К Александру

В тот вечер зелень насыщалась буйным цветом и приливом своих соков, ощущая приближение жаркой июльской грозы. Вечерело раньше, чем обычно. Ветер вздымал густые поросли вокруг невысокого крыла дома и шумно переливался с мучительными стонами твоей матери Олимпии, которая уже к 18 часу подряд изнывала в схватках, окруженная доверенными повитухами. Уже близилась вся гуща ночи и игривый огонь освещал мокрые от пота простыни и утомленное природным циклом лицо твоей матери. Будь то сам Зевс, метавший свои копья, сразившие хоромы тяжких туч, но только раскаты грома и трезвон грозы унимали боль человеческой женщины, производившей на свет сына по роду человеческому от короля всех варварских племен, а по божьему являлся в ту ночь ты, Александр, сын самого Аполлона. С твоим рождением она почувствовала власть, хлынувшую в ее руки, когда повитуха передала тебя ей, ведь теперь она стала самой важной женщиной империи - матерью наследника. Но не долго она стремилась окутывать тебя любовью, сколь желала исполнять обязанности царские, со всем величием. Олимпия была женщиной роскошной, красивой и очень амбициозной. Твой отец, Филипп, воздал почести всем богам за то, что у него родился ты, его сын. И никто боле не вспоминал ту горечь утраты первого ребенка, до тебя, который почему-то оказался слаб и не нужен. Твои чистокровные родители решили стереть это из памяти рода Золотых Македонских Львов и это им удалось, но ты же всю жизнь прожил с чувством, что где-то есть твой брат или сестра, которую ты должен был встретить. Что же, Александр, тогда, твоя судьба была бы совсем иной. Твой отец был рад тебе и очень сильно тебя любил. Он растил из тебя мужчину, мудрого, взвешенного, который не промахнется ни разу в своих решениях, который способен обдумывать все наперед, видеть больше, чем остальные. Он нанял тебе самого баснословного учителя того времени - Аристотеля. И пока же отец твой, Филипп, давал тебе наставления, ты, будучи ребенком щедрым и открытым на чувства, принимал его строгость за милость, а теплоту же давал тебе Аристотель. Тот самый, неспешный, наживший свои года мужчина, который прикипел к тебе всем сердцем и почитал за сына своего. Но даже его ты удивлял. Твои успехи в травологии были необъяснимо передовыми и интуитивно восприимчивыми. Ты находил, создавал, смешивал и вникал в суть растений с таким упорством, что мало тебе было дня на это, как ты засыпал с книгами на руках. У тебя их было довольно много. Твой отец заметил твою скорость чтения еще с того времени, когда тебе было 6 лет отроду. Ты брал все, что видел - арифметику, географию, риторику и многоплановые чертежи и карты - и буквально за 2 ночи опустошал страницу за страницей. В твоих руках, Александр, были такие книги, которые до сели являются лишь мифом, дорогой мой брат. Тогда же ты жадничал и спешил опередить все время. Аристотель был нежен с тобой, учтивым. Часто вы беседовали на каменистом склоне у водоема, не подстилая ничего, присаживаясь на голую сочную траву. Ты тогда слушал его и видел, что тяготятся его мысли. Ты тогда не понимал, Александр, почему он так мрачен, но он был человеком хоть и тихого нрава, но дальнего взора. Он твердил тогда тебе одно и тоже, как ты помнишь "Предшествуй себе самому и будь внимателен", а значит, чтобы ты не торопился. Но, твой гонор, в юношестве он был как у твоей матери. Она же, в прочем, любила тебя наряжать. Твой красный плащ с золотым солнцем на левом плече делал из тебя самого божественного человека во дворце. Она зачесывала тебе твои белые локоны и одевала тонкий обруч на голову. Она украшала тебя золотом и всякий раз, когда прикасалась к тебе, тебя обдавало запахом матери - цветов и масел. Но самые спокойные и теплые прикосновения тебе давала другая женщина. Твоя нянечка. Та, к которой ты прибегал на кухню и она прижимала твою белокурую голову к своей пышной груди и гладила тебя по волосам. О, ты это запомнил на всю жизнь, Александр. Всякий раз, когда ты расстраивался, она давала тебе ложечку меда. И от нее самой