Армия кардинала Гумберта

Планета была как игрушечка. На две трети покрытая океанами, разделённая климатическими поясами, она просто фонтанировала биоразнообразием. Засушливые пустыни, высокие горы с белыми шапками вершин, дремучие тёмные леса и зелёные плодородные равнины — казалось, любое живое существо Вселенной смогло бы отыскать здесь для себя комфортную среду обитания. Наситэ’й не мог оторвать восхищённого взгляда от экрана. За время освоения космоса ти’соны колонизировали множество миров, но с подобным столкнулись впервые. Словно родная Аррет смотрела на них с дисплеев, куда передавалось изображение как с камер самого корабля, так и с отправленных вниз на разведку беспилотников. Все физические параметры настолько совпадали, что ещё задолго до отправки экспедиции планету-близнец назвали зеркальным именем Терра. А вот теперь и воочию можно было видеть сходство. В то же время краем уха Наситэ’й прислушивался к спору между капитаном корабля Дикэ’лу и Шериилом, чиновником Корпорации, которому в скором будущем предстояло развернуть первую ти’сонскую колонию в этом уютном уголке Галактики. Те, как водится, спорили о том, что делать с обитавшими здесь разумными гуманоидами. Капитан был за то, чтобы сразу зачистить планету от лишних. — От обезьян всегда одни проблемы. Они слишком шумные, вздорные, постоянно лезут куда не надо. И очень быстро загаживают места своего обитания. Уверен, прилети мы сюда на тысячу-другую лет попозже, застали бы вместо цветущего сада радиоактивную помойку. Сейчас они опасности никакой не представляют, но и пользы от них ноль. Да и какой смысл конкурировать с дикарями за ресурсы? — Вы ведь это несерьёзно, Дикэ’лу? — искренне недоумевал начальник экспедиции. — На таком уровне развития аборигены нам не конкуренты, а точно такой же ресурс. Между прочим, разумные обезьяны высоко ценятся среди ксено-коллекционеров. Знаете, сейчас входят в моду зверинцы из разумных и полуразумных существ с разных планет. В индустрии развлечений на обезьян тоже большой спрос. Они очень эмоциональны и артистичны, с ними можно воплощать любые тёмные фантазии. Дикарей легко убедить, что они имеют дело с богами. После этого они готовы на всё. Дикэ’лу презрительно фыркнул. — Только не приматы. У этих рассудок вообще нестабилен. Помнится, вся партия ниррианцев спятила от страха прежде, чем наместнику удалось их хоть кому-нибудь продать. А ривы, наоборот, пытались поднять восстание. Рабы из обезьян никакие, они непредсказуемы. Но если вам хочется рисковать деньгами и репутацией, можете попробовать. Шериил уже собрался было возразить, но тут, похоже, внезапно вспомнил о присутствии в рубке ещё одного члена экспедиции. — Постойте-ка! У нас ведь для таких вопросов есть специалист по ксено-психологии! Наситэ’й, что вы молчите, как люрк в брачный период? Рассудите нас! Наситэ’й усмехнулся и развернулся в кресле. Вообще-то он был согласен с Шериилом. Корабль висел на орбите Терры уже несколько дней, и этого времени вполне хаватило, чтобы составить представление о её обитателях. Государства Терры были очень раздроблены и находились на разных уровнях развития, но ни одно из них ещё не освоило хотя бы энергию угля и пара. Пахали тут на быках и лошадях, передвигались верхом или в деревянных повозках, а чаще пешком. Сражались только холодным оружием. На звёзды если и глядели, то в лучшем случае, чтобы определить направление. В основном же возносили молитвы. Вряд ли дикари хотя бы понимали, что такое звёзды. Все здесь были очень суеверны, малограмотны и подвержены фатализму. Идеальный товар для работорговли. Но и с капитаном Наситэ’ю ссориться не хотелось. Откинувшись на спинку кресла, он сложил домиком свои длинные когтистые пальцы, а ногу закинул на ногу, покачивая копытом. — Я не очень-то силён в оценке дикарей, — осторожно начал Наситэ’й. — Как вы знаете, я специалист по контактам с технологически развитыми цивилизациями. Но не вижу причин рубить с плеча. Пока наши дроны будут брать пробы воздуха и воды, исследовать местность и прочее, можно отловить кого-нибудь из аборигенов и внимательно его изучить. Если товар окажется психически неустойчив, с большим количеством мусорных генов и вообще с гнильцой, тогда зачистим Терру, как предлагает