to tell me everything will be alright To chase away the voices in the night
Всматриваясь в ледяные печальные глаза Влада, я никак не решаюсь сказать ему о том, что всем сердцем ненавижу этот мрачный замок с замурованной в его стенах сыростью. Мне зябко, обхватываю себя замёрзшими руками, чтобы согреться хоть немножечко. Холодно. Невыносимо тянет в тёплую постель. Но только, к сожалению, не в свою. Лунный свет врывается в пустынный коридор сквозь рваные шторы, играя на каменной кладке уродливыми тенями-призраками. Зажмуриваюсь, стараясь не смотреть на них. Дурно, и голова кружится от звучащих в ней голосов, которые будто бы доносятся откуда-то из-под земли. Не удивлюсь, если прямиком из ада. Атлас ночной сорочки липнет к усыпанной мурашками коже, обдавая её осточертевшим холодом. Действительно ли я так замёрзла? Или у меня уже просто душа простужена? Думать больно почти физически — осознание единства с Лале далось мне с бессонницей и непрекращающимися мигренями в придачу. Слишком абсурдная реальность, к которой я, как оказалось, не была готова. Так холодно или просто-напросто страшно? Страх не липкий и не сковывающий — крадётся режущим морозом вдоль позвоночника, заставляя ставить под сомнение всё, до чего дотягивается. Под веками всплывает образ Милли, терроризирующий меня в моменты близящегося к отчаянию одиночества. Моя светлая девочка, прячущая кудрявую макушку под дурацкой панамкой. Сладко спящая в своей комнате маленькая сестрёнка, в чьи глаза я не решусь заглянуть. Мы обе зависимы от одной огненно-рыжей напасти, не так давно свалившейся на наши многострадальные головы. И я, кажется, предала тебя. Да и Влада тоже. Оставив ожоги не только на его перламутровой коже, но и на покрытом тёмной вуалью солидном участке души. Предала вас обоих, и прямо сейчас предам ещё раз.***
When you call my name, Have I gone insane?
Сердце стучит в горле, повторяя каждый глухой удар в тяжёлую дверь. Через долю секунды она распахнётся, и сильные руки затащат меня в родную до дрожи комнату, ставшую тюрьмой. Капкан захлопнется за спиной, отчего я вздрогну и подниму на него невинно-лживые глаза. Всё по одному и тому же сценарию, который почему-то никогда не надоедает. — Лайя? — Лео удивлённо выгибает бровь, и, пробежавшись по моему содрогающемуся телу быстрым взглядом, меняется в лице. — Скорее проходи. Какого чёрта ты так легко одета? Грудь щемит от умиления, от жара вспыхнувших щёк становится в разы теплее. Ему не всё равно? Прикрываю глаза, порывисто выдыхая. Ну же. Кожа на шее горит в томительном ожидании вереницы прикосновений его губ. Но Лео вздыхает и, нахально обманув меня, кладёт руки на подрагивающие плечи, растирая их. Измучивший душу и тело холод забывается, словно я никогда и не мёрзла вовсе. Вся его львиная кровь бурлит, концентрируясь в горячих ладонях. Жарко. — Лео, — губы предательски дрожат, взгляд с трудом фокусируется в полутьме, — спасибо. Он смотрит на меня с лёгким недоумением и тут же заливается звонким смехом: — Что заставляет самую умную женщину из моего окружения быть столь безрассудной порой? — улыбается, а гелиодо́ровые глаза отсвечивают каким-то особенным, совершенно магическим блеском, окончательно выбивая пол из-под моих и без того ватных ног. — Ты заставляешь, — изо всех сил стараюсь добавить голосу стальных ноток, но только голосовые связки мне совсем не подчиняются. Его тонкие пальцы касаются подбородка, слегка надавливая. Вынуждает смотреть на себя, не отрываясь. — Лайя… — шепчет вкрадчиво, заговорщически. — Поцелуй меня, Лайя Бёрнелл, — проникая под кожу. Я совершенно обескуражена. Этой невинной просьбой он будто бы в меня выстреливает, вышибая сердце из вздымающейся грудной клетки. — Лео? — имя мальчика, ставшего моим румынским солнцем, приятно покалывает язык. Он никогда не спрашивал и уж тем более не просил целовать себя. Что же ты задумал? — Не смей отводить взгляд, — склоняется надо мной, обжигая губы огненным дыханием, — Лайя Бёрнелл, — отстраняется, не позволив даже опомниться. Кровь в венах закипает. Меня дразнят, как какую-то девчонку. И я подчиняюсь, потому что не могу иначе. Лео выше на целую голову — тянусь к нему, зарываясь пальцами в медь вьющихся волос. Застывает отстранённо: не отвечает, но и не спешит отталкивать. Ничего не понимаю… Звенящая паника заглушает голос разума, доводя меня до молчаливой истерики. Предательские слезы собираются в уголках глаз, чтобы противно жечь слизистую. Кажется, что мы стоим неподвижно уже целую вечность. Внезапно обвившие талию руки скидывают с моей души гигантский камень. Кожа на лопатках лопается, выпуская рвущиеся наружу