Eclair, eclair

– Ванечка, да ты никак с ума сошёл, – с улыбкой выдаёт Белозёров, смотря на Тихонова, который кутался в чересчур тоненькое для ноября пальтишко и струшивал с волос то ли изморозь, то ли меленькую снежную крупу. – Вот только ты не начинай, – закатывает глаза Тихонов и потирает затылок – Рогозина, похоже, выразила своё удивление внешним видом Тихонова немного ярче и однозначней, чем это сделал Белозёров. Дело в том, что ноябрь начался уже две недели как, и причины странного поведения Тихонова может быть ровно две: первая причина может заключаться в том, что Тихонов как-то упустил из виду, что холода наступают уже вот прямо сейчас, а потому из октябрьско-апрельской одежды переодеться чуток позабыл, а вторая же – в том, что Тихонов решил, что слишком хорош, чтобы замёрзнуть. В голове Белозёрова оба варианта звучат вполне себе правдоподобно. В любом случае, Тихонов уже успел получить подзатыльник от Рогозиной, лекцию от Антоновой и удивлённый взгляд от Круглова, а потому выслушивать водопад колкостей от Белозёрова категорически не собирается. Белозёров лишь пожимает плечами перед тем, как встать и подойти поближе к объекту всеобщего внимания достаточно морозного утра, струсить снег с его чуба и удалиться из лаборатории на добрых полчаса – ровно до того момента, как помощь ФЭС срочно не понадобится прокуратуре. За время отсутствия Белозёрова Тихонов успевает попереписываться с Холодовым, подумать о смысле жизни, съесть ватрушку прямо в лаборатории, не попасться Рогозиной за поеданием ватрушки в лаборатории, заскучать, послать мем с волками Белой, получив в ответ голосовое с её смехом, и за всем этим он даже успевает включить рабочую технику, чтобы в момент начала очередного суперважного дела, которое нужно раскрыть на вчера, быть в полной боевой готовности. Затем мем с волками он отправляет Белозёрову, однако тот обращает внимание на сообщение только тогда, когда возвращается в лабораторию; а открывает его, читает текст на картинке и уже собирается посмеяться не через голосовое, а очень даже вживую ровно в тот момент, когда в лабораторию входит Рогозина с очередным полковником из прокуратуры, у которого случилась неприятность в виде непростого дела. Работа закипает. Через пару часов, когда имя убитого, жены, всех любовниц, пары дочерей и одного сына установлены, а блог последнего изучен вдоль и, возможно, даже поперёк, Круглов притаскивает кулёк с мусором и целый ящик белья разных типов, форм и размеров. Выслушав поток шуток о многострадальном блоге, посвящённом, кстати, современной музыке, популярной среди молодёжи, у которой, по мнению Белозёрова, не самые хорошие вкусы, Круглов закатывает глаза, улыбается в усы, думая, что никто всё равно не заметит – в чём, конечно, крупно ошибается, – доброжелательно называет лабораторию цирком и многозначительно смотрит на добытые им улики. Тихонов шумно вздыхает. – Машинка стиральная у него поломалась, что ли, – раздосадовано бурчит Белозёров глядя на всё это великолепие. Круглов шумно вздыхает вслед за Тихоновым, делает это даже громче, чем он, хотя Тихонов уже хихикает над остротой Белозёрова – впрочем, ничего нового, – и уходит из лаборатории в буфет за свежими булочками, немного, по мнению Тихонова, злорадно улыбаясь. Булочки, ни свежие, ни даже чёрствые (хотя даже они в такой день имели бы успех в лаборатории, то есть, конечно, за её пределами), экспертам в обозримом будущем не светят. Вместе с бутербродами. И кофе. Белозёров ободряюще хлопает Тихонова по спине – и чего только стесняется? – и решает, что чем быстрей за работу взяться, тем быстрей она будет выполнена. На обыкновенное тихоновское «работа – не волк…» отвечает спокойным «да-да, волк – это ходить. Ещё слово, и бельём и мусором будешь заниматься сам». Тихонов снова вздыхает, но угроза, как ни странно, оказывается действенной, и он берётся за мусор со всем свойственным ему отсутствием энтузиазма, когда дело касается мусора. Энтузиазм вызывает только Белозёров и то, что он таки расстёгивает верхние пуговицы своей несносной рубашки. Тихонов важно заседает в буфете, пьёт кофе и таки ест бутерброд, которым с ним милосердно поделился Белозёров. Откуда они берутся у него – непонятно, с женой-то давно развёлся, а колечко с пальца отчего-то не снимает. Чёрт его разберёт, Белозёрова этого. Взгляд Тихонова не отрывается от чужого безымянного пальца правой руки, когда