Улыбнулся

Несмотря на то, что вокруг ни пылинки, машу самодельным веником из веток неизвестного мне кустарника, отдающего затхло-сладким запахом. Именно такой мне вручил капрал. Потрёпанные продолговатые листья периодически покидают тонкие прожилки веточек, оставаясь на полу. Да от этого веника больше мусора, чем пользы. Но приказ есть приказ. Необходимо выполнять. И если учесть тот факт, что все знают о моей ошеломляющей способности, только капрал ведёт себя со мной без прикрытого за маской напускного безразличия страха. Естественно, я не принимаю в счёт своих друзей, готовых пойти за мной даже за стену, стоит мне только сильно пожелать вырваться на свободу из этих каменных оков, от которых в последнее время совсем мало толку. Отбросив растрепавшийся ко всем чертям веник, собранный с одного конца старой засаленной верёвкой, принимаюсь за мытьё. Жестяное покорёженное ведро надрывно стонет, когда пытаюсь перетащить его, поднимая за тонкую погнутую ручку. Вода пахнет болотом, но, на удивление, весьма чиста. Да и что тут можно говорить, когда фактически такую приходится пить, ощущая в жидкостях острый дефицит. Конечно, при такой изоляции от внешнего мира, я ещё удивляюсь, как мы тут ещё не окочурились в своих норках-убежищах, вечно заходясь в непереставаемой дрожи страха стать парной закуской для тех тупых мразей, ищущих в убийстве людей высшую точку зверского удовольствия. Хотелось бы добавить «эстетического», да вот беда, не понять мне прелести раздавленных кишок, приправленных острой смесью крови и страха, на сгнивших кривых зубах, скалящихся в хищных улыбках. Еложу тряпкой по полу. Слава Ками, это последняя комната этажа, который мне приказано убирать. Влага остаётся на грубом каменном полу, заставляя его поблёскивать в скупых лучах дневного света. Я был искренне удивлён, когда капрал поднял весь взвод с утра пораньше, напялив на лицо и голову белоснежные платки и вооружившись щёткой с густой блестящей щетиной. Отдав приказ всем подчиненным, и сам не брезгует работой. По-крайней мере, как я увидел, когда случайно попал этажом ниже указанного мне. Готово. Сажусь на пол, переводя дыхание. Вроде бы и ничего такого тяжелого не делал. Но это выматывает до невозможности. Когда каждая мышца неприятно ноет, спина, скрюченная буквой «зю» заунывно похрустывает затёкшими позвонками, а шея и вовсе не желает вертеть головой, могу с точностью сказать – это больно и очень неудобно. Надо бы спуститься к капралу и доложить о том, что я выполнил его задание. Надеюсь, он окажется весьма великодушным и отправит меня на обед. Небрежно швыряю грязную тряпку в не менее грязную после тщательной уборки воду в ведре. Поправляю съехавшие голенища форменных сапог и выхожу в узкий коридор. Придирчиво оглядываю свою работу. Вроде бы всё презентабельно. Капрал будет мной доволен. Крутая лестница не позволяет по ней бежать вприпрыжку, но шагаю достаточно энергично, желая покинуть это невероятно скучное место. Хотя, многие бы за эту работу много чего отдали, только бы не стоять на передовой в очередной стычке с титанами. Такой же длинный коридор. Все комнаты открыты. Поэтому заглядываю в каждую, пока не нахожу нужную. По скрипу старых ставней, ноющих от того, что их давно ничем не смазывали. Хлопок. Полусгнившее дерево не без помощи подхватившего его ветра гулко стукается о фасад грубой каменной кладки. - Сэр, я закончил уборку этажом ниже, - стягиваю с лица платок, который капрал так же приказал напялить на себя, чтобы не вдыхать пыль, которая так вредит нашим лёгким. Сказал бы я, да вот не хочу снова потерять зуб. Приходится молчать в тряпочку. Этот человек не из тех, кто станет вежливо церемониться и поить чаем, когда ему перечат. Разве что чашечку горячего под дых от него можно получить. И это будет весьма достойное угощение. Не отвечает, рьяно протирая тряпкой подоконник. - Могу я спросить, где я буду спать? – немного громче. Отвлекается, кладя тряпку на кривоватую поверхность и разглаживая тонкими пальцами складки, пока полотно не становится идеально ровным, насколько