***
Ночью Арсению не спится. Так разозлил и заинтересовал его этот витязь. Наглый в словах, но в действиях сдержанный, спину неровно держащий ровно до того момента, как к нему князь подошёл. Устав метаться по простыням, откидывает Арсений одеяло расшитое и подушку в сторону. Всё твердеет внизу от воспоминаний, и зовёт он к себе одну из девок, ублажаясь до самой зари, пока лучи светлые не напоминают пшеничные волосы. Через неделю острое желание богатыря увидеть на нет вроде сходит и, отправляя коня к реке, где избушка несуразная на самом краю стоит, Арсений надевает одеяние попроще. Через лес крадётся, чтобы не встречать никого, но посмотреть, как там настроение у народа. Картина на берегу глаза услаждает, но вызывает недоумение. Стоит Антон по колено в воде и умывается, срамоту свою всему белому свету показывает. Не срамота, а красивая мужская сила, но вдруг девки забегут сюда из деревни, хоть и далеко? Для купания время странное, да и банькой чего не пользуется? Арсений с коня слазит и видит, что худой богатырь, как щепка, и в волосах у него цветы какие-то, как у девки. Непонятно зачем князь сапоги снимает и к нему в воду ступает. — Здравствуй, княже, — чуть смущенно разводит руками Антон, будто оправдываясь, что не в доме его встретил. — Здравствуй, богатырь, — копирует его обращение Арсений. — Случилось чегось? — Нет. Посмотреть решил, как ты здесь проживаешь, далеко от терема, от домов деревенских. Познакомиться надобно, вдруг судьбой понадобится свидеться. — Лучше бы не сводила она нас, — простодушно отмахивается Антон будто не князь великий перед ним. — Зовут обычно, когда набеги или беда какая. А здесь пригоже жить — спокойно, речка милая… — он искоса на него смотрит, будто внутрь заглядывает. — А вы, княже, шею целебной водой обтёрли бы. Он к берегу шагает и вместо того, чтобы прикрыться, тряпицу смачивает в реке и осторожно с шеи его капли кровяные смывает. Дергается Арсений от неожиданности и дерзости. — Не боись. Сейчас быстренько справимся, — насмешливо говорят ему. — Водичко, водичко, вымывай рану, допоможи крещенному, береги ото всякого лихо! — встретив ошалелый взгляд синих глаз, Антон останавливается и протягивает скомканную ткань: — На, можешь раздеться и остальное также промыть, я не буду смотреть. — Ты лечить заговорами умеешь? — стараясь скрыть страх, князь сжимает в руках комок, оказавшийся белой рубахой. — Моя мать — ведунья, все села ближайшие лечила, кровь останавливала. — кивает Антон. — Любовница, княже, у тебя, конечно, опасная, а так быстрей заживёт. Хочешь заговорю тебя на что-нибудь? — Уйди от меня со своими языческими штуками! — делает шаг назад Арсений. Он чувствует себя беззащитным перед нагим человеком, который неизвестно как узнал, что ему не только шею, но и спину расцарапали. — Обожди… лечила? Марья?.. Что с ней стало? Антон смотрит на него глазами цвета другого, но такими знакомыми. Мягкими и успокаивающими, из далекого детства. — Забываю её потихоньку. Волосы русые помню, глаза голубые и голос — пела она, как только солнце всходило. Столько дел хороших сделала, а ушла рано, по несправедливости… Арсению вдруг хочется его обнять и успокоить. Он видит, что тяжело делиться камнем на сердце тяжелым, поэтому в порыве стаскивает с себя все верхние защиты и спиной к нему поворачивается. — Закончи, раз уж начал. И если не хочешь делиться, не надо того делать. Твоей маме спасибо ещё раз, пусть ей на том свете бог поможет. Антон проводит пальцами по царапинам и старым шрамам, неприглядным другим людям. Арсений задыхается от неожиданной ласки, голову опускает, пока его бока поглаживают. — Жечь недолго будет, — успокаивает его Антон и шепчет опять свои странные слова, по лопаткам проходясь. — Доверяешь мне? — Не