***
Время летело быстро, Кеша продолжал «киснуть», пока его не привлекли к внеурочной деятельности — готовить школу к танцам. Тут уж стало не до хандры. Нужно было следить за младшими, которые после занятий снежинки вырезали, помогать вешать портреты Маркса и Ильича, вещички туда-сюда носить. Ну носить, положим, приходилось редко. Большую часть времени этим занимался Игорь Катамаранов. Его, как и всех десятиклассников, вовлекали в общественно полезную деятельность, чтобы он «не отбивался от коллектива и подавал пример младшеклассникам». Все шутили, что пить младшеклассники и без примера научатся. Сегодняшний день, четверг, не отличался от предыдущего. Лапин убеждал себя, что поводов для грусти у него нет, читал Алексея Толстого на переменах, после уроков помогал наряжать спортивный зал и обсуждал с Лёней Парфёновым газету, которую тот готовил к празднику. А потом вдруг как в холодную воду провалился. Хлопнули деревянные двери, с зелёных стен посыпалась краска — в зале, ослепляя всех улыбкой, появилась та самая, та, которую Кеша даже про себя называл не иначе как Особой. Особа лишь на миг задержала на нём свой взгляд и прошла мимо, переступив через гору мишуры и сердце Кеши, будто бы их здесь не было. Было слышно, как она поздоровалась с кем-то. Щёки у Кеши безбожно горели. Коробку с ёлочными игрушками он выпустил. Не упала она только чудом и стараниями подоспевшего Железнова: он успел её подхватить. — Ты прекращай виснуть, — сказал Роман. — Всё казённое имущество перепортишь. Чего ты? Кеша опустил глаза. — А ты здесь… ну тут… ты давно пришёл? — спросил он. — Прости, пожалуйста, я не заметил. Спасибо, что помог, давай с-сюда. Игрушки Рома не отдал. Его проницательный взгляд был направлен прямо в сторону Особы. Всё он прекрасно понимал. — И что, — сухо поинтересовался он, — поцеловать не дала? Лапин вспыхнул больше прежнего. — Н-нет, всё не так. Я же её приглашал. Ну, на т-танцы, понимаешь? Да. А она сказала, что у-уезжает. — С Сапоговым, наверное? — приподнял брови Железнов. — Домашку за неё делал, да, Лапин? Кеша грустно вздохнул. Он понимал, что рассчитывать ему было не на что. Особа ведь была такая красивая, и ей нравились ребята вроде Ричарда, жующего заграничную жвачку, или Ромы Железного. Вот только Рома пропадал на стрелках, вечно хмурился и к липнущим к нему девочкам никогда серьёзно не относился. Разве что с Наташей Стрельниковой у них что-то было, но сам Железнов об этом говорить не любил. — Эй, лапа, — Роман щёлкнул пальцами у его носа, — на меня смотри. Ерундой не занимайся, окей? Кто много о девчонках думает, тот… в общем… ну, тот о другом мало думает. Американцы так говорят. Дура твоя Особа, усёк? — Ну Рома, нельзя же так. — Вот и не повторяй за мной, — терпеливо выдохнул Железнов. — Дура твоя особа, если надеется на что-то с нашим Ричардом. Он тащится только от одного человека, и это человек из его зеркала. Лапин удивлённо посмотрел на Рому, сказавшего, может, свою самую длинную фразу с момента их знакомства, и вдруг мягко рассмеялся. Увидев это, к ним с другого конца зала зашагал Серёжа Жилин, которого — не по его воле — назначили за всё ответственным. — Здравствуйте, мои хорошие, здравствуйте, — проговорил он устало. — Вы чего тут? Надо не тут, надо там. Вы давайте делами занимайтесь, хорошо? А то придётся мне вас наказывать, а мне, думаете, хочется? У меня как будто дел других нет. Рома потёр переносицу. — Серый, — позвал он, — не нуди. Жилин в ответ только вздохнул. Усевшись на скамейку рядом с Кешей и Ромой, он вытянул вперёд длинные ноги в школьных брюках и закинул руки за