***
И снова белые коньки и родной каток. Сосредоточено уча программу, зеленоглазый готовился к въезду на тройной аксель, ноги все так же ватные и голова все время трещит, но здесь некогда отдыхать. В фигурном катании ты либо пашешь, как лошадь, либо освобождаешь пьедестал для более упёртых и трудолюбивых. Прыжок. Все начиналось хорошо, но один момент и лёгкие хватают как в тиски, будто бы удар под дых выбивает весь воздух. О нормальном прыжке можно забыть. Стараясь откашляться, парень закрывает ладонью рот, все ещё надеясь контролировать ситуацию, но не в этот раз. О чистом, или даже простом выезде можно забыть, падает прямиком коленями об лёд, за что сразу расплачивается. Ноги трещат, а локти саднят, но это сейчас меньшее из всех бед. Он бьёт кулаками по льду, в надежде на помощь, но получает лишь разбитые в кровь костяшки. От вида крови становится ещё хуже. Лёгкие до сих пор не отпускает, заставляя ловить воздух как рыба. Горло неистово дерет, будто лезвием об гланды. Голова кружится и болит, в лишний раз доставляя не лучшие ощущения. Момент и все прекращается, оставляя за собой лишь легкий вкус железа. Не ощутив откуда вкус металла, Плисецкий слегка мазнул пальцами по губам, но понимает, что губы абсолютно сухие, и что не прокусывал щёки. Это была кровь из горла, прямиком из недр лёгких. От этого хотелось затрястись, но прервал поток мыслей окрик Фельцмана. — Юра, едь сюда! Отрешенный вид выдавал его с головой, но выбора в любом случае не было. Так что поднявшись с зудящих колен, юноша поехал к бортикам, все ещё со спутанными мыслями, но стараясь выглядеть как можно увереннее. — Что-то случилось? — опираясь на руки спросил ледяной тигр, хоть и понимал о чем сейчас пойдет речь. — Юр, ты уверен, что ты себя хорошо чувствуешь? Все время кашляешь. Может уже возьмёшься за свое здоровье? Неделю дома посидишь, но зато потом с новыми силами на каток? В таком состоянии от тебя явно проку не будет, — мужчина внимательно рассматривал парня, замечая, что плавные линии лица заострились, а без того худое и легкое тело, стало ещё стройнее. Это заставляло в лишний раз беспокоиться за своего подопечного. — Все нормально. Весна пришла, вот и аллергия явилась, — щёлкая хрящями в кистях сказал блондин, собираясь уже отчаливать, но Яков все никак не хотел отставать. — Если так плохо, иди домой. Ничего стоящего ты в подобном состоянии выдать не сможешь, — командным голосом сказал тренер, но блондин был с этим решением не согласен. — Яков! Я ещё могу потрени… — Громко отвечает Плисецкий, готовый настоять на продолжении тренировки. — Юра, давай скорее, не отвлекай, —сказал Фельцман, отвернувшись от парня, и показательно стал наблюдать за другими фигуристами. — Но, Яков! Я хочу ещё… — настаивал блондин, как его вновь перебили. — Плисецкий, чтоб мои глаза тебя ещё ближайшие пару дней не видели. Увижу, знаешь мало не покажется! — притворно замахнувшись рукой в сторону парня, сказал Фельцман. Сойдя с льда и надев на лезвия чехлы, отойдя на пару метров и не оборачиваясь, блондин пробурчал: — Знаю, знаю… — и тяжело отстукивая коньками при каждом шаге, ушел с зала. На коленях огромные синяки, что расцветают с космической скоростью. Если до конца вечера не приложить льда, то фиолетовые пятна явно быстро не пройдут. Руки уже промыты перекисью водорода и перемотаны бинтом, но от картинки крови перед глазами вновь становится тошно. Белые, как первые подснежники, коньки с цветными шнурками, заботливо вставленными дедушкой, приятно грели сердце. Сумка уже собрана, оставалось лишь переобуться в леопардовые кеды, как в раздевалку вваливается седовласое недоразумение. Блондин отводит взгляд, и, казалось, будто сердце сейчас выпрыгнет и грудной клетки, снова эти бабочки в