капитан Дикэ’лу. В конце концов, разумные приматы не редкость, в отличие от пригодных для жизни планет. Но если дикарей можно будет как-то использовать или с выгодой продавать, зачем от этого отказываться? Мысль всем показалась здравой. На том и порешили. *** — …отлучить патриарха Константинопольского Михаила Керулария от лона Святой Церкви и предать вечной анафеме со всеми еретиками вместе с Диаволом и аггелами его! Кардинал Гумберт закончил зачитывать хартию. И пока слова эти, отражённые эхом, ещё раскатывались под сводами Собора Святой Софии, возложил документ на алтарь. В тот день, 16 июля 1054 года, Божественная Литургия так и не состоялась.¹ Это была крайняя, вынужденная мера. Весьма рискованный шаг. Но так повелел сам Господь. Каждый вечер Гумберт допоздна стоял на балконе, вглядываясь в небо. Туда, где в созвездии Тельца несколько дней назад странным образом вспыхнула новая звезда.² Сам Гумберт в астрономии не был силён, и не заметил бы никаких изменений на небе, если бы не Фридрих Лотарингский, ещё один член папского посольства. Тот не мог пропустить столь явный знак того, что Господь одобряет все их действия. После появления звезды Гумберт перестал в чём-либо сомневаться, принялся давить на византийцев и диктовать им условия Рима безо всяких дипломатических оговорок. Однако патриарх Константинопольский истине внять не пожелал. Его, Михаила Керулария, всё устраивало. И грызня, и богохульства, и обиды папского легата, и едва ли не драки во время переговоров. Политическим идеалом Керулария была полная независимость византийской церкви — независимость как от императорской власти, так и от папства. Всё шло к разрыву, а он лишь сильнее раскачивал лодку. Император Константин Мономах пытался вразумить своего патриарха, заставить его пойти на уступки, но куда там! Керуларий и василевса тоже ни в грош не ставил. Что, впрочем, понятно, ибо Константин уже был к тому времени серьёзно болен. Когда-то давно, ещё при Михаиле IV, Керуларий и сам претендовал на трон. Его попытки стать императором потерпели неудачу, однако он не унялся, а решил зайти с другого конца. Говорили, что под ризу Керуларий надевает багряные сапожки — обувь, подобающую одному лишь василевсу, — мол, епископское достоинство не ниже царского. Гумберта так и подмывало проверить, правда ли это. Но способа незаметно приподнять подол патриаршей ризы он найти не сумел. Но уж теперь-то Михаилу Керуларию конец. Отлучённый от церкви, он более нигде не найдёт поддержки и тем паче не сможет мутить народ. Ведь когда Гумберт зачитал свою хартию, разгневанная толпа едва не растерзала папских посланников. Вот до чего заморочил простым грекам головы вредоносный патриарх. Лишь вмешательство императора спасло ситуацию. Теперь же Риму пришло время ликовать. Гумберт потребовал, чтобы отлучённый патриарх сложил с себя сан, прилюдно покаялся и принял епитимью. Лишь тогда он сможет ещё питать какую-то надежду на прощение грехов и возвращение в лоно святой Матери Церкви. Михаилу Керуларию ничего не оставалось, как созвать синод. И вот, время пришло. 20 июля 1054 года соборная площадь была полна людей. Как правило, синод проходит закрыто, и на нём присутствуют лишь высшие чины церкви, но поскольку сегодня ожидалось публичное покаяние патриарха, к высокому собранию допустили простонародье. Вокруг стоял ровный неразборчивый гул, словно в улье. Двенадцать бородатых митрополитов и несколько византийских архиепископов молча сплотились вокруг пустующего кресла патриарха. С другой стороны — папские посланники в чёрных одеждах бенедектинцев сидели прямые и строгие, словно олицетворение Правосудия. Среди них красным пятном выделялась кардинальская сутана Гумберта. Все ожидали появления Михаила Керулария, но тот не спешил навстречу собственному позору. Постепенно кардинал начал чувствовать себя неуютно. По коже забегали мурашки — сначала почти незаметно, потом всё сильнее и сильнее. Оно и понятно, момент, конечно, предстоял волнительный, однако когда проклятые мураши принялись не только бегать, но и кусаться, терпеть это стало решительно невозможно. Заметив, что и прочие бенедектинцы мало помалу начинают ёрзать на своих местах, Гумберт скосил глаза вниз и буквально задохнулся от гнева. Мурашки