Иллюзия Свободы

𝟴: 𝟭𝟲 — Какой отвратительный день...       Именно с этими словами начал выполнять свои обязанности грустный светловолосый мальчишка, который то и дело постукивал ручкой по блокноту, всё думая, зачем он купил себе такую девчачью канцелярскую принадлежность. Всё потому, что Кайгаку спёр все нормальные ручки из дома, отмазываясь, что в университете они пишут гораздо чаще и больше. Хм, ещё чего! Стоит ему надеть футболку с глубоким вырезом, так любая девчонка до конца своих дней готова ему конспекты писать, да и ручку одолжить, уж точно...       Из потока бессмысленных размышлений парня вывел громкий девчачий хохот, что исходил от группы молодых особ, которые из-за слишком излишней жестикуляции чуть ли не разливали купленное в ближайшей кофейне, свежезаваренное кофе, крепко сжатое их худыми наманикюренными пальчиками. Форма. Точно.       На секунду Зеницу забыл, что он должен следить за внешним видом учеников. Но это же так скучно! Хотя...       Взгляд парня сполз по телу девушки с тёмными волосами, что шла посередине. Сегодня она надела бархатные иссиня-черные чулки, которые, похоже, были ей слегка малы. Такой вывод можно было сделать по тому, как туго они обтягивали её пышные бедра.       Ех-ех, ну может следить за формой не так уж и плохо. В данной ситуации Зеницу получал картбланш на возможность рассматривать прекрасных дам и их не менее прекрасные…части тел. От этих мыслей щеки Зеницу побагровели, а лицо его вытянулось в странную гримасу, что заставило группу девушек резко отойти и начать активно обсуждать его странное и мерзкое поведение, шушкаясь и тихо хихикая.       В такие моменты Зеницу проклинал свой разительный слух. Он бы все отдал ради того, чтобы не слышать всех этих отвратительных разговоров, которые каждый раз задевали за душу. Блондин свято верил, что в его поведении нет ничего «отвратительного» или «извращённого», он же всего лишь форму проверял в конце-то концов! Да и что такого в том, что слегка загляделся…       Парень печально вздохнул, но подняв глаза, забыл и про группу девушек, и про мерзкое утро, и про все грустные мысли, что наваждали его светлую голову… Всё потому, что красавица Незуко и её брат Танжиро подходили к воротам. Ах, как же Незуко шла их школьная форма!       Благодаря этой пышной и не сильно длинной юбке Зеницу мог долго рассматривать длинные и худые ножки молодой красавицы, а её волосы, ах, как прекрасно они сползали по её плечам, словно морские волны, огибая спину и грудь. А персиковые кончики этой иссиня-чёрной реки так элегантно смотрелись на фоне чёрного верха и нежно-салатового галстука..       Когда Танжиро неспеша подвёл Незуко к воротам, Зеницу растёкся в нежной улыбке: — Незуууко-о-о-чан ~ Ты сегодня прекрасна, как обычно, ехе-хе. *҉с҉к҉р҉и҉п҉*҉ Ненависть. Мелодия лютой ненависти и злобы пронзила слух блондина.       Этот до ужаса страшный звук можно сравнить лишь с треском ломающихся костей или невыносимым скрежетом ногтей о школьную доску, будто ты попал в камеру пыток, где над твоими ушными проходами происходит акт надругательства. Оглушающий. Рвущий перепонки как бумагу. Зеницу вдруг захотелось сжаться в комочек и быстрее убираться куда подальше от этой сверлящей мозг какафонии. Боже, от кого он исходит и главное почему? Что же такое случилось, что кто-то испытывает такой лютый гнев в восемь часов утра?!: – Здравствуй, Зеницу! –поздоровался бордововолосый парень, ярко и тепло улыбнувшись, похоже не замечая, что его друг вдруг начал дерганно осматриваться по сторонам, как-будто выискивая что-то (или кого-то). Блондин опомнился буквально через секунду, коря себя за долгое раздумие перед другом: – У-у-утро доб- Эмм, Танжиро. Серьги нужно будет снять...       