После уроков.

      Звонок разнесся по коридорам школы, большого кирпичного здания, и, услышав его, весь класс, в котором учился Каваки — студен по обмену, радостно завопил… а Шино-сенсей, обычно самый строгий из учителей, не предпринимал никаких попыток утихомирить своих учеников. Наверное, знал, что это невозможно. — Дети! Можете уделить мне минуту внимания?       Послышались перешептывания, перемежаемые несколькими стонами. Учитель держал в руках табели. — Я почти уверен, что меня перевели! — чирикнул его лучший друг — Узумаки Боруто, который сидел в соседнем ряду. Боруто — непоседливый и жизнерадостный, полная противоположность Каваки. У брюнета никакой жизнерадостности в этот день не чувствовалось. Он сидел, мрачно уставившись на свои туфли. На одной щеке цвет желтый синяк. — Мне насрать перевели меня или нет, — ответил Каваки.       Боруто фыркнул, всем своим видом хвастаясь перед одной особой, что ему вовсе не наплевать. Вероятно только радостное волнение, вызванное последним звонком учебного года заставило его заговорить с объектом его воздыханий. — Хей, Сарада-чан! — блондин приподнялся со стула, дергая девушку за хвост. — Не хочешь сегодня погулять со мной? — Я занята, — скучающим голосом произнесла она. — Ну Сарада-а-а. — Второй ряд! Тихо! — вскрикнул учитель, заставляя недовольно бурчащего Боруто сесть на свое место. — А теперь подходите ко мне, когда я буду называть фамилию.       Ученики подходили к учителю, брали табели в светло-коричневых обложках с японским флагом и клятвой верности на лицевой стороне и постепенно выходили из класса… а потом со всех ног мчались к большим высоким деревьям, уже распахнутым настежь. Выбегали из школы в лето и исчезали.       Каваки тяжело вздохнул и бросил взгляд на Учиху. Ситуация с Боруто его смешила. Сарада грамотная девчонка. Умеет использовать свое оружие. Она красивая, но гордая и надменная, терпеть не могла, если кто-нибудь превосходил её. Необщительность и холодная замкнутость доставили ей мало друзей, но уважают одноклассницу решительно все.       Иногда, в разгар зимы, когда свет за окном становился желто-сонным, как кот, свернувшийся на диване, когда Шино-сенсей бубнил что-то математическое, когда казалось, что учеба никогда не закончится, но никакого значения это не имело, поскольку снаружи ждала слякоть… в такие дни Каваки, случалось, искоса поглядывал на Сараду, скользил взглядом по её лицу. Она действительно красивая, но говорить ей об этом он точно не будет.       Когда назвали его имя, он встал и бросил на Учиху Сараду последний взгляд и направился к учительскому столу. — Я рад, что ты провел год в моём классе. Я слышала многие студенты по обмену хотят переехать сюда? — Верно, моя семья тоже.       Он получил табель и быстро зашагал по коридору, вскоре сменил прохладный, пахнувший книгами класс на яркий июньский солнечный свет. Парень застыл, подставляя лицо солнцу, радуясь теплу и собственной свободе. Застыл, как оказалось, на 5 минут. — Тебе так нравится это место, что ты готов простоять здесь целый день? — раздался девичий голос.       Каваки повернулся и посмотрел на девушку. Белая рубашка с рукавами, засученными до локтей, с потертым воротом, длинные чёрные волосы, которые спадали космами на лоб, закрывая тёмные глаза, блестевшие как у кошки. — Тебе что-то нужно? — Сегодня наша очередь дежурить, — она поправила красную оправу очков. — А что нужно делать? — как-то настороженно спросил Каваки. — Да ерунду, в сущности. Помыть пол, а там остается только в некоторых шкафах порядок навести. — Мне лень. Тем более, начались каникулы. — Шино-сенсей, терпеть не может когда кто-то что-то не выполняет, — сказала девушка, облокачиваясь об стену. — В следующем году он тебя точно не будет по головке гладить.       Каваки тяжело вздохнул, напряжённо думая о том, что он мог бы пойти домой и спокойно уснуть. Но получать выговор от учителя не хотелось.       Ничего не сказав, он молча развернулся и пошел в сторону класса.       Открыв дверь, бросил рюкзак около доски и сев за переднюю парту, достал из сумки телефон. — Эй, Каваки, может поможешь мне?       