оказались никакой не аллегорией. Скамью для папского посольства заботливо помазали мёдом, и теперь сотни маленьких чёрных муравьёв деловито кишели вокруг, привлечённые сладостью. Шуточка вполне в духе константинопольского патриарха. Кардинал уже почти было собрался покинуть синод, но в этот самый момент появился, наконец, Михаил Керуларий. Степенно ступая, он взошёл на амвон. Однако ожидаемого покаяния и сложения с себя патриаршего сана не последовало. Вместо этого Михаил объявил, что все действия римского посольства неправомочны, поскольку снарядивший его римский папа Лев IX скончался примерно в то самое время, когда легаты прибыли в Константинополь. И пока присутствующие переваривали эту новость, патриарх воспользовался повисшей тишиной, чтобы разразиться речью о порицании католических обрядов и о недопустимости вмешательства Рима в церковные дела на Балканах. Закончил он тем, что предал анафеме самого Гумберта. — Отрекись от Диавола, кардинал Сильва-Кандидский! — громыхал Михаил с амвона. — Отрекись, иначе черти скоро явятся по душу твою и поволокут тебя крюками прямиком в геенну огненную! Про чертей явно было вставлено, чтобы потешить простонародье. Кардинал сильно сомневался, что Керуларий в Бога-то верит, не то что в чертей. Разъярённый, Гумберт вскочил с места и под улюлюканье черни покинул собор, сопровождаемый членами папского посольства. На выходе он распрощался с братьями-бенедиктинцами. По правде говоря, ему, как и всем остальным, было уже не до византийцев с их схизмами и анафемами — добраться бы поскорее к себе, переодеться в домашнее, да вытряхнуть проклятых муравьёв из сутаны. Однако едва лишь открыв дверь в отведённые ему посольские апартаменты, кардинал так и замер на пороге. Внутри его поджидали… черти. Самые настоящие, с рогами и копытами, с длинными коровьими хвостами, с козлиными бородками и свиными рылами. Черти обратились к оцепеневшему Гумберту на незнакомом ему языке. А может язык и был знаком, просто у папского легата в тот момент всякий разум отнялся от столь сурового потрясения. Правда, где-то на краю сознания мелькнула здравая мысль, что это, скорее всего, ряженные, однако додумать её кардинал не успел. Поняв, что собеседник не собирается ничего отвечать, черти обступили его со всех сторон. Что-то кольнуло в шею, и Гумберт провалился в забытье. Очнулся он в очень странном месте. Словно бы в желудке гигантской металлической рыбы или внутри огромного яйца. Здесь не было ни дверей, ни окон, лишь гладкие стены, смыкавшиеся над головой полукруглым сводом. Невзирая на герметичность, комнату, словно поле в пасмурный день, заливал неяркий ровный свет, источник коего определить не удалось. Холода кардинал также не ощущал, хотя и оказался совершенно наг, словно в день своего появления на свет. Из мебели было лишь мягкое узкое ложе, на котором Гумберт проснулся, да и то с тихим шелестом уехало в стену, едва он поднялся на ноги. Осмотревшись и поняв, что даже патриарху Константинопольскому устроить такой розыгрыш было бы не под силу, кардинал пал на колени и вознёс Богу горячие молитвы. Не оставалось никакого сомнения, что Керуларий продал душу Диаволу и заключил с тем сделку, дабы избавиться от папского легата. Сам же Гумберт твёрдо решил ни на какие посулы демонов не поддаваться и с достоинством выдержать все пытки, которые здесь его, несомненно, ожидают. Хотя это место мало походило на геенну огненную, в том, что оказался пленником адовых посланцев, кардинал не сомневался. И оказался прав. Черти навещали его ещё дважды, появляясь сквозь дыру в стене, которая закрывалась сразу же после их ухода. В первый раз пытались разговаривать с пленником на разных языках, в том числе по-латыни, по-гречески и на родном Гумберту бургундском наречии. Кардинал же был твёрд и в ответ не отверзал уста свои. Во второй раз черти явно были чем-то взволнованы, даже напуганы. Уже не разговаривали, просто, как и в первый раз, усыпили Гумберта. Но не до конца, потому что сквозь сонное оцепенение кардинал ощущал, как его куда-то волокут. Затем в лицо ударил яркий свет, голову сдавили обручем, под кожу вогнали иглы, а в уши, ноздри и прочие отверстия на теле вставили какие-то трубки. Боль, хотя и довольно сильная, как ни