На расстоянии

      Их всегда было двое: Сукуна и Юджи, Юджи и Сукуна, знаменитые близнецы Итадори. Те самые? Да, те самые, в которых сила не мерена, которые ставили на место всех хулиганов и задир, добившись большого уважения в школе.       Их боялись и ими восхищались, всегда трепетно шептались за спинами в средней школе. За младшим всё время увязывались местные спортсмены, с которыми он раньше тусовался; на старшего так вообще постоянно залипали стайки девушек, каждый раз глупо хихикавших и метавших взгляд, когда он раздражённо смотрел в их сторону. А Сукуна на самом деле плевать, ему не интересно общение с ними, просто от них всегда больше всего шума, когда он погружается в интересный мир знаний, науки и чисел. Он может их в любой момент проигнорировать, но чаще выбирает опцию гавкнуть, когда те совсем уж борзеют и лезут к нему, краснеющие, с каким-то непонятным лепетом и вопросом есть ли у него девушка. Ему никто не нужен, никакие друзья и знакомые, ведь для него все люди посредственны, скучны и одинаковы. Учёба и знания намного интереснее, но иногда можно отвлечься и почесать кулаками с какими-нибудь придурками, в очередной раз лезшими к нему с дракой и вскриками про какую-то там месть. Совершенно другое дело, когда речь заходит о его младшем брате, с которым он носится, как курица-наседка, и из-за которого вынужден постоянно контактировать с этим обществом зоопарка.       Итадори Юджи был совершенно другим. Он — настоящее солнышко, самое яркое и искреннее, невыносимый ураган эмоций и чувств, в который постоянно затягивает других (в частности, брата), неугомонное длинноногое чудо, которое не способно отказать людям в беде. Юджи постоянно суёт свой нос туда, куда не надо, потому что у него есть свои дурацкие принципы, как передразнивает его Сукуна, негласные правила, по которым он исследует свою жизнь. Поэтому каждый раз Сукуна трясётся над младшим, как осиновый лист, ведь Юджи — его единственная радость после смерти родителей, не считая деда, лучик света, дарующий силы двигаться дальше, пусть он никогда и не признается об этом вслух. И это самое чудо не может перестать доводить брата до инфаркта, каждый раз влипая своей красивой задницей в неприятности, из которых Сукуна уже машинально летит его вытаскивать. А после смеётся, так звонко и переливисто, как умеет только он, обнимает брата, прежде чем лечь к нему на колени, и так нежно, блять, касается его щеки, обводя большим пальцем такие же родимые пятна под его блестящими глазами, как и у него. Подлизывается, засранец мелкий, прекрасно знает, что такие телячьи нежности очень нравятся старшему, заставляют его растаять, и получит Юджи потом меньше. Пусть Сукуна каждый раз показательно ворчит и закатывает глаза.       Он понимает, что это ненормально: быть настолько зависимым от родного брата; ненормально скрипеть зубами, когда к нему, смущенному и неловкому, за школой подбегает какая-то глупая девчонка, краснея и заикаясь, предлагает начать встречаться; ненормально, когда кто-то из тупых спортсменов закидывает руку слишком низко, по мнению Сукуна, пока этот дурачок что-то радостно лопочет. У Сукуна руки чешутся перебить всех, кто как-либо контактирует с его драгоценным братишкой, желает запереть его дома и никуда не выпускать, и, затащив в спальню, смотреть в такие же карие глаза и переплетать с ним руки и ноги в постели, наслаждаясь этими, сука, приторными, но любимыми прикосновениями больших пальцев на щеках. А потом, удовлетворив свой постоянный голод по ласкам Юджи, втрахивать в кровать, как бешеный, выебать его во всех позах и местах, пометив каждый угол и участок открытого тела своей безумной любовью. Выпустить наружу все свои смелые мокрые фантазии, которых только становилось больше, и это уже было так, блять, невыносимо — запираться в туалете и ебсти кулак каждый раз после того, как он видит его вышедшим из душа, с взъерошенными мягкими волосами и этой блестящей от воды загорелой кожей.       