животе заставляют заалеть щеки. Ком опять стоит в горле, а коньки уже сменились на яркую пару обуви. Юра смотрит на настенные часы, уже полвосьмого, ещё пару часов и каток будет закрываться, что Никифоров тут делает? Его это не должно волновать, но со спины чувствуется пронзающий до костей взгляд. Кто бы сейчас мог подумать, что эти двое молодых людей, когда-то были друзьями не разлей вода. Первый раз, когда Юра увидел Виктора, был на выступлении юниоров в Москве. Помниться, как мальчик не хотел идти на выступления, из-за того, что многие мальчишки считали, что фигурное катание это девчачий спорт. Услышав такое сейчас, он не постеснялся и плюнул бы прямо в лицо, и, не сдерживаясь в выражениях, рассказал бы, что об этом думает. Но узнав, что его отводит дедушка, таки согласился. И не зря, сидя у деда на плечах, он восторженно наблюдал за выступлениями на льду начинающих спортсменов. Последним выходил светловолосый мальчик, в сине-лазурном костюме, собранным на затылке коротким хвостиком, и ярко-голубыми глазами, словно васильки. В девять лет уже владел тройными прыжками и дорожкой третьего уровня. Ему обещали большое будущее, впрочем, так и оказалось. Этот мальчик слишком сильно впечатлил Плисецкого и заставил выбрать свой жизненный путь на холодном льду и острых, как сталь, лезвиях коньков. Уже совсем скоро шестилетний Юра впервые пришел на занятия, и увидел того самого мальчика с очаровательным хвостом. В группе среди одногодок общение не складывалось, возможно из-за того, что все уже потихоньку начинали учить прыжки, блондин только встал на коньки, хотя сейчас Юра подозревал, что это было из-за его задиристого, впрочем, не для всех, характера. Помнится, в один из таких дней когда он, наконец, начал изучать свой первый прыжок к нему и подошёл Виктор. Обычное предложение помощи от старшего, и с чего Вик его предложил, Юре до сих пор было не ясно. Разве сейчас это имеет какую-то разницу? Блондин уже не помнит задело ли его, что ему захотели помочь или он, напротив, был рад, что это был тот самый мальчик. Но, судя по всему, скорее второе. День за днём общение этих двоих стало неотъемлемой частью жизни маленьких фигуристов. Первые медали на шее у Юры, и первые поездки за границу на соревнования у Вити. Много смеха, много слез, много песен, много слов, много смежных черт, привычек. Но разница лишь в том, что кто-то был согласен променять все года проведенные вместе, а кто-то нет. Впрочем, прошлого не воротить, оставалось лишь смириться, как бы тоскливо это не было. Становится душно от всех тех воспоминаний, хочется скорей сбежать от этого едкого василькового взгляда, который заставляет внутри все сжимается. Схватив свою спортивную сумку, Плисецкий выбегает из раздевалки, пока сероволосый рассеянно моргает глазами.***
Хлопнула дверь, а вслед за ней в коридор выбежал пушистый питомец, весь день ожидая ласку хозяина, потерся головой об ноги, но Плисецкий был слишком погружен в свои мысли, что даже не заметил этого. Насквозь промокшая обувь была отброшена в дальний угол, из-за чего завтра Юра будет безбожно опаздывать на каток. Замаранные манжеты куртки были все в крови, а в кармане все ещё валялся окровавленный лепесток, который вскоре был бережно заложен в книгу, как предзнаменование скорой смерти. Странный сувенир, но поделать с собой блондин ничего не мог. Пятна крови, незримые ни для кого кроме Юры, никак не хотели отмываться с кожи рук. Мелкие ранки на руках, с момента первой крови на руках, были незаменимой частью образа. Как ни парадоксально, но подобное очищение рук от «крови» порождали новую, и каждый раз одно и тоже. Ставший уже за последние несколько месяцев родным унитаз, что вечно был в кровавых сгустках и теперь же в небесно-синих