Заначка

Фраза «Черт с ним, давай попробуем», как известно, дает начало многим великим свершениям. В случае Томми Анджело все было немного по-другому: его славные дела обычно начинались в пятницу вечером, когда к нему подходил Поли и выдавал свое коронное «Пошли треснем пивка, а?». А имя этому славному делу было, несложно догадаться, — пятничная попойка. Том никогда не позволял себе напиваться до беспамятства: мог иногда после работы наведаться в какой-нибудь обшарпанный бар пропустить по стаканчику с такими же трудягами-полуночниками как он сам, но за кутежами наблюдал исключительно со стороны. Когда, например, пытался заснуть ближе к утру, а под окном какие-то маргиналы распевали песни и бросались бутылками. Одна из них однажды угодила прямиком в открытое окно квартиры Томми, пока он мирно храпел, и с дребезгом разлетелась на осколки, из-за чего Том чуть не отправился к праотцам от сердечного приступа. Сейчас все было по-другому: Томми уже чуть больше полугода работал на небезызвестного дона Сальери и столько же времени находился в дружеских отношениях со своим коллегой по криминальному бизнесу Поли, который был большой охотник до разного рода питейных заведений и часто звал Томми с собой. В общем, будь сейчас Том десятилетним юнцом и заведи он себе такого приятеля как Поли, его бы каждый день дома ждал нагоняй от матери, потому что Поли был из тех друзей, которые могут запросто, что называется, «научить плохому». Но Томми был уже большим мальчиком, недавно разменявшим четвертый десяток, так что уже сам решал, с кем ему водиться. Тем более, не беря в расчет любовь к выпивке и взрывной характер, Поли был отличным парнем и интересным собеседником. Обычно у подвыпившего Поли было два настроения: он либо находился в прекрасном расположении духа, травил анекдоты и раздавал комплименты направо и налево, либо был страшно удручен, недоволен жизнью и выдавал такие мрачные тирады, что, послушав его, хотелось пойти в ближайший хозяйственный магазин, купить кусок мыла и веревку и вздернуться. Хотя, если подумать, состояний было все же три, и третье представляло собой гремучую смесь первого и второго, когда Поли мог сначала пребывать в глубокой меланхолии, а потом по непонятной причине чему-то резко обрадоваться, и наоборот. В общем, во всех трех случаях одно оставалось неизменным: Поли очень много разговаривал. Томми же, как человек, любивший что в пьяном, что в трезвом состоянии больше слушать, нежели говорить, всегда готов был превратиться в слух и внимательно выслушать друга. Работая таксистом, Том выработал себе привычку не раскрывать рот по пустякам, а привычка, как известно — сильная штука, так что немногословность Тома была если не главной его фишкой, то одной из основных — точно. Можно выгнать Томми из такси — но такси из Томми выгнать нельзя. Обычно эти дружеские пятничные загулы ничем особо интересным примечательны не были: отправной точкой «путешествия» служил бар Сальери, где Том и Поли для начала осушали пару кружек пенного за стойкой Луиджи, а потом отправлялись в круиз по борделям. Исключительно чтобы выпить, конечно же. Не стоит забывать, что пятница — не только развратница, но еще и пьяница. Прямое назначение публичных домов обычно интересовало Поли в начале недели, потому что понедельник — день тяжелый, а пятница была забита исключительно для дружеских попоек. В борделях он был практически со всем персоналом на короткой ноге, так что нередко получал приличные скидки, а если совсем повезет — выпивку за счет заведения. В одну из таких пятниц Поли как всегда изъявил желание пойти гулять, а Том не стал возражать. После пары кружек пива у Луиджи