eleven minutes away

james bay — wasted on each other       Нога четко отбивает ритм песни, одновременно с этим тая в себе частичку нервного напряжения парня. Пальцы медленно, но с явным напором скользят по поверхности чашки и на накрашенных ногтях то и дело мерцают тусклые отблески света. В ней уже почти не оставалось моккачино и от этого нервы брюнета сдают еще больше.       Атмосфера вокруг пытается успокоить его, словно судьба дала некую подушку безопасности тому, кто вероятнее всего должен проиграть ей сегодня. Тусклый теплый свет исходит из люстр висящих над каждым столиком, кожаные сидения цвета «капучино» прекрасно сочетаются с этим оттенком, а по запотевшим окнам бегут капельки дождя, они словно смывают мысли, стирая их тонкими линиями. Приятный аромат кофе и нотки сладостей завершают эту картину и придают ей еще больший уют и ощущение спокойствия. Но это не спасает Доминика сейчас.       Три недели, три гребаные недели они с Келлсом играют в молчанку, он никогда не думал о том, что это возможно, но видимо, нынешние обиды задели за живое их двоих. Было тяжело, но они оба прекрасно отыгрывали роли незнакомцев, тая на душе ноющие раны, которые кровоточили каждый раз, как только один из них начинал думать о другом. И вот сейчас, он вновь сидит один, в этом кафе, смотрит на улицу и не видит ничего кроме темноты. Шум дождя кажется приятным. Темнота — это то, что окружает Доминика последний месяц.       Никогда прежде этот парень так не влюблялся, он был готов сделать все, лишь бы вытащить Колсона из депрессии, из его зависимости и из этих вечных проблем, крутящих его жизнь, как торнадо. Именно это он и сделал, жутко вспоминать те месяцы, но он справился и от этой мысли сердце с силой и некой ноющей заботой сжимается, боль вместе с кровью растекается по венам. «Что, если он сорвался?»       Знаете ли вы, какого смотреть на любимого человека и видеть в его глазах лишь ненависть, боль и демонов? Харрисон знает об этом не понаслышке, но не каждый смог бы разглядеть за этой стеной крик о помощи, тонкую нить надежды на спасение из этого ада. Доминик стал его мостом над пропастью. Он был вместе с ним каждый день, сколько гневных речей и ужасных слов было сказано в его адрес, но не единое не засело в его голове ни на секунду, ведь после всего в глазах Колсона была сияющая и искренняя благодарность, каждый день, без исключений.       Эта пара напоминала со стороны нечто странное и прекрасное, они были другими наедине. Подобные мысли всегда дарят тепло и с ним же Дом допивает остатки кофе. Отодвинув кружку, он смотрит на свое запястье, еле ощутимо поглаживает его большим пальцем и мягко улыбается, вспоминая как каждый раз после ссор они с Бейкером подсаживались друг к другу и делали, так называемый, поцелуй запястьями. Это означало что оба сожалеют и готовы к примирению, но не находят в себе сил сделать первый шаг. Чертовы дураки.       Отдернув рукав, он тянется к телефону, нервно обновляя сообщения и подергивая ногой в ритм уже, кажется, сотой песни за этот вечер. Ничего. Тяжелый вздох, затрагивающий комочек страха и легкой раздражительности где-то в груди. Несмотря на то что он сделал первый шаг, Келлс все равно умудрился опоздать. «Хей, ты передумал? Я все еще жду тебя в Лаксе».       Интересный факт, парня никогда не привлекали блондины, по началу серо-голубые глаза казались холодным гранитом, но после пройденного пути вместе от близких приятелей до любовников, он смог утонуть в них и даже найти тепло в глубинах этой серости.       На лице Дома сияет глупая улыбка, которую он даже не пытается спрятать, его взгляд устремлен на дальний край столика, он словно под гипнозом, купается в теплых воспоминаниях, невесомо касается любимых моментов. Как же ему хочется обнять Колсона. Изредка его взгляд бегает к окну, в надежде увидеть свет фар знакомой черной импалы, проклятая машина, но как же блондин ее любит. Он купил ее незадолго до их первой встречи и сразу же успел на- Blonde Don: «Чувак, я буду буквально через 11 минут, прости, я куплю тебе твои любимые маффины».       «Мы убили три наших недели, 10 минут я точно переживу», с этими мыслями телефон был заблокирован и он вновь погрузился в мрачную, но приятную осеннюю атмосферу, которая буквально витала в воздухе.       Как и у всех, их взаимоотношения имели оборот, сторону Колсона он частично обдумал, хотя чего врать, эти мысли атакуют его разум каждый гребаный день, особенно последние 3 недели. Думать о другой стороне совершенно не хочется, ведь именно этот парень смог стабилизировать состояние и понять Доминика. Он рядом всегда, при первом приступе тревожности по щекам Харрисона текли слезы, он уже успел свыкнуться с мыслью, что напугал его, что завтра он проснется один и прочитает ебаную записку о том что это все слишком, как было когда-то. Каждый говорил ему, что хочет узнать его, но на самом деле люди не хотят знать настоящего тебя. Да, они говорят обратное, но они просто хотят знать ту версию тебя, которую сами создали в своей голове. Все потому что настоящего тебя всегда слишком много и всегда недостаточно. Но его ожидания были разбиты в ту ночь, ведь после они разговаривали до самого утра и даже смеялись, голубоглазый заверил его в том, что сам не лучше и они словно два порыва ветра, которые встретились и никак не могут решить по какому курсу им теперь двигаться. Так что они просто придерживаются одного направления, помогая друг другу не свернуть с нужного пути. 5 seconds of summer — lover of mine       То непонятное состояние, когда твои нервы вроде бы расслабились, но тебя трясет. Ты спокоен, но не знаешь, чего ожидать в следующую секунду. «Я никогда не отпущу тебя, потому что однажды я уже совершил эту ошибку», — стараясь расслабиться и отогнать накатывающую тревогу, мандраж от совсем скорой встречи, парень напевает знакомые строки себе под нос.       Кажется, прошло уже около 30 минут и на сердце начали собираться капли досады и обидной горечи, они медленно стекают, оставляя за собой линии ожогов, возможно, его просто обманули, прекрасная месть в стиле мистера Бейкера.       Язвительный смешок и вот на том конце провода уже 4 пропущенных звонка, ни единого намека на приближающуюся машину и оглушающая тишина.       «Он опоздал уже на час и упорно игнорирует все попытки связаться, с меня хватит, возможно мириться с этим упертым идиотом было худшим решением за последние дни», брюнет агрессивно оттолкнул кружку, которая с противным скрежетом проехалась по столу и врезалась в металлическую стойку для салфеток. Поправив кожаную куртку, он накинул на голову капюшон и небрежно бросив чаевые на стол, медленно покинул уютное заведение. В каждом движении прослеживается агрессия, на самом деле это одна из его главных проблем. Узкая тропа, ведущая вдоль дороги принимает на себя удары агрессивных шагов и выжигающий взгляд, он толи готов заплакать, толи вот-вот из его глаз вылетит искра и сожжет все и всех, кто появится на пути. Келли все также игнорирует все звонки и не читает сообщения. Чертов ублюдок, он знает как подобные поступки выводят Доминика, эти глупые игры затянулись и ужасно надоели. «Знаешь что, пошел ты. Да, правда, пошел ты к черту. Мог просто сказать, что ты не готов к этому разговору, да, ты просто не хочешь меня видеть, а знаешь что? Это я не хочу тебя видеть, я просидел час, я поверил тебе, а ты обошелся со мной как конченый идиот, ты знаешь как сильно ты дорог мне. Все ты, блять, знаешь. Поцелуй меня в задницу, Келлс.»       Последняя фраза была брошена в трубку после небольшой паузы, слезы на щеках смешались с охлаждающими каплями дождя. Возможно, он не заметил, но сам Доминик орал чуть ли не во все горло, с каждым словом повышая свой тон.       Напыщенный мерзавец, игры с чувствами — это та вещь которую оба парня ненавидят всей душой, но видимо второй изменил свое мнение за последние дни. the 1975 — somebody else       Музыка в наушниках перекрыла назойливый шум дождя. Харрисон остановился и поднял свое лицо вверх, дождь смыл все то, что вышло прямиком из потаенных глубин души. Губы безмолвно произносят слова песни и вот спустя буквально 5 минут, парень, сам того не осознавая, улыбается и слегка покачивается в такт песни.       