лепестках. Горло изо дня в день раздирает, заставляя впиваться ногтями в ладони. Горы салфеток с багряными разводами же были в урне, но кашель никак не отпускал. От вида крови все ещё мутило, и чувство тошноты теперь почти никогда не отступало. Устало скинув уличную одежду на диван, переоделся в свободные растянутые штаны и большую, чужую футболку, которая была уже заношенной до дыр, но слишком родной, чтобы безжалостно быть выкинутой в мусорный бак. Шаркая ступнями по холодному паркету, поплелся на кухню досыпать корм своему хвостатому любимцу. Вновь пустая миска каждый раз вызывала лишь недоумение при взгляде на кота, который был довольно худым, но обладал безмерным аппетитом. Прибежав на кухню питомец, потеревшись головой об усталые от тренировок ноги, и, благодарно мяукнув, пошел поедать новую порцию еды. Блондин, наконец, рухнул за этот долгий день на перьевую подушку, что мгновенно принимала форму тела. Юра широко зевнул, открыл социальные сети и начал листать ленту, стараясь найти интересные новости, но не успел прочитать и пары постов, как прикрыл на пару секунд глаза и уже спал без задних ног.***
Вся наволочка в пятнах и небесных вымазанных кровью лепестках. Сил что-либо с этим делать не было, поэтому остаётся только перевернуть ее на другую сторону. Чёртовы сны никак не давали возможности насладиться лёгкостью разума и бодрым телом. Раз за разом ночью просыпаясь, приходилось бежать выплевывать всю цветочную заразу, смешанную с кровавыми сгустками. Шипы впивались в горло, оставляя за собой новый кровавый след. А сны из раза в раз заставали самые ужасные воспоминания, заставляя метаться по постели, и просыпаться в холодном поту и старательно откашливаться от новых соцветий. Вездесущие лепестки, в них была вся квартира, их количество не утешало, с каждым разом их становилось все больше, причиняя боль, от которой хотелось лезть на стены. Со временем было решено просто не пускать никого в свою квартиру, если кто-то из одногруппников приходил, чтобы узнать задания, проходилось силой выпроваживать их обратно в подъезд. Мышцы ломает каждое утро и, смотрясь в зеркало в очередной раз, парень замечает, что на месте некогда пухлых щек, уже давно красуются острые скулы. Огромные синяки под глазами, явно не говорили, что все прекрасно. Беспокойный из-за кашля сон не даёт нормально выспаться. Каждый день можешь захлебнуться от крови, так что количество часов сна снижено к минимуму. Единственное, что заставляет радоваться новому дню — коньки и милый пушистый кот Петя, что может улучшить настроение даже в самый худший день, потеревшись об ноги или пройдя спать на колени. Парень насыпает в миску новый корм, на что кот, благодарно мяукнув, убегает кушать свою пищу. Через силу юноша заставляет себя сварить овсянку на кипятке, на большее сил бы просто не хватило, да и желания. Все равно будет стоять почти полная недоеденная тарелка каши, смысла заморачиваться он не видел. А место кофе уже давно занимает банка энергетика. Тренировки перенеслись на раннее утро, когда малышня ещё только просыпалась, чтобы плестись в школу и на поздний вечер, когда гам и шум от юниоров уже затихал, и почти никого не оставалось. Но если бы проблема была в юниорах. Общение в последнее время очень утомляло, сил хватало только на каток, и после тренировок блондин всегда проваливался в забвенный сон. Звонок в дверь, громкая трель раздражает и без того больную голову. Но Плисецкий, не горя желанием подниматься со стула, все ещё надеется на то, что кто-то просто ошибся дверью. Кожу приятно холодит от низкой температуры, доставляя извращённое удовольствие ощущать себя в этом теле, даже таким образом. Холодные ступни и кисти уже стали обыденностью, парень уже даже не