Он не выдержал этого странного сексуального воздержания, впервые ответил своему очень смазливому однокласснику, слишком смазливому и сладкому, чтобы увидеть в нём острые черты лица Юджи. Он строил ему глазки весь последний год и ответил радостным визгом на предложение потрахаться. Сукуна затащил его в мужской туалет на одном из уроков и спешно затолкал в кабинку, пока он уже стоял на коленках и нетерпеливо спускал с него штаны. Тот слишком медленно и мучительно сосал его член, и, не выдержав, Сукуна в какой-то агрессивной спешке смазал слюной его проход, поставил раком и грубо втрахивал в кабинку туалета, прикрывая рукой бесстыдный рот, выхныкивающий слишком громкие и грязные стоны. Это был его первый раз, после которого он стал менять сексуальных партнёров, как перчатки, а ему всё было мало и не то, совершенно не то, ведь он не видел в них свои черты, не видел в них лицо Юджи.       Он всё это время сдерживается, не позволяет себе пересечь ту самую черту, где оканчиваются братские отношения, запечатав свои эгоистичные сумасшедшие мечты глубоко в сознании. Потому что Сукуна правда любит его, потому что знает, что никто не поймёт, что для простодушного и общительного Юджи очень важно присутствие других людей в жизни, помимо брата.       И хоть Сукуна не перестаёт ворчать на своего младшего каждый раз, когда тот опять накосячит, хмурится, когда тот опять приходит побитый с синяками на лице и теле, и матерится, но бережно всё обрабатывает, пока этот дурак сидит и смеётся, говоря, как же он, оказывается, неудачно упал. А потом, на следующий день Сукуна, никогда не веривший в бредни брата, идёт к этим придуркам, напавшим на Юджи толпой, и начищает им лица, сплёвывая на лицо зачинщика и выходя из драки почти без синяков. И, кажется, что Юджи это понимает, потому что он чувствует, как на уроках тот сверлит с задней парты его затылок, но ничего не говорит, только незаметно для всех, но так очевидно для Сукуна, взволнованно осматривает его на наличие ушибов. Это приятно чувствовать на себе такую заботу, понимать, что тебе всегда есть на кого положиться. Сукуна просто упёртый и гордый баран, который не в силах признать эту странную расползающуюся в его груди аффекцию.       Всё меняется, когда они переходят в старшую школу.       Сукуна всегда знал, что его брат — ходячий магнит для людей, он харизматичный и привлекательный, добрый и улыбчивый, этакая собачка, которую хочется пригреть и погладить. Конечно, Сукуна тоже не уступает в обаянии своему брату, но у него оно совершенно другое, агрессивное и свирепое. Он постоянно ухмыляется и плотоядно смотрит, не устаёт показывать свою доминантность, язвит всем подряд, в том числе и бесячим глупым учителям, и не перестаёт быть ходячей сукой. Этакий бэд бой, от которых девочки мокнут, а парни стараются добиться уважения. Но он разбивает всякие каноны про безмозглых хулиганов, потому что Сукуна по-настоящему гениален, и он пользуется и развивает свои способности по полной, умудряясь постоянно указывать всем учителям, как котятам в лужу, на их ошибки. Сукуна мог бы давным-давно закончить школу экстерном и поступить в какой-нибудь научный вуз. Но вместо этого прожигает свои лучшие годы в школе, потому что знает, что его неугомонный брат может вляпаться в неприятности, потому что просто не сможет без его присутствия рядом, когда всё вокруг банально теряет свои краски, и он действительно переживает за него, опять же, как курица-наседка, и все дела.       Так вот, когда они переходят в старшую школу, весь привычный ритм жизни Сукуна рушится, сносится в щепки в том смысле, в каком он совершенно не ожидал, но глубоко в душе готовился. Всё потому, что в старшей школе появляется некий опасный объект, как аномальная угроза, которую никто не мог предугадать, неожиданный ураган, сносящий весь привычный уклад жизни не только его, но и, в частности, Юджи.       