Ох, как же он не любил это говорить, но черт подери, как-будто этот твердолобый идиот не понимал, что Томиока-сан превратит дежурного в фарш, если тот пропустит ученика, явно нарушающего дресс код: – Я дико извиняюсь, – начал бордововолосый парень и низко поклонился. – Но ты и сам знаешь, что я просто не могу их снять...ИЗВИНИ!!       Танжиро резко взял Незуко за руку и побежал к зданию учебного заведения.       Оглянувшись, девушка виновато улыбнулась и мягко помахала блондину, продолжая следовать за братом.       Зеницу провел их взглядом и фыркнул в душах, но ничего не сказал. Он всё понимал.       Он знал, как Танжиро стыдно, и что за подобную выходку отдаст Агацуме бенто, которое специально для него и готовил, как бы принося извинения. Ему лучше быть вкусным, иначе Зеницу не выдержит и спрячет эти глупые серьги куда подальше… 𝟭𝟮: 𝟰𝟵       После пары тумаков от Томиоки-сана и морального изнасилования от Шиназугавы-сана, Зеницу прибыл в класс и, пытаясь не привлечь внимания людей, которым сегодня сделал выговоры, проскользнул на свое место.       День начался буквально несколько часов назад, а он уже устал. Агацуме казалось, что всю жизнь он чувствовал сплошную и бескрайнюю усталость. Он хотел это прекратить, прекратить это всё. Эту каждодневную ненависть и утомленность, пинки, издевательства от людей, которые сами виноваты, что не выполняют школьные правила...       Нелюбовь учителей к его особе, несмотря на то, что он делает все возможное, чтобы следить за порядком в школе… Из-за этих мыслей шрамы на руках начинали саднить. Но как только к нему возвращался Танжиро, все эти мысли уходили далеко-далеко. Его сладкая мелодия заглушала любую боль. И может это было лишь секундная плацебо счастья, Зеницу принимал его, заглатывая столько, сколько возможно.       Танжиро видел когда Зеницу было горестно. Точнее...Унюхивал. Он слышал его густой цитрусовый запах, пропитанный скорбью и непонятной беспричинной грустью, и сразу стремился излечить его душу теплом и добротой. Будто видел его насквозь... В такие секунды Зеницу чувствовал себя голым. Но сегодня было иначе.       Парень делал заметки своей дурацкой, украшенной маргаритками ручкой, пытаясь не обращать внимания на одноклассников и явно СЛИШКОМ громко говорящих девушек.       Но его отвлекли не громкие беседы или хохот, а чувство того, что в него кто-то пристально вглядывается. Даже не вглядывается. Изучает.       Как-будто кто-то раздевает и исследует его нагое беззащитное тело вдоль и поперёк, скользя по ребрам холодными пальцами, медленно вдавливая их в поддатливую плоть и наблюдая за ответной реакцией испуганных, напряженных мышц. Блондин неуверенно поднял глаза.       Взгляд дежурного встретился с парой ярко-бордовых глаз человека, что сидел впереди него. Танжиро.       У Зеницу все сжалось в груди, а легкие выжали, словно парочку сочных лимонов.       В этот момент он не чувствовал привычного тепла и успокаивающих ноток, что исходили от сердечной мелодии друга.       Бордововолосый парень приклонил голову на согнутую руку, что опиралась на парту блондина, пару прядей волос выбилось из его идеально зализаной причёски и прилипло ко лбу, подчёркивая массивное родимое пятно. Его теплая улыбка все ещё томилась на лице, но глаза выглядели темнее и глубже обычного. Как у зверя, готового сожрать добычу целиком, не оставив ни единой косточки.       Под этим взглядом Зеницу чувствовал, что сейчас он мог бы позволить Танжиро сделать всё что угодно… Блондину вдруг стало страшно от этих мыслей. Танжиро был его другом в конце-то концов! Наверное ему просто показалось и юному Камадо всего лишь были интересны его заметки. На данном этапе Зеницу удалось себя в этом убедить: – Так много людей нарушают дресс код? – Танжиро спросил с неподдельным удивлением, но Агацума слышал, что ему было не очень-то и интересно. Мелодия его сердца казалась отдалённой.       