старается их как-то согреть. Ещё одна трель. Кто-то явно настырный, вынуждает плестись к двери, замерзшими ступнями ступать по ламинату, непроизвольно шаркая. Не удосужившись посмотреть в глазок, просто открывает дверь и замечает там Милу Бабичеву, что ж, это не такой плохой вариант. С Бабичевой его свела нелёгкая ещё на первом курсе, только вот девушка училась на тренера-постановщика, в отличие от Юры, который хотел научить людей любить холодную гладь льда. Мила уже давно близкая подруга, с которой можно было поделиться всеми переживаниями и радостями. Странно только то, что пришла без единой весточки. — Привет, привет, давно не виделись. Ты бы знал какой дождяра сейчас льет на улице. Скучал по мне? — приняв игривую интонацию и стреляя лазурными глазами, она постаралась растормошить парня. Юра же посмотрел в окно, отмечая, что за то время, пока он очень увлекательно проводил время у своего белого друга, на улице действительно пошел дождь. Струсив с зонта мелкие капельки воды, Мила отставила его в сторону, давая возможность просушиться, быстро сняв ветровку, прошла глубже в квартиру. — Ладно я поняла, что ты как обычно с утра молчун, так что просто держи, — и в руки сунули ему пару пакетов, очевидно, с едой. Донеся до кухни увесистые кульки и поставив их на стол перед Бабичевой, девушка сразу стала раскладывались все продукты на полки холодильника. — Моя маленькая кошечка, соскучилась по мне? Это все твой хозяин дома закрылся и никого не впускал, жалуйся ему, — закончив с пищей, Бабичева сюсюкаясь с котом, как с маленьким ребенком, пытаясь питомца натравить на Юру, на что лишь получила хмурый взгляд. — Скажу так, выглядишь далеко не как в лучшие моменты своей жизни, — подходя ближе к проему у кухни, коротковолосая отпускает пушистое животное. — Да знаю я, но кусок в горло не лезет, — отпивая из банки энергетика сказал зеленоглазый. — Вот для этого я здесь. Приготовлю на ближайшую неделю еду и с чистой душой пойду, и буду уверена, что если ты сдохнешь, то точно не от голода, — смеясь, сказала девушка, но замолчала, когда поняла, какую глупость сказала. — Не ну, вообще, как план для очищения совести, наверное, работает отменно, — наконец, вымученно улыбнувшись, сказал Плисецкий. — И убери эту гадость, сколько раз тебе говорила. Вон, лучше чайник поставить, — Мила отобрала энергетик и выпила его разом. — Нет, это, конечно, хорошо, мне не жалко, но могла хотя бы для приличия, выпить когда я не буду видеть, — выказывал свое недовольство блондин. — Юр, больно ты кому-то нужен. — усмехнувшись, Мила, взяв из пиалы печенье, закинула себе его в рот. — Лучше скажи, что ты собираешься делать с экзаменами и универом? Подняв с пола кота и посадив его на свои колени, парень медленно поглаживая пушистую шёрстку, настраиваясь заговорил. — Ммм… Вот думаю забрать документы из универа, — и, внимательно рассматривая блестящие кудрявые волосы девушки, ожидал реакции. Выключив конфорку, чтобы ничего не сгорело, рудая, развернувшись лицом к блондину, оперлась руками в столешницу позади себя. С прокусанной губы стекает кровь, и она, слизнув каплю, наконец, заговорила. — Ты уверен? Это из-за того, что тебе сказали врачи? — ковыряя кутикулу на ногтях, старалась как можно суше сказать эту фразу. — Я не вижу смысла больше оттягивать невозможное, с учётом фигурного катания, мне осталось откатать до конца следующего сезона. Я просто не вижу смысла дохаживать живым трупом ещё несколько лет, проще отрубить все на корню, и добиться той цели, к которой я всю жизнь иду, — сказал зеленоглазый старался взглянуть в глаза своей собеседнице. — А может все ещё есть надёжна на взаимную любовь? — спросила рудая, все ещё ковыряя свой маникюр и обкусывая кожу губ. — Мил, скажи