ID работы: 10123208

Когда лезвие уже в глотке

Слэш
NC-21
Завершён
65
serpent girl соавтор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
65 Нравится 16 Отзывы 11 В сборник Скачать

Конец

Настройки текста

«Я убивал потому, чтобы жить самому. Стоит убить – как сразу хочется жить. Убийство придает вдохновение, с ним просыпаешься с радостью. И чем человек ближе, тем приятнее его убить»

(из книги "Серийные убийцы. Кровавые хроники российских маньяков" Николая Модестова)

Листы бумаги тихо шуршат под моими пальцами из-за того, что я расскладываю документацию в разные стопки. Я считаю, что порядок важен в любом деле, даже в убийствах. Но всё же наведение этого самого порядка зачастую сильно выматывает, и этот вечер не был исключением. Набираю в легкие побольше воздуха, а затем медленно выдыхаю. Поднимаю голову к потолку и засматриваюсь в пустоту, начиная думать о насущном. Я не ошибся, когда решил, что как только приду в отель жизнь станет занимательнее, но я не рассчитал время. Всё интересное со временем поблекло, потухло, как пламя на маленьком фитильке, окруженное растекшимся воском. Конечно, отель набрал себе чуть больше постояльцев и смотреть за их страданиями очень занимательно, а чего уж говорить о Чарли... Наблюдать за блондинкой, которая старается казаться весёлой и жизнерадостной, но при этом знать, как она плачет по ночам в грудь своей подруги — очень потешно, но не так, как раньше. Кстати о Вэгги, я её недооценил, оказывается она достаточно смышлёная и знающая, кем я являюсь на самом деле. Эта пылинка не спускает с меня глаз и не верит ни единому слову. Но разве это как-то мне мешает? Есть правда ещё один достаточно интересный актер этого цирка уродцев — Энджел Даст. Моя голова отдаётся болью, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки, как только я думаю о паукообразном. Этот демон абсолютно бесполезен, и он определённо обделен мозгами раз продолжает раздражать меня, зная, что я могу убить его одним только щелчком пальцев. Пожалуй, единственное, что эта шлюха умеет хорошо делать: сосать член и выносить мне мозг. Сначала на его банальные "шутки" можно было не обращать внимания, но со временем всё это стало сильно надоедать и задевать. Колкости не изменились, изменился я, а вместе с этим и моё отношение к Энджелу... Он был чем-то похож на Чарли: выставлял себя в одном свете, а по ночам плакал, показывая своё истинное лицо только самым близким. Я знал это. Я вообще всё знаю и слышу. И почему-то от слёз паука мне становилось не по себе. Хотелось успокоить его и сказать банальное "всё будет хорошо", но разве кто-то даст мне это сделать? Тело пробирает дрожь от этих мыслей и я поправляю свой монокль, после чего встаю из-за стола. Медленно подхожу к зеркалу. В тишине кабинета звонко стучат каблуки моих сапог. Смотрю на себя и продолжаю думать. Сейчас напротив я вижу не самого могущественного демона, а тебя, Энджел, жалкую проститку, которая плачет Черри и даже Хаску, но не мне. Как только я подхожу к тебе, ты сразу же начинаешь защищаться своими пошлыми фразами. Что ты видел в моих глазах? Видел ли ты там моё желание помочь тебе? Видел сочувствие? Видел любовь? Нет. Я знаю, что ты даже не смотришь мне в глаза. Ты обращаешь внимание только на мой хер. Ты относишься ко мне, как к очередному клиенту, не больше. Я хочу разорвать тебя на части, но я люблю тебя. Мне хочется аккуратно погладить тебя по голове, а потом расколоть твой череп. Как ты можешь не замечать всего этого? Ты слеп