Он приоткрыл один глаз и перевел взгляд на дверной проем, где стояла Учиха со шваброй в руках. Каваки убрал ноги с парты и сел ровно. — Я же говорю мне лень, просто отмечусь и посижу ради приличия несколько минут. — Я не буду убирать все это одна. — Ну и не убирай.       Она закатила глаза и заправила длинную чёрную прядь за ухо, со вздохом принимаясь мыть полы в одиночестве.       Каваки спокойно наблюдал, как Учиха повернулась к нему спиной и стала размеренно водить тряпкой по доскам в полу, изредка наклоняясь, чтобы помыть под партами и стульями.       Парень усмехнулся, а в голове появилась одна идея. Дождавшись, когда Сарада дойдет до его парты, Каваки резко выбросил руку вперед, выбивая швабру из рук не ожидавшего этого девушку. Деревянная палка упала, звонко ударившись об пол, и на миг в классе воцарилась тишина. — И зачем ты это сделал? — устало спросила Сарада, собираясь поднять швабру.       Но Каваки не дал ей это сделать и резко встал, прижав Сараду к себе, поднял и посадил на свою парту. Брюнетка изумленно захлопала глазами, чувствуя себя неловко. — Давай поиграем в карты. — Чего? — недоумевающе спросила девушка, стараясь отстраниться от брюнета. — Если ты выиграешь, то я сам все здесь уберу и следующие наше дежурство тоже. Если выиграю я, то ты должна будешь мне желание.       Сарада ненадолго задумалась, после чего отрицательно покачала головой. Она спустилась с парты, поднимая швабру: — Не будешь убираться это будут уже твои проблемы. Оправдывать тебя я не буду. — Я то думал, ты у нас вроде любительница быть везде победителем. Думал, отличная соперница наконец, а ты… А, ладно, забей, — он говорил нарочито медленно, с продолжительными паузами, давая собеседнику осмыслить сказанное. — Ладно, играем. Парочка решила играть в «Дурака» и разместившись на деревянном полу, они начали игру. — Я выиграю, Каваки. — Ты чрезмерно самоуверенна, Сарада, не кажется? — как бы «тактично» сказал парень, крутящий в руках пачку карт. —  С отцом постоянно играла, да и сейчас тоже, — хмыкнула Учиха, отвечая на явный упрёк соигрока вполне себе правдивым изречением. — Игра будет идти в одну партию, без возможности отыграться. Согласна? — девушка утвердительно покачала головой. — Тогда начнем. Каваки раздал карты. Почему-то Сараде сразу же повезло — козыри были у нее, потому Учиха не волновалась. Девушка сразу же принялась рассматривать лицо одноклассника. Но этот паршивец не проявлял почти никаких признаков жизни — он просто сидел и не двигал ни единым мускулом на своём лице. Прочитать по его лицу и движениям хотя бы что-то было совершенно невозможно. Он выглядел как ребёнок, которого в первый раз посадили играть в карты — отвлекался, действовал наугад, постоянно глядел куда-то в сторону… «Сто процентов пытается запутать.» Играли они только пару минут, а Сарада уже была сильно раздражена. Если Каваки совершенно не заботила несчастная игра, в которой он, между прочим, и так выигрывал, то Учихе пришлось попотеть. Девушка так сосредоточилась на процессе, что совершенно перестала замечать прожигающий взгляд брюнета. — В толк не возьму… — бормотала Сарада. — Эй, ты жульничал! — обратилась наконец девушка к однокласснику, хмуря брови. — Думай в следующий раз головой, когда будешь играть со мной, — сладко протянул собеседник. Казалось, что сейчас от них в воздухе образуются электрические разряды, поэтому стало так противно душно, хоть и было открыто широкое окно. — Агрх! Ладно, твоя взяла! Что я там должна? — выкинув карты из рук и тем самым разбросав их по полу, Сарада откинулась к стене. Каваки встал с пола и наклонившись, протянул ей руку. Сарада неуверенно приподнялась и приняла его помощь. Он осторожно потянул ее на себя, помогая подняться, пока они не оказались стоя лицом к лицу. — Ты мне должна поцелуй. — Ты вообще понимаешь что говоришь? — с безразличием в голосе произнесла Учиха. — Да, я вполне серьёзно Сарада, — руки парня обхватили ее талию и усадили на учительский стол, раздвинув ноги коленом. — К-Каваки, что ты делаешь? Их лица оказались прямо друг напротив друга, и брюнет изучающе пробежался глазами по таким знакомым чертам лица. Легкий румянец на щеках, опущенные глаза. — Это