***
Похлопывающие движения по щекам вынуждают оставить столь заманчивое забытье и вернуться в крошащуюся реальность. Моя голова покоится на коленях Альваро. Убедившись, что я постепенно, медленно моргая, прихожу в себя, он тихо проговаривает, склонившись: — Ещё пятнадцать минут, и мы на месте, Джейн. Я вновь замечаю всё те же несколько впившихся осколков на его лице, еле борясь с желанием дотронуться и вытащить, однако мне и самой сейчас не помешало бы для начала полностью прийти в себя. По ладоням проходит мелкая дрожь, когда вспоминаю всё, что произошло. Тяжело вздохнув, чувствую, как глотку саднит от сухости, а сознание умудряется раскачиваться, несмотря на моё полулежачее положение. Но я всё равно, морщась, приподнимаюсь и кое-как усаживаюсь рядом с Альваро — кусочки стекла спадают с одежды и с переливающимся хрустом ломаются под ногами. Коврики словно усеяны дорожками драгоценностей. Осмотревшись и настороженно прислушавшись, понимаю, что хоть молчаливо напряжённый Энтони и гонит под семьдесят миль в час, нас больше не преследуют — ни неизвестных на мотоциклах, ни полиции. Мы въезжаем в Квинс — кажется, пересекаем одноимённый бульвар. Понаблюдав за местностью в неприкрытое более окно, в раме которого узорчато торчат остатки стекла, окончательно понимаю, что мы едем в Ла Гуардию. Освежающий ветер налетает на волосы, взъерошив их, и, отведя одну назойливую прядь от губ, я поворачиваю голову обратно к изучающему меня Альваро. Кутаюсь в его пиджак, который был накинут, очевидно после, на мои колени, и понимаю, что, скорее всего, буду пахнуть его духами. На дне тёмных глаз, направленных на меня, я вижу довольство и одобрение на свои движения и не могу не схватить за хвост непрошенную мысль о том, что их обладатель чертовски хорош в одной лишь рубашке. — Ты как? — Это я должен спросить у тебя, — криво усмехается Альваро, пальцем коснувшись осколка на своей скуле, но ни одной эмоцией не выдавая своих ощущений. Непревзойдённая выдержка. Словно не он получасом ранее избежал гибели. — Я привыкла к тому, что моя жизнь — сплошная трагедия, поэтому никак не ожидала быть в роли героини боевика, — подхватывая его усмешку, устало откидываюсь назад и сама прислоняюсь к мужскому плечу. Это становится необходимостью. Частью чувства безопасности. — Ну вот, видишь… — слышу задорные нотки в бархатном тоне Альваро и боковым зрением ловлю то, как он достаёт из кармана брюк тёмный платок и вытирает ссадины на ладонях. Пистолет лежит на кожаной обивке между его разведённых ног. — Для первых съёмок ты ещё хорошо держалась. Главное, что без ранений. Скосив глаза на панель бортового компьютера, виднеющуюся между передними креслами, замечаю на часах половину первого ночи. И даже короткое беспамятство не отбивает хлынущее к векам желание уснуть — кажется, тело и ментальность исчерпали все ресурсы на сегодняшний день. Упади сейчас рядом ракета, всё равно не стану ей противостоять. — Наивно было предполагать, что они не нападут… Свистящий по салону ветер уносит мои слова и вынуждает зябко передёрнуть плечами. Я неспешно, словно ничуть не смущает раскрытое обзору бельё, начинаю застёгивать пуговицы на блузке. Поправляю накинутый пиджак, в котором тону. Наверняка со стороны я и Альваро выглядим невероятно гротескно — почти что Бонни и Клайд. — Нет, Джейн, наивно было предполагать, что они нападут не сегодня. Центр Нью-Йорка, публика, полиция сплошь и рядом — я полагал, он не рискнёт. — Он? Считаешь, что Райли не при чём? — приподнимаю я бровь, хоть и Альваро не видит этого. — Они оба при чём. Но то, чему, к сожалению, ты стала свидетельницей, в первую очередь дело рук Монтеры, — опаляющая ненависть, исходящая от Альваро, осязаемо сжимает пространство. — Не знаю, что именно он хотел, — лишь запугать или сразу убить, но действовал как всегда грубо и не особо обдуманно. — Как всегда? — это режет слух, но, спустя долгую паузу, я не получаю ответ и утомлённо проговариваю: — Не знала, что ты носишь пистолет. — Энтони носит… А это так… — поправляет меня Альваро, поднимая чёрный матовый огнестрел. — Мера предосторожности. Как видишь, пригодилось. Он ловким движением передёргивает затвор, отчего я ёжусь, ставит на предохранитель, и мне приходится слегка приподняться, чтобы дать Альваро возможность убрать ствол назад, за пояс. — Не люблю огнестрельное оружие, — слышу я, повернув к нему голову, и замечаю помрачневшее выражение лица. — Слишком быстрая, почти снисходительно даруемая смерть. А подобные Монтере не достойны снисхождения. Решив больше не пользоваться гостеприимством его плеча, поворачиваюсь полностью и, подложив под себя ногу, согнутую в колене, прислоняюсь боком к обивке. Теперь мы смотрим друг