Генерал Наньян очень завидует котам

В храмах Генерала Сюаньчжэня не бывает некрасивых статуй. В его храмах днем и ночью горят огни благовоний, а столы для подношений плотно заставлены самыми разными дарами. В них отражается элегантность самого бога войны, в них всё прекрасно, потому что Му Цин не дает своим верующим спуска и чуть что приходит к ним во снах, чтобы выразить свое недовольство и направить на путь истины. У храмов Му Цина всегда ошиваются кошки. Это странно, наверное, но так оно происходит само по себе: Му Цин и при жизни в Сяньлэ их не держал у себя, и после вознесения интереса не питал, не подкармливал, и уж точно никогда не гладил. По крайней мере так он это объясняет Фэн Синю, когда тот внезапно поднимает эту тему. Чертов любитель прогуляться по миру смертных. Причастен ли все-таки к такой занятной закономерности сам Му Цин, выяснить наверняка так и не удается, потому что небожитель в ответ на расспросы обыденно отпирается, с холодным выражением лица кривит губы и глаза закатывает, сетуя на дотошность и любопытство Фэн Синя, ведь «Тебе-то какое дело?», а после вообще разворачивается и уходит в закат. В прямом смысле. А чтобы всё было еще эффектнее, берет и прыгает с края Небесной столицы в щель между рыхлых облаков так решительно, так чертовски изящно, что у Фэн Синя в памяти надолго отпечатывается прекрасный силуэт в черных развевающихся на ветру одеждах и этот ясный взгляд, за которым и в пропасть прыгнуть, и в ад отправиться не страшно. Он, собственно-то, дважды и не думает, за Му Цином следует, отправляется вниз, в смертный мир. На землю опускается ловко, практически грациозно, и едва успевает заметить исчезающую за деревьями фигуру генерала. — Му Цин! — черт его дернул позвать этого упрямца; тот только шаг ускоряет, оборачиваться даже не думает. Фэн Синь, пусть и ожидал такого, раздосадовано цокает языком и ускоряется, пробирается резво через густой хвойный лес, бежит следом за исчезающим вдали мужчиной, проклиная на ходу свои громоздкие доспехи. Он в конце концов нагоняет небожителя, начинает идти с ним в одном темпе, следуя чуть позади. — Что тебе надо? — Не знаю. Му Цин вдруг оборачивается, смеряет его глазами так, как только он умеет; повернув на генерала лишь голову, взглядом пробегается бегло и будто оценивающе вверх-вниз по лицу, едва касаясь шеи и плеч. А потом отворачивается, фыркает, не успевает заметить перед собой ветвь молодой ели, так и схватывает иголками по лицу и тут же — ну как же без этого — слышит сдавленные смешки из-за спины. Но рано Генерал Наньян радуется. Потому что Му Цин, идущий пред ним на расстоянии всего нескольких шагов, эту ветку оттягивает по ходу движения и отпускает ровно в момент, когда Фэн Синь точно не успеет увернуться. И попадает. Слышит тихое «ай» и замедлившиеся шаги. А потом вдруг настораживается от того, что хруст ломающихся под ногами Фэн Синя веток полностью прекращается, присутствие самого мужчины больше не ощущается спиной. Окончательно Му Цин паникует, когда вдруг ощущает совсем рядом с собой выброс духовной энергии и слабую ударную волну. Когда слышит странный треск и... оказывается погребен под шишечным дождем, с ног до головы ими побит, лохматый теперь и неприлично помятый. А Фэн Синь стоит, оперевшись спиной о соседнюю высоченную ель и улыбается; смеется так заразительно, что просто ужас. — Что смешного? — Подожди, я подойду. Фэн Синь правда подходит, а Му Цин так и не прекращает его буравить уничтожительным взглядом, за которым скрыто что-то такое тайное и нежное, продолжает смотреть, не моргая, когда он приближается близко-близко и буквально не оставляет Му Цину выбора, кроме как отвести, хмыкнув, взгляд куда-то в сторону. Фэн Синь протягивает к нему руку. — У тебя шишка в