это возможно. -В темнице, - слегка пожимает плечами, как будто говорит саморазумеющиеся вещи. - А? В другом месте? – тереблю платок на шее, весьма удивлённый ответом. - Разумеется, ты же ведь не можешь себя как следует контролировать, - стягивает с себя белоснежный, кажется, накрахмаленный платок, - Если ты превратишься в гиганта там, нам проще будет тебя обуздать. И не поспоришь, если учесть тот факт, что я пытался в своей титанической форме атаковать Микасу. Да и вообще вёл себя, как полный неадекват. Но кто же знал? Если бы каждый хотя бы догадывался, где свалится, обязательно себе бы соломки подстелил. Так говорят народные поверья. - Это одно из условий, на которые мы были вынуждены согласиться, чтобы тебя выдали нам, - интересно, он когда-нибудь улыбается? Его взгляд безразличный, сквозящий ледяными осколками антарктического ветра. Такой же колючий, пронизывающий до костного мозга. От этого становится реально не по себе. Холодящие кожу мурашки стадами взмываются по всему телу, заставляя неосознанно дрожать. Сводит каждую мышцу судорогой, стараясь согреть не только тело, но и что-то такое, что так сосёт под ложечкой от каждого взгляда капрала. – Правила, которым приходится следовать. – Голос чёткий, строгий. Соблюдение субординации. Этот человек идеален во всём. Начиная своей странной чистоплюйской любви к совершенному порядку, заканчивая дисциплинированностью в своём отряде, подавая отличный пример для подражания идеального мужчины-воина. Одаривает тяжёлым, ничего не значащим взглядом. Передёргивает. Надеюсь, он этого не заметил. Хотя, от его орлиного глаза ничего невозможно утаить. - Пойду проверю, как ты там прибрался, - не даёт возможности даже просто что-либо сказать. Проходит мимо, слегка задев меня плечом. Таращусь вперёд, отчего-то посчитав, что глазеть на оставленную капралом тряпку весьма занятно. Слышу стук плоских каблуков сапог, постепенно удаляющихся в сторону лестничной клетки. - Ты будто расстроен, - совсем внезапно раздаётся голос за спиной. Отчего я такой пугливый-то стал? - Что? – оборачиваюсь назад, узревая за собой Петру. Слегка улыбается, подметив моё мимолетное замешательство. - Люди часто приходят в плохое расположение духа после разговора с капралом, - подходит ближе, заглядывая мне в лицо. В маленьких пальчиках зажимает деревянную шероховатую рукоять метлы в рост девушки. – Знаешь, он совсем не такой, каким его видят со стороны. Он не безупречный герой, каким его все представляют. Даже интересно. Молчу в ожидании продолжения откровений. - Взять хотя бы его маленький рост, - подносит ладошку ко рту, слегка кашляя в неё. Прячет улыбку. Даже почему-то больше схоже с насмешкой. Брови сами по себе взмывают вверх. – И к тому же, он довольно нервный, грубый и неприступный, - проницательно вглядывается в моё лицо, словно пытаясь прочесть в каждом мимическом изгибе мою реакцию на провокационные слова. - Ну, лично для меня было неожиданностью узнать, что он беспрекословно выполняет приказы начальства, - пытаюсь перевести неловкую тему на более нейтральную. Да и капрал тут совсем рядом шныряет в поисках единичных невидимых песчинок пыли. Не хватало мне ещё и проблем на почве нездоровых сплетен и обсуждений. - Ты думал, раз он такой влиятельный, то ему нет дела до чинов и званий? – сам вопрос звучит насмешливо. - Да… Не ожидал, что он вообще кому-то подчиняется… - И вправду, глядя на этого волевого человека, создается впечатление, что он должен верховодить всем этим. Создаёт ощущение строгого дисциплинированного человека. Ну, конечно, со своими странностями и замашками, вроде выискивания грязи, там где её нет, но у кого в наше время нет странностей? - Ну, не знаю подробностей, однако в прошлом он был именно таким, как ты его представляешь, - Петра понижает голос. Ну вот. Оказываюсь втянут в бабские разговорчики. Уж если нас услышит капрал, то нам явно несдобровать хотя бы по той причине, что мы просто стоим и треплемся как базарные бабы, вместо того, чтобы вовсю махать вениками и возить тряпками по полу. – Я слышала, что до вступления