голову. — «Отутюжил»**? — спросил Серёжа Рому, кивком указав на его джинсы. — Может быть, — неопределённо ответил Рома. — А пропадал где? — Где пропадал, там уже нет. Хотел чего, что ли? — Может быть, — повторил Жилин. — На чай-то зайдёшь? Бабушка плюшек напекла. — Зайду. На том разговор и закончился. Кеша, наблюдая за ними, только удивлялся. Странно было видеть, что Серёженька Жилин, спортсмен, староста и отличник, вот так вот просто звал в гости Романа Железнова — хулигана и, как выражалась их классная руководительница, «будущего антиобщественного элемента». — Ой, — с досадой протянул Жилин, уже прикрывший глаза. — Там, кажется, опять Яшка с дружком к инструментам лезут. Кеш, будь другом, посмотри за ними, ладно? Кеша перевёл взгляд на двух третьеклассников, которые энергично махали ему, и покачал головой. Лучше бы он с Игорем пошёл стулья перетаскивать. — Ром, а ты помочь не желаешь? — зевнул Жилин. — Песни там попеть, а? — Шутник, — цокнул языком Железнов. — Нет, не хочу. Да и не могу. Занят я. Как говорят американцы: «Школа — это не тот орган, где можно только языком». Жилин прыснул. Лапин, покачав головой, тоже улыбнулся и не стал Рому поправлять***. Когда он встал, Кеша заметил, что кроме новеньких джинсов и очков на Железнове красовалась чёрная водолазка под горло. Промолчать он никак не мог и поэтому ляпнул: — Тебе очень идёт, Рома. Ты на танцы придёшь? — Спасибо, — Рома заметно смутился. — Подумаю. Спустя неделю Железнов сообщил, что на танцы не придёт. «Дела у меня, лапа», — объяснил он. Чёрную водолазку с тех пор носил, почти не снимая, и Кеша почти забыл про его костюм от «Адидас».***
Чем ближе были танцы, тем меньше у Кеши оставалось времени. Он чувствовал себя таким уставшим, что почти расхотел куда-то идти. А отказываться было уже поздно: он пообещал Лёшке, что не бросит его одного и будет помогать «покорять сердца». До «покорений», правда, дело так и не дошло. В начале праздника, когда в актовом зале все слушали гимн, Кеша вместе с Лёней ловили шустрых младшеклассников, чтобы те не сломали украшения, потом искали трудовика, потому что большая ёлка не загорелась после слов «ёлочка, гори!», и с этим нужно было что-то делать. Когда с официальной частью было покончено, учителя с младшими ребятами разошлись по классам, так что в спортивном зале остались только старшие, но проблем не убавилось. Если у младшеклассников приходилось отбирать разноцветный дождик, то у их старших коллег — папину рябиновую настойку. Занятие это было неблагодарное, и Серёжа Жилин махнул на него рукой очень скоро. Подлив себе немного в кружку с чаем, он удобно устроился на матах в уголке, прямо под стягом со словами «Спасибо, партия, за это!», и лениво болтал с Лёней. Лёня, путаясь в словах, критиковал Андропова, устаревшие коммунистические идеалы и сливовый компот в столовой. Кеша рядом сидел, подперев подбородок ладонью, покачивался в такт музыке — жутко популярным «Depeche Mode» — и улыбался. Ему казалось, что всё идет хорошо. Не хватало, может быть, только Ромы. Там, в тёмном и шумном зале, рядом с друзьями, Кеша Лапин почти не жалел о том, что всё-таки решил выбраться на танцы. Здесь, на улице недалеко от школы, он успел сто раз передумать. — Ты чё, глухой? — спросил его парень в малиновой куртке. — Чё ты здесь забыл, водолаз? Вот и подышал воздухом. Лапин продолжал беспомощно оглядываться. Подышать они вышли с Лёней и Лёшкой, когда вокруг стало очень жарко. Лёшка почти сразу вернулся обратно, чтобы взять куртку. Лёня же прошёл с ним пару метров, храбро дождался, пока их окружат мутные молодые люди, и убежал, угрожая