Раз в десять лет

Все изменилось, все стало каким-то другим. Солнца лучи уже не греют как прежде. Теперь, подняв глаза вверх, почти не больно смотреть на эту неповторимую звезду, что радует своим существованием весь мир. Каждый народ представляет себе мир таким, каким он видит его вокруг себя. Люди хорошо знают земли, на которых обитают, все остальное для них остается неизвестным. Спокойно и нежно желтеют липы и ивы. Желтеют и клены, но уже по-своему – ярко, сильно. Последний день сентября. Густо-пунцовой становится листва рябины и вишни. Чеканной медью и старой бронзой украшает осень яблони и груши в чужом саду. Он непременно по весне посадит у своей хижины… Что отдадут дальние соседи, то и посадит. Он попросит. Он сможет отблагодарить физическим трудом. Все лето едва ходил, но сейчас он снова здоров и даже шрамов не осталось. Ну, может быть, два малозаметных продолговатых рубца на спине чуть ниже лопаток. Это ничто, если знать, сколько было увечий на молодом теле. Цель стоила того. Его друг детства со своей любимой счастлив в другом краю. Он счастлив за них здесь, где еще три месяца назад жила его добродушная мать. Выходила и покинула сей мир. Небо стало родным. Совсем скоро спокойные залитые солнцем дни сменят порывистые ненастья. От ветряных дождей до солнечных затиший в обеденную пору. Так мало будет этих дней. Так же мало запасов на зиму, еще меньше денег в мешочке со шкуры зайца, спрятанном на печи. И совсем не было сил у его родительницы преодолеть переправу в чужие земли. Осенний лес покрыт живописной росписью. Захватывает дух. Печалит душу – не с кем разделить всю эту красоту. В небесах проплывают последние в данном году пышные облака. Все выше поднимается стая птиц, устремляясь на юг, к теплу. Джин провожает ее взглядом, стоя у липы, что блестит на солнце, переливаясь золотцем. Ее наряд прекрасен. На нем же старые сапоги, изношенные штаны и латаная рубаха. Одинокий ветер ерошит черные волосы, развевая длинные пряди, и кутает в невидимое покрывало тоска со своеобразной тишиной вокруг. Тревога забирается за пазуху. Сегодня как никогда безмолвна вся деревня. Кажется, будто бы и животные и птицы притаились в своих ночлегах еще с прошедшей ночи. Почему? Почему вчера лживо уважаемый граф не объезжал свои земли? Последний день месяца. Так было всегда. Впрочем, к лучшему, ему нечего отдать. То малое в коморке, те пару монет… Вероятно его изобьют, а то и вовсе продадут кому-либо из знати соседних владений. К вечеру погода значительно портится, небосклон затягивается серой пеленой моросящего дождя. А около двенадцати ночи, когда Джин крадется к чужому колодцу за водой, промокшая земля укрыта водянистой дымкой – туман. Сложно идти, мрак царствует с усердием, не видать ни звезд, ни месяца. Коршун то и дело время от времени посещает его двор. Глупой птице не понять, что нет смысла раз за разом проверять не обзавелся ли хозяин, к примеру, курочкой, когда кроме убогой хижины, да того голодного, нет никого и ничего. Вот сегодня посетил его вновь и услужил, опрокинув кринку с дождевой водой, собранной для питья. И так некстати на улице не было ни тазика, ни миски, как бывало зачастую. А с небес спадает слишком нежный дождь, что зрением не уловим, но ощутим для тела. Нет луж на жаждущей земле. И нет желания собирать губами холодную влагу на листве, раз уж нет возможности сделать глоток, за глотком. И совсем не хочется ожидать, пока таки еще раз наберется вода, возможно, попросту не хватает сил, снова сидеть на подгнившей лавочке у поскрипывающей калитки в полном одиночестве и в отсутствии хоть какого-то дела. С трудом, но он таки добирается до нужного двора и тихо проникает к колодцу у дома. Достает ведро воды, наполняет свое, что в разы меньше. И когда уже собирается уходить, наталкивается на черную кошку, из-за чего задевает глиняные горшки на острозубом заборе, под яркое далеко не мурлыканье. Те падают, а сними и его сердце куда-то вниз. Разбиваются с грохотом в дополнение к лаю собаки, что мгновеньем раньше стала рваться с цепи к непрошеному гостю. Джин убегает словно ошпаренный, выронив ведро с наполовину расплескавшейся водой у самых ворот. Лишь скрывшись за дальним снопом сена, на огороде тех самых владельцев, он понимает, что за ним не только не кинулись вдогонку, дабы узнать, кто нарушил законы владений, но и даже свет в окнах не загорелся. А ведь он точно знает, что все дома, что данные хозяева, несомненно, не поленились бы броситься следом, особенно их старший сын. Тревога, что до сего времени так и не покинула его, теперь обвила шею. Возвращаясь к себе, Джин все пытался и пытался найти ответы на волнующие его вопросы, но так и не смог. По приходе в хижину зажег керосиновую лампу и сел за дубовый стол. Спать не хотелось, ровно как и пребывать в полной темноте, и без того вся жизнь мрачнее негодующей ноябрьской ночи – Заколдован круг – тихо прошептали обветренные губы, никогда не лишающиеся своего манящего очарования – Боже, не поднимай цены на все грехи – выскажись он, сердцу было бы легче боль на себя принять, но некому ни выслушать, ни утешить. - Будто заколдованный круг – с нотой злобы высоко над землей прозвучали слова в потоке ветра. Эти леса и поля, и деревня посреди них – полюс его притяжения уже третий десяток лет, но все без толку. Неужели он ищет того, кто еще не родился на этот свет? За что такая мука? А если таки здесь, уже здесь… Вдруг и сейчас это существо иль человек, попросту, пока не в том возрасте, чтобы принять, и оттого ему не обнаружить. Ну, вот за что такая годовая разница в датах рождения? С горестных раздумий вырвал шорох за окном. Подняв голову с рук, удобно устроенных на глади стола, он сталкивается с горящим взглядом. По ту сторону стекла на него смотрели густо-сиреневые глаза. Джин мгновенно вскочил со скамьи, устремляясь вглубь хижины. Что-то крупное рынуло к нему, разбивая