честно, тебе десять лет, чтобы все ещё надеется, что он в меня влюблен? Последние два года даже не заходил в гости, или даже не предложил вместе встретиться. Мне так не кажется, я думаю, что даже раньше он ко мне приходил чисто из-за воспоминаний, о хорошем былом времени, а когда появились новые знакомые и он просто забыл обо мне, как о старой игрушке, черт его подери, — внутри все пылало от горечи и обиды, заставляя ногти впиваться в кожу ладоней. — А тебе не жалко, что ты бы мог бы найти новую любовь за это пару лет. А так все закончиться уже после фигурного сезона, — проговорила Мила, просто рассматривая парня, стараясь запечатлеть его в голову, как на фотопленку. Длинные белокурые волосы приятно подчеркивали аристократично белую кожу. Когда-то вечно горящие изумруды, сейчас поблекли и посерели, оставляя после себя лишь серо-зеленую грязь. Даже не верилось, что люди могут увядать так же быстро как цветы. — Отнюдь, мне не кажется очень романтичным, что это мой последний сезон в жизни, — уже предвкушая последние мгновения, когда эти вечные тиски стеблей навечно скуют грудь, и когда соцветия цветов полностью заполонят рот, не дав сделать последний вдох. — Нет, конечно. Это, вообще, не звучит как нечто романтичное. Скорее ближе к трагедии, если на то уж пошло, — уж слишком серьезно сказала Бабичева. — Ладно, забыли, давай я тебе помогу, — сказал парень, протягивая руки и сменяя тему. Следующие пару часов были проведены за гораздо более приятными разговорами и приготовлением вкусно пахнущей еды. И уже стоя у двери и провожая гостью, коридор рассекает сильный, давящийся кашель. Но только не Юрин. — Все хорошо? — обеспокоенно спросил блондин. –Э-эм, да. Я просто подавилась, — добро улыбнувшись, стараясь выглядеть достоверно сказала рудая. — В общем, свой священный долг женщины я совершила, с голоду не помрёшь. И смотри, чтобы к следующей неделе, когда я приду, все кастрюли были пусты, — погрозив пальцем, как перед лицом ребенка, Мила быстро, даже слишком быстро ретировалась из квартиры. — Ага, и ты не хворай, — ответил Юра, закрывая на два проворота замок. Знал бы, что это был за кашель больше бы не зарекался о подобном. Слезы застали в лазурных глазах, в темном подъезде отчётливо виднелось красное пятно на ладони. — Хах, походу мои дни тоже уже сочтены, — севший голос едва слышно отражался от зелёных стен, а на губах расцветала грустная улыбка. — Ты больше не одинок, Юр, — в последний раз глянув на пролет, ведущий к давно знакомой двери, девушка поспешила выйти на улицу.***
Снова тренировка, щадить себя все равно смысла не было, так все свободное время Юра проводил на коньках. Стабильно каждый день, как бы плохо ни было. Снова белые коньки с голубыми шнурками, большего не надо было. Полная уверенность в правильности своего выбора появлялась, когда острые лезвия коньков рассекали холодную гладь льда. Ничего не тревожило, легкость разума заставляла оставаться в ледовом дворце как можно дольше. Вновь начало музыки и первый прыжок в программе прошел легко и без казусов. Дорожка выходила на славу удачной, следующим был бильман — неимоверно красивое, но редкое явление в мужском фигурном катании. Вращение вокруг своей оси с высоко поднятой над головой ногой, было сильным преимуществом среди своих соперников, как и лёгкость в прыжках. Юра, вообще, был на удивление прыгучий. Возможно из-за лёгкости скелета, а, возможно, из-за такого яркого примера для подражания, как Никифоров. Первый квадр был у него уже в двенадцать лет, и показан в первые на юниорских соревнованиях, именно из-за него он тогда получил первые лучи славы среди общественности, но которые мгновенно были заменены дебютным сезоном, того самого Виктора, который урвал первое место на чемпионате