и туп, но невероятно умён и проворен. Какое же всё в этом мире двоякое. Не сразу замечаю, как моя улыбка становится ещё шире чем обычно, тем самым обнажая острые зубы. Эти зубы скоро перегрызут тебе глотку, Энджел. Ты ведь не представляешь сколько раз за этот год я честным путём пытался завоевать твое доверие, любовь и внимание. Помнишь, как мы встретились вечером на улице, под дождем? Ты курил, крепко сжимая в дрожащих руках сигарету, а я молча смотрел на тебя, на твоё заплаканное лицо. Тебе было настолько плохо, что твоих сил не хватало, чтобы прогнать меня. И я дотронулся до твоего плеча, заставляя посмотреть на себя, а ты, словно маленький ребёнок, расплакался и обнял меня. Весь мой пиджак быстро намок от твоих слёз. Моя рука нежно гладила тебя по спине, перебирала волосы, а ты всё плакал... Я видел кровь на твоей шёрстке и без слов понимал, что случилось. Уже тогда в моей тёмной душе зародилось нечто тёплое, светлое. А помнишь, как однажды ты смеялся над шуткой Хаска так громко, что в отеле чуть окна не повылетали? Это было так необычно: видеть тебя искренне счастливым. Тогда мне захотелось видеть тебя в подобном расположении духа чаще. И в тот день ты решил поделиться этой шуткой со мной. К слову, она была нелепой, но я посмеялся, чтобы поддержать тебя. Много ещё было таких моментов, и через время мы стали хорошими друзьями. Ты часто оставался в моём кабинете допоздна, делился разными мыслями и историями, а я не возражал, внимательно слушал и тоже делился с тобой сокровенным, хоть и редко. Но когда всё это закончилось? Когда наше некогда чувственное общение сошло на "нет"? Я знаю ответ на этот вопрос. Тогда я допустил ошибку и ты узнал о моих далеко не приятельских чувствах к тебе. На твоём лице было разочарование, отвращение и страх. Но почему? Что я сделал не так? Почему мы не могли просто продолжить общаться? — Я не люблю тебя, Аластор. Ты хорошо слушаешь, но мы очень-очень разные. У тебя есть всё, а у меня ничего. Я постоянно говорю, а ты только молчишь, и в итоге я почти ничего о тебе не знаю. Наши отношения будут игрой в одни ворота, понимаешь? Давай просто забудем всё это, пожалуйста, — вот, что ты мне тогда сказал, а после стал вести себя так, будто бы не знаешь меня, будто бы мы не грели друг друга объятьями вечерами, будто бы мы не пили вместе чай в моей комнате, будто бы мы не сбегали ото всех в лес тёмной ночью и не смотрели на звёзды... Сегодня, вспоминая всё это, я понял, что моё терпение закончилось, моя боль не уйдёт просто так. Я хочу покончить с этим болезненным прошлым раз и навсегда. Идея буквально ударяет мне в голову, заставляя тихо засмеяться, и я понимаю, что это будет прекрасно, самый чудесный вечер за всю мою загробную жизнь. Покидаю свой кабинет, при этом закрывая дверь на ключ, мало ли. Затем прислушиваюсь к шумам в отеле. Половина грешников уже спят, но определенно не все. Видимо, придется быть тише, если я не хочу привлечь лишнего внимания. Тенью быстро спускаюсь на второй этаж отеля и встаю напротив комнаты Энджела. Чувствую ли я волнение или сомнение? Конечно же нет. У меня ещё будет время подумать об этом, когда мой мозг подкидывает мне идеи, как помучить моего любимого. Поднимаю руку, стучу в дверь, но в ответ получаю тишину. Повторяю попытку и на этот раз слышу возню. Третий раз не стучу, ведь меня услышали, значит, точно откроют, по-другому быть не может. Не успел я закончить свой монолог в голове, как передо мной появился паукообразный демон в пижаме, заспанный, явно