очень. — Правильно, Ладо, мой милый. Нельзя давать чужому человеку со спины заходить, — слова Антона совсем с действиями не вяжутся. Стоит князь безоружный, а на его ухо такую пошлость шепчут и сзади вплотную прижимаются. Ладой зовут только нежно любимого, только того, с кем жить любовно хочется. — А ты не чужой, — выдыхает Арсений, на своих плечах руки ощущая. — Не чужой боле, но и не родной друг ещё. Антон отстраняется от него, глубже в воду заходя, и Арсений оборачивается резко. Не мог же он словом неосторожным обидеть? Он смотрит на ключицы выделяющиеся, соски тёмные, чресла, которые так приятно было бы обвести языком и поцеловать, чтобы удовольствие собой доставить… Арсений мотает головой. Точно морок навели. Может, Антон совсем не тот, за кого себя выдаёт? Водяной или леший какой-нибудь, путает его мысли, ворожит взглядом своим… — Красивый ты, княже, да не буду судьбу гневить, не ровня я тебе. Антон глаз с него не сводит, руку вниз опуская и лаская себя. Арсений хрипло дышит и движение по груди своей повторяет. Расширяются глаза у богатыря от удивления, а движения всё резче становятся, князь тоже себя сжимает пальцами через штаны. Постыдно как-то раздеваться, где это видано, чтобы в воде таким заниматься? Шастун себя в родной стихии чувствует, водная гладь дыбится, расслабляя обоих, будто она живая, и стонут они оба, так и не отнимая горящих огнём глаз друг от друга.***
— Не война еще, так, печенеги озорничают. Надобно припугнуть всего лишь, так что народ раньше срока не тревожим, — делится своими мыслями один из лучших дружинников Дмитрий. Князь оглядывает внимательно своё войско: молодцы все статные, но нет среди них того, к кому сердце лежит. Несколько богатырей собрано дабы побаловаться силушкой, добрую службу сослужить. Только вот не рассчитывали они на такой сильный отпор. Арсений перехватывает меч в другую руку, зажимает рану, шлем поправляет, чтобы на глаза волосы не падали, а вокруг стрелы свистят и металл об металл бьётся. Битва тяжёлая, а отступать некуда. Прости меня, Антош, обещал вернуться, но не получится. Живым не дамся. Ещё одна стрела вонзается в его тело, и он чувствует, что не удержится в седле. Антон появляется неожиданно. Без коня, без лука, с одним мечом. И срубает нескольких супостатов одним движением. Занимает чужого коня, подлетает к Арсению, хватает его за другую руку и затаскивает к себе, приказывая держаться крепче. Арсений стискивает его в объятии до боли, пачкая кровью. Бой продолжается, но Антон прорывается сквозь круг, ссаживается с коня и отправляет животное галопом в лес. — Держись, друже, крепко держись. А сам возвращается обратно.***
Арсений приходит в себя в знакомой ему избушке, и воспоминания вертятся, приближаясь и удаляясь. Как они в тот первый раз чай пили, будто и не было ничего. Как он стал сюда приходить каждую неделю, баранки по-тихому умыкивая, как вместе рыбу ловили, на охоту княжескую с гончими ходили. Как Антон снова его Ладой назвал, тут же глаза отводя. Плечами соприкасаясь, коленом под столом случайно задевая. И как страшно ему теперь было отправляться в путешествия, на прощание руки стискивая в немом обещании, что всё будет хорошо. Герои славные не имеют права бояться. — Очнулся, — облегченно бренчит рядом с ним кольчуга. — Арс… — Антон хочет продолжить, но обрывает себя, и князь не верит, что это происходит. Антон никогда не сокращал его имя, не позволял себе. — Арс, ты почему мешочек мой подаренный не взял? Светлый князь вообще не понимает, к чему вопрос этот сейчас. Ему так радостно видеть любимого живым и здоровым. Но ответа от него ждут с нетерпением. — Потерять боялся в пылу боя. Хотел сохранить твой подарок. — Дурень, — злится на него Антон. — Это оберег. Его нужно носить, а