крылья. Лео слишком тяжело дышит, целая вселенная сжимается до его раскалённых губ. И эти же неугомонные руки тянут вниз лямки моей чёрной сорочки. Ему совершенно не нравится её цвет: он недовольно фыркает, обзывая его «владовским». Мой смешок выходит слишком нервным — не могу допустить ни единой мысли о Владе. Юный граф чрезмерно мил ко мне, а я от его тепла простыла. Лео чувствует колебания моих мыслей, хищно скалится и тут же подхватывает меня на руки с неприкрытой ревностью. Мы нужны друг другу… Навязчивые воспоминания перемешиваются в серое пятно: Вот Милли кидает кокетливые, по-девичьи наивные взгляды в сторону Лео… Смущаясь, задаёт ему заветный вопрос, ответ на который будоражит. У неё потеют ладошки. Все сидящие за столом натягивают серьёзные выражения на лица. Влад выпрямляется настороженно, прекрасно понимая, что каждое сказанное незваным гостем слово может прийтись не по душе. А вот прикрытая скатертью рука Лео, что ненавязчиво поглаживает моё острое колено. Мы ужинаем на открытом воздухе, но мне совершенно нечем дышать. Смятая простынь охотно принимает меня в свой шёлковый плен. Она всё ещё хранит его тепло, смешанное с запахом корицы, которым хочется заполнить пылающие лёгкие. — Будь ближе, пожалуйста, — замираю в ужасе, осознание того, какую чушь я только что выпалила, приходит слишком поздно. Клянусь, мои губы… они сами. — Иногда достаточно просто попросить, Лайя, — Лео нависает надо мной, бесконечно нахально улыбаясь. Мне абсолютно нечего ответить на очередную дерзость. Знаю только, что он сам на грани и сейчас судорожно хватается за остатки самообладания. Желание прикасаться требовательно пульсирует внизу живота. Подушечками пальцев дотрагиваюсь до широкой груди, на которой танцуют блики свечей, заставляющие меня поверить в то, что на самом деле эта бархатная кожа светится изнутри. Не замечаю, как исследую рельеф за рельефом, оставляя на память прозрачные узоры. Дьявол, я не видела холста красивее… — Лайя… — Лео почти рычит. Слишком много имени, напоминающего о том, что я та самая Лайя Бёрнелл, наплевавшая и на первую любовь своей младшей сестрёнки, и на высокие чувства готического принца. Единственный приоритет лихорадочно шепчет моё имя в перерывах между короткими поцелуями, которые не оставляют живого места на торчащих ключицах. Он издевается, или оно действительно такое сладкое? Как разноцветный лукум? От идиотской ассоциации, зазвучавшей в ушах голосом из далёкого прошлого, становится тошно. Комната рассыпается на кусочки, когда вездесущие руки Лео ложатся на мою вздымающуюся грудь. Этот ужасно пошлый стон… мой? Прогибаюсь в пояснице, потому что жизненно необходимо быть ещё ближе. Боюсь, он даже не представляет себе, насколько. — Нетерпеливая… — слова даются ему с трудом, словно он только вчера научился говорить. А я хочу его целиком и полностью. Хочу сорвать ему башню, чтобы быть здесь не одной такой сумасшедшей. В конце концов, наша ночь рискует закончиться. — Тебя не пугает, что я могу передумать? — подчёркнутая ложь смешна обоим. Лео отрицательно мотает головой. Его джинсы вместе с остатками моего белья улетают далеко за пределы кровати, приземляясь на одиноко стоящее у окна кресло. Зубами разрывает серебристый прямоугольник, провокационно смотря мне прямо в глаза. Хитрый зверь, упивающийся своим положением. Убила бы, имей моя жизнь без него хоть какой-то смысл. Плавный толчок вырывает меня из пучины мыслей. Он выжидает, позволяя мне привыкнуть, и начинает двигаться только тогда, когда мои руки сцепляются, обнимая его за шею. Путаюсь в ощущениях. Горю заживо. Мир взрывается и больше не видится настоящим…***
It's a loud and dark world But I think I've found the light~
За окном уже брезжит рассвет. Лениво перебираю непослушные прядки его волос. Довольный Лео улыбается умиротворённо. — Почему-то у меня чувство дежавю, — бормочет себе под нос, в то время как меня парализует. Он помнит? — Есть такое… — кусаю пересохшие губы. — Мне пора, — нехотя выскальзываю из тёплой постели, ища глазами разбросанные предметы своего скудного гардероба. — Её теперь только выкинуть, — ехидничает Лео, не скрывая неприязни к этой проклятой сорочке, которую я с явным недовольством поднимаю с пола. — Да чтоб тебя! — Спокойного утра, Лал… Лайя, — тон его голоса резко становится нежным, как расслабляющая музыка. Тихо усмехаюсь его запинке. — До сегодня, Аслан. Лео подскакивает, но я закрываю за собой скрипучую дверь в надежде поговорить об этом как-нибудь потом. В коридоре натыкаюсь на вернувшегося с прогулки Носферату. Кот смотрит на меня глазищами-лампочками, и в его взгляде мне мерещится понимание.