недовольный и заплаканный, но я не удивлён, знал же, что увижу его именно в таком виде. — Спасибо, что открыл так быстро. У меня есть разговор, к слову, достаточно интимный, позволишь войти? — я церемонюсь, говорю спокойно и медленно, не даю понять, что ты, глупая шавка, в опасности. Я играю с тобой, но ты об этом ещё не знаешь, всё это делает процесс интереснее. Правда в голове противным голосом что-то говорит, почти скрипит: "Посмотри, какой он уставший, разве тебе его не жалко?", — но ответом самому себе служит лишь ухмылка. У меня уже давно пропало всё святое, что логично. В аду настолько темно и грязно, что души, отправленные сюда, не выдерживают. Всё чистое здесь либо меркнет, раздаривая всем свой свет, но в ответ получая лишь плевок в лицо, либо пачкается, либо ломается. Мой свет давным-давно, ещё при первой жизни вроде бы, потух. Нет, я ни с кем им не делился, я оставил всё себе, но превратил свет во тьму своими собственными руками и действиями. Больше нет нужды кого-то жалеть, сострадать ему или утешать. Хотя, признаюсь, у меня была попытка вернуть себе крупицы света, правда все эти маленькие сгустки я отдавал тебе, Энджел, ведь я влюбился в тебя, когда узнал поближе, но все твои пары рук взяли кусочек моего света и с треском раздавили его, превратив во множество тёмных зерен. Они пустили светлые корни, которое можно назвать любовью в моей чёрной душе. Но дерево росло из тёмных зерен, поэтому любовь ушла, а на её место пришла ненависть. Она росла к тебе постепенно, с каждым твоим словом, с каждым взглядом. В конечном итоге зёрна превратились в ужасное дерево, у которого нет листьев, а вместо веток у него лезвия, что готовы мстить и ранить очень сильно... Точно! Любовь ушла, вот что случилось. Поэтому я здесь, чтобы отомстить тебе, Энджел, за твоё отношение ко мне и за твою тупую, непроходимую слепоту. И мои мысли появляются и уходят без остановки, да с такой скоростью, что поймать себя на какой-то конкретной не выходит. Вот, что ты сделала со мной, шлюха. — А этот разговор не может подождать до утра? — наконец-то отвечает паучок после слегка затянувшегося молчания, но при этом он открывает дверь шире, тем самым пропуская меня в помещение, это наводит на мысль, что вопрос был риторическим. Я неторопливым шагом прохожу в помещение, при этом стараясь делать всё как можно тише. Сажусь на кровать и улыбаюсь ещё шире, когда ловлю непонимающий взгляд, правда в твоих глазах почти сразу же появляются лукавые огоньки, такие знакомые. Я знаю, что эти искры сейчас примут вид маленьких, но острых иголок и будут впиваться мне в глаза, в язык, залезать под ногти... — Решил наконец-то воспользоваться моими услугами? Круто. Знаешь, я уже начал думать, что у тебя нет хуя, — паукообразный демон противно смеётся и принимает как можно более сексуальную позу, а я, в свою очередь, лишь сверкаю глазами и киваю. Ты этого не ожидал и это понятно по твоему удивленному выражению лица. Мне хочется смеяться, но приходится сдерживаться, чтобы не сорвать нашу короткую игру, так что сейчас ты можешь услышать лишь радио-помехи. — В чём подвох? — спрашиваешь ты, и я быстро отвечаю, ведь заранее приготовил ответ. Просчитать твои действия так легко. — Никаких подвохов. Мне просто нужно расслабиться, а тебе нужны деньги, всё стандарно, всё работает как и должно, — как я и говорил, Энджел не так туп, он ведь догадался задать этот вопрос. Ах, как жаль, что его это не спасёт! От собственных мыслей не могу сдержаться, и