хулиганам, что «об этом узнают». Кеша его не винил. Кеша бы тоже побежал, вот только ноги его совсем не слушались. «Ну влип», — подумал он. — Я н-ничего не забыл. Д-да, — пробормотал Кеша. — Я тут… сюда пушистик побежал, вы его ну… не в-видели, р-ребята? Ребята переглянулись. — Какой пушистик? — спросил один из них. — К-котик. Маленький такой. Я его видел там, — Кеша махнул рукой куда-то себе за спину. — Или показалось. Я просто без очков, р-ребята, я без них п-плохо вижу… ничего, да. Я п-пойду, наверное, что же я тут вас отл… отв… Кто-то из хулиганов засмеялся. По лицу того, который, видимо, был у них за главного, потянулась кривая усмешка. Он, наслаждаясь тем, как Иннокентий вздрогнул, подошёл ближе и сказал прямо ему в лицо: — Да ты обожди, водолаз. Перетереть кое-что надо. Оставайся. Оставайся, я сказал. Тут, как в сказке, из-за спины Кеши раздался голос: — Перетирать с дружком своим будешь за гаражами, понял? И Кеша, и хулиган одновременно посмотрели на Железнова. Тот стоял, как памятник Петру, руки держал в карманах, в зубах зажимал сигарету. Всей своей позой он излучал уверенность, и у Кеши задрожали коленки — то ли от этого, то ли от холода. Он позволил себе тихонько выдохнуть и медленно попятился в сторону Ромы. — Ты чё за хрен? — спросил у него один из недружелюбных ребят. — У матери своей спроси, она помнит. Я её вчера в театр водил, — ровно ответил Рома. Повернулся к главному и, выдохнув сигаретный дым, добавил: — Пионера отпустите. Ему в такое время гулять не разрешают. Главный хулиган сделал сложное лицо. — Слышь, ты мне напоминаешь кого-то. Не, не говори, я ща вспомню, — начал он. — А не ты ли… вы ли… Точно. Да точно же! Синтезатор где, конь педальный? Рома напрягся. Он, видимо, тоже вспомнил парней, с которыми он и его ребята сцепились на рынке некоторое время назад. — Не понимаю, о чём ты говоришь, дядя, — Железнов шагнул вперёд и перехватил Кешу, который переводил большие глаза с одного на другого, за локоть. — Времени нет во всём этом разбираться, давайте сами. Мы пойдём. Кеша заметил, что рука одного из страшных ребят потянулась к сильно оттопыренному карману брюк. Рома, конечно, заметил это тоже. Качнул головой и пробормотал себе под нос, что рожденный бегать по шее не получит. — Чего? — переспросил Кеша, похолодев. — Ничего, — спокойно ответил Железнов. И раньше, чем Кеша или кто-то ещё успел что-то сделать, схватил Лапина за руку и побежал со всех ног. Хулиганы бежали за ними и кричали. Удирали долго, и Кеша был в шаге от того, чтобы перестать дышать и упасть пластом, когда они с Железновым вырулили на школьный двор. Там на ступеньках покуривали Иван, Павел и Слава. Лёня, размахивая руками, что-то втолковывал Серёже Жилину. Серёжа Жилин, привалившись к двери грязного цвета, спал. От такой мирной картины Кеше захотелось разрыдаться. Друзья Ромы оказались рядом, как по команде. Рома, тяжело дыша, уже снимал куртку. — Ну что, господа, — прохрипел Железнов и поправил очки, — вот теперь давайте… разговаривать. Послышалась напряжённая музыка — это Паша нажал пару клавиш на синтезаторе. Лапин понятия не имел, зачем его вытащили на улицу. — Мой синтезатор! — Тише, Валер, — главный похлопал по плечу парня рядом с собой. — Сейчас разберёмся. Эй, голубки, штаны-то пока сухие? Проснулся Жилин. Сонно моргая, он запричитал: — Это с чем вы тут разбираться собрались? Здесь нельзя разбираться, это школа, а не завод. Вот, товарищи, знаете что, вы если хотите разбираться, вы идите… — Серый, — твердо оборвал его Роман, — не возникай. Серёжа развёл руками, закончил возникать и отошёл на всякий случай. Пока