стекло и легко ломая раму вместе с краями непрочных стен. В самом углу, прижимается спиной к холодным почерневшим бревнам со следами гниения и растрескивания – «Крылья!» – пусть ему видны лишь очертания силуэта, иных вариантов быть не может. Скрип досок пола. К нему приближаются неторопливо, его рассматривают. Возможно, он сошел с ума, ведь четко слышит цокот металлических набоек, будто ступает граф или другая состоятельная персона. В жилах в страхе стынет кровь, а в памяти неожиданно всплывает повествование матери о крылатых творениях, прозванных людьми «природные демоны». Они являются в населенные места раз в десять лет, в поисках развлечения на одну судьбоносную ночь, когда не находят желаемого среди других существ. Говорят – улетают прочь с рассветом, оставляя за собой растерзанные тела и пропажу на веки вечные дочерей и сыновей. Такого происшествия за последние два десятка зим назад, когда ему было пять лет, а после пятнадцать, он не помнит. Видимо его деревню миновали, а может быть и вовсе не жаловали к людям, довольствуясь русалками, лешими да прочей нечестью. Ускользают мгновения, с них не сложить больше минуты, а перед глазами проносится так много из всей его недолгой жизни. Как бы там ни было, Джин не хочет умереть. И вот с крайне нервным вдохом он срывается с места вдоль стены, что ближе к выходу, но удается преодолеть не более чем полтора метра от угла. Буквально за пару миллиметров от его лица огромное крыло острием вонзается меж бревен, преграждая путь. Цепенящий страх в секунду проникает под кожу. Тело ударяет крупная дрожь. А вместе с этим за его спиной, совсем рядом, раскалывает бревно второе крыло. Он пойман. Ни шагу назад, ни шагу вперед. Сердце замирает в миг, когда грубо чем-то холодным миндалевидной формы сжимают линии лица у подбородка – «Когти» – заставляя повернуть голову к лику их обладателя. Еще одно мгновение, и все меняется в корень. Такое же существо, только заметно меньше и глаза горят золотым, с яростным рыком отдергивает от него своего сородича. Сбивает с ног, впечатывает в пол у противоположной стены. Мгновенье-другое, и новоприбывший не то что сброшен – выброшен в сломанный оконный проем. Хижина трещит и начинает стремительно рушиться. Джина жестко хватают руками и, прижав к себе, молниеносно покидают его обрушивающийся дом, снося входную дверь. Не проходит и трех минут, как в небе над лесом их настигает демон с золотыми глазами. Его вырывают с захвата, не щадя сородича, одаривая глубокими порезами не только руки. Это очевидно благодаря мерцанию крови в тон густо-сиреневых глаз. Раненая тварь снова не остается в долгу и пусть не сразу, но улучает когтями в цель, а может быть и не только когтями. Меньшее существо, взвыв от боли, падает вниз, намерено принимая весь удар на себя. В сию же минуту Джина оставляют целого и невредимого лежать на траве, а сами кидаются в бой. Поднявшись с земли, пребывая в шоковом состоянии и мало понимая происходящее, он спасается бегством под рык и злобные, громкие возгласы двух нечеловеческих голосов, доносящихся из-за спины. Совсем не понимая, почему именно он? Почему за него дерутся? Он никому не желает зла, но, хочет Джин того или нет, возникает мысль о том, что он неединственный человек в округе. Вот что-что, а отвоевывать свою пару Казуя не рассчитывал, так же как и пугать до смерти, к примеру, падением камнем вниз с немалой высоты. А ведь его долгожданное счастье является человеком, самым уязвимым и ранимым созданием среди всех возможных вариантов партнеров на жизнь. Никто из его семьи и друзей не дрался радужной ночью за право владеть предназначенным существом, никто, а ему приходится. И он ни за что не проиграет, пусть противник старше и опытней. Джин бежал до самого обрыва, простирающегося на километры вдоль реки. Не очень высокий, но весьма крутой и с камнями по склону до воды. Если б не годы практики ориентирования в местности даже в самые мрачные ночи, а также знание данной округи, то он бы непременно покатился по откосу осыпания земли. Найти не составило труда, а с тем и снова испытать испуг. Его драгоценное созданье едва не угодило в овраг. Казуя, было, дернулся перехватить, но то резко остановилось за шаг от края и будто ни в чем не бывало, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошагало обратно. Поэтому, засмотревшись, поближе к реке очутился именно он. Чем решил воспользоваться, раз уж так получилось, то стоит в темпе смыть кровь и перевязать раны. Свой вид не радует, только благо, что не хуже. Да, он знает, пока его видят едва ли не черным силуэтом с горящими глазами, возможно, чуть лучше, но совсем скоро смогут ощутить все и везде, здесь-то повязки и не в радость. Джин устал, очень устал бежать и больше не видит смысла в попытке скрыться. Его нашли и найдут еще раз, если это будет нужно. Немного тешит, что достался он все же… – Золотце – неосознанно само собой тихо слетело с губ. Он опустился на землю у черешчатого дуба и, подтянув колени к груди, обустроил на них руки, принимаясь ждать своей участи. Видимо, сейчас крылатое творение утоляет жажду. До чего же Казую удивляет своя пара. Сидит себе у дерева. Дожидается. И это после всего… – «Обалдеть…» – на траву он ступает мягко. Являет нежно-золотистую дорожку к своему счастью, которое мгновенно вскакивает на ноги и оглядывается вокруг себя. Растительность освещена. Свет не исходит с неба, он будто сам по себе, словно снег покрыл землю. Вскинут взгляд к творцу этого великолепия. Демон изящен. Не спеша приближается походкой самодостаточной, грациозной – «Маняще…» – непроизвольно отозвался темперамент. Кажется, у того прямые волосы, которые в данную минуту развивает несильный ветер, они короче его собственных, но тоже длинные. И утверждается ранее замеченный факт – одет, обут дорого. Легкий взмах крыльев с плавными изгибами, что венчаются острыми зубцами, от