Поли похлопал себя по карманам и с ужасом осознал, что они были пусты. — Твою ж, — прошипел он, — Том, заскочим в мою берлогу? Забыл деньги взять. Ничего не попишешь, пришлось идти. Каждый раз, когда Томми оказывался у Поли дома, ему на ум приходило всего три слова: «Ну и дыра». Сильнее всего его удручал вид внутреннего убранства подъезда: хлипкие входные двери с наполовину выбитыми стеклами, испещренные трещинами стены, запах сырости и зловеще мигающие лампочки. Крошечная квартирка Поли оставляла не менее угнетающее впечатление. «Что снаружи дыра, что внутри», — так думал Том. А потом вспоминал собственные апартаменты класса люкс, в которых из удобств был только стол да раковина, и мысленно пожимал плечами. Но он уже много лет честно копил на хороший дом. Может, где-нибудь в Оуквуде. Оуквуд — это прям мечта. А копить, к слову, осталось не так уж и много, так что можно было себе позволить раз в неделю небольшую пирушку вместе с Поли. Тому все хотелось спросить у друга, собирается ли он когда-нибудь уже купить себе нормальное жилье. Понятное дело, что от дома Поли до бара Сальери идти всего ничего, но это ведь не единственная квартира в Маленькой Италии. Всегда можно найти что-нибудь посолиднее. В общем, все эти мысли мелькали у Тома в голове, пока он ждал своего товарища возле двери и оттуда внимательно за ним наблюдал. Томми обычно не решался заходить дальше прихожей — полы у Поли дома были крайне скрипучие, казалось, что один неверный шаг — и можно провалиться в преисподнюю или этим страшным скрипом разбудить какую-нибудь злобную бабульку из соседней квартиры и огрести от нее по самое не хочу. Блуждающий взгляд Тома зацепился за приоткрытую дверь стоявшего в прихожей шкафа: что-то явно мешало ей закрыться. Том потянулся к дверце, чтобы взглянуть на помеху, и его глазам предстал находившийся внутри красавец граммофон. Открыв было рот в готовности задать Поли нескромный вопрос, Том вдруг передумал, закрыл дверцу и вернулся на прежнее место. Поли тем временем вовсю ворошил свою подушку, пока наконец не извлек из нее худенький конверт с деньгами и сунул его к себе в карман пиджака. — Это что? — спросил Томми. — Заначка, — с улыбкой сказал Поли, довольно растягивая это слово. Это сладкое слово — заначка. Всегда приятно знать, что даже если ты вмиг потеряешь все свои сбережения, у тебя останется Она. Для такого человека как Поли заначка — вещь необходимая. Деньги он тратить не умел от слова совсем: либо проигрывался в пух и прах, либо пропивал все до последнего цента, зачастую еще и одаривая бармена щедрыми чаевыми, после которых упомянутый бармен еще три дня не появлялся на работе. Так что свой основной капитал Поли всецело доверил банку, а для более мелких целей у него был этот маленький потрепанный серый конверт. — Мне всегда казалось, что заначка на то и заначка, чтобы ее куда-нибудь подальше запрятать, разве нет? — поинтересовался Томми, вспомнив, как яростно Поли пихал себе в карман конверт, и повернулся к нему, замедлив шаг. Том всегда ходил быстрее своего своего товарища. Не то чтобы он постоянно куда-то спешил — скорее наоборот, это Поли всегда вальяжно плелся как черепаха, сунув правую руку в карман и легонько прихрамывая — рана на ноге уже зажила, а привычка хромать осталась. — Ну, — начал Поли, — Ты же помнишь Длинного Санни? Мы его пару месяцев назад брали с собой, когда ездили выбивать дурь из того продажного копа в Нью-Арке. Томми посмотрел на Поли и непонимающе заморгал. С момента его вступления в семью вокруг вертелось так много новых лиц, что у него иногда буквально кружилась голова от всех этих Длинных Санни, Больших Бобов и Толстых