всё же тихо смеюсь, а ты в это время подходишь ко мне и наклоняешься как можно ближе, изгибаешься, облизываешь губы. Мерзость. Смех вновь заменяется помехами. — У меня большой опыт, так что я сделаю всё по высшему разряду. Насчёт цены не переживай, договоримся, папочка. Хотя деньги у тебя наверняка водятся, — Энджел подмигивает мне, и я чувствую, как одна пара его рук гладит мои ляжки, а другая расстёгивает пуговицы пиджака. Терплю эти ласки. Все касания паука очень плохо, но при этом так неприятно ощущаются. — Знаешь что мне нравится в дешёвых проститутках? — тихо задаю вопрос я, а потом хватаю тебя за волосы и наклоняясь к уху: шепчу, — их адекватный уровень самооценки. Со всей силы оттягиваю тебя вниз и заставляю встать на колени. Ты всё понимаешь, естественно, тебе ведь не впервой. И вот твои тонкие ручки уже расстёгивают мою ширинку, стягивают штаны и вновь начинают оглаживать ноги. Стараюсь даже не дышать, чтобы не выдать свою неприязнь ко всему происходящему. А тебе, кажется, и вовсе всё равно. Я не вижу на твоём лице хоть каких-то эмоций. Видимо, сейчас ты мыслями не здесь. Интересно... — Не боишься? — решаю спросить я, чтобы вернуть тебя сюда, ко мне. Я никогда не прощу тебя, если даже сегодня ты не будешь со мной. — А что ты можешь мне сделать? — голос звучит скучающе, — или ты думаешь, что я верю рассказам Вэгги о тебе? Да она просто больная истеричка. Мне похуй и мне нужны деньги, а в этом отеле живут только бомжи. Плюс у меня так давно не было секса, что мне всё равно с кем трахаться, — твой ответ меня вновь не удивляет, но злит. Точно, тебе же всё равно с кем трахаться. Ну хорошо, посмотрим, как ты запоёшь. Чувствую холодные пальцы на тёплой крайней плоти. Какой необычный контраст. Твой язык нежно дотрагивается до головки и я ловлю возбуждённый взгляд, а сам в это время чувствую рвотные позывы. Тяжело, как же тяжело. Я знаю, что этим взглядом ты смотришь на всех: и на девушек, и на мужчин. Тебе всё равно. Мои пальцы гневно сжимают твои волосы ещё сильнее, и ты шипишь. Затем твои розовые губы аккуратно обхватывают мой член. К слову, он так и не встал, да и не встанет. Меня не интересует секс, но тебя это явно не волнует, ведь ты продолжаешь двигать головой туда-обратно, заглатывая член максимально глубоко и мыча, создавая некую вибрацию. Я послушно жду некоторое время, наблюдая за всеми твоими действиями, за каждым твоим вдохом и выдохом. А сам я пытаюсь создать видимость того, что мне приятно, чтобы всё выглядело реалистично. Как жаль, что отражать какие-либо эмоции на своём лице я разучился сразу после первой жизни. Хотя, может быть и раньше. Не помню. Мои руки крепко хватают тебя за щёки, и мои когти впиваются в них до крови, от чего ты вскрикиваешь и спрашиваешь, что происходит. А я, тем временем, отстраняю твоё лицо от себя, после чего тощее тело падает на кровать с характерным "Ай". — Так ты любишь пожёстче? — спрашиваешь ты. — Естественно, — отвечаю я, и комнату наполняют тихие радио-помехи. На полу, рядом с кроватью появляется пентаграмма, и из неё выходят несколько тёмных отростков. Один из них сразу же тянется к тумбочке, доставая маленькое лезвие и передавая его мне в руку. Второе из щупалец хватает тебя за руки и крепко-накрепко сжимает их, связывает. — Откуда ты знаешь про лезвие? — слышу удивлённые и грустные нотки в твоем мерзком голоске. — Я всё знаю, — короткий, но чёткий ответ, на который ты вопросительно выгибаешь бровь, — или думаешь, что твоя шёрстка поможет тебе