они заседают в буфете вместе, что бывает часто – работа у них отчего-то частенько заканчивается примерно в одно и то же время, а потому с десяток минут на совместный обед они частенько находят. Когда Тихонов всё же отрывается от рук Белозёрова, то замечает, что тот смотрит на него с какой-то несвоевременной нежностью. Там дело горит, скоро Котов ещё что-то привезёт, прямо вместе с подозреваемым привезёт, и на нежности совершенно нет никакого времени, но вот настроение, к сожалению, есть – и щёки Тихонова совершенно нехарактерно заливаются ярким румянцем. Как никогда до этого. По словам Султанова, который в очередной раз звонит Рогозиной, чтобы узнать о состоянии дел, конкретно это расследование не терпит отлагательств. Тихонов вскидывает бровь с едким, но, по мнению Белозёрова, справедливым «а какие наши расследования терпят отлагательств?», за что получает весьма выразительный взгляд Рогозиной, в котором Белозёров усматривает некоторую долю согласия, которая остаётся для сбежавшего Тихонова незамеченной. Белозёров с улыбкой выходит из переговорной вслед за Тихоновым, который зачем-то ждёт его у двери в лабораторию, держась за ручку. В лаборатории сердечные дела, как и еда с кофе, табу. – Серёж, я… – Тихонов не смотрит на него, смотрит на свои кеды – «даже обувь потеплей найти не удосужился, что за человек», – ласково думает про себя Белозёров. – О нет, Ванечка, давай позже. – Белозёров улыбается, треплет его почти неуместно в обстоятельствах полыхающего где-то на фоне расследования ласково по как обычно взъерошенным волосам. – Найдём злодея, и потом будем разбираться. Котов привозит улики и обещанного подозреваемого вместе с ними, и когда сначала всё сходится, а потом Тихонов (по излюбленной привычке Белозёрова) всё в очередной раз портит одним своим осмысленным «но», тяжело вздыхает даже Рогозина: похоже, на ночь остаются все. Расследование всё ещё горит, а вместе с ним горят и красные глаза Тихонова, который уже почти смирился с бессонной ночью. Работы настолько много, что мысли фокусируются только на ней. Тихонов обещает себе пойти за кофе в течение следующего получаса, но, конечно, забывает об этом за бесконечными экспертизами. Белая в какой-то отвлекает мемами с попугаями, Тихонов хмыкает и показывает Белозёрову, который тоже хмыкает и в ответ на это шлёт Тихонову мем с вороном, который Тихонов тут же пересылает в ответ Белой. Белая в восторге ровно настолько, насколько где-то на фоне в трубке Рогозиной полыхает Султанов. Кофе откладывается, особенно тогда, когда Белозёров откапывает сенсационную связь сына убитого и основного подозреваемого, которого с пару часов назад притащил Круглов. – Если бы мой сын о Моргенштерне писал, у меня бы глаз дёргался, – невозмутимо сообщает колдующему над ноутбуком подозреваемого Тихонову Белозёров. – Мы, кажется, обнаружили мотив убийства, – в той же манере отвечает ему Тихонов, – месть за непонимание современных гениев. Рогозина шуткам улыбается, но мягко поторапливает, потому что дело не ждёт, а горящий Султанов не ждёт ещё активней. Через полчаса вместе с новой жертвой, очевидно связанной с многострадальным делом, в не менее многострадальной ФЭС умирает надежда на отъезд домой в ближайшие часы. Тихонов пишет Белой полное отчаяния сообщение и в через пару минут получает текстовый ответ с искренней поддержкой, привычным приветом Белозёрову и обещанием не отвлекать в ближайшее время. Белозёров справедливо замечает, что без её мемов дело было бы ещё более невыносимым, с чем Тихонов не согласиться совершенно точно не может, а потому тут же пишет ей об этом. Белая отвечает диким стикером с пчелой и пивом. Лаборатория наполняется истерическими смешками. Тихонов гладит Белозёрова по плечу, когда тот немного отчего-то расстраивается. Это им нельзя. Хотя такие дела Тихонов не любит и сам: подозреваемых без алиби и с мотивом куча, улик ещё больше, но они, улики то есть, ни на что – по крайней мере, сейчас – не указывают. В буфете Тихонов позволяет себе немного остыть и отпустить свои мысли, и те тут же тянутся к Белозёрову, вьются вокруг, и в тихоновской пустой голове всё сходится. Он вспоминает, как ему кажется, каждое своё взаимодействие с Белозёровым, и привычная в отношении того тактильность, оказывается, может обжигать получше любой кислоты, только метафизически изнутри. Работа не ждёт, и, на самом деле, Тихонов хочет поскорей