Эдди. — Ну, такой круглолицый коротышка, в серой шляпе. Шепелявый. Длинный Санни — коротышка. Разумеется, как такое можно было забыть. Тома всегда приводила в замешательство странная привычка мафиози давать друг другу совершенно неподходящие прозвища. Не всегда, конечно — тот же Большой Бифф из Чайнатауна действительно был большим. Но когда какой-нибудь угрюмый здоровяк протягивал ему свою могучую ладонь и густым басом говорил: «Я Малыш Джонни», это выглядело просто до неприличия комично и причудливо. Томми даже приходила в голову мысль, что если бы Сэму и Поли достались такие прозвища, то их бы звали не иначе как «Тихоня Поли» и «Сэм-Болтун». — Ладно, не бери в голову, — вздохнул Поли, — Короче говоря, к нему домой пару дней назад наведались какие-то недоумки. Вынесли все деньги и заодно прихватили, черт побери, граммофон! Санни сначала и не заметил ничего: приходит, значит, домой после тяжелого дня, хочет, так сказать, расслабиться, послушать что-нибудь из Дюка Эллингтона, а слушать-то нечего. Граммофона-то нет. А с утра вроде был. Странно, да? Тут до его деревянной башки дошло, что его просто элементарно обчистили. Он всполошился и давай лезть в комод, проверять, не украли ли бабки. Бабки он, разумеется, не нашел. Но ты представляешь, он больше из-за граммофона ныл, чем из-за денег! Я свой, кстати, тоже спрятал в надежном месте. На всякий пожарный. — Ты под надежным местом шкаф подразумеваешь? Для меня теперь многое встало на свои места, — Том улыбнулся и похлопал друга по спине. Поли свысока глянул на Томми. У него это всегда хорошо получалось, а особое впечатление при этом производил тот факт, что Поли, был, как правило, ниже своих собеседников. — Что, думаешь, я совсем с ума съехал? Вот сопрут у тебя что-нибудь — вспомнишь меня. В ответ на такое заявление Томми лишь пожал плечами. У него прямо-таки стояла перед глазами картина: грабители пробираются в его квартиру в надежде поживиться и буквально через минуту уходят, не зайдя дальше прихожей, потому что до них внезапно доходит, что выносить здесь попросту нечего. К квартире Поли это, кстати, тоже относилось. — Ты уверен, что постоянно таскать с собой деньги безопаснее, чем просто-напросто засунуть их куда подальше дома? — задумчиво произнес Томми. — Не дрейфь, Том, — махнул рукой Поли, — У меня все под контролем. Томми смущенно улыбнулся одними уголками губ. Слова «Поли» и «контроль» могли бы стать синонимами разве что в параллельной вселенной. Том хотел было сказать это вслух, но предпочел промолчать — то ли его приобретенная таксистская неразговорчивость сыграла роль, то ли тот факт, что спорить с Поли — все равно что… а впрочем, это было настолько бесполезно, что даже не хотелось придумывать к этой бесполезности какие-либо сравнения. — Выходим на станции «Деловой Район», помнишь? — сказал Поли, зайдя в вагон метро и пристроившись около дверей. — Помню, — Томми вздохнул и опустился на сидение. Он искренне не любил ездить на метро и никогда бы этого не делал, если бы полиция не выписывала штрафы за вождение в нетрезвом виде. Так что ситуация ставила ультиматум: хочешь куролесить — пользуйся общественным транспортом. Впрочем, на метро ведь кататься приходилось нечасто, только по пятницам. Так что Тома, в целом, все устраивало. Первое заведение, которому Том и Поли обычно наносили визит, носило гордое название «Сады Семирамиды», но внутри у него не было ничего, что могло бы хоть отдаленно напоминать знаменитое чудо света, в честь которого оно было названо: это был средненький бордель, на входе даже охрана не стояла, а разного рода заказы делались напрямую у барной стойки. Внутри был сумрак — руководство