Похоже Камадо был где-то глубоко в своих мыслях, но ничего не спросить явно не мог, так как уж слишком долго не отрывал взгляд от медовых радужек, что так напряжённо на него смотрели: – Н-не тебе об этом говорить, Камадо… – пролепетал Зеницу, продолжив зачеркивать людей, которые все же удосужились исправить то, на что указал им дежурный. – Ахах, это верно, но ты же сам знаешь, что я не со зла, а некоторые люди, которых ты записал, постоянно нарушают, верно? У тебя из-за них проблемы?        Танжиро не любил задавать подобные вопросы так как считал, что это не его дело, кто чем занимается и кто что нарушает. Наверное он просто не любил причинять людям неприятности. Зеницу это знал, и поэтому этот вопрос его мягко говоря удивил: – Есть такое, – опустив глаза, промямлил блондин. – Этот глупый Кабан все отказывается застегнуть свою долбаную рубашку, чтоб он скис, а этот шкаф, младший Шиназугава, проигнорировал все мои позывы изменить эту глупую стрижку, он как самый отпетый гопарь, ей богу! – Зеницу грустно фыркнул, что вызвало у Танжиро тихий, но чистый смех. Младший Камадо изменился в лице, это успокоило дежурного, жаль, что не надолго. – Ты бы простил их уже, – спокойным и монотонным голосом начал Танжиро. – Генья уже получил от Шиназугавы-сана, но сам понимаешь, единственное, что он может поделать, так это побриться налысо. Что насчёт Иноске, то Томиока-сан держит его на стольких карандашах, что на них безболезненно стоять можно). – В этом ты прав, жаль только не на всех из них можно закрыть глаза. – А на кого нельзя? – спросил Камадо, тщательнее изучая мелкий и слегка кривоватый почерк Агацумы.       Его глаза быстро пробегали по списку, как-будто выискивая что-то, становясь темнее и глубже, когда натыкались на имена тех, о ком классные сплетницы отсылались не самым милым образом. «Да на кой ляд этому твердолобому сдались какие-то глупые хулиганы?»       Так думал блондин, специально прикрывая свои записи от назойливого друга: – Дай, так, девчонка одна.       На самом деле количество хулиганов, что на постоянной основе задирали Зеницу, было не мало.       Группа гопарей из выпускных классов, что так и норовила надеть футболку вместо положеной рубашки или попытаться протащить на территорию школы сигареты в комплекте с зажигалкой и старым швейцарским ножом.       Очевидно, что Агацуме требовалось высказать им замечание и записать их имена в свой блокнот, за чем всегда следовала целая симфония из оскорблений и угроз. Иногда блондин думал, что если бы Химеджима-сан не любил слушать пение соловьёв по утрам около школы, то его труп бы уже тихенько валялся подле этих треклятых ворот: – Ахах, Девушка? – переспросил брюнет. – Что же за девушка такая могла у тебя вызвать какие-то проблемы? –парень рассмеялся, но запнулся в начале, будто у него кто-то ком выбил из горла, из-за чего смех показался слегка неестественным. «Танжиро сегодня себя как-то странно ведёт, наверное из-за теста по алгебре нервничает. Хотя, что за бред, он никогда не боялся каких-то тестов. Нет, нет, нет. Наверное у него что-то случилось в семье! Танжиро всегда пытается скрыть свою боль и проблемы, чтобы не причинять людям вокруг себя неудобства, верно! Так, постарайся, Агацума! Сделай все, чтобы ему было комфортно и не прессуй его по пустякам! Не ты же один должен получать любовь и заботу в трудные минуты. Раз хочет узнать, чем ты занимаешься, так не будь сволочью и поделись с ним, от тебя явно не убудет! Ну, давай же, покажи Танжиро какой ты хороший друг!»       