скрыть все шрамы? — ты решаешь не отвечать мне, поэтому просто наблюдаешь, даже не понимая, что в моей голове уже прописан конец нашей истории. И я сажусь на твои бёдра, глазами пробегая по всему тощему телу. К слову, мой пиджак уже давно снят и его аккуратно держит ещё один тёмный отросток. А вот твоя пижама до сих пор более-менее прикрывает все изгибы. Я решаю это исправить, поэтому одной рукой разрываю ткань, благо мои острые когти позволяют. — Потом купишь мне новую, — доносится до моего слуха, но я решаю игнорировать твои слова, как и ты мои ранее. Своими пальцами я гуляю по тонкому телу, раздвигая мягкую шёрстку, но ты не понимаешь, к чему всё идет, а вот мои мысли уже долгое время заполнены тобой, Энджел, и вместе с тем они все залиты багровой кровью. Решаю начинать. Лезвием, которое всё это время я держал во второй руке, провожу по твоему животу, очень сильно надавливая и заставляя кровь пачкать шерсть. Ты на это громко шипишь и начинаешь прожигать меня недовольным взглядом, даже для такого мазохиста как ты это слишком, верно? Ох, это заставляет мои глаза загореться более красным цветом. Делаю ещё пару порезов для разогрева, а затем подношу лезвие к твоим губам, из-за чего замечаю оттенки паники на этом милом личике. Заставляю тебя открыть рот и начинаю оставлять глубокие ранки на твоём языке. Тебе не нравятся все мои действия, и ты хочешь что-то сказать, наверняка попросишь меня остановиться, но ты боишься, что я случайно сделаю слишком глубокий надрез. — Энджел, я скажу тебе кое-что напоследок, — я не вынимаю лезвие, чтобы ты не мог ничего сказать. Сегодня я не хочу, чтобы меня прерывали, — я очень любил тебя и ты знаешь это, верно? Ты специально игнорировал меня весь этот год, жалкая шлюха, да? — мою речь разобрать сложно, ведь она постоянно прерывается радио-помехами, но ты всё понимаешь и даже не удивляешься, лишь послушно киваешь в ответ на мои слова. Тёмный отросток, который держит твои руки, скручивается ещё сильнее, и от боли ты дёргаешься. — Я любил тебя настолько сильно, что сейчас ненавижу до мозга костей. И раз ты не достанешься мне живым, тогда достанешься мёртвым, — закончив свою прекрасную речь, мои пальцы начинаю толкать лезвие тебе в глотку, а ты в испуге мычишь, сопротивляешься, от чего чего твой рот и мои пальцы оказываются полностью в крови. Мои тёмные отростки хватают твои ноги, тем самым не давая ударить меня. В итоге мне приходится наслаждаться победой. Лезвие всё же оказалось там и оно разрывает тебя изнутри. Ты плюешься кровью, но это даже не заметно, ведь из-за нелепой борьбы со мной весь твой рот сейчас напоминает кровавое месево. И ты пытаешься что-то сказать, хочешь схватиться за горло, в твоих глазах животный страх смерти. Как красиво. Сейчас ты пожнёшь плоды твоего отношения ко мне. Сейчас то дерево, которое ты взрастил, убьёт тебя своими ветками. Наверняка ты сожалеешь обо всем, что сделал или не сделал, верно? Жалеешь о том, что попал в Ад, жалеешь о том, чем занимался всю загробную жизнь, жалеешь о твоём решении оборвать со мной все связи, жалеешь о том, что сейчас пустил меня в эту комнату. Я знаю, что ты сейчас не веришь, отрицаешь всё происходящее, но к твоему несчастью, это реальность, и только ты в этом виноват. — Всё могло быть очаровательно, мы могли уехать из этого отеля, жить вместе где-нибудь в лесу или на берегу моря, и каждый наш день был бы наполнен светлым теплом, но ты всё испортил, — мои пальцы грубо дотрагиваются до твоего рта, собирая сладкую