серьезно экономило на освещении, объясняя темноту в заведении тем, что такой «таинственный полумрак» способствовал созданию особой интимной атмосферы. Поли рассказывал, как один его приятель однажды настолько проникся этой атмосферой, что в темноте споткнулся об кресло и устремился носом прямо в стоявший неподалеку деревянный стол. — Здорово, Эд! — Поли приветственно махнул бармену рукой и облокотился на стойку. — Чем порадуешь? Бармен улыбнулся, с хитрым прищуром оглянулся по сторонам и с заговорщическим видом наклонился к Поли. — Буквально пару часов назад получил партию отменного бурбона. Ты должен оценить. Пока никому не предлагал, хотел, чтоб ты первый попробовал. — Что, эксперименты на мне ставить вздумал? — в шутку вскипел Поли и стукнул кулаком по столу. — Хочешь, чтобы я всю ночь просидел в обнимку с унитазом, а? — Обижаешь, Поли. Скажи, разве хоть раз после моей выпивки тебе было хреново? — Ну, вообще-то да. Бармен вскинул брови и покачал головой. — Это уже особенности твоего организма, мой друг. Ну так что, ты пробуешь? — Ладно, давай наливай. Поли вообще пил все, что горит, и искренне не понимал, почему Эд считал его в этом плане гурманом. Ему льстила привычка бармена прятать для него лучшие напитки, в то время как для Эда такая лесть, обращенная едва ли не к каждому постоянному посетителю, была действенным способом подзаработать себе парочку зеленых в качестве чаевых. Индивидуальный подход как-никак, все дела. Поли заказал два сэндвича с тунцом, один из них отдал Тому, который смущенно попивал свой бурбон и помалкивал, пока Поли вовсю шутил и подкалывал Эда. И в общем-то больше ничем примечательным тот визит Тома и Поли в «Сады Семирамиды» не отметился. Разве что только тем, что в тот вечер там было жутко душно, так что, перекинувшись двумя словами с барменом и торопливо осушив пару-тройку стаканов с бурбоном, Томми и Поли вышли из борделя и направили свои стопы в следующее заведение. — С каждым разом все хреновее и хреновее, — раздраженно пробормотал Поли, едва они с Томом вышли из «Садов», — Том, ты же видел, он прямо при мне открыл бутылку. Так какого же хрена бурбон оказался разбавленным?! В ответ Том лишь пожал плечами. Этот Эд — он тот еще жук, Томми его недолюбливал. А вот вкус бурбона лично ему странным не показался: он вообще не мог похвастаться разборчивостью в плане алкоголя. Что предложат — то и выпьет. Гораздо важнее для Тома была компания, в которой он пил. А вечер Поли был уже практически испорчен. Он грозно сдвинул брови к переносице, из-за чего его и без того угрюмое лицо стало еще более хмурым. Тома удивляло, как обычно вспыльчивый Поли в этот раз не разнес заведение в щепки за такую серьезную оплошность. Видимо, на это у него были свои причины. Вкусный сэндвич с тунцом или приличная скидка, например, хотя — боже упаси от таких скидок. «Железный конь» получил свое название в честь популярного в свое время вестерна. Антураж в заведении был соответствующий: на стенах висели композиции из стрел, фотографии паровозов, портреты знаменитых индейских вождей и рядом изображение Линкольна, над барменом, точно дамоклов меч, нависал томагавк, а персонал носил на головах повязки с перьями. Том и Поли сделали заказ и сели за столик в самом углу бара, прямо под портретом вождя Текумсе, известного своим «проклятием президентов США», которое гласило, что каждый американский президент, избранный в год, без остатка делящийся на двадцать, умрет или будет убит до окончания срока президентских полномочий. Суеверные посетители обычно сторонились этого места от греха подальше, но Том и Поли суеверными себя назвать никак не могли. Ко