малого к большему, чем длиннее изгиб, тем крупнее зубец. Дивное существо приветственно кланяется ему, находясь на расстоянии меньше двух метров. Это поражает и толкает в замешательство. Он изваянием стоит на месте, не в силах шелохнуться от переизбытка эмоций и впечатлений. Казуе уже есть за что уважать свою пару, и он охотно выказывает это без слов. К огромному сожалению, до рассвета их речь друг для друга «закрыта». Можно говорить и говорить, но не поймут и слова – «Хочу услышать твой голос» – шаг. Подкрадывается особо приятное волнение. Еще шаг и еще пару осторожных шагов – «Не спугнуть бы» – их разделяет всего-то сантиметров сорок. Сердце окончательно забывает свой привычный ритм. Приподнимает голову. Его пара выше ростом и плечи шире, и в целом крупнее него – «Статный» – губы изгибаются в светлой улыбке. Вновь-таки он не рассчитывал, что обнаружится предназначенный, вместо предназначенной, хоть и допускал подобный расклад. И тогда отчего-то виделся круглолицый мальчишка, что станет прятаться за его спиной, но нет, скорее он может притаиться за спиной своей пары. Казуя отнюдь не разочарован. Слышит единственный в своем роде аромат, что уловим лишь высшим существам, принадлежащий его спутнику жизни, и дышит с трудом, так сильно желая увидеть сокрытый матерью природой облик. Желанное создание, от которого веет знойным летом, слышится жженая трава, опаленная древесина, и в непредсказуемый контраст весьма ощутим вязкий аромат хвои в период морозной зимы – «Неповторимое сочетание». Разум в смятении. Все оставшиеся силы напополам: часть для попыток здраво мыслить, дабы не допустить роковой ошибки, часть для усилий поунять ознобный страх. Тело трясет, и зуб на зуб не попадает. Демон находится весомо близко. Он продолжительно смотрит ему в лицо. Золотые глаза в какой-то миг стали ярче, а цветовой оттенок теперь теплый и мягкий. Джин не понимает происходящего, не знает, что от него хотят. Значит ли это… – «Ты успокоился? Доволен, что никто не мешает?» – ему напрочь не ясно, отчего тварь с густой сиреневой была лучше видна во мраке, чем это Золотце в свете, что под их ногами. Не разглядеть лица. А пахнет-то как! Невозможно не обратить своего внимания. Не разобрать чем и даже не понять острый аромат иль нежный, как бы глупо это не звучало – «Обворожительный» – во всяком случае, постепенно на него действует именно так. Казуя прекрасно осознает сколь сложно его долгожданному. Он терпеливо, как ему думается, ждет положительных изменений. Мирно наслаждается всем, чем только можно на данный момент относительно драгоценного создания, ровно до тех пор, пока не улавливает первый размеренный вдох-выдох, с которым спадает заметное напряжение. Осознание своих действий приходит лишь тогда, когда его желанный берет высокую ноту, от которой отчего-то по телу хлынет волна мурашек. Восторженный взмах крыльями и…! И просто дух перехватывает, но приходится аннулировать свой захват. В неожиданном блаженстве отскочил на метр-полтора назад, поскольку некоторые не только демонстрировали свою голосистость, но и отчаянно вырывались из тесных объятий. И уже лишь за метров пять от него, утихают совсем и крайне тревожно топчут траву, с пару мгновений нервно потерев шею. Инстинкт самосохранения хорош с детства и абсолютно не нуждается в рассуждениях разума. Вот сейчас, когда крылатое творение находится на немалом расстоянии, взгляда от него не отводит, но не изъявляет никакой агрессии, во всяком случае, так сдается, можно поразмыслить на тему… – «Зачем это?! Я что, поздний ужин?!» – он, было, едва приуспокоился, как его внезапно властно пленили руками за талию и спину, прижались, сжали, впились в кожу губами – за какую-то секунду-другую – «Руками…» – Джин переводит внимание на свои ладони. Он касался, отталкивал… – «Одежда…» – демон таки будто человек, в какой-то мере. Поднял взгляд и чуть не пошатнулся от изумления. Тот рассматривает свои ладони подобно ему. Видел бы он, что с пару мгновений ранее, неосознанно подтолкнул к проверке одеяния на чистоту, в которое только-то у реки переоблачились. Спустя совсем короткий промежуток времени, Золотце начало стремительно приближаться, но стоило ему сделать шаг назад, как то остановилось, постояло и снова ступило вперед. Джин не принялся отходить, решив все же не убегать, и буквально потому, что некоторые, пока, выглядят весьма забавно, а не устрашающе, и прямо сейчас очень явно пытаются и подойти и не спугнуть. Но когда дистанция сократилась до чуток больше полуметра, то он резко отступает назад на два немалых шага. Крылатое творение впадает в ступор, видимо, таки не ожидало, а придя в себя, делает шаг к нему. Он основа отходит, только теперь на один шаг. Далее завязывается незамысловатая игра – шаги «к» и шаги «от», и, как и полагается, с остановками и с равным количеством шагов. Сотворенный свет под их ногами меняет свои очертания уже минут пятнадцать. Казуя нервно улыбается. Ему нравится развлекаться вместе со своим счастьем, пусть и не положены такие детские забавы совершеннолетнему представителю одного из самых уважаемых родов, он доволен и весьма озадачен. Остановился и, хихикая, прячет лицо за ладонями на два десятка секунд. Ну, вот как провести ночь в интимном смысле, не применяя силу, с тем, кто даже не дает к себе вплотную подойти? Злобные возгласы или смех, голос Золотца не теряет свой выразительный бархатный оттенок. Джин ловит себя на мысли, что ему нравится этот голос. Подобного он не слышал. Такая особенность звучания необъяснимо успокаивает его и будто греет – «Теплый» – губы являют добродушную улыбку, с ноткой веселья, в ответ на созерцаемое. Вскоре демон бросает ему в лоб белый бутон дикой розы, взявшийся невесть откуда – Ай! – и немного отходит от него. Опустившись на корточки, легко погружает указательный палец в землю. С минуту ничего не происходит, а после, словно бы