мира. Каскад из четверного флипа, олера и квадро-лутца, был откатан сотни раз, хоть и был довольно рискованный для начала сезона, но упорство блондина было поражающим, и череда прыжков выглядела совсем не напряженной, а воздушной, как летящее перо. Связующая дорожка шагов вырисовывала тонкие спирали и дуги, что составляли из себя незатейливые узоры. Последние вращения, и финальные аккорды стихли, ознаменовав конец программы. Сильный кашель разразил тишину зала, капли крови запятнали чистый лёд, но так и не были замечены, ведь их обладатель уже скрылся за дверями уборной. Глаза неистово слезились. Заглушая боль, ногти царапают молочную кожу. Первые капли воды стекают на белоснежный кафель, не заботясь о последствиях. Легче не становится, стебли все сильнее обхватывают лёгкие, не давая сделать глубокий вдох. Со светлых ресниц скатываются первые слезинки, а соцветия цветов вылетают вместе с кровью изо рта. С каждым разом цветов становится все больше, не всегда раз можно успеть добежать до ближайшего унитаза, чтобы вовремя не задохнулся. С каждым приступом боль становится все сильнее, заставляя в лишний раз вспоминать, что все близится к концу. Неожиданно двери открываются, четкие удары каблуков ботинок будто отбивают какой-то ритм, хотя может Юре это уже кажется. Новый приступ кашля ещё пуще прежнего, кажется, что эти цветы нескончаемые. Сгустки крови окрашивают воду в ярко алый цвет, становится ещё тошнее, выходят уже не только васильки, но и недавно съеденный перекус. Часы уже перевалили за десять часов, на катке кроме него уже не было, ведь все пошли отдыхать к завтрашнему дню. Один Юра откатывал свою прошлогоднюю программу, ведь заснуть все равно бы не смог. Кто, вообще, в такое время приходит на каток? Васильки наконец закончились, как и рвота, давая спокойно вздохнуть. Утирая тыльной стороной руки остатки крови, парень откидывается назад, упираясь спиной в стену. Дыхание, наконец, восстанавливается, нажав на кнопку на сливном толчке, все цветки уносит на смену новой воде. Юра заставляет себя подняться с колен, и не чувствуя ничего, кроме как, взявшей в кулак лёгкие, боли, выходит из кабинки. Включив воду, старательно умывается, подняв взгляд, блондин видит, что концы волос безбожно вымазаны в крови и рвоте, а пустой желудок опять замутило. Намочив концы волос под струёй воды и намылив руки мылом, старательно пытается отмыть все последние, как позади слышен слив толчка и скрип двери. Подняв глаза на зеркало, видит до боли знакомую фигуру, знакомые пепельные волосы струились по спине в след своему хозяину, а васильковые глаза в ответ рассматривали парня. Юра, как можно скорее, перевел взгляд обратно на свои волосы, чтобы ненароком не встретиться с аквамарином голубых глаз, к горлу медленно опять начал подступать комок, а в животе снова эти чёртовы бабочки, которые трепетали от каждого упоминания Виктора. А в голове оставалась лишь холодная неприязнь. Странные чувства вызвал парень позади себя, оставалось лишь надеется, что Вик в очередной раз проигнорирует Плисецкого, но разум шептал, что смысла даже на подобное надеяться нет. Юра снова в этом году не дотянул всего-то пары баллов до золотой медали, ему вновь вручили серебряную. Вновь оказался не так хорош, как Виктор. Кто говорил, что ученик должен быть лучше чем учитель? Враньё все это. Стук подошвы о кафель, казалось, выбивался прямиком в голову. Или это был просто стук сердца? Да какая к черту разница. Остановившись левее от блондина, чтобы вымыть руки, голубоглазый скользил взглядом по фигуре, прикидывая в голове, что случилось. Руки тряслись, хотелось отмыть их от невидимой крови, но сбежать подальше от этих глаз, и от лишних вопросов, было просто надобностью. Ноги уже уносили