кровь и размазывая её по всему твоему личику. Я облизываю их и прикрываю глаза в райском блаженстве. А ты, видимо, отойдя от шока и набирая воздух в лёгкие, начинаешь кричать. Выглядишь ты злобно, готов сопротивляться. Ненавидишь меня, да? Как же я тебя понимаю. Но всё же нам не нужны свидетели, поэтому, пока твой крик тихий, мои пальцы вновь врываются в твой рот. — Тебе лучше заткнуться, иначе я вырву твой язык к хуям, — но ты меня даже не слышишь, ты хочешь лишь прекращения всех этих пыток, поэтому начинаешь сопротивляться ещё сильнее: дёргаешься, как при судорогах, мычишь, пытаешься ударить меня, скинуть. Как жаль, что твоим мечтам не суждено сбыться. Так что мои когти проникают прямо в твой язык, они сжимаются, пальцы покрываются кровью, и ты давишься багровой сладостью, крича. Твой язык порван в нескольких местах, но мне этого мало и я начинаю тянуть орган на себя, разрывая последние ткани. Большая часть твоего языка сейчас у меня в руке и я кручу ей, рассматриваю. Сколько членов повидал этот язык? Не знаю, но не могу удержаться и закидываю орган себе в рот, начиная медленно пережёвывать своими острыми зубами, чавкая. Ты смотришь не меня туманными глазами, плачешь, и всё ещё мычишь. Ты пытаешься надавить на жалость? Как глупо, всем же понятно, что думать надо было раньше, а сейчас уже слишком поздно. И жуя твой язык, я сжимаю руку в кулак и бью им по твоему лицу, из-за чего кровь бьёт новым потоком, а твои зубки, которые ранее успели слегка меня поранить, вылетают и падают на простынь, а я тихо смеюсь с набитым ртом. Твой язык прожёван и скоро будет мирно покоиться в моём животе, но это далеко не конец. Замечаю, что ты медленно теряешь сознание, поэтому решаю ускорить темп нашей игры. Ты больше почти не сопротивляешься, смирился, да? Но тем не менее, твои попытки освободиться порядком надоели мне ранее, поэтому я сжимаю пальцы на второй паре твоих рук, а теневые отростки послушно исчезают. Напрягаю руки максимально сильно, они даже становятся больше в размере. По всей комнате разносится твоё тихое мычание и треск костей. Да, я чувствую, как они, подобно тебе, медленно разрушаются на части. Как приятно, как хорошо. Я уже полностью сжал руку в кулак, а твои запястья теперь буквально перемолоты, из их остатков быстро течёт кровь, видны мыщцы, кусочки костей, но ты уже даже не кричишь, просто лежишь и смотришь в сторону. Я выпрямляюсь, осматриваю твоё тело и вижу как твой разум медленно, но верно готовится покинуть плоть и отправиться в долгое путешествие по пустоте. Я молчу, и ты молчишь, и я думаю, что даже если бы у тебя сейчас был язык, ты бы всё равно не произнёс ни слова. Решаю начать украшать твоё туловище, а не лицо, поэтому на этот раз мои когти впиваются в твою грудь, глубоко под кожу и заставляют стекать маленькие струйки крови. Я стараюсь не задевать жизненно важных органов, чтобы продлить твои мучения, хотя скоро ты и так умрешь от обильной потери крови. В любом случае, мои руки опускаются всё ниже, оставляя длинные и глубокие раны. Ты выгибаешься, и когти случайно входят ещё глубже. Что за попытка мазохизма? Я в лёгком недоумении перевожу взгляд на твоё изуродованное лицо и вижу, что ты улыбаешься мне уголками губ. Замечаю, как твои верхние пары рук слабо дергаются. Что ты задумал? Хотя ты в любом случае уже не сбежишь, поэтому теневой отросток отпускает тебя, мол, говоря: "делай, что задумал". На твоих глазах появляются слёзы и ресницы дрожат. Одна твоя рука слабо и медленно дотрагивается