пахло медом. Теплотой. Заботой. Агриппина. Так ее звали. Ее имя стерли века и она нигде не обозначена как та важная доля женской опеки, которая наполнила тебя покоем и защитой в детстве. Ты рос, а вместе с тем росла сила твоего государства Золотых Львов. Успешные войны приносили доблестных людей в близкие ряды твоего отца. Так, сражаясь бок о бок с человеком на чьих плечах была голова волка, он сделал его приближенным и забрал его сына на обучение вместе с тобой. Он был младше тебя почти на два года, но сразу тебе понравился. Он был выше и стройнее. Курчавая темная копна волос и глубокие черные глаза. Когда ты увидел его, тебе сразу захотелось показать ему все вокруг. Он внимательно запоминал все, что ты ему говорил. Он способен был рассуждать смело и часто тебя оспаривал, что по итогу тебя заставляло думать по иному, думать больше. Сам же, он знал не мало. Его род иной крови, нежели твой. Его родные земли так же далеки, но из-за воин, он почти стал забывать свой дом, пока не оказался здесь. По отцу в его роду мужчины были кузнецами. Мать на ту пору была обычной торговкой и очень милой женщиной. Его род почитал бога-кузнеца. Так и его назвали в честь этого бога - Гефестион, что означает "сын Гефеста". Но каждый раз, ты смотрел на этого юнца, который был худее тебя, но выше, и смеялся над ним, что как же тот удержит хотя бы кинжал и вот же случай. Тогда,на изгибе реки, где была тренировочная площадка, ты подшутил над ним, что как же он может быть таким храбрым и без оружия, а он достал свой фамильный кинжал с красивейшей кованной рукоятью. Это была работа его отца. И у Гефестиона таких кинжалов было великое множество. Ох, как охватила тебя зависть в тот момент, Александр. Что будь ты будущим королем или нет, тогда ты чувствовал себя настоящим насупленным мальчишкой, но тогда же ты начал по настоящему Гефестиона уважать. Потому что у него была цель ради которой он хотел стать сильнее, а у тебя ее тогда совершенно не было. Аристотель рассказывал тебе о конце света и ты внимал этим магическим слушаниям. Что где-то там, в чудном месте на Востоке, есть высокие-высокие горы, а за ними край света. Таким тогда тебе чудился мир. А потом... Пришел конец тому миру, который ты знал. Много алкоголя тогда текло по большому залу, увешенному роскошными коврами и золотом. Много пиршеств тогда было. Много юных женщин кружило вокруг. Много мужчин шумело с заката до зари. И все они были приглашены твоим отцом, чьи годы сделали из него иного человека. Он считал, что ты стал достаточно силен и крепок, чтобы понимать его тоже как мужчину. Как того, кто не хочет останавливаться жить как царь. Кто хочет быть царем вечно. В наше время это называется кризисом среднего возраста, но тогда же не многие приняли нового Филиппа с его новой второй женой, идущей тебе в сверстницы. Твое сердце болело за отца. Он стал отмахиваться даже от тебя. Его ближайшие сменились. Сгустились тучи заговоров и неприязни между друг другом, стоит ли говорить про твою мать. Она тоже, словно обезумела, раскидывала вещи в своих палатах, закатывала истерики, но это было там, далеко, на ее женской половине дома и это твоего отца никак не касалось. Они были уже чужими людьми друг другу как несколько лет. Твоя мать верховодила на твоих искренних чувствах сына и устраивала драмы. Одну за другой. Ты кипятился и не унимался то из-за матери, то из-за отца. Гефестион был рядом, но что сильнее боли по крови? Да и ты был слишком юн тогда. Вы с матерью покинули дворец на некое время, но это не остановило безутешные жернова реальности, а очень даже ускорило. Твоей последней каплей стал твой сводный брат. Тот, которого ты хотел, но который был рожден от чуждой женщины без рода и племени, от какой-то смутной девки, которую жмут в кабаках. Уж не Аристотель ли уговорил тебя вернуться? Дальше произошло то, за что ты будешь винить себя в сердцах до самой смерти. Я не стану тебя осуждать, но в гневе ты бесконтролен. Пифия чуть ранее предвещала твоего отцу на его вопрос, победит ли он в новом походе