другу в глаза — взгляд Альваро нечитаем, а мой, наверняка, выражает бескрайнее опустошение. Чувствую себя выжатой и перемолотой вконец. Но всё равно осмеливаюсь тихо сказать, дабы разбавить молчание: — Твои царапины стоит обработать. Он усмехается, вдруг дюйм за дюймом следуя взглядом по моей блузке и так же медленно поднимая его обратно. В этом нет ни грамма дешёвой пошлости, блеклого флирта или глупого кокетства — лишь живой, необузданный интерес. Ко мне, моим словам и к завуалированной заботе, которую и я от себя не ожидала. — Займусь этим в самолёте. — Куда, кстати, мы летим? — я понимаю, что оставаться в городе сейчас опасно, поэтому так мирно принимаю ультимативность в тоне Альваро, в котором вдогонку проскальзывает загадочность: — В Марбелью.***
Устав сидеть в машине, где я коротаю время, пока Альваро и Энтони вместе с персоналом уже сорок минут тщательно проверяют каждый уголок частного самолёта, всё же решаю выйти к ангару. Шум заведённых двигателей, перекрикивающиеся подоспевшие к нашему приезду сотрудники аэропорта, взлетающие с других полос самолёты регулярных рейсов — я смотрю на происходящее словно со стороны, чувствуя, как холодный ветер проникает под одежду, лаская кожу. В нём есть свой плюс: сонливость снимает как рукой, а разум будто охлаждается и чётче анализирует события и предстоящие последствия. Нет никакого желания закидывать Альваро вопросами или спорить с его решением — я безропотно принимаю факт вынужденного отъезда, понимая, что в Испании мы сможем временно залечь на дно. О том, что будет по возвращению обратно и когда это в принципе будет, думать пока не хочется. Настоящее наносит удары друг за другом настолько мощные, что предоставлять будущее и планировать его нет смысла. Единственное, что меня немного смущает, — отсутствие каких-либо личных вещей и сменной одежды. В моей небольшой сумке нет даже зарядного устройства для телефона, не говоря уже о более важных предметах. Зато, покопавшись, обнаруживаю ту самую карту, выданную Альваро, — она так и осталась в ней, когда я ходила по магазинам и выбирала платье на благотворительный вечер. Как забавно то, что ещё недавно я не собиралась ею пользоваться до победного, а в итоге радуюсь её наличию, потому что просить Альваро напрямую потратиться на меня по приезде всё равно било бы по самоуважению сильнее. За этим изучением скудного содержимого лакированного «Фенди» меня застаёт Смит, пока Альваро, спустившись по трапу, общается о чём-то со стоящим около пилотом. Запоздало чувствую стыд — я даже не поинтересовалась у Энтони, ранен ли он и всё ли нормально после погони. — Ты в порядке? — громко тут же спрашиваю я, перекрикивая монотонный шум. — В полном. Мне не привыкать, — с вежливой улыбкой говорит Энтони, но, заметив мой последовавший недоумевающий взгляд, неохотно добавляет через минуту: — Служил в морской пехоте Великобритании. Когда-то. — О… — выдавливаю из себя я, удивлённо рассматривая его как в первый раз. А по субтильному телосложению и не скажешь. Зато такая служба в прошлом Смита отлично объясняет факт отсутствия у Альваро своры охранников, не в пример тому же Монтере, которого я всё ещё помню в окружении амбалов в холле Верховного суда. — Хочу поблагодарить тебя… — медленно начинаю я, подбирая слова, которые почему-то застревают в горле. Что-то в реакциях и поведении Энтони по отношению ко мне ввергает в смятение, и я совершенно не хочу его провоцировать или как-то обижать и грубить. Поразительно, но не замечала этих странностей за ним раньше, хотя, конечно, попросту была поглощена другим. — Не стоит, Джейн, — твёрдо пресекает он, кивнув мне и сделав шаг. — Думаю, скоро увидимся. — Надеюсь, — остаётся промолвить мне, наблюдая, как он отходит к Альваро. Слышу, как тот отдаёт приказ поменять машину, кивая на искореженный с двух сторон кузов, словно его пытались разодрать бивни слонов, а затем Альваро взглядом даёт мне понять, что пора расположиться на борту. Поднимаясь по трапу рядом с ним и чувствуя слабость в ногах, я не оборачиваюсь на всё ещё стоящего Энтони, который, знаю, прожигает мне спину хмурым взглядом голубых глаз.***