волосах. — Интересно, из-за кого же она там оказалась. Он тянется к его макушке и обеими руками выпутывает из черных волос в них запутавшиеся шишечные чешуйки, время от времени поглядывая на притихшего генерала. Который, пусть и дуется с виду, и все же... все же что-то в его выражении есть такое прелестное, что взгляда не отвести. Сам Му Цин под таким наблюдением только крепче губы поджимает и думает, что Фэн Синь на него смотрит совсем странно. Он не может вспомнить, у кого еще такой же точно взгляд видел, понять не может, почему ощущения от него такие волнующие и смущающие. Возможно, если бы Генерал Сюаньчжэнь в этот самый момент посмотрелся в зеркало, то понял бы, что это он на Фэн Синя также каждый раз глядит в ответ. — Куда мы идем? — Я лично шел разбираться с вопросом кошек. Но теперь мы, видимо, просто гуляем. Потому что в таком виде я к себе в храм не заявлюсь. Снова Фэн Синь этим взглядом его обводит, с ног до головы оглядывает и замирает, глядя в обсидиановые глаза напротив. — А по мне ты выглядишь очень даже хорошо. Презентабельность - понятие относительное. — Значит, чтобы Генералу Наньяну понравиться, нужно просто иметь две ноги, две руки, и голову на плечах? Тебе достаточно? Фэн Синь отпускает короткий смешок и первым ступает дальше в том направлении, в котором его еще недавно вел за собой Му Цин. Оборачивается корпусом к застывшему генералу и головой кивает в сторону леса, призывая пойти за собой. Му Цин вздыхает, шагает. Срывается на легкий бег, потому что Фэн Синь уже успел отойти на несколько метров, пытается как можно скорее нагнать небожителя. И когда совсем приближается, чувствует, как к руке протягивается чужая рука. Удивляется? Возможно. Мигом соглашается, а виду не подает, будто ничего и не происходит, только вздрагивает немного, когда теплая ладонь Фэн Синя накрывает его, малость холодную, а тонкие, грубые с виду пальцы так хорошо, так мягко перекрещиваются с его собственными в замок. — Нам прямо? — Ты хорошо идешь, просто не останавливайся и у той большой елки возьми немного левее. Фэн Синь, не стесняясь, на Му Цина то и дело поглядывает, пытается уловить хоть какие-то в нем изменения. Хочет посмотреть, как этот гордый недотрога в ответ на его действия злобно фыркает и глаза закатывает. Только Му Цин, к его удивлению, совсем не противится, Му Цин сам крепче руку сжимает от волнения, которое у него вызывают эти долгие пристальные взгляды. — Если продолжишь на меня смотреть, скоро врежешься в какое-нибудь дерево. — Хочешь полетим на мече? «На мече»? На одном? — Ты снова не взял свой? — Зачем мне меч, когда он всегда есть у тебя? Мне хватает и лука. Фэн Синь, пока Му Цин мучается со своей саблей, указывает ему на место, где деревья растут не так часто, и тут же тянет генерала на себя, продолжая в своей руке держать чужую. Му Цин ойкает, но возражать не пытается; вынимает наконец оружие из-за пояса и применяет заклинание, чтобы сделать лезвие достаточно широким для двоих людей. Первым встает на него и подтягивает к себе с земли Фэн Синя за обе руки, оказывается ожидаемо тесно прижат к генералу, тут же двигается чуть ближе к рукояти, смотрит ровно на свои ноги, опасаясь неловкого падения, пока за локти его придерживает пара сильных рук. — Только давай не так низко, как в прошлый раз. — Хорошо, но тогда если будешь дерзить, я тебя скину на землю. У Фэн Синя за спиной крепко смыкаются Му Циновы руки; он знает, разумеется, что тот его не скинет. Му Цин и сам знает, просто не хочет отставать от небожителя с этими его подколами. В храм они прилетают совсем скоро: опускаются на листьями усыпанную дорожку и дальше продолжают идти рядом, отчего-то все также держась за руки. Идут, а к Му Цину сбегается сразу несколько бездомных котов. Какие-то подбегают