Окончив акт раздумья, Зеницу морально похлопал себя по плечу, похвалив свою сообразительность и стремление помочь другу.       Он быстро вскочил со стула и сел на один с брюнетом, отодвинув его своими массивными бёдрами. Танжиро же, сильно удивился и, чуть не упав, схватился за край парты.       Его сердцебиение сильно участилось, что заставило Зеницу морально себя ущипнуть, он чуть человека со стула не скинул, черт возьми! Да ещё и того, которому плохо, вот молодец! Блондин отогнал от себя эти мысли и наклонился поближе к своему другу, прикрывая рот ладонью: – Только никому понял? Узнаю, что проболтался, до конца жизни будешь прощение просить, понял? ПОНЯЛ??! – Да понял, понял, не кричи ты так только… – промямлил брюнет. Его сердце все ещё странно билось, но это не отвлекло заведённого дежурного. – Так вот, – начал блондин. – Одна девчонка по имени Сакуса Мираи все пытается пронести в школу сигареты, сколько выговоров я ей сделал, сколько раз учителя проводили с ней беседы, а она все несёт их и несёт. У меня их уже скупить пытаются! Но не суть. Сегодня я тоже застал её с сигаретами, буквально через минуту после того, как вы с Незуко отошли. Я только открыл рот, чтобы сделать ей выговор, так она меня схватила за рукав и утащила за угол здания! Сам знаешь, там клумбы, никто не ходит... Ну не важно! Я испугался, д-д-думал что убивать будет! А она... п-погладила меня по волосам и п-п-п-…придушила! – В-всмысле придушила? – голос Танжиро звучал удивлённо, но до необычного низко. – НЕ ОРИ!! – взвизгнул Агацума. — А в-вот в прямом смысле! В смысле, с-с-сись-...Г-г-грудью! Обняла меня так крепко, что дышать не мог. А они такие большие…и мягкие…она сказала, что если дам ей пронести сигареты, то она даст мне потрогать не только её грудь, но и… БОЖЕ, Я СОВСЕМ НЕ ЗНАЮ ЧТО ДЕЛАТЬ, ЭТО ТАК НЕПРАВИЛЬНО, ЧТО ЕСЛИ ТОМИОКА-САН УЗНАЕТ МЕНЯ ПОВЕСЯТ ЗА СЕКСУАЛЬНОЕ ДОМОГАТЕЛЬСТВО И ПРИВЫШЕНИЕ ПОЛНОМОЧИЙ ИНИКТОНЕБУДЕТПЛАКАТЬНАМОИХПОХОРОНАХ!!! Танжиро слишком сильно изменился в лице, всем своим видом показывая сильное отвращение, что заставило блондина застонать высоким тембром: – НЕ СМОТРИ НА МЕНЯ ТАК!! ТЫ ПРОСТО НИКОГДА НЕ ТРОГАЛ ДЕВУШЕК ВОТ И НЕ ЗНАЕШЬ ЧТО ТЕРЯЕШЬ!! ИХ МЯГКИЕ БЁДРА, И ГРУДИ, И! И!.. *бах*       Зеницу не успел договорить, как в его раскрасневшуюся голову прелетел кусочек белого мела с такой скоростью, что он подумал:«был бы вместо моего затылка глаз – остался бы слепым»: – Прекрати этот балаган и быстро сядь на место, а то продолжишь на коридоре, понял?       Из-за своих оглушительных воплей Агацума не заметил как в класс зашёл Шиназугава-сан. Точно. Сегодня же среда. День, когда у них два урока математики. Адский день.       В своих раздумьях Зеницу совсем и не заметил, что во время криков вцепился Танжиро в рукав и до сих пор сидел, упершись на его бицепс грудью. Парень вслушался в мелодию юного Камадо и уловил в ней нотки грусти и разочарованная, так же он был готов поклясться, что слышал как тот сказал «у…ебя..мяг..е», не понимая, что тот имел ввиду, да и не особо имея желание понять.       Танжиро же откашлялся и аккуратно наклонился поближе, тихо шепча дежурному на ухо: – После урока поговорим.       Зеницу выдохнул и побрел к своему месту, мелодия Танжиро все по-прежнему казалась ему странной, наполненной непонятными ответвлениями гнева, грусти и других эмоций, что блондину были неясны, но дежурный чувствовал лишь одно. Чувство долга. Он чувствовал, что должен отплатить бордововолосому за его доброту, что тот дарил Агацуме годами...       Жаль, что Зеницу не понимал, что Танжиро от него нужна была совсем не доброта...