Поблагодарив милую и любезную бортпроводницу за принесённую аптечку и стакан воды, я подхожу с этим к молчаливо сидящему в бежевом широком кресле Альваро. Предугадываемая роскошь его частного самолёта всё равно поразила меня, когда мы разместились в салоне. Взлетели через десять минут, и в голове промелькнуло то, что нас так легко, без досмотра и волокит, допустили до полёта. Деньги и власть решают очень многое, жаль только, что их наличие не может утихомирить внутренний раздрай, не проходящий даже в обстановке панелей из красного дерева, накрытых столиков с вкусно пахнущей едой и удобнейших кресел. — У тебя ведь были подозрения ещё тогда, когда я возмущалась в твоём кабинете и обвиняла в отравлении папы, — присев рядом с Альваро, который, откинув голову и прикрыв веки, будто дремал, я задумчиво уставляюсь на «красный крест» крышки аптечки. — Ты ведь уже тогда что-то понял о Монтере, не так ли? — Не совсем, — он неспешно открывает глаза и отстёгивает свой ремень безопасности. — На тот момент ещё не знал, что сукин сын имеет лаборатории. — А та папка… На которой «H.Ltd». Там ты хранишь компромат на «Эрерру»? — едва договариваю очевидный вопрос, Альваро тянется рукой к аптечке, но она тут же отстраняется мною. — Нет. Я сама. Не могу дать объяснения своему порыву, но чувствую колоссальную потребность дотронуться до его кожи. Хотя бы так… — Уверена? Альваро приподнимает одну бровь, хитро поглядывая на меня, но я уже вовсю достаю ватные тампоны, антисептик и небольшие пластыри. — Ты не ответил на вопрос, — наклонившись к нему так, что прядь моих волос касается аккуратной щетины, строго озвучиваю вновь. Обрабатываю руки, попутно осматривая участки на грубом лице, куда вонзилось стекло. — Как грозно, — он тихо и коротко шипит, когда первый крупный осколок ложится на развёрнутый бинт. — Можно подумать, ты собираешься не вытаскивать их, а вгонять в меня. Для усиления эффекта допроса. — Спецэффекты на допросах — твой конёк, Альваро, — состроив ему рожицу, достаю ещё один поменьше, сразу прикладывая на место пореза смоченную ватку. «Пациент» демонстративно закатывает глаза, и я замечаю, как прячет мрачную улыбку. И, позволив короткой тишине повиснуть между нами, Альваро всё-таки произносит: — Не компромат, а информацию, — морщится из-за крупного куска в скуле. — Всё верно, эта папка на Леандро. — У тебя и на Райли есть досье? — Именно. — И всё же… Когда ты понял? — я обеспокоенно оглядываю его черты, мягко касаясь кончиками пальцев линии челюсти и морщин. Осторожно поворачивая лицо под разные углы. А вдруг какие-то мельчайшие частицы останутся под кожей? У меня нет с собой даже пинцета… А какая-нибудь лупа вдобавок была бы идеальна, но увы. — Когда Райли выиграл выборы, — внимательно следя за мной, негромко проговаривает Альваро. — Окончательно убедился, когда приняли закон. Но так как ты молчала о мефенамовой кислоте до благотворительного вечера, я никак не мог понять, как именно они убрали Эдварда, подведя всё под обычный инфаркт. Я поджимаю губы, киваю и берусь за последний осколок над тёмной густой бровью. — Твой информатор надёжен? — неожиданно спрашивает Альваро, пытаясь поймать мой взгляд, и, держа указательным и большим пальцем выуженное стекло, я даю себя пленить. — Надёжна, — намеренно поправляю, не видя смысла впустую изводить его. Такие глупые девичьи интриги не для меня. — Без неё я бы не обратила внимания на несостыковки в медзаключении о смерти. Но не хочу, чтобы ты о ней знал. Ощущается, как самолёт медленно, но верно набирает всё бо́льшую высоту, и в этот раз молчание затягивается надолго. — Это ведь Кейт Спенсер? — когда Альваро нарушает его первым, я уже собираю аптечку обратно, оставив только пластыри на коленях. — Твоя подруга. Вскидываю на него ошарашенный взгляд и неверяще тянусь к первой, уже обработанной царапине. Но меня стремительно настигает озарение: — Ах да, эти твои чёртовы досье… Ты действительно знаешь обо мне всё? — быстрым, немного злым движением доклеиваю на остальные порезы кусочки пластырей, зачем-то стараясь, чтобы это выглядело эстетично, и в последний раз дотрагиваюсь до жёсткой щетины. — Не всё, но достаточно, — Альваро перехватывает мою ладонь, отчего я непроизвольно задерживаю дыхание. Он смотрит прямо в глаза, в саму мою суть, пробирается на самое дно души или же того, что от неё осталось, — и я окончательно понимаю, что собирается поселиться там навсегда. Не спрашивая разрешения, но не ломая то, что там есть, не выдвигая ультиматумов. И не прося — лишь потому, что попросту хочет этого. И долгий, почти целомудренный, — если бы не многообещающий взгляд вдогонку, — благодарный поцелуй, оставленный на моих пахнущих антисептиком пальцах, вынуждает признать, что этого хочу и я. — Достаточно, чтобы сказать, что твой муж был непроходимым мудаком, раз решил изменять тебе… Я тяжело сглатываю, не в силах отнять руку. Внутри — глухая тишина: в того зверька уже и палкой не потыкать. И я даже не испытываю отвращение к самой себе, когда чувствую, как обсидианово-чёрное притяжение к Альваро побеждает и погребает под собой взвывшие остатки совести, стоит мне зацепиться за — но, благо, не озвучить — следующую мысль: «Боюсь, Альваро, что изменять мужу стала бы уже я сама, появись ты тогда в моей жизни…»