"Пожалуйста, назови меня Шинджиро."

Сколько бы лет ни прошло, письма не переставали приходить. Курама, конечно, не мог ответить - Тэнгу было запрещено общаться с женщинами, - но он лелеял их, каждую из них. Ами всегда указывала адрес, на случай, если он захочет связаться с ней - что он и делал, так сильно, что это становилось физической болью в груди - и Курама наблюдал, как она переезжала из Токио в Киото, а затем обратно в деревню, где он впервые встретил её. В каком-то смысле было одиноко, как сильно Ами менялась и росла в этом мире, пока он стоял неподвижно на той же самой горе, но это были его братья. Его семья. Курама не мог оставить их без лидера. Дети Тэнгу взрослеют в возрасте восьми лет, самое позднее-двенадцати. Из новых детей, которые должны были родиться, ни один не дал больших обещаний, поэтому был выбран следующий лидер, и Курама смог вернуться в человеческий мир через десять лет. Никто не мог удивиться, когда он ушёл на этот раз, потому что они знали, что он вернётся, более счастливый, чем был тогда-то либо, потому что в человеческом мире его ждали люди. Люди, которые не принадлежали к смешению ёкаями и богами и всего того, что пришло с другим миром. Он не мог больше вовлекать Ами в такие дела. Не тогда, когда он так сильно любил её для этого. В последний раз, когда они виделись, Курама был неуверен, колебался. Его сердце хотело одного, голова-другого, но теперь он был уверен. Он не мог позволить Ами больше ждать его... если, конечно, она уже не замужем. Курама не был уверен, что она включит это в свои письма, и он ненавидел себя за то, что был напуган, но ещё больше он ненавидел то, что это могло напугать его, что мысль о том, чтобы увидеть Ами в объятиях другого мужчины, заставляла его хотеть превратиться в демонического зверя и опустошить тех, кто стоял между ними. Это было эгоистично и жестоко, но он никогда не утверждал обратное. Он был, обнаруживая его наводнённым Ёкаями, и Ами знала. Ами приняла это. Как он мог больше не быть с ней? Облегчение, которое пробежало по телу Курамы, когда его приветствовала Ами, уступало только той любви, которую он испытывал к ней. Она выглядела старше, но не так уж плохо. Её тело повзрослело, наполнилось новыми и неожиданными способами, о которых Курама даже не мечтал. Ами снова подстриглась, вернув прическу, которую носила, когда они впервые заговорили. Она была красивее, чем он мог себе представить, и его пальцы чесались обнять её, но сначала Курама должен был убедиться в этом. Сколько он ни искал, нигде не было видно кольца, и он презирал себя ещё больше, когда этот факт наполнял его восторг. -Курама...сан?- -Извини за то, что я заглянул без предупреждения.- Он неловко поёжился, и одна эта мысль была смешна. Он, великий Курама! Нервничать в присутствии женщины! О, как тяжело он упал. Во многих смыслах этого слова. Ами протянула руку, сжала её в кулак, прежде чем он успел дотянуться до него, и сильно покачала головой, бормоча себе под нос о пробуждении. Ей показалось, что она спит. Она думала, что Курама не сможет прийти к ней. Сердце Курамы разрывалось от жалости к женщине, которая ждала его, и от того времени, что они провели порознь. Он не мог больше ждать; Курама знал, что он был груб и слишком прямолинеен, но он просто должен был знать. -Ты с кем-нибудь встречалась, Ами?- Она медленно моргнула, удивление отразилось на каждом дюйме её лица. После секундной паузы Ами склонила голову набок, задумчиво подпрыгивая локонами. -Есть один мужчина, котрого я очень сильно люблю.- Курама выдавил из себя улыбку. Он не мог показать, что чувствует на самом деле, это было бы эгоистично. Было трудно сохранять самообладание, не дать разбитому сердцу испортить его красоту, когда Ами взяла его ладонь и положила её на грудь. Он мог чувствовать тепло её кожи, и стук её сердца, и это было так по-человечески. Как и Ами. -Но он исчез в горах на десять лет.- Ами посмотрела на него из-под густых ресниц, и это успокоило Кураму больше, чем он готов был признать. Это была та самая застенчивость, которую он помнил. Он снова взял себя в руки. И Ами всё ещё хотела его, после всех этих лет. Прошло много времени с тех пор, как он держал в руках женщину, но Курама думал об этом каждый день с тех пор, как поднялся на гору. О том, что простыни были такими же мягкими, как кожа Ами, или о том, что цвет вечной сакуры был того же оттенка, что и её волосы. Ами никогда не выходила у него из головы, и это облегчало принятие решения. Курама обхватил ладонью её щёку - теперь уже восхитительно розовую - и медленно прижался губами к её губам, давая Ами возможность отстраниться. Но она никогда этого не делала. Губы Ами были на вкус как клубника, и её рот уверенно прижимался к его губам. Она была мягкой, податливой и прекрасно вписывалась в его объятия. Курама не думал, что сможет любить её больше, чем уже любил, но он был готов доказать, что ошибался. Он целовал её в течение десяти лет отсутствия, десяти лет боли, тоски и желания. Курама знал, что Ами тоже это почувствовала, так как её руки сжались в кулаки в его куртке, притягивая его невероятно близко, пока давление не стало почти болезненным. Она никогда не была так прямолинейна в школе. Курама не думал, что он возражает. -Курама...- И только когда Ами отстранилась, чтобы икнуть его имя, Курама понял, что она плачет. Улыбка на её губах, свет в её глазах, лёгкая дрожь её пальцев на его шее-всё это было признаком того, что она была счастлива, и это было всё, чего Курама когда-либо хотел, действительно. Он смахнул слезы большим пальцем, прижался губами к капору, который торчал из её макушки, и даже если гора Курама была далеко, он знал, каково это-вернуться домой. -Пожалуйста, назови меня Шинджиро.-