всему прочему, проклятие ведь распространялось исключительно на президентов, а у них пока не было таких грандиозных амбиций. — Жаль, что с конгрессменами эта херня с проклятием не прокатывает, — раздосадованно произнес Поли, развернувшись к портрету вождя, — Я сейчас про этого мудака Волстеда¹. Теперь вместо нормального алкоголя приходится пить разбавленную байду вот в таких заведениях. — Да ладно тебе, Поли, — оживился Том, — Плюсов-то от этого все равно больше. Вспомни, сколько мы бабок с нелегальной выпивки имеем. Это ж сейчас наш самый прибыльный источник дохода. Опершись щекой на ладонь, Поли с теплой улыбкой, прямо-таки по-отечески глянул на Тома. — Ты уже вошел во вкус, как я погляжу. Хорошо! — сказал Поли, похлопав Тома по спине и сделав глоток освежающего джина из только что принесенного стакана, а затем снова приняв прежнее положение. — Я тебе по-доброму завидую, Томми. Глянь на себя: ты молодой и амбициозный, для тебя сейчас многое в новинку, ты еще не знаешь многих вещей и поэтому тебе все интересно. Тебя еще не доконала эта чертова рутина. А я уже столько херни повидал, меня прямо воротит от всего этого. «Ей-богу, как дед старый», — пронеслось в мыслях у Тома, пока он сидел, вцепившись в Поли глазами. — Ты мне говоришь про рутину, Поли? — вставил наконец свое слово Томми. — Ты случаем не забыл, кем я работал раньше? — Не забыл, Том, не забыл, — поспешил успокоить друга Поли, — Давай не будем спорить, у кого рутина рутиннее, хорошо? У нас с тобой для этого слишком разные понятия о жизни. У меня вот… вроде каждый день одно и то же, вроде все дерьмо, которое могло со мной случиться, уже случилось, а все равно такое чувство, будто на иголках сижу! — Поли в отчаянии стукнул ладонью по столу с такой силой, что стоявшие на нем пустые стаканы чуть не взлетели к потолку. Том поежился. Язык у Поли начал потихоньку заплетаться — это было тревожным звонком и могло означать только одно: пока он не просохнет, настроение у него будет скакать как блоха на сковороде. — У меня иногда такая пустота внутри, — Поли несильно ударил себя кулаком в грудь, — Слышишь, какой глухой звук? Я чувствую себя сраным глобусом. Как представлю, что мне придется сейчас возвращаться в пустую кварти… Поли вздрогнул. Внезапно заигравшая громкая музыка оборвала его траурную речь на полуслове. Сквозь туманную пелену, закрывшую его взгляд, он посмотрел в середину зала, где уже начинали кучковаться посетители. А затем, к изумлению Тома, резким движением руки стянул с себя пиджак, поднялся с места и пригласил на танец проходившую мимо работницу борделя, которая, должно быть, просто вышла спросить что-то у хозяина и уж точно не планировала плясать в баре с пьяными постояльцами. Начали танцевать что-то наподобие линди-хопа. Танцевали невпопад, порывистыми движениями задирая ноги чуть ли не к потолку и размахивая руками — повезло, что в ту ночь народу в баре было меньше обычного, иначе вероятность получить ногой по лицу резко бы возросла. Скрипучий деревянный пол сотрясался под тяжестью звонко стучавших каблуков, но они все равно не смогли заглушить бодрые звуки музыки, которая стремительным потоком лилась из граммофона, не собираясь останавливаться ни на секунду и не давая танцующим ни единого шанса на передышку. Голова у Поли начала потихоньку кружиться. Те посетители бара, кто не рискнул выйти на танцпол, хлопали в ладоши в такт музыке. Том был в их числе. Он смотрел на танцующих, куря сигарету и широко улыбаясь. Танцевать он не пошел по той простой причине, что не был знаком с базовой техникой танца, в отличие от Поли, который, видимо, где-то успел наловчиться. Танец требовал кучу