против персов, она сказала "И будет король повержен кинжалом в сердце." Как улыбался он тогда, так и сходила его надменная улыбка с лица, когда ты вынул тот самый кинжал из его сердца. Прямым ударом ты потешил своего другого отца - Аполлона. Ведь тот не знает сочувствия. Зашипела фонтаном крови новая история Золотых Львов. Чаши наполнились алой жидкостью. Заговорщики свергнуты. Александр - новый царь Македонии! Носили на руках белокурого юношу-отцеубийцу, а на душе у тебя не хорошо, не плохо. Олипмия же надругалась над зовом матери, умертвив ребенка и новую жену, но ты уже об этом и не спрашивал. За многие годы учений, лишь одно оружие пришлось по твоей природе. Ты лучше всех бегал, выше всех прыгал. Ты сказал тогда, берясь за что-то впервые, с легкой улыбкой пышных губ "Я рожден был побеждать" и ты чувствовал это. Ты никогда не врал о своем предназначении и пусть многие думали, что это выходки будущего царя, но тебя это вдохновляло и вело. Так, однажды, выйдя на площадку по метанию копий, ты взял одно. Оно, к слову, было тяжеловато для твоей руки, как ты помнишь. Тебя подтрунивали и смеялись по-дружески. Но тогда-то ты его и кинул. И тогда-то ты стал хозяином копья, ибо никто до тебя не кидал его так высоко и так далеко. Оно пропало в небе и пришло множество секунд, прежде чем оно упало за пределами видимости. Этот импульс, эта скорость, эта мощь поражения, заключенная в воле собственной руки, стали характеризовать тебя самого больше, чем что-либо. Ты сказал "Чем копье длиннее, тем оно лучше". Ты опробовал то, что было побольше и сделал его своим любимым оружием. Стоит ли говорить, что как твоего отца небесного зовут Стреловержцем, так и тебя в пору называли Копьеносцем. Долгие десятилетия длинные копья македонской армии внушали ужас всем своим врагам. Зов судьбы настиг тебя. Твой львиный громкий голос созвал армию и вложил оружие в руки верных воинов. Как долго тебя отговаривали, особенно Аристотель. Тот, кто не любил спешки, видел, как его названный ученый сын идет проливать кровь как только ему перешло за 18 лет. Но, ты знал, что Солнце горит в твоей груди. Ты знал свой путь. Гефестион же и вовсе желал обскакать тебя на несколько голов вперед и уже спешил сражаться. За эти последние годы он внезапно окреп: его грудь стала шире и мускулистей, торс выкованный словно самим Гефестом по чертежам Эрота, крепкие ноги, густые черные брови и эти палящие черные глаза. Александр, вернись в тот день, когда вы были вдвоем у цветущего сиреневого дерева и вспомни эти обдающие жаром глаза. Только когда он смотрел так и только на тебя, они переливались оттенками миндаля. Тогда на твоих ногах были высокие сандалии с золотыми наколенниками, витиеватыми, и как же блестели они на твоих ровных и крепких ногах. Как сладок был тот миг. Как безупречна была поддержка самого верного тебе человека. Он пристально смотрел тебе в твои глаза, удивляясь вновь и вновь твоей избранности, ведь правый твой глаз яснее неба, а левый чернее ночи. С того самого дня между вами не стало больше ни малейших противоречий. Славен твой путь был. Всего и не опишешь. Как-нибудь в другой раз, мой прекрасный брат. Я так боюсь упустить хоть малейшее, ведь это все, что у меня есть о тебе. В этот день, в день твоего рождения, я лишь снова и снова хочу тебя наполнить, как делаю это каждый день, потому что знаю, каким ты ушел в мир Аида. И чтобы ты жил, тебя нужно этой жизнью наполнять. Бери мою. Всегда говорил тебе это. И пусть я единственный человек из ныне живущих, который так кроток с тобою, но не забывай, ты мой брат, ты мой друг, ты мой отец, ты мой любовник. И ты знаешь, что эта клятва значит под волей Урана. Во славу Македонской Золотой Звезды, Александр. Богами ты храним. Старыми и новыми. Во имя отца твоего, величайшего Солнца, покровителя всего живого и сущего на языках всех древних и ныне живущих. Прекрасен сын Аполлона и его брата по духу в тенетах Амура и с волей Ареса, Гефеста, сына бога всех кузнецов. С днем твоего появления на этот свет, Αλέξανδρος ο Μέγας!