из этой тесной комнаты, но все перечеркнули следующие слова: — Юр, все нормально? Выглядишь нехорошо, — слова сочатся напускным, как кажется Юре, беспокойством. Внутри опять вспыхивает обида, и, сцепив пальцы в кулаки, стараясь сдержать всю желчь, что норовила соскочить с языка, тихо угукнул. И стараясь обогнуть парня, Юра почувствовал, как ладонь тяжелым грузом приземлилась на острое плече, заставив колени едва ощутимо подогнуться. — Ты уверен? — вновь глупый вопрос. — Уверен. Дай пройти, — короткие ногти царапают бледную кожу рук, оставляя последние крохи благорозумия. Рука заметно сжалась, вызывая едва ощутимый дискомфорт, и, постаравшись увернуться, он почувствовал сопротивление. Тяжело вздохнув, Юра поднял зелёные глаза. Внимательный взгляд пронимал до костей, и, казалось, видит точно насквозь, но последние капли самообладания удерживали толстую маску, что в любой момент могла спасть, обнажив душу с распахнутыми полами для любых глаз. Не выдержав считывающего взора, Юра первый отвёл глаза и спокойным голосом, словно ровная озерная гладь, ответил: — Вить, давай позже поговорим, у меня сейчас голова раскалывается, — и почувствовав, как давление с плеча пропало, а пронырливый взгляд был отведен от фигуры парня, Юра спешным шагом ушел из уборной. Переодевшись, так же скоро направился прочь от катка, с распахнутой курткой зашагал в сторону автобуса. Холод отрезвлял, но некий осадок, заставлял внутри все чувства неприятно томиться от разговора. Цветы вновь подступают к горлу, обернувшись, на ледяной дворец едва слышно прошептал: — Садист ты, Виктор, — но шумный ветер своим свистом не оставил ни единого шанса расслышать эти слова.***
Как давно он не был в университете, бог его знает, но больше месяца точно это стены его не видели. Спасибо на том, что медаль покрывала прогулы, что означало, что просто так выгнать его не смогут. Практика на льду у него была закрыта автоматом, оставалась только теоретическая работа. Честно говоря, тащиться на пары после тренировки было едва ли удовольствием. Снова из рук была вырвана золотая медаль, что ещё больше тяготило. Все промахи тяжелым грузом оседали на плечах, из раза в раз давя совестью за несовершенства. Вновь допущены ошибки, что считались блондином летальными, ведь победа это лишь золото, верно ведь? Он открывает тяжелые двери в аудиторию. Каждый поздравляет с медалью, и черт, как ему надоело это вечное напоминание в проигрыше в его личной игре, но в ответ лишь отвечает сдержанной благодарностью. И все-таки здесь куда лучше, чем в школе, где запросто могли кинуть камень в огород за «не пацанский» вид спорта, когда здесь все были им как ни крути связаны, и за каждое даже небольшое достижение в соревнованиях лишь желали удачи в дальнейших этапах, а не одаривали в след гадкими кличками, из-за чего так и хотелось дать в челюсти. Дальний ряд у окна, голос лектора едва был слышен, а рука механически записывала лекцию, особо не вдумываясь в смысл текста. Особого желания ходить в универ не было, единственное, что его останавливало, так это жалобные уговоры Милы, но с каждой минутой желание забрать документы возрастало, казалось, что к концу дня он таки придет-таки в деканат, даже ничего не сказав Бабичевой, и больше сюда не сунется. Терять ему все равно нечего, ведь поступил он на бюджет, и если уйдет, то ничего особо не измениться, ведь с его посещаемостью казалось он и вовсе здесь не учился. В окне виднеются зеленеющие деревья, а трава мягкой лужайкой укрывала землю. Пыльные многоквартирные дома, как всегда выглядели потрепанными жизнью, и в лишний раз наполняли город серостью. Лужи все ещё застилали улицы города, не давая найти и свободного от них местечка, в то время как ветер со свистом носился