энергии и агрессии, и именно эти чувства сейчас исходили от Поли — да так, что его партнерша смотрела на него, в ужасе выпучив глаза, еле поспевая за его движениями и молясь, чтобы Поли в порыве страсти что-нибудь ей не сломал. Когда музыка прекратилась, Поли оставил свою спутницу в полной прострации, с покосившейся повязкой из перьев на голове, и упал на стул рядом с Томом, ловя ртом воздух и приглаживая рукой растрепанные волосы. — Ну, ты как? — весело спросил Том, потушив сигарету и придвинув к запыхавшемуся Поли обновленный стакан с джином. — Отлично, отлично. Пошли подышим. Поли залпом осушил свой стакан и перекинул пиджак через руку. — Ты идешь? — встав с места, он обернулся к Тому. — А платить кто будет? — Это за счет заведения. Том кивнул и одобрительно опустил уголки губ. Едва оторвавшись от сиденья, он пошатнулся и прислонился спиной к стене, задев макушкой портрет вождя Текумсе. Выпитый алкоголь мгновенно ударил в мозг. Ощущение было такое, будто в голове кто-то надымил — настолько затуманенным был разум. Поли вел себя более уверенно, но ситуация легко объяснялась тем, что он был в этом плане более подготовленным, чем Том. — Ты где так плясать научился? — смеясь спросил Томми, вываливаясь вместе с Поли из «Железного коня». — Смейся, валенок, — последовал ему незамедлительный ответ, — Я зато не ныкался в углу и не хихикал как крыса. Даже в не совсем трезвом состоянии Том ходил быстрее Поли, так что ему постоянно приходилось оборачиваться. — Ладно, Поли, расслабься, — с добродушной улыбкой произнес Том, — Ты был хорош. Фред Астер² по сравнению с тобой просто нервно курит в сторонке. — Ну давай, продолжай комедию ломать. Поли бросался словами откуда-то сзади, еле плетясь и волоча свой пиджак по земле. Том на это зрелище смотрел с болью в глазах. В конце концов, он был в курсе, сколько стоят качественные пиджаки — а пиджак у Поли был более чем качественный. Не выдержав такого пренебрежительного отношения к предмету гардероба, Том мигом выхватил пиджак из рук Поли и понес сам. Его товарищ, казалось, даже не заметил, что у него что-то пропало из рук. Из внутреннего кармана тут же выпал серый конверт с деньгами. По недавно приобретенной, но уже ставшей обыденной привычке Том машинально запихнул выпавший конверт во внутренний карман своего пиджака и, разумеется, тут же об этом забыл. — Дамы и господа! Подходим, не стесняемся! Смотри-ка — оп! Хо-хо-хо! Бодрый высокий голос нарушал полуночную уличную тишину: это вещал один из тех уличных фокусников, какие ошивались на задворках Делового Района чуть ли не на каждом шагу. Пьяный человек, как известно, либо обращает внимание на любую мелочь, либо в упор игнорирует окружающие его явления. Поли был из тех людей, которых в пьяном виде в восторг приводил любой пустяк, так что он сразу же поспешил на зов фокусника, в то время как Томми, относившийся ко второму типу людей, в полусонном состоянии ошивался у Поли за спиной. Людей вокруг уличного мага было немного — адекватные граждане вообще предпочитали обходить таких личностей стороной. Разложив карты в руке веером рубашкой вверх, фокусник посмотрел на стоящего прямо перед ним Поли и начал вещать. — Итак, друг, возьми любую карту из этой колоды. Бери, не стесняйся. Чего-чего, а стеснительности Поли было не занимать, так что он сразу же вытащил карту — ей оказался бубновый туз. — Запомнил ее? Хорошо, давай сюда, друг, — фокусник поместил карту в середину колоды, — А сейчас — прямо на твоих глазах, — щелчок пальцами, — одна из карт меняет цвет! — фокусник снова разложил карты веером, чтобы показать зрителю, что красная карта — одна-единственная в своем роде в