откуда-то снизу, начинает доноситься плеск воды. Крылатое творение в темпе поднимается и малость отступает в сторону. И он вторит ему. С внезапной силой из-под земли вырывается поток воды и приступает бить небольшим ключом, сверкая брызгами в нежно-золотистом свете. Широко распахнуты веки. Удивление приятно, но вот значительная жажда шероховато напоминает о себе. - «Не испугался» – радует. Казуя принимается мыть руку. Встряхивая воду с пальцев, он просто диву дается, замечая, как некое драгоценное создание вырисовывается напротив него по ту сторону бьющего ключа кристально-чистой воды. Вполне заметно, что опасаются его, но таки протягивают ладони и ловят в них мерцающие брызги. И здесь снова, впрочем, непрестанно хоть волком вой, так дьявольски хочется полноценно видеть свою пару – Разглядеть бы черты твоего лица. Глаза и брови. Губы. А цвет твоих длинных волос? Какой? Кажется, они густые и волнистые – тихо прозвучал гибкий голос с жадным аккордом в словах. Ну вот, пара пребывает в состоянии «замри». Вода ускользает сквозь пальцы. И здесь Казуя догадывается о жажде, исходя из положения рук. О своей он, было, забыл, стоило только сократиться дистанции с подачи не его активности. Горазда удобней будет пить из бокала, потому он незамедлительно являет на своей ладони роскошную хрустальную емкость, что притянута из его покоев в горном замке. Кисти рук уже не держат лодочкой, и даже удивительно, как еще находятся почти на том же месте. Он подкидывает бокал немного вверх и через мгновенье зажимает его тонкую узорчатую ножку между указательным и средним пальцем, демонстрируя материальность данного предмета, и только теперь мягко бросает своему долгожданному. За этим следует непредсказуемая реакция, во всяком случае для него, и потому изогнутые брови взлетают вверх. Тот не то что не поймал – не ловил – «Вот и подружились…» – огорчает. Пусть терпением он не обделен, но временем… Рассвет не так далек, как ответ желанием на его желание. Казуя по максимуму прижимает сложенные крылья к себе, стремясь выглядеть более дружелюбно, и делает медленный шаг к своей паре, а за ним еще один и еще… Сердце тихнет, когда удается приблизиться на расстояние полуметра. Чуточку выждав, натянутый подобно тетива на луке, он протягивает руку, раскрывая ладонь к небу. Данный жест не остается без внимания, даже весьма, но… – «Мать-природа, я ведь так не хочу применять силу. Помоги же мне! Прошу тебя!» – с минуту они недвижимы, а после, не задумываясь, он как-то само собой переворачивает ладонь и кротко перебирает пальцами в воздухе. И пусть слов не поймут, но не тон, да и больше нестерпимо молчать – Прими меня – мягко, и глядя в лицо. Взгляд пристальный, жаждущий видеть больше позволенного. Не сложно уловить изумление, а следом и утвердиться в неких выводах, спустя еще одну минуту их неподвижности. По ее истечению драгоценное создание бережно сжимает его пальцы в своей ладони. Оба не шелохнутся, взирая друг на друга с замиранием сердца. Ветер колышет листву, подбирая неповторимые мгновенья их хрупкого союза, и уносит ввысь со звуками ночной жизни леса. Внезапно доносящийся до слуха крик птицы над рекой рушит подобие забытья. Встряхнув волосами, Казуя нежно сжимает длинные пальцы в ответ и являет на своей руке еще один такой же бокал. Долгожданный лишь вздрагивает. Радует. Он протягивает хрусталь к бьющей ключом воде и, наполнив его до краев, подает своей паре – Возьми – искорка счастья изгибает губы в улыбку, когда неторопливо касаются тонкой узорчатой ножки, когда пьют, издав приятный слуху звук довольства – «Какой же ты…» – задевают эмоции. Тревожат чувства. И все еще рука в руке, а напряжение ощутимо отступает. Еще одна из ступеней на пути к такому необходимому доверию остается позади. Теперь он поднимает с земли первым явленный бокал, споласкивает и следом утоляет свою жажду. В разум врывается мысль – «Упоить…» – и так же мгновенно опровергается – «Нет» – и ведь не факт, что тот станет пить какой-либо алкогольный напиток. Попытавшись, можно в итоге оттолкнуть от себя. Расскажи кому – не поверят. Он сам с трудом верит в происходящее здесь и сейчас. Держит за руку. Не может разглядеть, словно и нет золотистого сияния под их ногами, да луны в небе среди звезд, но слышит небывало изощренный аромат и слышит юношеский голос, пусть речь и не ясна. И не сказать, когда же это в памяти померкло повествование матери. Не сказать, когда вдруг едкий холодок внутри сменился особо душевным теплом. Кто бы знал, сколь сильно измучила тоска, сколь ранит одиночество, обостряя все гнетущие обстоятельства его жизни. А так хочется жить – …Золотце – и вот как будто бы встрепенулись. Замерли, глядя в душу. Ласково по ушам скользнуло прозвучавшее с уст долгожданного, едва не до волны мурашек, а суть сокрыта. Непонятен смысл – обидно, и очень. Не вызывает страх исчезновение бокалов и дремлет изумление, но ровно до того, как вот ему демонстративно вручают и вторую руку. Вновь перебирают пальцами в воздухе. Не удается сдержать умиленную улыбку. Пожалуй, даже с удовольствием он так же бережно захватывает пальцы в свою ладонь, в этот раз ощущает кольцо на одном из них. Не проходит и двадцати секунд, крылатое творенье вырисовывается без малого перед самым носом, шумно вздыхая. Этот вздох и не дал Джину резко податься назад, отвлек его инстинкт самосохранения. Эмоции воспаляются. Так близко… И ведь больше нельзя медлить, рассвет не за горами. Волнение приобретает новый вкус, гуляет по телу, зарождая азарт. Нет опыта, но есть желание. И не значимо девушка пред ним или парень, когда данное создание неоспоримо предназначено ему и только ему одному. Теперь еще более сложно осмыслить, секунды или минуты проходят мимо них, но в это мгновение демон ступает вперед, всего один осторожный полушаг, и сходу утыкается лбом в его плечо. Джина до того пробирает удивление, он не