совсем близко, другие просто на месте облизываются, дожидаясь, пока тот подойдет. Одна особенно ручная дымчато-черная кошка начинает тереться о генеральские штанины, и мужчины оба замирают: Му Цин смущенный, а Фэн Синь заинтересованный и почему-то такой счастливый. — Как ты там говорил, «уж точно никогда не гладил их», да? — … Му Цин в ответ взгляд потупляет и что-то под нос себе бормочет, пока они всё ближе подходят к небольшому храму при окрестной деревушке. Тогда кошки совсем воодушевляются, начинают ластиться и потягиваться, недоверчиво обходя стороной нового человека. Му Цин в последний раз особенно сильно поджимает губы, особо тяжело вздыхает, а после протягивает наконец руку к рыжей маленькой кошке, которая забралась на черепицу низкого забора и теперь отчаянно мяукала, силясь раньше всех привлечь внимание своего человека. Он чешет ее за ухом, гладит по голове, получая в ответ тихое мурчание, а затем, нехотя отпустив ладонь Фэн Синя, и вовсе берет на руки, водит рукой по мягкой шерсти на спине и боках. Заходит в храм, со всех сторон окруженный. Му Цин крайне увлечен доставанием из-под столов с подношениями коробов со специально отставленной едой, а Фэн Синь на него смотрит с таким обожанием и восхищением, что невольно забывается и так и остается стоять у ворот храма, замерев, прислонившись к стенке, ничего вокруг не замечая, кроме бога в черных одеждах, сидящего прямо сейчас на корточках и ласково гладящего всех подходящих к нему котов. Фэн Синю завидно. Фэн Синю завидно, он подходит к Му Цину тоже, беззвучно опускается на колени на пол, поджав под себя ноги, садится совсем рядом. И когда небожитель рукой на ощупь тянется в его сторону, то натыкается не на ожидаемо густую кошачью шерсть, а на тугой пучок косматых волос. И все же ладонь не отдергивает, а, проколебавшись секунду, только тихо вздыхает, так и не посмотрев в чужую сторону, и Фэн Синя тоже гладит, медленно ладошкой водит от лба до макушки и пальцами почесывает за ухом. Он потом вновь отвлекается на то, чтобы уделить внимание всем здешним котам, кормит их некоторыми припасами из той еды, что в храм подносят люди. Му Цин, довольный и расслабленный, придвигается к стенке за своей спиной, когда к нему под руку снова лезет самое наглое на свете создание — Фэн Синь. Он требовательно в глаза заглядывает, вот так сидя перед ним послушно на полу и по-детски обиженно хмурясь. И Му Цин с собой ничего поделать не может, тянется ладошками к генеральскому лицу и зарывается в черные волосы, уже совершенно не заботясь о сохранности чужой прически. А потом мужчину совсем коротит, он вдруг сам немного к Фэн Синю наклоняется и хватает за плечи, тянет генерала на себя и ловко опрокидывает на спину, укладывает чужую голову поперек своих коленей и смотрит вот этим своим говорящим взглядом в удивленное лицо, значащим что-то вроде «Если ты хоть как-нибудь это прокомментируешь, тебе лучше больше никогда мне на глаза не попадаться». А Фэн Синь и так знает Му Цина слишком хорошо, поэтому ради его комфорта даже глаза раньше желаемого прикрывает, так и не успев наглядеться на него, такого уютного. Он довольно жмурится от того, что Му Цин его снова лелеет, а кошки вокруг, пусть и подходят, но его внимание не получают — всё Фэн Синю, всё только ему. И от такого этот врожденный нахал совсем смелеет, начинает своевольно вертеться у Му Цина на коленях и оказывается еще немного к нему ближе, спиной опирается о теплую грудь бога войны. Который цепенеет. Но не возражает. Который тут же Фэн Синя укладывает удобнее и только морщится от громоздкости чужого обмундирования. — Сними эти железки. И Фэн Синь покладисто снимает плечевые латы, вновь устраивается удобно у Му Цина на груди и получает свою ласку, одна рука его всё также