расправиться с этим расследованием поскорей, не потому что оно сложное – оно не сложное, оно, скорей, скучное и отчего-то неприятно липнет к коже; а потому что хочется немного определённости. Мысли тянулись к Белозёрову не первый год. Тихонов об этом думать не то, что не хотел, а, скорей, побаивался, не трогал эту часть своего сознания, старался концентрироваться на другом, то есть других, потому что… Это же Белозёров. Белозёров же. Серёга. Ну. Видимо, за собственными играми в прятки Тихонов упустил кое-что очень важное, ведь Белозёров же только ему доверял – тогда, перед вынужденным отпуском, – и нежность эта странная во взгляде, и непозволительно длительные рукопожатия, что же это? Тихонов, конечно, мог быть весьма проницательным во время расследований, но когда дело доходило до всяких странных вопросов разных уровней щепетильности, он терялся. Тут и вечные шуточки Белой в голову приходят, и всё окончательно становится на свои места: Белая-то она видит, со стороны же видней, а вот Тихонов нет. Он же в центре круговорота. Отсюда не видно. Оправдания своей слепоте не находятся, а попытки теряются в шумном осознании: Белозёров пообещал ему разобраться, и поводов не доверять ему Тихонов пока не находил. Белозёров идёт прогонять Тихонова ссаными тряпками в лабораторию, чтобы самому попить кофе, по крайней мере Тихонову именно так рисуется происходящее в белозёровской голове, потому он сам вскакивает и уже направляется к выходу. Белозёрова, кажется, удивляет такая дёрганность, и Тихонов спешит объясниться: спектрометрия уже наверняка завершена, да и он же обещал прийти пораньше, чтобы дать возможность Белозёрову попить кофейку. Тот лишь как-то снисходительно улыбается, треплет Тихонова по волосам и даёт возможность сбежать в лабораторию. Тихонов чувствует, как ему смотрят вслед, но обернуться не решается. Время за экспертизами летит нещадно быстро, и забыть о том, когда в последний раз ты отрывал зад от стула, а глаза – от пробирок и компьютера, оказывается достаточно легко. Поэтому, когда в ФЭС пригоняют машину убитого, Тихонов и Белозёров тихонечко радуются: развеяться не помешает. Осмотр машины длится достаточно долго: сонные эксперты возятся с каждой уликой, иногда передают их друг другу с выразительной гримасой на лицах, шутят и жалуются на отсутствие сна. Рогозина, пришедшая посмотреть на рабочий процесс, вполне справедливо называет происходящее цирком и уходит, посмеиваясь в ладошку. «Кажется, вся ФЭС о чём-то догадывается, один я какой-то не-Холмс. Это неэлементарно», – проносится в голове у Тихонова, и он вздыхает, глядя на Белозёрова. В голове калейдоскопом проносятся его собственные подобные тому, какой у него сейчас, взгляды в сторону Белозёрова, и он понимает, что не то, чтобы нужно быть Холмсом, чтобы всё понять. Какой же он идиот. В лаборатории случается конфуз, когда Тихонов чуть ли не падает с нижней ступеньки, задумавшись о странных результатах экспертизы, чтобы (неспециально, конечно) быть пойманным Белозёровым. Совсем уж романтическая комедия какая-то. – Ванечка, ты чего? – Белозёров смотрит взволнованно, хотя сам минут десять назад едва не заснул с пробиркой в руке. Тихонов всё видит. – Задумался, – улыбается чему-то, смотрит на Белозёрова пристально, а тот хмыкает и отпускает, мазнув уже привычно ладонью по спине. Тихонов уже не знает, как помочь команде, чтобы сраное дело быстрей кончилось. Хочется уже просто поговорить с Белозёровым, а не вот это вот всё. Внезапно телефон дзынькает – Белая не выдерживает мемного целибата и шлёт картиночку с сосисками, которые плавают в раковине. Это идеально отражает происходящее в этом деле. Внезапного, почти истерического смеха Тихонова пугается даже Котов, пришедший в кабинет с очередной уликой. Тихонов извиняться даже не думает. Просто быстро пишет Белой об осмотре машины и та выдаёт что-то вроде «ну наконец-то», и Тихонов не понимает, а потом, когда перечитывает, то понимает, что фокус постепенно сместился с машины и экспертиз на Белозёрова, и улыбается. Для себя-то он всё уже прояснил. – Время подобно воде, – ровно проговаривает Тихонов, допивая очередную чашку кофе залпом, – кап – и его нет. – Белозёров приподнимает одну бровь. Тихонов считает, что всё в этом мире несправедливо. Даже сейчас Белозёров умудряется выглядеть лучше Тихонова раза в три, если не лучше, даже глаза у него не красные, и шухера на голове нет, но