Годжо Сатору. Сто девяносто сантиметров ходячего несчастья, никогда не затыкающееся с длинным языком нечто, самое ехидное существо планеты Земля, нарцисс до кончиков белых ресниц, ну и просто местная звезда школы, не уступающая ни по силе, ни по уму Сукуну. А может, как бы было ему неприятно признавать, и вовсе превосходящий его.       Он врывается в их жизнь ужасным смерчем, крадёт и приковывает всё внимание Юджи к себе, и, кажется, даже не собирается делиться им с кем бы то ни было. Его младший брат, глупый дурак, смотрит на своего белобрысого семпая с таким бешеным восхищением, что у Сукуны начинает конкретно сосать под ложечкой, потому что таким взглядом братишка не одаривал даже его.       Юджи бегает за белым ублюдком хвостиком постоянно, вступает в тот же клуб, что и он, загорается и ещё ослепительней сияет, когда видит знакомую фигуру на горизонте. А Годжо, сучара такой, только и рад этому и, кажется, что он с таким же невыносимым трепетом относится к своему кохаю, всячески поддерживая и помогая ему.       Сукуна никак не препятствует этой странной зарождающейся химии между его младшим и семпаем, просто наблюдает, скрипит зубами и поджимает губы, злится, но решает, что лучше пока переждать шторм, ведь знает, какой себе на уме его брат, как незаметно для чужого глаза тщательно подбирает он себе друзей. Считает, что поиграется и бросит, когда ему надоест, поэтому ему приходится только зло сверлить этого бессовестно ухмыляющегося еблана, который так же прожигает его взглядом, выслушивая щебечущего Юджи. Знает, уёбок, что он влюблён как психически ненормальный в своего младшего близнеца, и так же понимает, что его даже не стоит рассматривать как соперника. Потому что родного брата Юджи любит, но совершенно не в том русле. Он — хороший и невинный мальчик, не видящий ничего плохого в том, что его как-то не по-братски обнимают со спины, когда он в который раз пытается что-то приготовить, и слишком нежно переплетают пальцы рук в школе, дома и на улице.       Сукуна всё так же наблюдает, когда белобрысый делает новый шаг в отношениях с Юджи, наблюдает, когда тот намного чаще стал лезть с объятиями и незаметно лапать под столом ногу стремительно алеющего парня, наблюдает, когда на пороге дома краснеющий и смущённый Юджи опускает голову, что-то лопочет ему про то, что идёт к Сатору, своему (любимому) семпаю, что-то про то, что тот обещал ему помочь с классической японской литературой и что ждать его сегодня ночью не стоит. Молчит, когда на вопрос «вы там будете одни?» он, робкий и заикающийся, лепечет тихое, но почему-то разочарованное «нет».       И Сукуна понимает, что взрывается, он увядает в этом странном болоте пожирающей ревности, понимает, что всё катится к полнейшим ебеням.       — Юджи. — Бросает он резко и неожиданно, заставив своего младшего как-то странно вздрогнуть.       — Да? — Тот отрывается от телевизора и поворачивается к нему, смотрит внимательно и непринуждённо, с той тёплой искоркой привязанности в глазах, которая появляется только при взгляде на родных. Родных людей, но никак на любимого мужчину.       — Иди сюда.       Юджи послушно встаёт с дивана, даже не спрашивает, зачем, подходит, как верный пёс, и Сукуна непременно сравнивает его с каким-нибудь акита-ину, когда тот смотрит на него с такой привязанностью и чистой искренностью, даже не подозревая, какие похотливые мысли вертятся в голове его старшего брата. Сукуна не колеблется долго, просто хватает за спину, притягивает и впивается в покусанные губы. Глаза Юджи расширяются, он раскрывает рот, чем непременно пользуется старший, вталкивая свой язык. Юджи никак не отвечает, не отталкивает, просто стоит шокировано и не понимает, что происходит, пока Сукуна исследует его рот языком, целует мокро и грубо.       Он отстраняется так же быстро и резко, как и притягивал к себе, вытирает рот рукой, разворачивается и уходит. Юджи, всё ещё шокировано стоящий посреди гостиной, не может прийти в себя, и только когда на краю сознания слышит, как хлопает входная дверь, он оклёмывается, резко вдыхая воздух, как утопленник.       