когда в поход отправляешься тем боле нельзя без него. Я его для тебя собирал, горе луковое. — Я… не думал об этом. — Слава Перуну подоспел я, иначе… Арсений морщится. Он не принимает поклонения этим идолам страшным, но ради Антона всегда терпит. Тянется к нему со своего места под вздох взволнованный и берёт дивного богатыря за подбородок, к себе поближе. — Клятву-то свою помнишь? — Век не нарушу, княже… Слово Антон ему дал, что всегда рядом будет. Ни славы, ни богатств ему не нужно, хотя домишко у него покосившийся, а еды не всегда хватает. И в тереме жить не хочет, смеётся. Только милость княжескую в ответ попросил, и беречь кровь свою как зеницу ока… ради него, богатыря простого. — Глаза закрой, — приказывает ему Антон, и только ему это и позволено. — Опять тебе воду отвратную давали, покраснело всё, — и касается его век своими губами тёплыми. — Мне такие мысли стыдные в голову постоянно лезут, когда вижу тебя… Арсений морщится, перевязки в тисках держат, но в светлые волосы руку свою запускает. Губы разбитые к его лицу подносит, добро давая. Антон лишь легко касается, отстраняясь. — Княже, обыскались вас все уже. Дмитрий заходил, бояр обманывает, что в покоях ты с ранами лежишь, но скоро встанешь. — А ты ему что сказал? — Что вытащу тебя, а потом до самой смерти любить буду.***
— Возьми меня, ты же хочешь. Каменеет Антон, услышав эти слова. — Ты же не знаешь, чего просишь, княже… — Не называй меня так, когда мы любимся, я же просил! — А-арс, тебе же нравится, когда ты сам волен собой распоряжаться. Не обязательно тебе это пробовать. — А я хочу знать, каково это, — капризно надувает губы Арсений. — Ты же елозишь, и стонешь… А больно ведь только поначалу будет? У Антона от невыразимой нежности и наивности горло спирает. Сплетает их пальцы князь и глубже в подушку зарывается. Антон грудью в его спину вжимается и целует каждую косточку выпирающую. Арсений шире разводит ноги подкашивающиеся и стонет глухо. Колдует опять богатырь, несвязно и отрывочно, чтобы больно ему не было. Руки по обе стороны расставляет, нежно шеи Арсения касается, носом в волосы зарывается. — Ладо, прости, сокол мой ясный, сейчас легче станет… Арс шею изгибает и губы открывает, чтобы тот перестал прощения просить. А сам насаживается глубже, дух выбивая окончательно. Краснеют щеки у Антона от любовных утех и потуг. Ложится он рядом и к себе князя своего прижимает в восхищении. Каждой ямочке, каждой родинке внимание уделить хочется. — Я тебе что, сосательный петушок? — отпихивает его от себя княже. — А я похож на него, когда ты меня нежишь? — риторически спрашивает Антон, не прекращая своего занятия. — Не серчаешь на меня? — С чего бы? Ты меня опять Ладой называл, — утыкается ему в плечо Арсений. — И… приятно потом было. Это из-за заговора, да? — Нет, — сразу отвечает Антон. — Я только чуть облегчить смог. — Спасибо, Ладо. Антон между ног у него ложится и носом потирается, толкаясь медленно. Потом стёганым тёплым одеялом его и себя накрывает, чёрные волосы разметавшиеся поправив.***
— Не осталось богатырей, ни одного, Антош. Пойдёшь против этих… половцев, печенегов?.. — задыхаясь, мечется по избушке Арсений. — Пойду, — сжимает кулаки Антон. — Даже не сомневаешься, подумать не хочешь? — А чего тут думать-то? Богатырь я или кто? Мы с тобой несколько раз в походы ходили, волнуешься? Князь давится баранкой первой попавшейся. Антон у него бутылку медовухи отбирает, а потом рукой на него машет. — Не понимаешь ты ничего! Они тебя на верную смерть сошлют, братья эти названные киевские! — Арсений упирает руки в боки, искрами из глаз сыпля. — Легче уберечься от врага, чем от друга, — равнодушно отвечает богатырь. — Это точно. То-то я думаю, почему ты так спокойно на смерть идёшь! Ты