странно, не была совсем уж нестерпимой. Ощущалась, как сквозь хмельной дурман. Проснувшись через какое-то время на своём белом ложе в камере, Гумберт не смог понять, испытал ли он всё это наяву или просто увидел кошмарный сон. После этого о нём словно забыли. Время от времени в полу открывался люк, и оттуда поднимался стол, уставленный яствами и напитками. К еде кардинал стойко не притрагивался, но воду всё же пил, дабы не умереть в сем проклятом месте от жажды. Затем свет начинал медленно угасать, и это, наверное, символизировало окончание дня. Кардинал и дома-то мало спал, теперь же и вовсе потерял покой. Денно и нощно Гумберт Сильва-Кандидский взывал к Господу, умоляя ниспослать спасение от нечистой силы. Он совершенно не сомневался, что ещё вот-вот чуть-чуть — и появится здесь крылатое Святое Воинство во всей своей славе с огненными мечами наперевес. Воинство так и не явилось. Но через несколько дней, счёт которым Гумберт быстро потерял, послышался тихий щелчок, и одна стена в его узилище слегка отъехала в сторону, открывая выход наружу. На этот раз к нему никто не зашёл. Проход так и остался открытым. Прождав какое-то время, кардинал укрепил свой дух молитвой и отправился навстречу неизвестности. Увы, открывшийся выход не привёл Гумберта к свободе, а лишь расширил границы его тюрьмы. Снаружи его ожидал лабиринт бесконечных коридоров. Иногда попадались странные помещения с нагромождением непонятных предметов, где что-то светилось, мигало разноцветными огоньками или издавало чирикающие звуки. Затем кардиналу довелось наткнуться на ряд жилых келий, похожих на его собственную темницу, только не замурованных. Везде на белых полках неподвижно лежали черти. Сначала кардинал спешил пройти мимо, стараясь быть как можно незаметнее. Но затем любопытство взяло вверх. Войдя в одну из комнат, он наклонился над телом. Нос уловил пока ещё слабый, однако очень характерный запах. В голове всё перевернулось. Нет. Не может быть. Но действительность говорила сама за себя. Это не черти. Не демоны. Не злые духи, посланные из ада по его душу. Безо всякого сомнения — это существо было из плоти и крови, и оно не спало. На краткий миг Гумберт испытал облегчение, даже ликование. Но постепенно осознание случившегося стало наполнять его душу паническим страхом. Это существо умерло в своей постели, и его некому было похоронить. Как и многих других, которых он видел ранее. Что с ними стало? Уже не стараясь соблюдать осторожность, кардинал торопливо продолжил исследовать таинственный замок (или что бы там это ни было). Теперь кое-где ему стали попадаться тела, валявшиеся в тех или иных комнатах на полу, а то и прямо в коридоре. Гумберт блуждал по лабиринту и нигде не видел даже малейшего намёка на выход. И ни одной живой души. Только трупы. А ведь эти козлоногие умели говорить на латыни и даже на бургундском. Быть может, у него был шанс вернуться домой, если бы он раньше узнал, что похитители хотят от него. Возможно, всё решилось бы обычным выкупом. Но теперь об этом сожалеть было поздно. Похоже, он остался единственным выжившим в этом странном месте. *** Захват подходящего по параметрам обезьянина, в целом, прошёл без происшествий. Правда, его вначале хотели выманить куда-нибудь в менее населённую местность. Но дикарь оказался непереговороспособным. Сыграл тот факт, что террианцы, видимо, ещё в каменном веке уничтожили все прочие разумные расы, даже из своих ближайших родственников — приматов. Во всяком случае, разумный вид на планете был один-единственный, и местным даже в головы, похоже, не приходило, что высокоразвитое существо может выглядеть как-то иначе, чем безволосая обезьяна. В итоге аборигена просто усыпили и доставили на корабль. Однако едва успели его разместить в изоляторе, как одному из трёх членов группы, спускавшейся за дикарём на планету, стало плохо. Бред, галлюцинации, судороги. Анализ крови никакой инфекции не выявил, да и вирусы всё же так стремительно подействовать на организм не способны. Им требуется хоть какое-то время, чтобы расплодиться в достаточном количестве и поразить жизненно важные органы. Однако вскоре с тем же недугом свалился и второй из той же тройки, а затем и последний. Этот всё повторял в бреду: «живые