по переулкам. Собственно говоря, в Питере из года в год ничего не меняется, солнце все такой же редкий гость. Зажигается экран телефона, полтора часа уже прошло, и, наконец, пара завершилась. За пределами аудитории слышаться громкий гам, давая понять, что у другой группы тоже завершились занятия. Решив не медлить, блондин одним движением руки сгреб все со стола и подорвался к двери, чтобы быстрее выйти. Мышцы неприятно заныли, напоминая о недавней тренировке, но ждать в очереди около ларька не сильно хотелось, так что, упорно игнорируя все скверные ощущения, вышел скорее из здания, лишь накинув поверх толстовки куртку. К тому моменту как он прибежал к магазинчику уже образовалось небольшое столпотворение, заставив-таки застегнуть до самого горла змейку, и парень, уткнувшись посильнее в ворот, дожидался своей очереди. Спустя пятнадцать минут утомительного ожидания, наконец-то, Юра отходит от окошка с белой железной баночкой, едва улыбаясь, но из-за высокого ворота выглядывал лишь покрасневший от сухого ветра кончик носа. Пальцы жгло от обдуваемой сильным холодом жестянки, но в голове вновь всплыл приятный вкус цитруса, как на плечо положили тяжелую руку, заставляя вздрогнуть. — Н-да… Вот, значит, чем мы занимаемся вне катка. Сердце садим, плохо, Юра, очень плохо. Так и до старости не доживем, — с видом старшего брата отчитывает Никифоров, а в голове парня иронично всплывает: «Если девятнадцать лет — это старость, то ты уже старый дряхлый дед, который давно должен был окочуриться», — но отвечает по-другому. В животе восторженно порхают бабочки, в голове лишь вызывая новую волну холодного пренебрежения, но старые привычки просто не позволяют в открытую это показать. — Кто бы говорил, сам же сигареты, наверняка, стреляешь, пока Фельцман не видит, — говорит Юра, как его отдергивают, кидая в укор. — Ц-с-с. Ты чего? Не пали контору, вдруг он тут ненароком ошивается. Прячь банку скорее в рюкзак, — даже не стараясь скрыть свою улыбку, отвечает Виктор, делая вид, что скрывает секретную информацию. Смотря в экран небольшого телефона, удивленно приподнимает бровь и воззрился на парня перед собой, посреди узкой асфальтированной дорожке, где каждые пару шагов находилась большая лужа. — Подожди, а ты часом не ошибся? У тебя же, кажется, сейчас должна быть тренировка, — спрашивает Юра, все еще смотря в лицо Виктора. — Поэтому я и говорю, прячь в рюкзак пока тебе на голову не свалилась гневная тирада по поводу вреда здоровью, — стараясь убедить и озираясь по сторонам, говорит Никифоров. — Что-то случилось? — спрашивает Плисецкий, но энергетик прячет на дно сумки. А в горле снова ком, не дающий спокойно сглотнуть слюну. — Яков пошел договариваться с новым постановщиком. И чую наша жизнь с приходом этого балетмейстера перестанет быть спокойной как прежде, — идя вдоль тротуара, обходя замерзшие лужи, вещает Виктор. А в голове быстрой строфой пробегает мысль: «Наша беззаботная и спокойная жизнь кончилась с того момента, как ты впервые вступил коньками на толстый лед. А мой персональный ад начался с того момента, как я влюбился, а внутри зацвел первый цветок», — вызывая за собой лишь ироничную ухмылку, которая все так же пряталась за пуховым воротником. Грудную клетку саднит, хочется скорее избавиться от голубых цветков, кажется, будто талию обвивает тугой корсет, не давая сделать глубокий вдох. — Ладно, мне пора. До встречи, — и стараясь как можно быстрее ретироваться, покидает эту небольшую улочку. Теплый свет фонарей отбрасывает контрастную фиолетовую тень, неровными пятнами ложится на цветных листьях, а Виктор лишь удивленно провожает в уже пропащую из взгляда невысокую фигуру Плисецкого. — Э-э-м, что? Куда? — единственное, что срывается с губ Виктора.