понимает, и где-то там, вот прямо сейчас, толи екнуло, толи сердце разок сладко сжалось. А следом он склонен вытянуться струной, поскольку некоторые, шелохнувшись с тихим капризно-вкрадчивым звуком, кажется, устремились к шее, едва ли отстранившись. Кожи коснулось горячее дыхание, отчего он мимолетно вздрагивает – Золотце…?! – с негромкой тревогой в голосе. Снова тоже сочетание согласных и гласных, но тон иной. Вопрос? Все равно суть не ясна. Вопреки всей элементарности и краткости, возможно полной противоположности смысла… Кто знает, может быть, его отталкивают, а он невольно прерывает свое дыхание, наслаждаясь звучанием голоса. В грудь проникает сладкая боль переизбытка эмоций и чувств. Разум не участвует в действиях тела, когда его язык с нажимом скользит по шее желанного. Всего несколько мгновений небывалого удовольствия от такой даже, казалось бы, мелочи, а после полное отрезвление насыщенным испугом драгоценного создания с попыткой оказаться подальше от него. И теперь, не позволяя вырваться, Казуя подавляет свой непроизвольный рык, почти в зарождении, но все же тому явно не только ощутимы его когтеобразные ногти, но и слышны эти сдушенные ноты злости – «Нельзя оступаться! Я сам не прощу себя, если придется взять силой» – злости на себя. А глаза уже зреют, да и ощущается, как испуг его пары начинает отдавать паникой. Крылатое творение подается еще ближе к нему, одновременно потянув на себя за руки, и страх вспышкой являет мысль – «Укусит!» – а ведь демон, это даже не зверь – Золотце!! – только и успевает закричать до того, как прикасаются губами к щеке и касание становится полноценным поцелуем, который через мгновенье-другое нежно перемещается на скулу. Джин упускает момент, когда от него отстраняются и прекращают удерживать на месте, забрав цепкие пальцы с его ладоней. Который раз он шокирован, вот до ступора, и пребывает в полнейшем недоумении. Казуя не ждет больше минуты, он не пленяет, но начинает то так, то этак притрагиваться к своему желанному. Проскальзывает раскрытой ладонью вдоль спины, от лопаток до самой поясницы, и вот губами в поцелуе касается линии лица. Драгоценное создание снова содрогнулось, резко отступает назад, а он уже позади него и звучно целует в волосы, в следующий же миг совсем нежно прихватывает губами кожу на предплечье, прежде чем вновь отстраниться и нарисоваться с противоположной стороны. Казуя проводит пальцами от груди до низа впалого живота, одновременно с этим улавливая возможность лизнуть подбородок, а следом едва ощутимо целует у самых губ. От него опять-таки отступают, похоже, продолжая пребывать в шокированном состоянии, и он не препятствует, позволяет отойти в сторонку на метр-полтора. Крайне сложно совладать с эмоциями, подавить туманящий разум страх, но Джин очень старается, и его усилия небезрезультатны. Что тут же в помощь, поскольку крылатое творение недолго бездействовало. Сейчас медленно подходит к нему и становится за шаг в сторонке, параллельно ему, устремляя взгляд куда-то вперед, и он вторит. Только ничего такого не видать, а Демон, в секунду расправив крыло, плотно обнимает им едва не все его тело. Драгоценное создание, чуть подскочив от испуга, резко поворачивает голову к нему, и он смотрит в ответ долго и неустанно, не позволяя себе и шелохнуться. Лишь ощутив спад напряжения под крылом, Казуя кротко приближается к своей паре, всецело сосредоточенный на ее реакции. Останавливается пред своим счастьем за пару сантиметров и вновь как можно аккуратней, но в этот раз неторопливо, обнимает и вторым крылом, глядя в лицо. Не более полуминуты и он мягко кладет ладони на грудь, ощущая грубую ткань рубахи – …как долго ты живешь в такой бедности? Я в замке, а ты… Ту полуразвалину и домом сложно назвать. Вот сколько тебе лет? Что в прошлый десяток золотого времени года я так и не нашел тебя. А сейчас ты крупнее меня – ласково касаясь указательным пальцем кожи в разрезе горловины – «Приятный» – прислоняется всем телом – Полюс моего притяжения – шепчет у основания шеи, а следом нежно целует чуть выше, чувствуя как очередной раз возрастает напряжение желанного – Простиии, я не могу дать тебе больше времени – взяв не безвольные руки за запястья, он бережно вынуждает обнять себя, прикоснуться к спине и пояснице. И окончательно овладевает волей своей пары, фиксируя на месте еще и захватом за талию и шею, ближе к затылку. Крылатое творение вынуждает немного наклониться, при этом подаваясь к нему. Губами ощутимо горячее дыхание и еще более густо обволакивает неизъяснимый обворожительный аромат. Джину кажется, что возможно он сошел с ума, ведь без сомнения его вознамерились поцеловать. Более того, в голове не укладывается, но уже не первый раз шестое чувство нашептывает очевидное, для него невероятное – у демона весьма интимный настрой. Скорее непроизвольно, чем преднамеренно, он тихо выдыхает – Золотце – тем самым отдаляя момент соприкосновения их губ. А напротив, так крайне близко, издают скулежно-мурлычущий звук, от которого у него внутри, будто что-то сжимается. Поцелуй еще не зародился, а уже пресечен его же вынужденным резким отстранением и сходу брошен взгляд ввысь. С груди рвется рык. А драгоценное создание вновь начинает нервничать не безактивно – Или во всей округе вымерли другие юные представители человеческой расы, или ты невообразимо привлекательная особь – произносит он, все так же глядя в небеса. В эту ночь все равны. Не важен статус, не важна родословная – лишь сила, если вдруг что случится. И вот снова потенциальное столкновение с этим «вдруг что», которое кружит над ними и, сдается, не в единичном числе. Джин только теперь осознает, что минуту назад уже не трепыхался в захвате крылатого творения природы и даже испытывал долю приятных эмоций, теперь, когда золотистый свет глаз, взгляд которых сосредоточен на чем-то в вышине, становится холодным и