бесчувственные астры

      Когда Путешественница пытается поговорить с ним впервые, он категорически отказывается тратить свое время на беды смертных и игнорирует её вместе с летающим... компаньоном. Когда смертная приносит ему миндальный тофу, ему приходится идти на компромисс из-за его жалких, особенно для бессмертного, каприз: пока та наскоро пересказывает случившееся в Ли Юэ, он чувствует нежный и деликатный вкус любимого блюда. Когда она пытается разговорить его раз-другой, адепт, отчего-то, запоминает её имя, вырвав его из несвязного лепетания мелкого парящего существа рядом с ней.       На седьмой раз, когда она тихо садится рядом на булыжник и молчит, болтая ногами, что не касались земли, Якша думает о том, как она будет умирать.       Смертность в ней искрится; отдается в порезанных врагами белоснежных одеяниях, содранных коленках и лопнувших мозолях на руках от слишком частого использования меча. Она отдается в свежести юной кожи и румянце, ярко проступающем при очередной попытке разговора с адептом; в привычке хрустеть суставами тонкокостных, таких, вероятно, легко ломаемых пальцев - а ещё во взлохматившихся шёлковых волосах, в которых - кусочки веток и маленьких диких ягод из-за внезапных приступов любви к скалолазанию по архонтом забытым горам деревни Цинце.       Смертность бьёт из неё энтузиазмом и альтруизмом к участи несчастных, неочевидной любви к готовке (в том числе, миндального тофу), а ещё в приоритизации чужих проблем поверх собственных.       Якша признается себе - что никому не шла смертность так сильно как ей. И он бы сделал всё возможное, чтобы лишить её этого проклятье, если она окажется под ударом; ведь он просто не мог допустить её угасание.        - Кажется, у вас появился новый поклонник, - начала разговор Люмин, не боясь, что её слова молчаливый Якша проигнорирует; потому что всё чаще и чаще он отвечал.       С каждым разговором она чувствовала себя уверенней рядом с ним. Сейчас посмотришь - и наверняка не скажешь, что в первую встречу именно её летящий компаньон толкал ногами в спину, уговаривая подойти к могущественную и крайне пугающему адепту. Якша изредка ностальгически вспоминает нервный тик её правой брови и неуверенный взгляд медовых глаз - не то чтобы он старался это запоминать, но фотографическая память не оставляла его в покое уже не первое тысячелетие.       Отсутствие манер и некая фамильярность по отношению к адепту совершенно не вызывает гнева; он беспристрастно переводит взгляд с томящегося на полуденном солнцем города.       И сразу понимает о чем Путешественница говорит; людские паттерны мышления крайне очевидны и ограничены.        - Вы отдали ей куклу, - как-то сконфуженно говорит она, словно не веря своим словам, - малышке Лю. Которую украли хиличурлы.        - Эта кукла принадлежала ей, - поясняет он словно маленькому ребёнку, - было очевидным вернуть украденное невежественной тварью.       Замолкают; и впервые за долгое время внимание адепта уходит от криков боли и счастья человечества, следует за терпким, легким запахом ветряной астры. Чтобы не делала Люмин за день - бесстрашно сражалась с магами бездны, носилась из Ли Юэ в Мондштадт и обратно, занималась бюрократической работой по указке торговцев - этот запах будто бы впитался в неё, стал частичкой ей самой.        - Я восхищаюсь вами.       Молчание обрывается также резко, как и наступило. Лицо Люмин безмятежное и искреннее - и, почему-то, в этот момент она выглядит старше своих лет. Это лицо усталого и смирившегося смертного, понимает Сяо.        - Странно. Людям свойственно меня бояться, на что есть объективные причины.        - Вы, на самом деле, очень добры, - говорит она все тем же воздушным тоном, - прожив столько лет на этом свете в вас не умерла доброта. Я, пожалуй, так бы не смогла.       Якша хочет спорить, хочет возразить, потому что давно погряз в тьме всего мира. Он хмурится на наивность человеческую, но Люмин продолжает говорить, ловко меняя тему на более комфортную:        - Девочка решила решила заставить вас улыбаться во чтобы то ни стало.       И Сяо - Непобедимый Защитник Якша- не дающий слабину никому: ни союзнику, ни врагу... отступает. Забывает о даже не возникшем споре.        - Ты должна как никто иной знать, что улыбка не всегда несет в себе радость или счастье, - глаза Якши - прожигающий янтарь; сталкиваются с усталыми медовыми Путешественницы, - тебе ли не знать?       Плечи Люмин напрягаются и она ерзает на жесткой поверхности камня; адепт догадывается, что она корит себя за излишнюю расслабленность - наверняка думает, что принесла слишком много ему неудобств.        - Этой улыбкой... - он слегка кивает головой в её сторону, - ты можешь обмануть своих соратников, своё летающее маленькое существо и даже Архонта. Но не того, кто слышит весь смех и слёзы на этой земле.       У Люмин мелькает перед глазами осунувшийся Итэр с тёмными, злыми глазами и Орденом Бездны за его спиной.        - Твоя душа тоскует по потерянному, так и не найденному. Воображение вторит видению моментом их обещания с братом, "быть всегда вместе"; его легким и таким знакомым смехом и улыбкой от уха до уха. Два образа одного человека - но чувство будто бы совершенно противоположных друг другу людей.        - Или же по потерянному тому, что уже не вернуть?       Вопрос повисает в густом, горном воздухе. Сяо кажется, что он говорил слишком уж много, особенно со смертным. Когда наступает закат, Люмин всё ещё рядом, а её дыхание вторит развевающимся ветрам на пике. К вечеру - ветра холоднее, в голову адепта прокрадывается неожиданная мысль о том, что Люмин, должно быть, замерзла, с её тонкой, хрупкой человеческой кожей... Неидентифицируемое жжение в руках, будто бы ладонями архонт тянет к замерзшим плечам Люмин; Сяо стряхивает странное чувство, вновь отвлекаясь на голоса.        - Когда-нибудь я бы хотела увидеть вашу улыбку.       Несмотря на холодный свет луны, Путешественница светится теплом, будто бы вечно огретая любовью Солнца.        - Мне больше неведомы эмоции, свойственные людям.       Она не обращает внимания на его холодное замечание, смотрит мягко, задумчиво, будто воображает искреннюю улыбку на его устах - и сама же в тотчас начинает улыбаться неловко. Влюблённо.        - Мне кажется, она была невыносимо прекрасной.       Адепт поджимает губы.       Он чувствует себя глупо. По-человечески. Губы Люмин мягкие, обветренные под его губами. Тёплые и живые. Поцелуй - сухой, невинный и надрывный одновременно, огорошенный запахом астр с её мягких волос.              Сяо впервые боится закрывать глаза - ведь месяцы, года, десятилетия и столетия для него ничто иное как миг. Он боится неизбежного: что однажды закрыв их - очутится в мире, где больше нет Люмин. Боится, что взяв её за руку - за мгновение та рассыпется, словно пыль. Всё, что останется - бесчувственные астры, что растут в долине Ветров.