ожогами амперсанд шрамами

1. Сначала всё казалось лёгким и шутливым, как поцелуй в мягкую щёку и запах апельсинового бальзама. Волосы Светы вьются на туман, а луна на небе наливается красным. Она заворачивается в плед, смеётся над глупыми шутками и шмыгает носом от холода. Луна прячется за горизонт, Готика — в кусты. В прятки играют они вдвоём. Оскар отворачивается, потому что больше не может смотреть на солнце, неловко машет рукой на прощание и бежит со всех ног домой, чтобы ненароком не разбудить своего строгого дядю, чтобя ненароком не подпалить ресницы. Дядя Оскара — директор, власть — зло, а зло лучше не будить. Оскару тринадцать, и у него всё хорошо — он не знает, что такое тригонометрия, фруктовая жвачка после сигарет и расчёска. 2. Готика говорит, что синяки под глазами делают его похожим на вампира. Готика говорит ему заботиться о себе и ложиться спать раньше пяти утра. Готика выращивает лаванду на подоконнике и мечтает о мотоцикле. Готика всё умеет: она прекрасно играет на скрипке, знает немецкий и французский, и, если бы Оскар попросил, смогла достать бы с неба луну. Но не Солнце. Оскар с ней, потому что она заваривает самый вкусный чай. Он листает инстаграм Светы, сидя на кухне, пока Готика обрабатывает его раны — хулиганы в интернате не знают о жалости, называют Оскара слабаком, пидором и уродом. Готика называет его другом. — У тебя могут остаться шрамы, — говорит. Он неловко пытается скрыть их на предплечьях. Оскару пятнадцать и всё становится хуже — он любит кофеин, сладкое и, кажется, Свету. 3. — Ты ослеп, — Готика говорит. Она перекидывает ногу на ногу и неловко поправляет колготки в сеточку. Оскар допивает свой клубничный энергетик и щёлкает зажигалкой. В пять утра он только просыпается. Лампочка бросает на окно жёлтые блики, и они отражаются в глазах Готики. Готика пахнет краской, домом и перекисью. Она смотрит серьёзно, настойчивее предлагает Оскару чай и больше ничего не говорит. Видимо, придётся говорить Оскару. — Я её люблю, — улыбается. Воротник пахнет солнечными зайчиками и вишнёвыми сигаретами. В горле неприятно жжёт от переваренного чая. Света для него — поцелуй в щёку, Света для него — ультрафиолет и ожоги на пальцах. Света для него — центр Галактики. Готика распускает волосы, скрывая выбритые виски, встаёт и уходит, закрывая за собой дверь. Она для него — заслоняет солнце. На кухне пахнет горелым пластиком, смешанным с пудрой. Оскару восемнадцать, и хуже быть не может — он любит никотин, чёрную подводку, как у любимого итальянского рокера, мальчиков и всё ещё Свету. 4. Света покрасилась в чёрный и отрезала косички. Она удалила инстаграм, скачала тикток и больше не пишет Оскару в директ. Её кожа пахнет алкоголем и ускользающей молодостью. Краской, дымом и спиртом. Солнечным кремом. Лаванда на подоконнике Готики умерла из-за холода, зима в этом году началась в октябре, и снег нелепо хрустит под летними кедами. Розово-нелепое ломается под его ногами. Оскар дарит сотую розу Свете, и она сразу выбрасывает их в мусорку. — Мне не нужны мёртвые цветы, — говорит. — Мне не нужны мёртвые парни, — говорит. Синяки под глазами и правда делают его похожим на вампира, поскольку Света остаётся на нём не улыбкой и румянцем, а ожогами и шрамами. Поскольку он наконец-то сгорел. Для мёртвого Оскар слишком часто умирает. Ему двадцать, и он не помнит номера телефона Готики и какой она любит шоколад. Солнечное затмение длится не больше восьми минут. 5. Оскару двадцать три, и он больше ничего не любит. Дядя умер в прошлом году, цветы — три года назад. Солнце в Лондоне выходит на небо два раза в год: и оба в конце августа. Оскар сидит на кухне и смотрит на перегоревшую лампочку. Готика не поздравляет его с днём рождения третий год подряд. Белые розы на её могиле — мертворождённые. Они пахнут кровью, передозировкой и сырой землёй.