снова звучит враждебный рык. Именно это и помогает оставить инстинктивные попытки отдалиться от чрезвычайно непривычного, что то и дело воспаляет чувство опасения. Насилу, но таки удается заново совладать с собой, и сейчас возникает череда вопросов – «Кто? Почему? Зачем?» – и не блекнет совсем желание знать, о чем же говорил демон, внимание которого заинтересовывают изменения в его поведении. И вот, обнимая за спину, уже привлекают ближе к себе и ласково целуют линию лица, прежде чем повернуть голову в сторону незваной гости. Джин замечает явившееся существо с пурпурным сиянием глаз лишь в момент, когда крыло Золотца рассекает струящуюся ткань платья и, исходя из интонации звучащего вопля, по всей вероятности кожу так же. Дальнейшее происходит столь быстроходно, что изумление и страх будто волны: накрывают, бьют, то и дело отступают, не оставляя осадка, уж больно стремительно сменяется одно другим, и опять-таки бьют… Вскоре становится известно, что крылатое творение в силах не только освещать землю и добыть родниковую воду, или явить какую либо вещь, но и, к примеру, создать нечто полупрозрачное, мерцающее золотыми искрами, не позволившее ранить ни себя, ни его, множеством крупных шипов, невесть откуда устремившихся в живую цель. И, так или иначе, как не одно, так другое крыло оберегает его, пока их обладатель, злобно рыча, отражает попытки двух тварей приблизиться к нему. Последнее нападение венчается болезненным скулежом существа с бирюзовым сиянием глаз. Золотце впивает когти одной руки в изящную девичью шею ровно до полного исчезновения агрессии как этой, так и другой твари, что кружила совсем рядом, а сейчас утихает за три метра от них, так и не решившись продолжить атаковать. Казую нелегко вывести из себя, но видимо не этой ночью. Только незначительное движение в защитных объятиях его крыла и спасает жизнь дочери одного из знати среди сородичей. Он отпустил и провожает пристальным взглядом до самого придела своего чутья, до момента, когда становится неощутимо присутствие на этих землях людей. Крыльями обнимая, придерживая рукой у уха, прислоняется щекой к щеке, став на носочки. Закрывает веки и душевно шепчет, на мгновения позабыв о барьере речи – Успокойся. Прошууу… – он не ведает, что чувствует плененный им человек, но сам никак не возьмет в толк, как же его может так безудержно притягивать к едва знакомой особи, к тому, кого не разглядеть во мраке судьбоносной ночи. Он думал, что их первая близость и ему дастся весьма нелегко, еще потому, что был уверен, и у него не будет ни желания, ни трепета, о котором наслышан от друзей, что обзавелись парой раньше него. Но вот одно лишь дыхание его долгожданного волнует кровь. Он, наслаждаясь, выжидает умеренный ритм сердца желанного, а там, отстраняясь, отпускает и отходит на два метра, дабы приняться за сотворение защитного барьера. Окончательно Джина отвлекают от недавно зародившихся негативных впечатлений возникшие на земле золотые искры, что стали формироваться в подобие огня под раскрытыми ладонями демона. Тот довольно быстро взращивает полупрозрачное пламя в высоту своего роста и теперь манит кончиком крыла к себе. Ясен не только жест, совсем ясно как-то не желается приближаться к подобию огня, но его продолжают подзывать к себе, и он вполне объяснимо решает, что лучше бы послушаться. Стоило ему подойти, как пламя, расширяясь, устремилось описывать круг. Они же оказались в центре. И вот золотые языки вскинулись дугою ввысь, столкнулись и осыпались золотым пеплом, что растворяется в доли минуты. Джин не только впечатлился данной красотой, но и не заметил, как стал восторженно улыбаться всему этому диву. Вот снова его веки распахиваются шире, при виде нежного мерцания едва ли не целиком и полностью прозрачного огромного полукруга над ними, и до самой земли. Возможно, его никто не поймет, а может быть, что-то подобное таки происходило с его близкими и друзьями при знакомстве со своей парой. Новое чувство гордости прорастает в душе и крепнет едва ни при каждом взгляде на долгожданного. Уже истрачено немало сил, но сейчас он, кажется, ощущает себя более мощным, чем когда бы то ни было прежде. Защитный барьер не спадет и по рассвету. Теперь никто не сможет их потревожить, и остается самая малость, пред самым важным и крайне волнующим. Крылатое творение ласково проводит своим крылом вдоль всего его стана со стороны спины и сбегает за пределы золотого мерцания. Удивляет, когда опирается на это нечто, будто на стекло и снова манит к себе, но в этот раз забавным жестом руки, словно играет с ним. И, пожалуй, он совсем не против поиграть с… – Золотце! – с двоякой интонацией восклицает Джин, срываясь с места. И лишь у самого мерцания на секунды задается вопросом – «Пройду?!» – но даже не успевает толком остановиться до того, как его одной рукой хватают за рубашку в области груди и протягивают сквозь это нечто к себе. И нет возможности заметить, что когти демона рвут его одеяние, ведь уже чувственно целуют в щеку и теперь с соблазнительно-игривым звуком бархатного голоса дают деру на ту сторону данного дива. И что немаловажно, не позволяют задумываться над происходящим. Он только-то поворачивается к крылатому творению природы с широко открытыми веками, а то под шум ветра и листвы прокручивается вокруг своей оси, словно под звуки мелодии. С неожиданным криком птицы встряхивает заметно густыми волосами и начинает ступать к нему, приковывая его взгляд к себе. Вновь всплывают в памяти слова матери… Развлечение? Живым оставит? Или убьет? В один из данных вариантов он верит меньше всего и, как и прежде, уверен в том, что ничего и никого невозможно всецело предугадать. Никто и ничего никогда не повторяется зеркальным отражением. Но вот что неоспоримо – сейчас ему впервые за долгое время нравится жить. И душа неудержимо тянется к… – «Золотце» – к теплому вниманию, к