Правильный и невинный Юджи не может понять, что только что произошло, не верит, что его поцеловал старший любимый брат, так грубо, страстно и желанно, словно давно хотел это сделать. Юджи забивается в угол и смотрит в одну точку, он дрожит, думает, что надо бы побежать за братом, схватить его за руку и спросить, что происходит. Но он слишком поражён, чтобы сдвинуться с места, сбит с толку, чтобы хоть как-то моргнуть, трясётся и чувствует разрастающуюся в груди боль, отгоняя навязчивую мысль, что его дорогой брат, оказывается, влюблён в него. В конце концов, Юджи принимает правильное, как он думает, решение, хватает телефон и ищет знакомый контакт. Подносит к уху и слышит знакомый радостный голос спустя несколько гудков.       — Семпай?.. Ты сейчас не занят? Можешь, пожалуйста, прийти?..

***

      В тот ебнутый день, когда у Сукуна окончательно отсохли мозги от дурацкого щемящего чувства, когда он поцеловал, блять, своего собственного брата, он отправился в Сибую, в то самое место, куда иногда таскался со своими так называемыми «приятелями».       Вливая в себя ещё одну бутылку саке, пока в его голове была абсолютная пустота, он набухался в хлам, настолько был пьяным, что даже не помнил, как подхватил в том баре какую-то откровенно одетую и с отвратительным макияжем девицу, не помнил, как очутился в мотеле и уже втрахивал её в матрас, не помнил, как та ушла тихо незаметно, оставив за собой только номер телефона на бумажке с отпечатком красной помады. Он только помнил, как на следующий день его голова адски раскалывалась, а на телефоне было несколько десятков пропущенных от его взволнованного брата. Чувствовал горькую вину и угрызение совести, впервые жалел из-за своего импульсивного поступка напиться. Сукуна принял решение уже тогда, что не станет поднимать эту тему, не будет извиняться перед братом из-за того поцелуя, ведь он ни капельки не жалел о нём, до сих пор ощущая на губах его вкус.       Уже в школе Сукуна чувствовал на себе прожигающий, полный ненависти и отвращения взгляд, он знал, что прямо сейчас его разделывают пополам голубые глаза, тщательно перемывают косточки. А вот с Юджи он так и не поговорил насчёт вчерашнего.              Утром, когда он вернулся домой, тот просто чуть не сбил его с ног, сонный и недовольный, заметив на пороге хмурого от похмелья старшего. Он отчитывал его за безмозглость, бурчал, что тот опять напился и от него пахло дешёвыми сигаретами, но и слова не сказал про произошедшее. Сукуна выслушивал ворчание брата с невероятно глупой улыбкой до ушей, он чувствовал, как алкоголь до сих пор не выветрился из его крови, поэтому был чуть более разговорчивым, чем обычно.       Улыбка не покидала его до тех пор, пока он не заметил выходящего из гостиной сонного Сатору, который приветливо махнул ему рукой, но вразрез своим действиям посмотрел опасно и зло.       Он сделал шаг, ввязав себя в негласную войну.       С тех пор отношения между Юджи и Сукуной почти не изменились, разве что первый стал чуть более нервным рядом с ним, стал как-то странно избегать и чуть больше зависать со своим семпаем, в клубе и с друзьями. Естественно Сукуна был недоволен, он бесился, злился, чаще влезал в драки и стал больше курить. Но ничего не делал, чтобы перешагнуть ту появившуюся негласную пропасть, которую сам прорубил.       Белый ублюдок стал до противного ещё больше улыбаться, когда Юджи начал липнуть к нему чаще, когда их уровень доверия после того случая вырос до небывалых высот. Гёто Сугуру, его лучший друг и, пожалуй, единственный человек, которого хоть как-то переваривает Сукуна в этом зверинце, непременно подъебывает за это, но умудряется также привязаться к неугомонному кохаю.       