Кеша лихорадочно соображал, как отвлечь ребят от начинающейся драки, случилось нечто крайне любопытное. И абсурдное. Сминая голые кусты, во двор на рычащем отцовском мопеде вкатился Игорь. У него была приметная жёлтая каска, термос с чем-то неизвестным и полное решимости лицо. Оценив ситуацию затуманенным взглядом, он процедил: — Мужики, вы играете? Я с вами. Хулиганы побежали. Катамаранов, ухмыльнувшись, двинулся за ними. Кеша, Жилин, Ромины ребята и даже сам Рома поражённо наблюдали за странной и весёлой картиной. Скоро, конечно, стало не до смеха: хулиганы-то скрылись, а Игорь, не справившись с рулём, въехал прямо в зелёный забор да так там и остался. Серёжа Жилин закатил глаза и ласково сказал: — Вечно он не в ту сторону воюет. Наташка Стрельникова рассказала подружкам, что во дворе драка между «Железными» и «хмырями какими-то», и спустя пару минут на улицу стеклись все старшеклассники. Драки не увидели, разочарованно вздохнули, включили магнитофон и продолжили заниматься своими делами. А Рома, наконец расслабившийся, жутко закашлялся. Покрасовался, блин. — Ох уж эти т-твои сигареты. Ром, ты же з-знаешь, что они вредные, — как ни в чём ни бывало забормотал Кеша. — С-сколько раз уже говорили, ну? И куртку надень — заболеешь в-ведь. — Ну тише, — успокоил его Железнов. — Тише. Серьёзно, лапа, из тебя чуть котлету не сделали только что, а ты обо мне печёшься? Лапин не смог сдержать улыбки. — Кто-то должен, д-да? — Кто-то должен, — повторил Роман задумчиво. До Кеши дошло, что он всё это время сидел в сугробе. Рома помог ему подняться. Какое-то время они просто стояли. Потом Танечка Буланова закончила петь и вместо нее заиграла «Белая ночь». Почувствовав, что его куда-то тянут, Кеша поднял глаза на Рому. — Ч-чего ты? — спросил он. Рома был невозмутим. — Как чего? — хмыкнул он. — Приглашаю тебя танцевать, раз уж Особа дала заднюю. Давай, Кеш, соображай. «Кеш», — повторил про себя Лапин, чувствуя, как что-то тёплое и приятное разливается у него внутри. Никогда ещё до этого Рома его по имени не называл. — Я не очень умею, — предупредил он. — Я тоже. Все почему-то решили, что под «Белую ночь» можно танцевать только медленный танец, и Рома с Кешей, покачивающиеся рядом, чувствовали себя неловко. Лапин не удивился, когда Роман, аккуратно, совсем нехарактерно для себя, притянул его за рукав ближе и замер, давая возможность отстраниться. Кеша не отстранился. Стояли они теперь очень близко, и можно было почувствовать чужое горячее дыхание у себя на виске. — Р-ром? — позвал Кеша. — Мм? — А те р-ребята, ну, с которыми ты… то есть вы… Я имею в виду, те бандитики нас г-голубками назвали. Рома наконец снял свои очки. Он, закусив губу, смотрел спокойно и говорил ровно: — Кеш, тебя волнует? Кеша подумал. — Нет, — ответил он. — Тогда решили, лапа. Кеша помолчал и спросил: — А м-можно без «лап»? И без «дядь». Ты же знаешь, как меня з-зовут, Р-рома. — Хочешь, будешь «отцом»? — предложил Железнов. — А что? Пора бы. Боевое крещение прошел как-никак. Лицо Кеши осветила широкая улыбка, и он, не выдержав, рассмеялся. На душе стало так хорошо, что словами он выразить не мог. Вместо этого легко погладил Рому по холодной щеке и отвернулся, задрав голову. — Что увидел? — спросил Рома. — Смотри, сколько звёзд, — сказал ему Кеша. — Как будто на картине. Или во сне. Красиво, д-да? — Красиво, — подтвердил Рома, глядя на Кешу. И переплёл их пальцы. По второму кругу крутили Цоя. Ночь опускалась на Катамарановск, как облако. Январь спешил сменить декабрь. Роман Железнов смотрел, как длинные ресницы отбрасывают тени на Кешины щёки, и улыбался.