до моей щеки, аккуратно проводит по ней. Говорить ты не можешь, поэтому одними своими красными губами, шепчешь короткое "спасибо", начиная плакать ещё сильнее. Твои глаза медленно закрываются, а рука падает вниз, но я хватаю ее, заставляя оставаться на моей щеке. Да, я знаю, за что ты меня благодаришь. Ты сам хотел этого, ты сам хотел умереть. Но ты боялся, тебе было стыдно, ты мог только резаться. А во время чистки, да и в обычной жизни, тебя никто и никогда не тронет, тебя ведь охраняют такие могущественные демоны. И вот я исполнил твою мечту, отпустил тебя. Подобному юному птенцу ты отправляешься в полет, только сейчас по-настоящему распустив свои крылья, ведь всё время до этого ты просто падал вниз. — Беги из этого отвратительного места, беги в пустоту, мой ангелок, и будь счастлив там... — шепчу я и наклоняюсь ближе к тебе, целую твои сладкие губы, а затем, вгрызаюсь в них зубами, ощущаю на языке металлический вкус. Этими самыми губами ты целовал мои щёки, помнишь? От этой мысли у меня будто бы появляются силы и я тяну твои губы на себя, резко, жадно, из-за чего вырываю их с характерным звуком, но ты уже явно не чувствуешь боли, ты уже не чувствуешь ничего. Твои глаза прикрыты, твой стеклянный взгляд направлен наверх. Ты уже ушёл. Дерево ненависти, которое своими лезвиями должно было приковать тебя на веки, заставить страдать, в итоге подарило тебе самое большое счастье — свободу. Улыбка медленно становится не такой широкой, а на глазах скапливается влага. Я понимаю, что ты бы никогда не дал мне обладать твоими мыслями, твоим разумом, поэтому я отпустил его. Единственное, на что я могу претендовать, это твоё тело, и поэтому я постараюсь изуродовать его до неузнаваемости и съесть как можно больше кусочков тебя, чтобы ты был во мне, чтобы мы были едины. Я оставлю только глаза, потому что они прекрасны, потому что они - зеркало души и напоминают мне о твоих мыслях. Мои руки разрывают твой живот, твою грудь, и я вижу органы. Вижу сердце, которое не бьется, хочу поцеловать его, поэтому за пару движений ломаю твои рёбра с громким хрустом, затем нежно дотрагиваюсь губами до твоего сердечка, а потом откусываю от него кусок, ещё один, и ещё один. Далее без разбора: кусаю тебя везде, рву любое место, до которого могу дотянуться, жую всё, что могу, а что не могу — выплёвываю. В конечном счёте твоё тело даже "телом" назвать нельзя. Каждый орган откусан и пожёван, мясо съедено, кости превратились в порошок. Остались лишь очертания твоего некогда бывшего великолепия и глаза. Сказочные глаза. Я целую их, а после закрываю твои веки. — Отдыхай. Ты это заслужил, — говорю я и поднимаюсь с кровати. Кровавыми руками поправляю всю одежду и беру пиджак. После подхожу к окну и открываю его. Комнату наполняет свежий воздух, а я смотрю наверх, в пустоту, хотя я понимаю, что она окружает нас везде, со всех сторон. И ты сейчас где-то там, Энджел. Мы уже больше никогда не встретимся. Моё место тут, в Аду, а твоё там, среди темноты и мечтаний, среди идей и воспоминаний. Сейчас мне придётся заметать следы, выкидывать твое расчленённое тело. Возможно, придётся убрать свидетелей, придумать себе алиби, но это всё не важно. Важно лишь то, что я чувствую, как тёмное дерево теперь начинает цвести, заставляя меня ощущать что-то новое. Его ветки-лезвия покрываются маленькими листочками печали. Ведь как на смену зимы приходит весна, так и на смену ненависти приходит тоска...
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.