в разведотряд, он был известным в преступных кругах столицы бандитом. Не знаю точно, что произошло, но, похоже, что он присоединился к отряду после того, как проиграл командору Ирвину. – Смотрит на меня исподлобья. Стоим оба в неловкой тишине. Я даже не могу найти слов, что на это можно сказать. И знаете, сам Ками меня поберёг. - Эй, Эрен! – за спиной звучит весьма недовольный голос капрала. С Петрой почти в одночасье вздрагиваем от ужаса. И давно он тут стоит и слушает?! Девушка тотчас же энергично замахала метлой, уходя вглубь комнаты, оставляя меня фактически на съедение этому человеку, кажущимся в данный момент очень жутким и страшным. - Д-да сэр! – дергано поворачиваюсь к нему лицом. Стоит, опершись плечом о косяк двери, равнодушно наблюдая за Петрой. Лениво переводит взгляд в мою сторону. Кажется, мечет молнии. По-крайней мере, воздух в этом помещении почти моментально наполняется свинцовой тяжестью, мягко ложащейся на мои плечи. Давит. Топит. Тянет вместе с собой вниз. Чтобы позволить мне провалиться сквозь землю. - Хреново ты убрался, - равнодушно вскидывает тонкие брови. Но в голосе его столько недовольства и даже какой-то скрытой злости, что создаётся впечатление, что едва ли себя держит в руках, чтобы не начистить мне рожу, как тогда, прямо на людях в зале суда. - Разве? – вылетает само собой. Петра на мгновение замирает, но потом ещё активней начинает работать. Зажимаю предательский рот ладонью, с ужасом представляя, какое меня может ждать наказание. - Туго у тебя с соображаловкой? – выставляет руку вперед, сгибая в локте. – Тогда иди, покажу, - манит пальцем и скрывается за дверью. Перед тем, как пойти за ним, перекидываюсь чуть ли не прощальным взглядом с Петрой, которая ребром ладони проводит вдоль шеи, снова отворачиваясь в другую сторону, чтобы, не дай Ками, вернулся капрал и ей ещё устроил весёлую жизнь. Утешила, спасибо. Пытаюсь сглотнуть едва ли зацементированный острый ком в горле, прочно застрявший и царапающий тоненькие стеночки, грозя разодрать мне глотку. Но иду. Срываюсь на лёгкую рысь, чтобы наверстать небольшое расстояние между нами. Не хочу получить порцию больше, если это только не еда. Рассматриваю голенища чужих сапог, мелькающих передо мной. Ступенька за ступенькой, а страх предательски сосёт под ложечкой, пытаясь обглодать меня. А с другой стороны… - Смотри, - уже отзывается из одной из комнат, которые я убирал последними. Быть может, на что-то отвлекся на секунду и забыл отмыть или протереть? Захожу в просторное помещение, глядя на капрала, брезгливо глядящего на свой палец. - Простите, куда? – интересно, поможет ли мне это съехать на дурачка? Хотя капрал ещё та штучка, детским садом его точно не провести. Это вам не козявки из носа хавать. - Ближе подойди, - недовольно бурчит, вытягивая свою руку мне на встречу. Делаю пару шагов к нему и смотрю на протянутый палец. - Кхм… Простите, - вглядываюсь в едва видимые круги подушечек огрубелых пальцев. Но, хоть бейте и пытайте до кровавых кишок, с любовью намотанных на остроконечные мечи, совсем ничего не вижу. И как признаться? Если скажу, что не вижу, будет плохо. Если скажу, что вижу, аналогичная ситуация. Виновато поднимаю взгляд. Пялюсь на чернявую макушку капрала. Смотреть ниже, в его сердитые глаза, не решаюсь. - Прибирайся, а не извиняйся, - опаляет сердитым взглядом и идёт к ведру с тряпкой. Поморщившись, достаёт оттуда кусок потрёпанной материи и кидает в меня. Едва ли успеваю поймать её, прежде, чем она испачкала бы мою униформу. Несколько секунд провожу в образе натурального истукана, разглядывая предмет уборки, потом смотрю на капрала, скрестившего тонкие руки на груди. – Чего смотришь? Или я неясно выражаюсь? - Всё ясно, - почти тут же падаю на колени, начиная драить и без того чистый пол. Ушибленный чистоплюй. Или как его там называют за глаза? Нет, это в разы хуже того, что о нём действительно думают и даже говорят. Петра в некотором смысле оказалась права. При упоминании девушки краснею, ощущая себя такой же бабой-сплетницей, которой палец в рот