Сукуна знает, что надо что-то менять, знает, что нужно, всё-таки, поговорить насчёт всей происходящей хуйни с Юджи. Но ничего не делает. А точнее, просто сбегает, позорно и низко, подавая заявление на школьную программу обмена.       Когда Юджи узнаёт, что его брат через неделю улетает в США, он запирается в своей комнате.       Он сидел там несколько дней, не выходил, когда Сукуна робко стучался, пытаясь что-то ему сказать, не выходил, когда Мегуми и Нобара, его лучшие друзья со школы, ввалились в дом и пытались вытащить на улицу, не выходил даже когда уже рассвирепевший, вернувшийся с командировки дед начал выбивать её, угрожая снести дверь к чертям. Иногда Сукуна слышал ночью шарканье ног, когда в край доведённый Юджи выходил из комнаты, спускаясь на кухню, чтобы попить воды.       Уже на третий день на пороге их дома заявился взвинченный Сатору, переживающий, что его кохай не приходит в школу и не отвечает на сообщения, звонки который день. Но Сукуна не пустил его по понятным причинам, даже когда тот уже в наглую сдвигал его с места. Они одинаково дьявольски сильны, совершенно не уступают друг другу, однако по итогу в их схватке, готовой перерасти в настоящие кулачные бои, победил старший Итадори, давая подзатыльник своему глупому внуку и впуская гостя. Сатору был очень благодарен, но он не стал рассыпаться в длинных речах, быстро взлетев по лестнице к комнате Юджи. Глубоко в душе Сукуна позлорадствовал, что даже своего обожаемого семпая Юджи не стал впускать, пока тот стоял перед дверью и нежно, с большой осторожностью шептал какую-то неразберимую с его обзора херню.       Но к счастью и к своей большой злости, спустя какое-то время, Юджи распахнул дверь, являя миру бледного и осунувшегося себя. У Сукуна под ложечкой защемило при виде такого забитого вида младшего брата, он в который раз проклинал себя за то, что сам же и довёл его до такого состояния.       Юджи схватил за руку Сатору и, даже не обернувшись в сторону ошеломлённого и разбитого брата, затащил его в комнату, предварительно громко хлопнув дверью.       Дед, стоящий и наблюдавший всё это время со стороны на лестнице, только покачал головой, похлопывая по плечу своего старшего внука.       Сукуна не знает, что этот белобрысый ушлёпок наболтал его младшему брату, однако впервые и, наверное, в последний раз в своей жизни он был искренне благодарен ему, когда этим же днём, но вечером Юджи вышел из комнаты вместе с ним под руку, извиняясь и приветствуя приехавшего деда. Но он почувствовал, как медленно разбивается на кусочки, когда обернувшийся к нему Юджи посмотрел словно сквозь стекло, будто перед ним был совершенно незнакомый человек. Сатору, наверное, так же впервые и в последний раз проявил сочувствие к старшему близнецу, когда увидел, как на его извечно невозмутимом лице дрогнули губы.       За два дня до отъезда, когда Сукуна приходит в школу, чтобы забрать оставшиеся документы и получить необходимые последние подписи, он натыкается на белобрысого придурка, всё ещё торчащего в спортзале и отрабатывающего броски в корзину. Сукуна не знает, зачем он заходит внутрь, ноги сами ведут его к семпаю, который что-то говорил своему менеджеру. Когда тот оборачивается и замечает нежданного гостя, столбенеет, пока на губах расплывается столь ненавистная Сукуну самодовольная ухмылка.       — Что-то хотел? — Не церемонится на приветствия Сатору, пока его менеджер удивлённо переводит взгляд с него на пришедшего пацана.       — Да, хотел. — Сукуна даже не язвит, говорит серьёзно и хмуро, чего никогда не было в их перепалках с Годжо.       Белобрысый придурок, кажется, слегка напрягается, впервые услышав по обращению к себе от старшего близнеца столько серьёзности. Он даже никак не ехидничает, видит, что Сукуна пришёл не с пустыми намерениями.       Сатору разворачивается к своему менеджеру, меняется и беззаботно похлопывает его по плечу, пока на лице бедного парня расцветает ещё более кислая мина.       — Иджичи, потом это как-нибудь обсудим.       — Но…       — Честное слово, потом всё разрулю. — Непринуждённо обещает Сатору, и всем в зале становится очевидно, что это наглейший пиздёж.       Он выставляет его за дверь спортзала и захлопывает прямо перед недовольно-злым лицом, разворачиваясь к Сукуну. Тот размышляет над тем, что, видимо, он прервал их за каким-то серьезным обсуждением, но ему слишком плевать на всё, что касается этого белобрысого ублюдка (естественно за исключением их подозрительных отношений с Юджи).       — Слушай, мудак. — Бросает Сукуна и понимает, что по идее начинаются серьёзные разговоры не с этих слов. — Я улетаю через два дня и мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.       Годжо скептически выгибает бровь и расплывается в снисходительной усмешке. Очень забавно слышать просьбу от своего, по идее, злейшего врага и соперника в одном лице. Сукуна старается подавить свою внезапно завывшую гордость.       — Ух ты, мне прям так не терпится оказать такую честь главному гопнику. — Конечно же этот невыносимый долбоёб не упустит возможности подъебать, он скорее задавится, чем не сделает это. Сукуна скрипит зубами от желания вдарить в смазливое лицо и послать на три весёлые буквы, но у него хватает сил только задушить свою необъятную гордость и перекосить лицо. Решает никак не отвечать на толстый сарказм.       — Присмотри за Юджи. — Выпаливает Сукуна, а потом от следующего слова чуть не отхаркивается кровью. — Пожалуйста. Этот засранец постоянно влезает в неприятности, я переживаю, что в моё отсутствие он только сильнее развяжет руки.       Сукуна прожигает ярко-голубые глаза напротив, он был выше Юджи на десять сантиметров, поэтому его взгляд почти на том же уровне, что и Сатору. Белобрысый ублюдок сильно удивляется этой просьбе, он искренне распахивает свои и без того большие глаза ещё шире и приподнимает брови. Даже стёр свою противную ухмылку, просто внимательно смотрит, окидывая его совершенно новым и иным взглядом.       — Хорошо. — Наконец, произносит он и кивает. Сукуна протягивает руку, и Сатору крепко пожимает её, закрепляя обещание. Даже не попрощавшись, разворачивается спиной и направляется к выходу, но тормозит прямо перед дверью, когда слышит следующие слова: — Ты настолько сильно его любишь?       Молчит, не знает, что сказать, потому что этот проницательный очкозавр, замечавший то, что недоступно людскому глазу, даже не спрашивает, а почти утверждает. И Сукуна знает, что Сатору говорит это не из-за того, что сделал выводы из его просьбы, а из-за того, что увидел одну из истинных причин побега.       — Что за тупой вопрос. — Только бросает он и выходит из зала.                     За день до отъезда собирающий чемодан Сукуна слышит, как позади него распахивается дверь. Он чуть не заваливается носом на свою одежду, чувствуя, как в спину врезается что-то тяжёлое и тёплое. Сукуна успевает подхватить своего брата за ноги, прежде чем тот рухнет вперёд вместе с ним. Ощущает знакомое биение сердца, любимый запах корицы с яблоками, прежде чем радость и счастье, так давно не посещавшие его, разливаются в груди. Сукуна открывает рот, чтобы что-то сказать, но его тут же прикрывает чужая шершавая ладонь, на который были до боли знакомые мозоли, полученные после многочисленных тренировок на баскетбольном поле.       — Пожалуйста, ничего не говори. — Разбивает тишину родной голос, хриплый и какой-то слегка надтреснутый, словно его обладатель несколько минут назад продолжительно плакал. — Просто отведи на наше место.       