столь притягательному творению, ко всему, что называется «жизнь». Существованием он более чем сыт. Подступив к золотистой границе, демон поднимает раскрытую ладонь и словно прислоняет к мерцанию, обращая свой взор непосредственно к нему. И Джин, не задумываясь, простодушно приближается к спасению от одиночества, сколько бы ни продлилось. Не спеша, с долей неуверенности, устремляет ладонь к ладони. И вот, изумляясь, понимает, что не соприкоснуться. А крылатое творение, прислонив и другую руку, необъяснимым образом явственно опирается змеистым движением на это прекрасное нечто. Мягко проводит кончиком языка по пушистой искорке данного мерцания, и в следующий же миг та исчезает меж его сомкнувшихся на ней губ. Все его чувствования заострились, а нетихая натура стала так впечатляться без доли страха, что он не успевает хоть как-то физически отреагировать на внезапный захват. Демон не только бережно вцепился в него, но и утянул под золотисто-искристый полукруг. Крыльями кутает, руками обнимает за спину, приподнимается на носочки, уменьшая расстояние между их губами до нескольких сантиметров, но ненадолго – теперь и вовсе неровно дышит в его чуть приоткрытые губы. И сердце замирает от столь электризующей нежности. Хаотичное томление дразнит тело, превращает выдох в тихий дрогнувший стон, что, кажется, замечен его желанным. И всего малое движение срывает у Казуи скользящее касание языка к губам виновника. Тот вздрагивает, в тоже время продолжая притягивать к себе своим особым ароматом, что уловим лишь тем, о ком люди сочиняют поверья, да небылицы, и это влечет за собой шумный вдох и легкий укус за подбородок в сопровождении бархатного ворчания. Всего через миг-другой, отпустив, он срывается ввысь. Никаких стратегий, никаких уловок, все то же стремление продемонстрировать золотое мерцание как их защиту от всех и всего внезапного, без малого равно предлогу отдалиться. Легко сорваться на интимно-напористые действия и так боязно получить сопротивление, что будет означать – принуждения не избежать. Сердце отстукивает новый взбудораженный ритм. Нельзя сказать, что больше ничего не вызывает чувства страха, да вот только уже все иначе. Иные эмоции загорелись и пылают вязко. Взгляда не отвести от демона, взмахнувшего раскрытыми крыльями, приникая к мерцающему диву над ним. А с тем усиливается гулкий ветер. Слышно, зримо, но им не ощутим. Разыгравшийся поток ночного воздуха дерзко ласкает пряди изящества с теплым сиянием глаз, но никак не коснется него. Листва вводит вызывающие ноты в хор природы, шелестом вливаясь в живой такт мелодии леса, что стремительно окрашивается в эмоциональные тона. Крылатое творение ловит телом множество звуков, впитывая их прихотливыми движениями. Все тот же мягкий свет, искристой дымкой под ногами средь трав, позволяет Джину в полной мере видеть развернувшееся действие рядом с ним. Когда демон, точно дикая кошка, подается к центру золотого мерцания, то он просто ступает следом за ним. Скоро их взгляды соприкасаются, и вдох дается с трудом. Но один из сорванных ветром лист прерывает их зрительный контакт и возможно потому в следующую же секунду пойман зубами за свой плавный край, а через миг-другой исчезает с поля зрения во рту. И только сейчас его сознание соизволяет отдаленно доносить суть дивного полукруга, под которым он находится. Аромат осени объемлет неустанно, а вот другим явлениям природы и, должно быть, существам, оказывается, доступ к нему прегражден. Он и не заметил, когда это тело прекратил тревожить холод первой в этом году октябрьской ночи. Все внимание… – «Золотце» – то с минуту полежав на спине с согнутой ногой в колене, устраивается лицом к нему в искушающем положении тела. Смотрит на него, словно желает в душу заглянуть, и он пристально взирает в ответ. Мнится, что растворилось в ходе времени лишь несколько мгновений, но вероятно это не так, ведь демон отчего-то уже не то не выдержано, не то нервно стучит краем крыла о поверхность мерцания – Золотце?! – слетает с губ сквозь неудержимую улыбку. Казуя даже вздрогнул от такой неожиданности – Позвал??! – и судя по всему, по виду его драгоценного создания в данную минуту, так и есть – «Значит это все же не вариант отказа, а… Я, что ли?!» – спускаясь на землю, не теряя из виду долгожданного ни на секунду – «Еще бы разгадать суть…» – сложив крылья, тихнет за пару метров пред своей парой. К нему так и не подходят, но взгляд золотого сияния глаз открыто продолжает пребывать именно на нем. Озадачивает. Заново подступает ознобное опасение, но светлые эмоции перевешивают, и Джин делает шаг на встречу. Всего один. И вот срываются с места к нему, да так, что не уловить… Подбежал? Нет, наверняка таки подлетел. Где-то на затворках решает сознание, но совсем недолго, поскольку предстает новая, возгорающаяся задача. Прижав плотно крылья к себе, изящество смотрит из-под взъерошенной челки в глаза, держит руки у груди и, сдается, по сантиметру в минуту придвигается все ближе – Золотце… – шепот в миг совсем робкого соприкосновения тел. Отзываются враз, тихий жалостно-негодующий рык, а за ним уже едва не в губы, чуть привстав на носочки, молвят что-то до такой степени чувственно, что по телу хлынет волна мелкой дрожи. Мысли путаются. Эмоции в сладком замешательстве. Их дыхание переплетается, приковывает друг к другу… Последний слог едва не тонет в сладострастном томлении. Смешались желания и страхи, новые, такие яркие переживания и противоречия разума – все единым потоком в венах. Впервые Казуя просит принять себя, просит, как только может. Унижения нет. Всем своим естеством стремится к согласию, к их обоюдности в этой судьбоносной ночи. Полуприкрыв веки, он продлевает свое ожидание, но теперь совсем немного. Толку нет. Оттого со звуком огорчения и злости, но осмотрительно кусает своего желанного за нижнюю губу. Тот задето подается на шаг назад, а