Я отстою тебя

Они часто танцевали вместе - практически на каждом балу, когда у Екатерины находилось свободное время. Да и общаясь с другими, она старалась не спускать с Брагинского глаз. Ведь, в конце концов, все ее мысли сейчас были лишь о том, как заполучить его корону, стать правительницей – его и его народа. Маленькая девочка, которую когда-то студеной зимой привезли в Россию, очень сильно изменилась. Но кое-что оставалось неизменным – ее супруг все еще играл в солдатиков и волочился за придворными дамами, не уделяя жене почти никакого внимания – ни в смысле любовном, ни расценивая ее, как своего политического соперника. Не придавал он значения и ее амурным похождениям, а потому интерес, проявляемый Екатериной к одному из придворных, тоже не удостаивался никаких комментариев с его стороны. Танцевали они, как обычно почти ни слова друг другу не говоря, но все невысказанные чувства можно было угадать в каждом па, каждом взгляде. Она до безумия была в него влюблена - так, что забыв о всяческой безопасности, прижималась к нему всем телом, но вежливая отстраненность и сдержанность Брагинского говорили о том, что он далеко не уверен в том, что именно к ней испытывает. Если персифоникация страны вообще была способна испытывать человеческие чувства. - Твоих сестер сегодня не видно, – произнесла Екатерина, глядя Брагинскому прямо в глаза - а это было под силу немногим. Россия бросил рассеянный взгляд куда-то в сторону и с улыбкой кивнул. - Я знаю. Они нашли себе развлечение по душе в соседней зале. Екатерина вздохнула, прижимаясь лбом к его груди. Его ничто не могло удивить – вряд ли это было под силу кому бы то ни было. Она искренне восхищалась им, желая быть во всем на него похожей. А также ей хотелось до конца своих дней оставаться с ним рядом, чтобы ее имя навечно осталось в его памяти, выделяясь в ней яркими искрами, как крупный драгоценный камень, венчающий корону. А еще Екатерина знала, что его она никогда не сможет заполучить, как мужчину... - Должно быть. Надеюсь, они не любительницы играть в солдатиков… в отличие от некоторых, – раздраженно произнесла она на французском, бросая столь же нелестный взгляд на своего…почтенного супруга. – Тем более его новенькая «армия» носит прусскую форму. Россия только тихо рассмеялся. - Можно устроить так, чтобы эти игрушки убрали из дворца. Мы с Пруссией в состоянии войны, а потому - даже подобная несерьезная символика неуместна. Думаю, когда эти сведенья дойдут до императрицы – они ей тоже не понравятся, – отступив, он закружил ее, после чего вновь привлек к себе. От него веяло теплом. Великая княгиня вздохнула. На самом деле ей было бы очень интересно встретить воплощение Пруссии – ведь, в конце концов, родилась она немецкой принцессой, хоть и не самого знатного рода. «Это как-то несправедливо даже». - Моя несдержанность - от бессилия, мой милый. Вот если бы у меня была настоящая власть… - пробормотала она, с отчаянием думая, что бал вскоре закончиться, а стало быть, Иван снова оставит ее в том неизбывном одиночестве, которое она пыталась заполнить романами. Властный жесткий характер Екатерины всегда мешал ей отдаться чувству по-настоящему, но, как говориться – каким-то уголком своего сердца женщина всегда остается шестнадцатилетней девушкой, мечтающей о любви, про которую пишут в книгах. И потому ей хотелось иметь рядом с собой такого мужчину, которому она могла бы всецело довериться, который не станет ухаживать за ней ради ее положения и чина, и не отвернется в дни увядания. Ни один из ее любовников, ни Петр, с которым она была связана узами брака, этого дать ей не мог. А Россия... Россия будет рядом с ней вечно, и она будет с ним до конца своих дней. И даже подчиняясь ей, он всегда останется неуловимым и непостижимым, а потому - свободным. Брагинский был тем, в ком она нуждалась, и сама корона на деле была лишь средством осуществления этого желания. Танец закончился. Россия, почтительно предложив Екатерине руку, подвел ее к императрице, и с поклоном спросил: - Ваше императорское величество, великая княгиня Екатерина Алексеевна устала от праздника и танцев, и просит позволения покинуть бал. Я же в свою очередь прошу разрешения сопровождать Великую княгиню до ее покоев, – спросил он, едва заметно пожимая ладонь Екатерины под мрачным взглядом престарелой императрицы. Что-то пробормотав себе под нос, Елизавета кивнула. Как бы то ни было - Екатерина ей нравилась больше, чем собственный племянник. - Разумеется. Дорога, как я полагаю, тебе известна? - Да. - Что же ступайте – ты, дорогая, позаботься о своем здоровье, а ты, Иван, будь добр вернуться. Сразу же, как проводишь Великую княгиню до ее комнат. Молодая женщина чуть вздрогнула, но тут же взяла себя в руки. Присела в реверансе и улыбнулась: - Благодарю вас, Ваше императорское величество. Россия поклонился еще раз, считая, что ему следует поблагодарить прозорливую царицу за исполнение и невысказанной просьбы. Покинув залу с ее блеском, звоном, смехом и французским языком, они, пройдясь по пустым тихим коридорам, добрались до комнат Екатерины, и со смехом плюхнувшись на постель, заговорили про новое издание работ нежеланного при дворе Вольтера. Говорили по-русски – точнее, он – на русском, она - на «смеси французского с нижегородским», но ему все равно было приятно. - Ах, мой дорогой Россия, неужели мы не можем проводить так каждый день? Просто … говорить без недомолвок и притворства? – почти умоляюще произнесла она, цепляясь за его мундир, когда он сказал, что должен возвращаться. Он улыбнулся – эта улыбка ей нравилась, как все в нем. - Боюсь, что нет. Ведь, как бы то ни было, я – страна, нам подобные отношения несвойственны. Екатерина нахмурилась. - Даже если я страну царствующей императрицей? - Даже в этом случае. Кстати, отчего вы так уверены в том, что взойдете на трон сами, а не как супруга императора? - Потому что знаю – так будет. Я на все пойду ради твоего блага, все, чтобы отстоять тебя… от любой беды. Я уже не немка - вся моя судьба связана с тобой. Но иной мне не нужно. Он задумчиво взглянул на нее – она тоже ответила взглядом. Об этом они говорили часто, но никогда не высказывались до конца. - Маленькая принцесса хочет властвовать над огромной землей, размеры которой она даже не в силах представить, укутанной в снег, одиночество и тяжелую странную судьбу? Она уткнулась в его шею. «Когда этот шарф ослабнет настолько, чтобы можно было увидеть кожу под ним?» - В мире нет снегов белее и красивее твоих. И я верю, что смогу прогнать все страхи, что тебя одолевают. Фиолетовые глаза чуть потемнели от этих слов. - Это не то, что можно отдать другому – даже в форме налога. - Я должна попробовать. Даже, если меня ждет гибель. Ради твоего блага я готова отдать и жизнь, – заявила она – твердо и уверенно - еще сильнее стискивая ткань его мундира. Видимо, ей казалось, что с каждым словом она становиться ближе к исполнению своей мечты. – Ничто и никто меня не остановит. Брагинский вздохнул и, отцепив ее пальцы, поднялся, чтобы уйти. Она побледнела, и протянул к нему руки, взглядом умоляя не уходить. «В чем я ошиблась? Что сказала не так?» С Россией было тяжело разговаривать, но угадать, что у него на уме – было сложнее во стократ. Кроме того, похоже, он видел ее насквозь. - Мы обсудим это в следующий раз, ваше высочество. Я обещал императрице вернуться на праздник. Внезапно на Екатерину накатила горечь – действительно такая, что весь свет стал немил. Она знала, что он должен уйти, знала также, что он живет во дворце, а значит - вновь они увидятся очень скоро – быть может, даже завтра… но сейчас ей нужно было высказаться и услышать от него, наконец, ответ, а не вежливое от него уклонение. Почувствовав, что ее отчаянье искренне – Иван опустился на одно колено. Ее сердце замерло. Он взял руку молодой женщины и поцеловал – его губы были сухими и потрескавшимися от холода и ветра. - Я найду способ сообщить вам, когда мы сможем вновь побыть наедине. Не переживайте так, Екатерина – это вам не к лицу. Он поднял взгляд, увидел, что на ресницах у нее повисли слезинки, и, протянув руку, собрал их кончиками пальцев. Она схватила его за запястье и прижала его тыльной стороной к своей щеке. - Ты для меня - всё, Россия. Самая большая в мой жизни… Я буду хранить тебя всегда. Брагинский, молча, смотрел на нее. После чего привстал, свободной рукой опираясь о постель и нависая над княгиней. Она покраснела. - Спасибо, моя госпожа, – поблагодарил он ее улыбкой, а потом кратким поцелуем. Его холодные губы обожгли каленым железом, пробуждая во всем теле жар, требующий большего, чем простое, едва ощутимое прикосновение губ. Но Брагинский уже отстранился и встал полностью. Когда он вышел, она вновь обещала себе – безмолвно, не облекая мысль в слова и не обрекая ее тем самым на становление ложью – что отстоит его от всего и ото всех. Она полюбила и страну, и ее воплощение – мужчину, хранившего в памяти мысли миллионов людей и сотни прожитых лет, пережившего все оттенки радостей и невыразимых словами страданий. Ей суждено было стать Екатериной, справедливо прозванной Великой.