колоде синих, и затем рубашкой вверх положил красную карту на самый верх колоды. — И что же это за карта? — спросил он, сбросив в руке колоду и затем показав Поли его карту. — А это ничто иное, как твой туз бубен! — Охренеть… — шепотом произнес Поли. — Это еще не все, друг! — торжественно объявил маг, убрав красную карту себе в карман так, чтобы она из него выглядывала. — Сейчас я буду сбрасывать карты, а ты скажешь мне, когда остановиться, понял? Он начал сбрасывать карты частями из одной руки в другую до тех пор, пока Поли не крикнул «Стоп!», после чего маг остановился и продемонстрировал Поли трефового валета, а затем снова поместил карту в середину колоды. И снова — щелчок пальцами. — Еще одна карта в колоде становится другого цвета, — он разложил карты веером и смущенно на них посмотрел: все карты были одинаковые, — Прошу меня простить, друг, совсем забыл, что у меня всего одна карта другого цвета, — он ловким движением руки выудил из своего кармана ту самую красную карту, — И это ничто иное, как твой трефовый валет! От удивления глаза у Поли полезли на лоб. Он в недоумении выхватил карту у фокусника и начал разглядывать ее со всех сторон. — Том, ты вообще видел это, а? — Поли потряс спавшего на ходу друга за плечо. — М-м? — отозвался Томми. — Да за такое не грех и пару зеленых отстегнуть, а! Дай сюда пиджак. Том протянул Поли пиджак и пошатнулся: кто-то ураганом пронесся мимо него. Уже в следующую секунду пиджака не было ни у Томми, ни у Поли в руках — его нагло увел у них прямо из-под носа черт знает откуда появившийся мальчуган и сразу же попытался скрыться из виду. Преодолев секундное замешательство, Поли повернулся к Тому. — Твою… Лови этого сученыша! — крикнул он и рванул с места. Паренек был ожидаемо ловок: перепрыгивал через все, что попадалось ему на пути, и опрокидывал по дороге мусорные баки и строительные доски, стремясь создать для своего преследователя как можно больше препятствий. Мог бы и не утруждать себя: для Поли сейчас не было большего препятствия, чем собственные заплетающиеся ноги. Он несколько раз серьезно спотыкался, падал, упираясь руками в землю, но продолжал уверенно идти — вернее, бежать — к своей цели. Но все оказалось напрасно: мальчуган в конце концов оказался так далеко, что попросту потерялся из виду. Запыхавшийся Поли уже перестал бежать, но продолжал сыпать проклятия в адрес похитителя. — Сучий потрох! Сволочь малолетняя! Паскуда! Ублюдок! Поли наклонился и отряхнул колени от пыли. Что ж, теперь помимо нового пиджака придется раскошелиться еще и на брюки. Едва он успел отдышаться, как подоспел Том с выражением величайшей растерянности на лице. Он опустил свою ладонь на плечо Поли и задал самый разумный вопрос, который только можно было задать в такого рода ситуации. — Что произошло? Поли обернулся к Тому с круглыми от злости глазами. — А ты не видел?! Какой-то сученыш у нас прямо из-под носа утащил мой пиджак, в рот его! Со всей моей заначкой! Сука! — Поли стукнул кулаком по стене и пнул лежавшую рядом бутылку из-под пива. — Найду этого урода — шею сверну к херам собачьим! — Пошли в полицию, — предложил Томми. — Очень смешно! — рявкнул Поли. — Томми, оставь уже позади свое таксистское прошлое. Это раньше ты мог пойти в полицию и сказать, что у тебя стащили бабки — и как придурок верить, что им вообще до тебя есть дело. «Пошли, сука, в полицию»! Если ты меня рассмешить хотел, то у тебя не получилось. — Каким тогда образом ты собираешься искать свои деньги? — Я что-нибудь придумаю. Подключу местных знакомых парней, они мне найдут этого ублюдыша… или… С-с-сука! Пошли отсюда. Тому показалось, что Поли в тот момент