Так была прозвана зона на краю их местного парка, куда люди забредали очень редко, но всегда с целью сбежать от городской суеты и увидеть звёздное небо, которое нельзя рассмотреть посреди ярких улиц Токио. Это был холм, открывавший самые невероятные виды ночного города, и они нашли это место ещё в детстве, когда в очередной раз убегали от разъярённого деда, поймавшего их за хулиганством. Впечатлительный Юджи сразу же влюбился в него, искренне, всем сердцем, и даже обычно равнодушный ко всему Сукуна поразился тем, что в их невыносимом и переполненном мегаполисе ещё живы такие нетронутые людьми красоты. Младший из братьев сразу же провозгласил этот холм «Их местом», немедленно наказав старшему хранить его в тайне. Они часто прибегали сюда будучи детьми, иногда прятались здесь от деда, а иногда просто, чтобы побыть друг с другом, без чужого вмешательства таких шумных и непонятных людей.       Сукуна невероятно скучал по этим беззаботным временам, когда мог без страха быть разоблачённым в любой момент переплестись с такими же, как у него, мягкими пальцами, когда целовал тёплую щёку и подолгу обнимал, чувствуя такие же крепкие объятия в ответ. Когда мог спать с ним в одной кровати и любоваться длинными, слегка подрагивающими тёмными ресницами, заправляя за ухо выбившуюся из волос светлую прядь. И не заморачиваться над тем, почему в груди так сильно бьётся сердце, когда он видит эту яркую улыбку напротив и слышит смех, звонкий и переливистый, который является лучшей вещью для ушей Сукуна.       Всё это время он нёс своего младшего брата на спине. Поздним вечером, по улицам темнеющего города, пока люди окидывают их странным взглядом, но ничего не произносят. А им обоим было плевать, они снова очутились в своём мире, где есть место только для них двоих, таких похожих, но таких разных одновременно.       Сукуна переступает последнюю ступеньку, разделяющую от «Их места», и первым прерывает тишину, ровным тоном произнося:       — Так и будешь сидеть на моей спине?       — Буду. — И Сукуна не находит слов, чтобы возразить, только чувствует, как мягкие непослушные волосы щекочут его шею, понимает, что его маленький засранец ещё сильнее зарывается головой ему в спину.       Он мог бы катать своего младшего на спине всю жизнь, стоит только попросить: Сукуна всегда испытывал сложности отказать брату, если только это не касается его опять нововыдуманных авантюр. Для него тяжёлый в весе брат ощущался пушинкой, эти двое с рождения обладали какой-то ненормальной сверхъестественной силой.       Они молчат, наслаждаясь тишиной и обволакивающим уютом, впервые за долгое время посетившее их, в череде этих невероятно странных событий. Взгляд Юджи устремлён вниз, на город: там, где царит движение, где каждый день уходят и приходят новые жизни. Его место среди людей, в таких больших и шумных мегаполисах, где спёртый воздух кажется роднее, чем тот свежий, присущий только владениям природы, где каждый день вокруг него что-то происходит, и он стремится вперёд вместе с этим движением. Взгляд Сукуна же направлен на звёздное небо, слишком далёкое и манящее, прекрасное и отчего-то парадоксально незаметное людскому глазу: их взоры всегда устремлены вперёд, назад и вниз, они слишком увлечены собой и своими заботами, теряя ту самую общую нить над головами, объединяющую всех под единым крылом.       — Эй, засранец, — снова разрывает тишину Сукуна, удобнее подхватывая такого непривычно молчаливого брата. — Уже слишком поздно, пойдём домой, пока старик нам все мозги не вышиб.       А в ответ получает только тишину, и Сукуна интересуется, а не уснул ли его брат вообще, пока они стояли здесь в молчании уже почти весь вечер. А когда чувствует, как объятия из рук на его шее усиливаются, и громкое сопение неожиданно приятно щекочет ухо, убеждается, что его просто нагло игнорируют.       Первое желание было скинуть обнаглевшего мальчишку на землю, чтоб невпопад было дерзить старшим. И плевать, что у них разница всего лишь в тринадцать минут, Сукуна каждый раз пользовался тем, что он старше, дразня и любуясь недовольным надутым лицом брата.       Но его ухо обволакивает тёплое дыхание и едва уловимый, но невероятно отчётливый для него шёпот.       — Ты ведь улетаешь из-за меня, да? — И Сукуна снова чувствует, как его сердце сжимается, ощущает спиной, как чужое и в то же время самое родное биение усиливается.       