Музыка — моя боль и моя терапия. Келлс часто говорит эту фразу. elvis presley — don’t be cruel       Особая песня сейчас, сегодня и навсегда. Под нее в их совместной жизни происходили самые лучшие моменты, первый поцелуй в потрепанном номере отеля, их вечные домашние посиделки не обходились без крышесносного и до безумия неуклюжего танца под нее. Это классика их любви, увековеченная на пластинке.       Но обрыв всегда показывается внезапно, а падать на скорости очень больно. Улыбка исчезает ровно в тот момент, когда вдалеке виднеются огни сирены и ее звуки также мерзко режут слух. Но с каждым шагом ей навстречу эти звуки начинают царапать и без того израненное сердце, проникая своим острием все глубже и глубже.       Эта чертова импала горит на его глазах. Догорает. Он не хочет двигать взгляд, он не хочет дышать, он не хочет думать. Спустя 30 секунд осознания, ноги сами срываются с места, но на полпути парня хватают под руки сотрудники полиции, они что-то говорят, но он их не слышит, не может слышать, он видит чертову окровавленную татуированную руку, он ее видит. Слезы, словно тающие льдинки, стекают по лицу, а вот дождь теперь стал пламенным, он обжигает каждый участок кожи которого касается, дыхание обжигает легкие, он не может дышать. Рядом с рукой лежит разбитый телефон и слетевшее кольцо, которое Доминик подарил парню пару месяцев назад, но как обычно, прогадал с размером. — «Пустите меня, пустите, пустите черт возьми», — единственное что вырывается из его груди, руки буквально онемели от давления, голова пульсирует, его крик, кажется, звериный, идет из самых недр души.       Наконец, он смог вырваться и перемахнуть через чертову ленту, все его вещи разбросаны вокруг, но его это не волнует, в глазах темнеет. Это оно. Бездыханное тело, которое он запомнит на всю жизнь. В этой аварии погибла его любовь, погибла его жизнь и погибло его будущее, он мог помочь ему, если бы заволновался сразу, он мог пойти на встречу, он мог сделать хоть что-то, но вместо этого он лишь возненавидел Келлса.       Его расслабленное, слегка обгоревшее лицо было таким мягким и спокойным, оно было изрезано осколками, губы испачканы в крови, его дыхание сейчас на другой стороне и его нельзя услышать. В ушах тишина, парень не понимает, как же громко плачет он и его душа сейчас. Последнее что они сказали друг другу лично это слова ненависти, конец не может быть таким.       Доминик судорожно сжимает холодную руку блондина, он видит на экране незаконченное сообщение: «Я на повор-». Сколько он тут пролежал? Возможно, он набирал это сообщение уже будучи в таком состоянии. Доминик ухватился второй рукой за перевернутую машину, осколки больно впились в кожу, но он не отпускал руку парня, он не мог. Истерика. Его пальцы сжимались с дикой силой, в надежде передать тому свое тепло и остатки жизни. Но с каждым разом перевес сил все больше приходился на сторону врачей и полицейских, оттаскивающих парня. — «Прости меня, Колсон. Я люблю тебя, ты слышишь? Ты должен слышать, я люблю тебя, пожалуйста», — далее последовал душераздирающий крик, он последний раз прижался своим запястьем к татуированной коже и сдался, силы покинули его, ровно также, как и земля ускользнула из под ног.       Потрясенному Харрисону что-то пытались сказать, пока обрабатывали его раны и давали успокоительное, но все было напрасно, в глазах застыло безжизненное тело в обломках и кровавые реки, это были обломки его едва начавшейся жизни. Резкий вздох, легкие жадно хватают воздух, а сердце вновь пульсирует как тогда, пальцы судорожно, до боли, сжимают кольцо, висящее на шее, этот день никогда не оставит его. Опустив взгляд полный слез на запястье, он ощутил отголоски того тепла под еще совсем свежими шрамами. «Я был в 11 минутах от тебя, так почему же мы сейчас не вместе».