       Иэясу мечтает о свободе. О разбившихся на его запястьях совсем не метафорических оковах, о порванном ошейнике, о любящих его людях, о новых городах и странах, о мире под его ногами.       Иэясу мечтает свалить из этого прогнившего до основания городка, где всем плевать на незнакомых иностранцев, подрывающих магазины, на крутые, недоступные для людей этих мест, тачки, на пропажи детей и молодых девушек, едва ли достигших совершеннолетия, на болезненные крики и звуки выстрелов...       Тсуна выставляет себя мессией, жертвой насилия, нежным цветком, затоптать который — не составляет проблем, и все, все иностранцы ведутся на этот прекрасный, проработанный до мелочей, выдуманный образ, клюют на него, словно безродные, незнающие любви к себе щенки, беззащитные и глупые, тычащиеся носом в тёплую, дарящую покой руку, которая позволяет, позволяет использовать себя как средство уюта, как палочку-выручалочку от ужасной, страшной, кровавой мафии, чтобы потом столкнуть этих полуслепых щенят в самый ад, не дав и возможности опомниться от резкой смены обстановки и статуса.       Иэясу тихо хмыкает и отворачивается от обманчиво умиротворяющей картины, идёт вдоль рядов красиво, ярко украшенных палаток с традиционно японскими сладостями.       Яблоко в карамели выглядит вкусно и Иэясу направляется к стенду с ним, когда ощущает уже привычный вес маленького ребёнка с разумом взрослого на своём плече:       – Не советую.       Иэясу косится на нежданного спутника, а после лишь кивает головой.       Если этот младенец так говорит — значит, в этом есть смысл.       Фонг в ответ только усмехается и указывает рукой на выставленные через три палатки от яблок потрясающе сладкие куромамэ и Иэясу покорно идёт к ним.       Ему всё равно, что есть, а желания своего Урагана и одного из сильнейших людей надо учитывать.       Они связаны Пламенем не так уж и долго, и им всё ещё трудно находить общий язык и приходить к консенсусу, но то, чего они добились к этому моменту — уже огромный шаг вперёд, учитывая непростые характеры обоих и то, что первым Хранителем Иэясу стал именно бушующий, вызывающий хаос в душе Ураган.       Но они стараются. Фонг пытается держать собственное Пламя в узде, не давая ему сильно влиять на закованные в цепи, неуверенные, много раз ранее обжигающиеся Небеса Иэясу, а сам Иэясу не даёт себе права поворачиваться к Фонгу своей тёмной, колючей, кровавой стороной, начиная понемногу понимать саму сущность Небес, ту причину, почему они обязаны всегда быть в равновесии, независимо от испытываемых чувств их владельца, и... пожалуй, да, это прекрасное чувство — спокойствие в душе и разуме, никаких путающихся, наполненных обидой и яростью мыслей, никаких... самоубийственных порывов.       Иэясу спокоен словно практикующий долгое время дзен старец, а не нашедший опору под ногами запутавшийся подросток и это... потрясающе.       Они гуляют между палаток ещё некоторое время, после чего неспешно поднимаются на одну из гор на окраине Намимори и смотрят на тёмное, звездное небо, рассыпающееся завораживающими искрами стреляющих салютов.       Возможно, Иэясу впервые за долгое время по-настоящему счастлив.