не клади, дай кости ближнему обглодать. Хорошо так, вгрызаясь в молочно-белые обломки, затянутые в оборванные потемневшие жилы с застывшими сгустками крови. Настырно, с невероятными усилиями тру пол под пристальным наблюдением капрала. Если бы пол был дощатый, то давно бы уже провалился под моими активными движениями. Но благо, камень лишь поскрипывает от трения тряпки о его не слишком гладкую, местами достаточно ребристую, поверхность. Видно, что не самый добросовестный мастер работал с этим материалом. - Дырку скоро протрёшь, - спустя какое-то время раздаётся голос сзади. Совсем близко. Пытаюсь подорваться с колен, как поставленная нога на поясницу не позволяет сделать задуманного. Упираюсь руками в пол, стоя в весьма постыдной позе. Ну и на кой хрен меня угораздило пропустить ту грёбанную пылинку, ради которой меня тут мордой тычут как кота в его собственно сделанную лужу? Стыдливо выглядываю из-за плеча. Докатился. Как ломающаяся телка. Зашибись. Только ресничками похлопать осталось, да губки в типичное «пю» надуть. И сойду за отменный матрасик на одну ночь. - Сплетничать нехорошо, знаешь ли? – облизывает губы, надменно глядя на меня сверху вниз. Наверное, впервые. Хотя, нет. Тогда я тоже был привязан к столбу в положении сидя, что позволило ему так же горделиво смотреть на меня. Низкорослик. Заносчивый низкорослик. Такая же пешка, как и я. Только в других, чужих руках. Немного выше рангом. Немного больше опыта. Но пешка же. Делаю рывок, но оказываюсь придавленным к полу уже не ногой, затянутой в узкое голенище добротного сапога. - Эй, - жгучая боль в пояснице заставляет неестественно выгнуться. Вес тела капрала, удобно разместившего свой зад прямо на моей спине, несмотря на его хрупкую конструкцию уж больно велик. Не позволяет встать, смещая центр тяжести чуть выше поясницы. – Больно! – вскрикиваю и тут же замолкаю, ощутив сквозь тонкую материю форменных брюк тепло чужой ладони. Слегка проводит, тут же пришлёпнув. Глухой хлопочек эхом раздаётся в голове. Дёргаюсь. Не позволяет встать, упрямо прижимая меня к полу. Рука по-хозяйски спускается ниже. Вдавливает пальцы в кожу, затянутую в форменные штаны. Ремни неприятно жмут от неудобства моего нынешнего положения. Ёрзаю, отмечая про себя, что несмотря на свой мелкий рост, капрал до жути тяжёлый. Хотя, так и не скажешь, окинув его подтянутую фигурку оценивающим взглядом. - Может, вы меня заставите лучше вымыть ещё где-нибудь полы? – жалобно так ною, отчего-то покраснев. И правда, что тут такого? Ну, лапает меня тут какой-то мужик, прижав своим задом к полу? Чего это я, а? - Слишком простое и лёгкое наказание, как для провинившегося титана-недоростка, - ох, просто возмутительно. Невероятно возмутительно! - Да не виноват я… - Начинаю было затягивать длинную речь, как резкий удар по пояснице заставляет просто охнуть и немного выгнуться. - Слишком болтлив, - раздражённо бурчит. Но вторую руку, пригревшуюся на моей ягодице, не убирает. Изредка поглаживает ею меня. Дрожь по телу. Даже в пот бросает. Да что он вообще себе позволяет? – Чуткий, однако, - растягивая слог, замечает, что пытаюсь скрыть очевидное. – Хотя, что я тут разговорился? Небось, где-нибудь в кулак наяриваешь, не так ли? – от этих слов не то, что брови на лоб вылезут, печёнка на затылок на ПМЖ переберётся вместе с почками за компанию. Чтоб не так скучно было, что ли. - Не ваше дело, - ощущаю, как лицо заливается предательской краской. Ну, было дело. Всего несколько раз. Тяжело оставлять без внимания ту самую часть тела, которая никак не уляжется после ручного труда. Да и вообще, не представляю себе, как ещё это можно устранить быстро и так, чтобы никто не заметил? Прошу обратить внимания, никто со мной не проводил беседы о взрослении. Да и вообще, это как-то мимо меня прошло. Не взросление. Беседы. С тех пор, как титаны прорвались в человеческий мир, заставив вздрогнуть каждого от ужаса и паралича цепких лап смерти, чующей много крови, я больше не видел отца. Вспоминая о матери, не могу не отвернуться в сторону, пряча предательский