в ответ смотрит с уже откровенной нежностью. Тихонов отвечает взаимностью, и не то, чтобы это случается впервые. – Вань, ты бы поел, – отвечает невпопад Белозёров, – на одном кофе далеко не уплывёшь. – И смотрит на Тихонова внимательно, следит за реакцией. – На кофе, Серёжа, не уплывёшь, конечно, а вот в нём – очень даже, – но предложенный бутерброд всё равно принимает и смотрит в ответ с благодарностью, несмотря ни на что. – Быть может Рогозина просто не хочет выпускать меня в холод и решила продержать меня здесь до весны? На самом деле, на вторые сутки работы без сна в голову иногда приходит и не такое, а бывает даже хуже, всякое, знаете ли, и Белозёров просто улыбается и гладит Тихонова по предплечью. Дело, казавшееся сущим пустяком с самого начала, растягивается как жвачка в нескольких направлениях, ниточки тянуться, чтобы пересечься в самых неожиданных местах, всё больше напоминая липкий и, надо сказать, весьма дурнопахнущий лабиринт, а улики заканчиваться никак не желают, и об отдыхе думать не приходится. У Тихонова и Белозёрова открывается шестое дыхание, и в лаборатории работа в руках чуть примятых экспертов горит с новой силой и в новых оттенках, и времени на обдумывание экзистенциальных вопросов и всяких поглаживаний не остаётся. Хотя на мемы с волками Тихонов время, конечно, находит, и на то, чтобы послушать очередное голосовое Белой, на которое они с Белозёровым снова отвечают вместе, тоже, за что выслушивают от Круглова, которому потом приходится выслушивать от них: он-то за последние сутки (или двое?) хоть немного, но поспал. Пространство коридоров растягивается, когда Котов ведёт по ним очередного основного подозреваемого, и Тихонов просто вырубается, и Белозёров запрещает Котову даже смотреть на него. Тем временем подозреваемый оказывается тем самым злодеем. Окончательную и ясную точку заключительной экспертизой частиц яда в деле, победно вздыхая, ставит Белозёров, предварительно укрыв Тихонова своим широким шарфом. На улице уже, вероятно, светает, и Белозёров чувствует какой-то небывалый прилив сил, смотря на спящего Тихонова, который разве что слюнки не пускает во сне. Тихонов почти скалится, когда его гладят по голове. – Серёж, ну… – сонно бормочет он, активно не желая просыпаться. Белозёров отправляется за кофе. С утра Рогозина гонит всех несчастных, которым досталось без лишних преувеличений уродское дело, отоспаться домой. Даже себя внезапно отпускает. Всего на денёк. Круглов и Котов сбегают первыми. Белозёров стоять на ногах может, а вот Тихонов просыпаться категорически отказывается и стоять может только опершись на что-то или кого-то (желательно, конечно, на Белозёрова), поэтому кутать его в тонкое пальтишко приходится Белозёрову, с которого обещание доставить Тихонова домой и проследить за тем, что он, то есть Тихонов, действительно ляжет спать, берёт уже убегающая домой Антонова. Белозёров улыбается и, в привычной манере прикрыв глаза, кивает. Уводить Тихонова из ФЭС, аккуратно поддерживая его за бок, приходится под удивлённые взгляды Холодова и Амелиной, с которыми Белозёров и Тихонов сталкиваются прямо у входа. Белозёров почти даёт себе подзатыльник за чересчур довольное выражение лица. У двери в свою квартиру Тихонов хватает Белозёрова за руку. – Обещал же проследить за тем, как я спать лягу, а не просто до квартиры довести. Белозёров не опирается и даже улыбается, когда Тихонов открывает дверь и тащит его внутрь квартиры; он теряет своё обычное спокойствие, когда Тихонов порывисто разворачивается и целует его в уголок губ; он оглаживает запястья Тихонова, скользит к пальцам, в которых тот уже держит привычное колечко – когда только успел? – вновь улыбается и позволяет вести себя куда-то вглубь квартиры, предварительно оставив уже давно не нужное колечко на тумбочке в коридоре. Тихонов с блаженной улыбкой заваливается на кровать, и Белозёров понимает, что уже так-то миссия его выполнена: он успешно проследил за тем, что Тихонов лёг спать. С некоторым сожалением Белозёров пытается подняться с края кровати, чтобы пойти в сторону двери, однако Тихонов отказывается выпускать руку Белозёрова из своей, и Белозёрову приходится следить ещё и за тем, чтобы сон Тихонова был достаточно крепким. Чтобы достичь хороших результатов, Белозёров обнимает Тихонова со спины, чувствуя, как тот кладёт свои руки поверх его. Сон Тихонова теперь точно в безопасности.