мгновенно протрезвел: он говорил четко и громко, быстро шагая твердой походкой в сторону метро. Теперь уже Томми еле поспевал за ним. Сев в полупустой вагон, Поли начал нервно дергать ногой и с угрюмым лицом таращиться в окно. Томми сидел рядом, сначала пытаясь всеми способами успокоить Поли, зная его крутой нрав: в конце концов, Тому не хотелось платить штраф за разбитое окно в вагоне или за драку с работягой, который подозрительно поглядывал на них из угла вагона. Поли в конечном итоге удалось убедить Тома в том, что он само спокойствие. Томми поверил ему на слово и уже в следующую секунду его голова покоилась на плече товарища, а сам он мирно похрапывал, нисколько не смущенный тем, что Поли всем телом трясся от злости. Когда поезд подъехал к станции «Маленькая Италия», Поли потрепал Тома за плечо и тот разлепил глаза. Спросонья Томми не сразу понял, где он вообще находится, а когда наконец к нему вернулась память, он решил проводить Поли до квартиры — переживал, как бы чего не случилось. Всю дорогу они шли молча, и Том опять еле-еле успевал за своим товарищем. Дойдя до квартиры Поли, Том понял, что поспешил с выводом о том, будто его друг резко протрезвел: Поли раз пять промахнулся ключом мимо замка, прежде чем открыть дверь. Переступив через порог, он повернулся к Тому и сверкнул на него глазами из-под угрюмо опущенных бровей. Томми поспешил его успокоить. — Не кисни, Поли. По крайней мере, у тебя остался твой граммофон, — он неловко улыбнулся. Поли продолжал сверлить Томми своим грозным взглядом, будто желая выбурить в нем дырку, а потом словно растаял. — Балбес, — тепло улыбнулся он и, открыв дверь шире, жестом пригласил Тома войти, — Заходи, послушаем музыку. Чувствую, нескоро мы с тобой снова пойдем кутить. Том с видимым удовольствием переступил через порог и прошел в хоромы Поли, на радостях даже проигнорировав скрипучий пол и снова открывшуюся дверь шкафа, из которой сверкала труба граммофона. Томми сел за стол, а Поли опустился на колени и достал из-под кровати полупустую бутылку и стопку пластинок. Бутылку он поставил на стол, после чего, сдув с пластинок пыль так, что она разлетелась по всему периметру, Поли вытащил одну из них из порванного бумажного конверта: видно было, что пластинка популярная и часто была в использовании. Затем он притащил из прихожей граммофон и включил музыку. Тихие ненавязчивые звуки пианино ручейком полились из приемника: прослушав вступление песни, Томми сразу узнал хрипловатый голос Фэтса Уоллера, который так часто слышал по радио пару лет назад, когда еще работал в такси. Тогда, в двадцать девятом году, эта его песня — «Ain't Misbehavin'» — звучала из каждого радиоприемника. Томми начал вспоминать те беззаботные деньки с ностальгией, но возвращаться туда не хотел: нынешняя жизнь его более чем устраивала. Рядом, опершись на спинку стула, опустив голову и скрестив руки на груди, с задумчивым видом сидел Поли. Придвинув к себе бутылку, он постучал по ней пальцем. — Не хочешь по стаканчику? — предложил он Тому. Его собеседник лишь спокойно покачал головой. — Вообще-то, если по-хорошему, нам с тобой уже хватит. Я лучше закурю, если не возражаешь. Будешь? — Я ж не курю, Том, — произнес Поли, после чего, поколебавшись секунд пять, махнул рукой, — А хотя… мне разве есть что терять? Давай. Поли сидел наготове, приподняв руку и ожидая, когда Том вручит ему сигарету. Однако его ожидания не оправдались: вместо пачки сигарет, сам того не ведая, Томми медленно выудил из внутреннего кармана пиджака потрепанный серый конверт с деньгами. Фэтс Уоллер продолжал тихонько мурлыкать из граммофона. В квартире Поли повисло молчание.