по волосам треплет, а другая... другая просто прижимает крепко, устроившись на плече. Фэн Синь жмурится, слегка потягивается, смотрит рассеянно на запрыгнувшую на свои колени рыжую озорницу, которая недавно так старательно пыталась у всех отвоевать Му Цина. И пусть даже проиграла, теперь со всей душой ластилась уже к Фэн Синю: признала, может, или решила, что донимать другого мужчину сейчас совершенно бесполезно. Фэн Синь ее чешет за ухом, играется с лапами, пальцами тыкая в их подушечки, гладит живот, всё это делает с полуприкрытыми глазами, потому что иначе — он знает — Му Цин занервничает и его самого начнет гнать взашей. — Так почему на самом деле у твоих храмов всегда вертится так много кошек? — Не знаю. Почему, как ты думаешь? Фэн Синь думает, что это всё от того, какой Му Цин потрясающий. Он ему это обязательно скажет когда-нибудь потом. А пока небожитель только хмыкает и затылком трется о чужое плечо, чуть поворачивает голову и хочет глаза на Му Цина поднять, но оказывается вдруг, что он к нему поднялся так катастрофически близко, что взгляд без всякого напряга упирается в точеный профиль генерала и эти. Вот эти щеки прекрасные, мягкие, наверное. И Му Цин на него смотрит, фыркает совсем по-кошачьи, отворачивается и свободной теперь рукой нежит показательно не его, а пришедшего искать внимания пятнистого кота, который в ладонь сам тычется. Фэн Синь дуется. — Они просто чуют твои кошачьи повадки. — Намекаешь на то, что я животное? Генерал морщится, языком цокает оттого, что Му Цин снова его слова так закрутил, что смысл их совсем потерялся. — Нет, глупый. — Я не глупый! Конечно не глупый. Просто иногда такой вредный, и всё равно обаятельный до жути. Такой, что Фэн Синь никогда не может устоять. — Если бы тебя спросили, почему у моих храмов вечно бродят кошки, что бы ты ответил? Му Цин вновь свое внимание обращает на Фэн Синя, обеими уже руками прижимает к себе и заглядывает в темно-карие глаза, любуется чужим довольным лицом, чувствуя какую-то особенную ласковость и сладость, смотрит так… так, как он всегда на Фэн Синя в такие моменты смотрит. Абсолютно влюбленно. — Потому что их хозяин сам немножко кот. А на Му Цина в ответ глядят таким же совершенно взглядом. И тыкают осторожно пальцем в щеку. Сначала подушечкой большого пальца, затем указательного и среднего. А потом совсем бесстрашно проводят фалангами по скуле; и у Фэн Синя на губах играет такая счастливая улыбка, потому что Му Цин добровольно спрятал когти, Му Цин больше совсем не царапается, а, прикрыв взволнованно глаза и шмыгнув носом, немножечко краснеет. Сначала едва заметно, с каждой секундой всё гуще. И сам он это, видимо, осознает прекрасно, чувствует, как опасно жар приливает к светлой коже, спешит голову откинуть назад, опереться затылком о стенку. Фэн Синь от него совсем не отстает, чуть ерзает на месте и продолжает Му Цинову щеку гладить, потом скользит вдруг вниз и чешет у него под подбородком так мягко и так усердно, будто и вправду ждет, когда бог войны начнет мурчать. Тот вяло моргает, взгляд направляет в потолок и от Фэн Синя отвернуться пытается, клонит голову к другому плечу. Бесполезно. Генерал Наньян усмехается и, даже таким положением довольный, быстро руку перемещает к чужой шее, начинает почесывать где-то под воротником, щиплет пальцами любопытно за венку выпирающую и быстро-быстро готовится голову Му Цина удерживать вот так на месте, в том случае, если он начнет протестовать. Только Му Цин совсем не дергается, а, напротив, как-то очень довольно и сыто вздыхает, вздрагивает слегка от пробежавших по спине мурашек и часто-часто моргает, закусив нижнюю губу. У храмов Генерала Сюаньчжэня всегда ошиваются бродячие кошки, вот только раньше любой из них приручили Му Цина самого́.