Сукуна не находит, что сказать, теряется в словах, ругаясь про себя, что обычно острый на язык, он всегда знает, что говорить. Но каждый раз, если дело касается Юджи, всё идёт не так, как надо, и Сукуна правда интересно, не обладает ли его братишка силой такой — заморачивать голову окружающим людям.       — Нет. — И это почти правда, приправленная горстью лжи. — Честно говоря, я долго думал насчёт программы обмена. Это довольно хорошая специализированная школа в Бостоне, как раз, чтобы набрать нужные знания и опыт.       И в последних словах нет ни грамма лжи. Сукуна правда по натуре своей является добытчиком, тем, кто должен постоянно подпитываться новыми знаниями. Но он никогда не скажет своему брату о том, что изначально уже почти отказался на это предложение их классного руководителя, потому что не представлял, как сможет вынести день без своего балаболистого засранца. Большая часть мира Сукуна крутится вокруг младшего брата, но та малая часть, которая стремится к новым знаниям и наукам, указывает ему путь, отличный от того, по которому он идёт за руку с Юджи. Тот самый поцелуй лишь стал причиной и поводом сбежать от своей второй половины души, но на самом деле он понимает, что другая его часть считает это не таким уж и неправильным выбором.       — Сколько? — Хрипло спрашивает Юджи, перебирая чужие, такие же мягкие волосы.       — Полгода. — Спокойным тоном говорит Сукуна, наслаждаясь приятным массажем мозолистых пальцев. А сам думает, как сможет вынести эти полгода без своего личного солнца. — Даже не знаю, малышка, как ты проживёшь без прекрасного и лучшего меня.       — Придурок. — Фыркает Юджи и наконец-то смеётся. Сукуна прикрывает глаза и усмехается, вслушиваясь в этот самый, по его скромному мнению, лучший смех. А затем, успокоившись, произносит: — Обещай, что привезёшь мне самый настоящий американский бургер.       — Идиот, он протухнет, пока я его довезу.       — Привези. — Юджи хрюкает сквозь хихиканье, пытается сделать свой тон твёрдым, но Сукуна же, хитрый жук, всё равно не верит. — Привези, я сказал.       — Привезу. — Обещает Сукуна и тепло улыбается, как может только улыбаться своей семье. Юджи даже давится смехом и внимательно смотрит на эту слабую улыбку, так редко он её видит. — Обязательно привезу, Юджи.       Тот довольно сопит и зарывается в светлые волосы брата, портя ему всю укладку. Но Сукуна ничего не говорит, только цыкает и подхватывает удобнее своего младшего.       Они не говорят друг другу сопливые слова по типу «Будешь скучать?» или «Возвращайся быстрее, идиот», потому что им не нужно произносить это вслух, чтобы понять, что конечно же будет, конечно же постарается вернуться быстрее.       Ведь они же близнецы и, как бы глупо и банально это не звучало, самые близкие и родные друг другу люди, которые понимают всё без слов.       На следующий день в аэропорт его пришли проводить только старик и классный руководитель с пожеланиями хорошей поездки, наставляющие писать и звонить как можно чаще. Сукуна знал, что Юджи не придёт, потому что, помните? У него собственные дурацкие принципы, негласные правила, которым он следует всю свою жизнь. И на самом деле Сукуна даже рад, что его брат не пришёл, потому что понимает, что если бы он был здесь прямо сейчас рядом с ним, то он бы не смог уехать в эту грёбанную Америку, остался бы здесь, так и не разобравшись в собственных чувствах.       Ему кажется, что эти тупые английские учёные, которые там что-то в очередной раз доказали, оказались в этот раз правы, приведя свои научпоповские факты об умении близнецов чувствовать друг друга на расстоянии.       Юджи понимает, что им нужно это время, нужно побыть в разных точках мира, чтобы найти часть ответов на зависшие в воздухе вопросы. В особенности нужно Сукуну, увязшему в этом болоте неразделенной и неправильной любви, которая с каждым годом превращалась в нездоровую одержимость.