семечки, живые семечки», но имело ли это хоть какой-то смысл, никто сказать не мог. Ни один из троих не прожил достаточно долго, чтобы медики смогли поставить вменяемый диагноз и хотя бы попытаться их спасти. Посмертное изучение тел тоже особо ничего не дало. Капитан горько пожалел, что положившись на неполные пока данные анализаторов разрешил членам экипажа спуститься на планету без специального снаряжения. В дальнейшем решили действовать осторожнее. Однако оказалось, что эта мудрая мысль запоздала как никогда, и беда уже проникла на сам корабль. На следующий день был обнаружен труп техника, отправившегося к утилизатору, чтобы сбросить туда безразмерный красный наряд аборигена. Он лежал посреди коридора, рядом с ним валялся пластиковый контейнер. При падении крышка открылась, и красная тряпка частично вывалилась наружу. А вокруг ползали… чёрные семечки. Оказалось, что дело действительно в насекомых. Исследовав одно такое «семечко», медики выяснили, что при укусе оно впрыскивает микроскопическую, но при этом смертельную дозу неизвестного токсина, губительно воздействующего на развитую нервную систему ти’сонов. Заодно изучили пойманного дикаря, надеясь выделить из него антидот. Но успеха не добились. Стало лишь ясно, что для обезьянина эти насекомые совершенно безвредны, хотя на его почти безволосой розовой коже было обнаружено множество точек от их укусов. Но самое страшное — эти твари, похоже, успели расползтись по кораблю. Срочная дезинфекция всех отсеков результата не дала. Маленьких монстров не брал ни один та’сонский инсектицид. Их было невозможно вытравить, разве только переловить по одиночке и либо сжечь, либо раздавить. Но это, конечно, не выглядело осуществимым планом. Арретианцы стали погибать один за другим. Возможно, при наличии времени, они и справились бы с этой напастью, но беда обрушилась слишком внезапно. Дикэ’лу пришлось велеть всем надеть герметичные скафандры, но и этот приказ запоздал. Насекомые успели забраться под одежду или в шерсть к большинству членов экипажа. Очевидно что-то в та’сонском запахе было для «семечек» чрезвычайно привлекательным и в то же время делало их агрессивными. Не повезло и самому капитану. Лишь двоих скафандры успели спасти. Наситэ’й вошёл в капитанскую рубку и застал там Шериила, склонившегося над пультом управления. — Что вы делаете? — встревожился он. — А вы не видите? — огрызнулся чиновник. — Запускаю систему автоматической эвакуации. Так что готовьтесь к гиперпереходу. — Уже некого эвакуировать! Никого не осталось! — Мы остались! Наситэ’й подскочил к Шериилу и схватил его за руку. — Ты спятил! У нас на борту мелкие ядовитые твари, убивающие с одного укуса. Которых, к тому же, ничем невозможно вытравить. Хочешь привезти этих монстров на Аррет? А если они там расплодятся? — Мне всё равно! Я не собираюсь подыхать тут! Правительство обязано оказать нам помощь. — Правительство взорвёт наш корабль ещё на подлёте, как только узнает, что у нас тут произошло! Наситэ’й попытался оттащить чиновника от пульта, где, судя по показаниям приборов, всё уже было готово к запуску. Сцепившись, они покатились по полу. В руке у Шериила внезапно оказался бластер. Наситэ’й бластера не имел, но знал, что сможет ударить выдвижным лезвием, и если не нанести смертельную рану, то хотя бы порвать противнику скафандр, а остальное доделают хищные «семечки»… *** Блуждая по лабиринту, кардинал Гумберт набрёл на очередное помещение, большое и круглое. Здесь обнаружились ещё два трупа, но эти явно умерли не своей смертью. Облачённые в некое подобие доспехов, они погибли, сражаясь друг с другом. По центру комнаты находился странный стол. Его мигающие огоньки завораживали, словно приглашая коснуться. Гумберт медленно приблизился, долго всматривался в цепочку неведомых символов. Затем приложил ладонь к матовой гладкой поверхности. В тот же миг комнату охватила лёгкая дрожь. Не тряска, а скорее, вибрация. Затем всё поглотила вспышка белого света. *** А вот что написали об этом событии китайские хронисты: «В пятую луну первого года периода Ши-Хо на восточном небе в созвездии Тьен-Куан зажглась звезда. Она сияла красно-белым светом, направляя лучи в разные стороны. Звезда наблюдалась двадцать три дня, затем погасла».