наплыв слёз, щиплющих глаза. И эти пять лет пришлось пахать так, как многие люди не проработают и всю свою жизнь. Скорее, не я должен их укорять. А они сами себя. Если бы каждый смог взяться за себя с тем же рвением, что и беженцы, возможно, мы бы не жили в такой подавляющей нищете. На переселенцев не смотрели бы, как на нахлебников. Тунеядцев. С Микасой не мог поделиться своими первыми «взрослыми» проблемами. Пусть она мне и близка, но когда я представлял, с каким лицом ей говорю, что у меня ночью что-то случайно такое выделяется… Нет, она не засмеёт. А воспримет это всё со своим коронным выражением лица «я кирпич». Да и вообще, кажется, это слишком личная и постыдная вещь, о которой не стоит ни с кем делиться. Порой тянуло поговорить с Армином. Но, глядя, как он смущается на каждом шагу, забил на это. Да он после таких разговоров вообще челюсть не соберёт. Хотя, у него мозгов хватит на половину полицейской гвардии. Не найдя, с кем поделиться, решил для себя, что проще оставить всё своё при себе и не высовываться без надобности. Если не болит и не воспаляется, значит, всё не так смертельно опасно, как я себе это представлял. - Да ладно, - ощущаю лёгкость в спине. Но лишь на секунду. Рывок и я прижат спиной к полу. Ничем не лучше. Только теперь я вижу вблизи его лицо. – Покраснел-то как, - смешок. С таким сарказмом, что на троих тут с лихвой яда хватит, чтобы сдохнуть немедля. Невольно разглядываю тонкие черты лица капрала. Залёгшая неглубокая морщинка меж бровей, выцветшая радужка глаз, острый нос и губы, упрямо поджатые. Пусть он и говорит с усмешкой в голосе, а выражение его лица не меняет стали, которую он привык всегда носить на себе. Аж не по себе от такого становится. Хочется удрать подальше от подобного человека. С таким же выражением лица, да, именно с таким, абсолютно не отличающимся от теперешнего, он убивает тварей. А сейчас, нависает надо мной. Крепкая хватка пальцев на моих запястьях. Волчий взгляд. Смольные пряди аккуратно постриженных волос, обычно открывающих лоб, сейчас закрывают собой половину лица, пряча его в своей тени. Кажется, ощущаю жар его дыхания на своих губах. Ками, как же… Тесно. Да, да, именно там. Снова ёрзаю, ощущая, как впиваются в ляжки плотные ремни формы. Пригибается… Ещё ближе. Сокращает дистанцию в последние миллиметры личного пространства, полностью разрушая его. Целиком. Дыхание сбивается с привычного ритма, отчего сердце раненой птицей бьётся в ставшей ей тесной клетке узких рёбер. Умопомрачительно до звёзд перед глазами в рябой синеве. Почти чёрной. Чернильной. Густой и вязкой. Затягивающей и не возвращающей к прежней жизни. Лёгкое дуновение чужого дыхания с последующим довольным смешком и мои губы поддаются напору чужих. Нет, не напору. Посасывая, вбирает верхнюю. В ход пускает зубы. Умеет соблазнять, если того потребуется. Неразборчиво мычу, теряя остатки гордости. Прикрыв от блаженства глаза, тянусь за следующей лаской. Не успев насытится тем, что получил, резко распахиваю взгляд, будто меня только что окатили ледяной водой из ведра. Не могу без стыда смотреть на капрала, гордо восседающего на моих бёдрах. Победный взгляд. Как всегда, горделивый. С каждой секундой происходящего, становится только стыднее. Хочется провалиться сквозь землю и сжариться в аду поскорее, чтобы не дождаться главного черта, умеющего заводить с пол-оборота. - Хватит с тебя, - обратно перекидывает одну ногу через меня и встаёт. Демонстративно поправляет съехавшее голенище, тщательно разглаживая пальцами примявшуюся кожу грубой выделки на коленке. Выпрямившись, заводит руки назад за голову, чтобы переподвязать белую косынку. Сажусь, поджимая под себя ноги. Знаю, что он догадывается о моём нынешнем неудобстве. Да, какие догадывается? По его лицу видно, что доволен собой. Или я просто уже себе что-то нафантазировал? Перед тем, как выйти из ставшего для меня роковым помещения, бросает через плечо короткий взгляд и… Клянусь всем, что у меня есть, вернее, осталось в этой грёбанной жизни, он улыбнулся. Всего лишь краешком губ. Улыбнулся!