Ночи Средиземья

Как ни удивительно, третий претендент сумел поколебать уверенность Гилморна в том, что именно Кайт-бей является наименее желанным покупателем. Это был единственный человек, не пожелавший осмотреть эльфа вблизи, как будто ему было все равно, что он из себя представляет. Главное, чтобы более-менее соответствовал изображению на афишке. Он полулежал в приемной Вакаямы, попивая чай, одна служанка раздвинула сёдзи, другая осторожно потянула эльфа за краешек рукава, чтобы он подошел поближе. Он только успел поклониться, как гость хозяина махнул рукой, чтобы сёдзи снова задвинули. Гилморн практически не успел его разглядеть, но то немногое, что он заметил, внушило ему серьезное беспокойство. Рядом с гостем на циновке лежала катана в ножнах, как у Накамуры-тайчо, одет он был так же просто и в черные тона, к тому же еще имел странную привычку заматывать голову темной тканью, так что оставалась только щелочка для глаз. Он был по виду крупный и сильный мужчина, хотя его рост трудно было определить, не видя его стоя или хотя бы сидя. Но что-то выдавало в нем опасного человека — может быть, почтительное и напряженное выражение лица Вакаямы, который с предыдущими гостями был куда более расслабленным, хотя и более подобострастным. В первый момент Гилморн подумал, что это очередной умбарский корсар, и сердце его упало. Из огня да в полымя! Может быть, это некто еще более кровожадный и жестокий, чем Накамура, если он вынужден закрывать лицо, приходя в дом торговца рабами! Может быть, это убийца и злодей, за голову которого объявлена награда. Или его лицо страшно изуродовано, так что без дрожи не взглянешь. Или... От этой зловещей таинственности, окружающей незнакомца, воображение Гилморна разыгралось, подсовывая ему версии одна кошмарнее другой. Как оказалось, правда была не менее пугающей. Вакаяма-сан, как всегда, охотно поведал ему, что господин Курохито, хоть и был рожден широкоглазым северным варваром, за годы жизни в Умбаре не только воспринял его великую культуру, но и сумел ее значительно обогатить. После установления торговых отношений между Умбаром и Гондором он нажил огромное состояние, ввозя разнообразные северные редкости. Именно он, как говорят, привил умбарцам вкус к северному элю и даже открыл несколько пивоварен, добившись у шогуна монополии на его производство. Также он обучил местное население игре в карты — до него здесь процветала только игра в кости и заимствованные из соседнего Харада шахматы и шашки. Когда эльф удивился, зачем человеку настолько мирной профессии закрывать лицо, Вакаяма пояснил, что несколько лет назад Курохито-сану самим шогуном было пожаловано звание самурая. Поскольку самураю не к лицу заниматься таким презренным ремеслом, как торговля, и вообще любым ремеслом, Курохито-сан вынужден закрывать лицо, навещая торговых партнеров, и называться господином Куро. — Таким образом, приличия соблюдены, и благородный о-самурай-сама может с абсолютной честностью заявить своему повелителю, что никогда его лица не видели в торговом квартале или в квартале красных фонарей. Лучше бы Гилморн не проявлял своего вечного любопытства и не спрашивал, что такое квартал красных фонарей! Нет, конечно, бордели процветали и в Минас-Тирите, и особенно в портовом Пеларгире, но вот чтобы так бесстыдно — целые улицы, целые кварталы, открыто предлагающие услуги мужчин и женщин, а не тайная дверь в ряду других, известная только посвященным! И немалая часть этих заведений принадлежала господину Куро. Именно на них, а не на пиве и азартных играх, зиждился финансовый успех таинственного незнакомца. Продажной любовью здесь, конечно, никого не удивишь, но в борделях господина Куро все было устроено по северному образцу, полному экзотического очарования для умбарцев: интерьеры, кушанья, церемонии, ласки. Разумеется, сами жрецы и жрицы продажной любви были выходцами из северных стран. Кое-кто даже в парике и с накладными острыми ушами, изображая эльфа. Пыжась от гордости, Вакаяма сообщил, что именно он имел честь продать господину Куро многих из тех юношей, которые стали самыми прославленными