из этих?.. — болью даются эти слова Арсению, но он правды хочет. — Городище на днях сгорело, а тебя вообще не задело. — Догадался, что я печенег? — язвительно усмехается Антон. — Ты чего, Антош, правда, что ли? — Конечно. Враг я тебе, ещё какой. Берет палицу со стены Антон и замахивается в гневе. Стоит князь перед ним, лицо закрывает. — Лицо твоё царское на месте останется, по ногам бить буду! — поднимает оружие богатырь и разламывается оно пополам от чувств бушующих. — На дружину свою посмотри и оберег открой. Посмотри, что внутри, если веришь мне хоть на самую малость. Арсений очами хлопает, но послушно мешочек развязывает. А там странное что-то: как будто клок волос выдранных и травы. — Приходит что-то в твою светлую головушку? — Волосы, — говорит князь упавшим голосом. — Но ты же не можешь быть… — Мать моя Берегиней была, а я сын её. Она всех воинов защитницей была, коли её волосинок супруги их спрашивали. Берегини только по берегам рек живут, а тебя всегда смущало, что я на отшибе живу. Как я тебя тогда с поля боя утащил, припоминаешь? Передалось мне от неё чудо чудное, видения приходят. А знаешь почему она погибла? Деда твоего дружина дань с народа собрала и скрывать это от князя великого удумала, а перед этим выпросила у неё волосы. На благое дело, вроде как, на защиту земли. Аукнулось ей доброта, Берегини ведь помогать могут только живущим по чести и правде. В муках скончалась. Даже имени никто не запомнил — Леля. Ромбы на моей печке нарисованные и то, что меня вода слушается, тебе ведомо было. — Значит, городище не супостаты сожгли… — Не супостаты, Арсений. Зреет против тебя заговор среди бояр. Поэтому и защитить народ ото зла я не могу, страшные дела творятся. — А я всегда в тебе что-то из женского начала чувствовал, — подрывается к нему княже и руку на грудь кладёт, на холодную кольчугу. Смотрит в глаза, и губы сами в слова стыдные складываются: — Только когда любишь ты меня, мне намного лучше становится, чем когда я тебя, поэтому не Берегиня ты вовсе. Берег. — Что ж мне делать-то с тобой, Ладо? Я о серьёзных вещах тебе разговор веду, а ты только распаляешь… — обнимает его крепко богатырь. — Откуда бы во мне сила такая появилась, коли не мать родная дала бы… Тебе я тоже всегда неказистым казался, а оно воно как… — Самым красивым, самым милым, любимым моим, — целует его Арсений. — И храбрым, и честным. Давай убежим? — Куда? — За реку! — Это не далеко. Увидят нас и найдут быстро. — И впрямь правду говоришь. Что ж, я князь, мужа своего защитить не смогу! — складывает руки на груди Арс. — Значит биться будем! Только не этим, — презрительно смотрит он на хилую цепочку, валяющуюся на дощатом полу. — Нужно посущественнее оружие. — Мужем? — Антон прижимает к своей груди его шапку соболиную. — Я мужем тебя своим считаю. Поэтому бери самое нужное и идём в мой терем. Не вздумай перечить мне! Обещал спину прикрывать до последнего вздоха, значит так и будет. Убережёшь от нечистой силы, — уверенно заявляет Арсений. — Яды умеешь различать, храбростью прославился на города русские… Узнаем, кто дела нечистые проворачивает за моей спиной и вместе с ним расправимся. Антон берёт его любимые баранки и на шею вешает. Хмыкает, и медовуху берёт недопитую. Пальцы свободной руки он переплетает с любимым наречённым. За милого и на себя поступиться не зазорно, ни то что на зла ему желающих. — Арс, я слово своё держу, не тревожься. Только всё наоборот. Это ты меня своей верой сберегаешь. Хоть жечь, хоть бить будут, а я тебя буду любить. Всегда.Так и будет. Это не долго и счастливо. Это намного больше. Потому что любовь, которая не боится препятствий - настоящая. Помните: важны не слова, которые вам говорят, а люди, которые их говорят. Берегите свою Ладу.