он задумчиво опускает взгляд к земле – «Как же я…?!» – сердце сжимается. Демон отлетает в сторону. Джин устремляет свой нерадостный взор за ним. Сомнения блекнут… Его вина. Догадки сковывают, не дают приблизиться к крылатому творению. А то, через малый промежуток времени, начинает метаться к нему и от него, издавая озлобленные и жалостливые звуки. Этакие перемены норовят вернуть его в сети страха, вот только этому не быть. Не после самых счастливых минут за былые три месяца. Душа ни в коем случае не желает терять свой шанс на переживание в определенной мере счастья, пусть даже лишь до утра. И вскоре, в момент очередного больно нервного приближения к нему, он вполовину непроизвольно ловит демона за талию и поясницу. Придвинув вплотную к себе, понадежней фиксирует на месте, определяя одну ладонь у ушка с длинной холодной серьгой, уже абсолютно сознательно с желанием и дрожью пленяя мягкие губы. В захвате дрогнули, издавая нежнейший высокий, но оборванный звук. Вновь екнуло в груди, в тиски сжимает сердце, а пальцы на боку тонкой талии, сильнее, чем прежде. Если решиться, так на все. Его природа – натура крайностей. И он решился, не на касание, на откровенный поцелуй, а потому не упускает первую же возможность углубить ласку. Сердечный вздох становится первоначальным ответом, что приходит на смену сочного изумления. Вся жизнь, в чем бы она ни проявлялась, как не бывало прежде, стала единым целым. Пленила его дрожащими руками в облике человека и завела разговор с душой. Затихли мысли. Разум чист. Беседа искренна, все глубже, откровенней, и хлынут непрестанно ответы с жаждой. Продолжая цепляться когтями за рваную рубаху на груди, он непреднамеренно обнимает крыльями своего долгожданного как можно интимнее, прижимаясь без меры. Джин все еще ведет в поцелуях, держит, а не ощущает себя пленившим, совсем. Пленен он и только он. Повязан объятиями с головы до ног. Сдается, накрыло чувствами и тянет вглубь трепета и безрассудной страсти, в забытье, и нет порыва вырваться. Упоительно держать в руках. Золотце никак не испить до дна, и это постепенно начинает сводить его с ума. Вот он уже рычит, терзая знойной лаской бесстыдно-жадные губы. И больше не слышны голоса смятения, как будто сдушены все страхи. Из-за острого переживания всего вот этого не хватило воздуха, и оборвался поцелуй – Задыхаюсь… Я… задыхаюсь… твоим запахом взахлеб – дыхание глубокое, прерывистое. Губы соприкасаются. Драгоценный не отпускает, дышит чуть хрипло. Вызывает трепет, срывает мучительно-пылкий звук. Тело подрагивает в переизбытке угасающих сил в самообладании, в опасении… Демон плавно закрадывается горячими пальцами под край рубахи и обмирает, прикоснувшись к бокам поясницы. И хлынет волна мурашек, и трогает такое бережное отношение. Нет пути назад. Неспешно соскользнув вниз меж прядей сильных волос, он отвечает проникновением за ворот – «Словно к молодому листку» – изумляет, как ощущается кожа. Но едва ли удивит, что в следующий же миг крылатое творение принимается неторопливо исследовать бока. Прикосновения ощутимо неуверенные, и он утверждается в правильности принятого им решения, вероятно, на основе отчаяния, но и неоспорим тот факт весомого притяжения к особи пред ним. Он поглаживает изгиб в направлении плеча, точно бы с вопросом, значенья этому не предавая. Вдыхает волнующий аромат. Джин вздрагивает от горячего касания языка по ключице. Теперь же поцелуй у основания шеи. Влажный. А раскрытые ладони на спине. Легкий укус. По телу страх и сладострастие волной, мурашками – Золотце – неровным тоном растворяется на губах в сопровождении неожиданного отклика. Глядя в глаза, в руках изогнулись в сторонку, тем самым позволив его ладони непроизвольно едва стянуть одеяние с плеча. Долгожданный не шелохнется, и он затаил дыхание. Теряется… Впервые полное отсутствие таких необходимых идей. А нужны сейчас же! Секунды становятся минутой, минута приобретает новые секунды. Можно рисовать картину. Начинает злить возникший своеобразный тупик. Вероятно, именно новый поток эмоций и дает не то отзыв на острую необходимость, не то хоть что-то. Казуя громко цокнул языком. Шумно выдохнул. И вдруг ему дарят открытую улыбку с тихим теплым смехом, что побуждает разулыбаться, позабыв о раздражении. Он отпускает свою пару из объятий, убирая от того крылья и руки, освобождаясь и сам. Взмах крыльев, пальцы в замок, а губы ловят тающую усмешку. Нет, не удается понять себя. По всем законам логики нет места тем чувствам, что расцветают в душе. Не при таких обстоятельствах, не в такой ситуации, не так стремительно, но что есть, то неопровержимо есть. Драгоценный заключает в порывисто-тесный плен и целуют так, что кругом голова. Эмоционально массирует, оглаживает тело поверх ткани цвета жженого каштана. Невольно иль намеренно вызывает яркое томление, тягучее, ноющее желание, что напрягает мышцы, вынуждая безотрадно жаловаться чувственной палитрой звуков. Когда Джин обрывает всю ласку, отходит от крылатого творения, на том легко проглядывается еще то удивление. Остановившись за пять-шесть шагов, продолжая не терять из виду ни на миг – Нам не поговорить, но мне отчего-то так хочется многое тебе рассказать. Знаешь, никто меня ни о чем не спросит, никто не встретит и никто не бросит. Такова моя жизнь. Ты не убьешь меня – я верю в это. …может, и дурак. Но… Верю – вопреки всем едва ли безосновательным страхам верит. Полуосознанно отступая еще на один шах, он снимает свою подранную рубаху. Отбрасывает чуть в сторону. Вдыхает на полную грудь, зрея признаки обновленного, сильного изумления – Я дам тебе то, чего ты хочешь, и, может быть, ты задержишься здесь, рядом со мной,… хоть до заката следующего дня – взгляды соприкасаются – Эта перво-октябрьская ночь, где есть ты… Все. …все, что есть у меня... В ближайшее время продолжение будет здесь, не новой частью... 08.05.2023 г.