куртизанами. — Без всякого сомнения, вы немедленно станете звездой в самом лучшем заведении господина Куро! Какую бы сумму он за вас не заплатил, хоть даже пять тысяч рё, через год он ее вернет с лихвой! Очередь к вам выстроится на месяцы вперед, и вам наверняка дадут почетное право отказываться от общества тех, кто вам не по нраву, благородный господин эльф! Уверяю вас, ваши обязанности будут совершенно необременительны, не более двух-трех посетителей за ночь, а может быть, всего один... С удивлением Гилморн осознал, что слова торговца долетают до него будто бы с большого расстояния, а потом с еще большим удивлением обнаружил себя лежащим навзничь, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Кайт-бей и Курохито-сан в один день — это было как-то чересчур даже для его стойкой эльфийской психики. Поднялся ужасный шум и суматоха. Слуга хозяина немедленно отнес эльфа в его комнату, где его раздели, уложили в постель и принялись обмахивать веерами с двух сторон. Бледный, как мел, Вакаяма лично напоил эльфа каким-то питьем, пощупал его лоб, посчитал пульс. — Ах, как вы напугали вашего недостойного слугу, господин эльф! — воскликнул он с укором, как будто Гилморн упал в обморок из чистой вредности. Приступ минутной слабости у эльфа уже прошел, но он не спешил это показывать, по-прежнему бессильно распростершись на футоне и полузакрыв глаза. — Вакаяма-сан, как много вы знаете об эльфах? — спросил он умирающим голосом. Торговец заверил, что его невежество нуждается в немедленном просвещении. — Вам, конечно же, известно, что эльф намного сильнее обычного человека. И может быть, Накамура-тайчо рассказал вам, что взял меня в плен с оружием в руках. С которым я вполне умею обращаться. Поэтому для меня не составило бы труда, например, отнять лопату у вашего садовника, стукнуть ею же по голове и перемахнуть через стену. — Но такой разумный господин, как вы, разумеется, понимает, что ему будет очень сложно пробраться незамеченным в гавань. И даже если по счастливой случайности там будет находиться торговый корабль из Гондора, его капитан вряд ли захочет взять на борт пассажира, которого разыскивает полстолицы. Благородный господин эльф, конечно же, сможет пробраться на любой корабль незамеченным и спрятаться, например, в трюме. Но ему следует знать, что укрывательство беглого раба наказывается так же, как воровство: отрубанием правой руки. — Нечто подобное я и предполагал, — со вздохом сказал Гилморн. — К сожалению, я прекрасно понимаю, что положение мое безнадежно. Но Перворожденный не может обходиться без эстель, путеводной звезды надежды. Без нее мы впадаем в тоску и даже умираем. Прошу заметить, Вакаяма-сан, в любой момент и по собственному желанию. Он немного преувеличил: просто так лечь и умереть довелось одной только несчастной первой супруге Финве, матери Феанора. Но прецедент был, он мог быть повторен, в голосе его звучала достаточная степень уверенности, и Вакаяма побледнел еще больше — видимо, уже представил, как вместо ценного товара для торгов получает хладный труп. — Кроме того, как вам наверняка известно, эльдар бессмертны. Наша смертная оболочка умирает, но душа отправляется в Чертоги молчания к Намо Мандосу. Поэтому никто из Перворожденных не боится смерти — если, конечно, не совершил при жизни какого-то преступления. Должен вам сказать, Вакаяма-сан, что все варианты моей дальнейшей судьбы, столько живописно обрисованные вами, делают встречу с Намо все более желанной. Вакаяма всплеснул руками и многословно выразил свое безграничное удивление тем фактом, что услаждение богатых и щедрых господ вызывает у господина эльфа такое отвращение, какого не вызывало пребывание в плену у жестокого корсара. — Плен и насилие меня не пугают. Но рабской покорности своей доле вы от меня не дождетесь. Много вы выручите, Вакаяма-сан, если придется вывести меня на торги в кандалах, да потяжелее? Подумайте. Вакаяма выглядел так, как будто сам вот-вот хлопнется в обморок. Гилморн отвернулся и закрыл глаза, сигнализируя, что разговор закончен. ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Куро - черный Хито - человек