же моё желание. Ты ведь из тех, кто держат слово, да? Она колебалась и сильно смущалась, пристально вглядываясь ему в глаза, обхватила его голову руками и потянулась к губам. Сначала робко и неумело, затем наплевав на все, уже гораздо увереннее. После недолгого замешательства он ответил на поцелуй и подумал про отсутствие опыта у девушки. Его пальцы запутались в её волосах, затем плавно и осторожно заскользили вдоль спины. И вот они уже оба часто дышат, а пространство вокруг наполнено пьянящим ароматом желания. — Это твой первый поцелуй, да? — спросил Каваки и ухмыльнулся. — Каваки! — Угадал. Он снова потянулся к её лицу, от чего Сарада вся съёжилась. — Давай покажу тебе, что можно делать с языком. Он снова поцеловал ее, заставив выгнуться и выдохнуть его имя. Она запустила пальцы ему в волосы и вдруг испугалась нарастающей бури эмоций. Из ее груди вырвался тихий стон, колени, казалось, подогнулись. Он целовал ей так, так что лишая всех прочих мыслей и эмоций. Лишая даже воздуха. Его рука поднимается выше, он кладет ее на горло, и она физически ощущает, как сладкий спазм вспарывает изнутри. Его пальцы проходятся по контуру позвонков, идя вниз к изящной талии и вызывая у Сарады уже еле сдерживаемые стоны. И даже она сама не заметила как начала царапать его спину ногтями. Каваки на такие действия, чуть не мурлыкал, дергаясь всякий раз когда Учиха особенно чувствительно вонзала ногти. Усугубляла его пытку ещё разгоряченное дыхание девушки прямо ему в шею. Руки Каваки начали очень нежно, но уверенно блуждать по телу, изучая изгибы спины, шеи, бедер, словно бы желая запомнить всё это, а потом изобразить на огромном холсте. Немного прикусив мочку уха, он проводит дорожку влажных поцелуев, доходя то ключицы. Руки покоятся на бедрах, периодически нежными движениями лаская ягодицы. Тем самым вызывая протяжный, но приглушенный стон с её стороны. — Что м-мы делаем? — прохрипела девушка. Парень понимал, что перед ним совершенно неопытная девушка. Смотрит на неё, сгорая от нетерпения и напряжения внизу живота, понимает, что отступить будет сложно, но всё равно говорит: — Если ты хочешь, то я продолжу. Сарада судорожно сглотнула и только кивнула головой. Его рука проникла под рубашку Сарады, нежно поглаживая спину. Подушечки пальцев, чуть касаясь кожи, прошлись по позвоночнику. — Каваки, — предупреждающе прошипела Учиха, когда почувствовала, что брюнет начал стягивать с нее одежду. — Но мы же в классе… Парень лишь усмехнулся на подобное заявление, но вместо того, чтобы остановиться он, поменявшись с ней местами, рывком усадил девушку к себе, заслужив с её стороны тихое «ой». Немного привстал опираясь свободной рукой, а другой занимаясь её лифчиком. К её удивлению, он почти мгновенно справился с застёжкой и уже ничем не удерживаемый элемент гардероба полетел на пол. Руки девушки потянулись уже к его рубашке; пальцы судорожно расстегивали пуговицы, от нетерпения вырывая половину из ткани. Каваки не успел и глазом моргнуть, как рубашка уже соскользнула с его тела, а руки Учихи прошлись по обнаженной спине. По телу пробежался электрический заряд; брюнет не смог сдержать полуутробный рык и, не удержавшись, поцеловал шею Сарады, оставив на ней засос. Жар поднимается вдоль позвоночника, а в паху приятно тянет. Говорить сейчас о чём-то, сказать хоть что-то кажется совершенно лишним; непозволительно произнести хоть слово, которое, несомненно, разрушит хрупкую идиллию между ними, которая строится сейчас на одном лишь сладком помутнении. Её губы горячие и влажные, его — сухие и холодные, и когда она подаётся вперёд, он нелепо ловит жаркие прикосновения, зажимая нижнюю губу, слегка прикусывает её, словно пробуя на вкус. Его кожа на сто градусов горячее, чем была минуту назад. Он водит губами по её шее, гладит грудь, живот, плечи. А его грудь хрипит, как сломанная гармонь. — Всё хорошо. Не бойся. Вкрадчивые слова вместе с прикосновениями и глубоким бархатным тембром голоса будят неведомые струны, от которых всё внутри скручивается в тугой узел. — Я не боюсь. Мне кажется, тебе неудобно, — запинаясь, бормочет она. — Мне было бы гораздо удобнее, если бы ты помогла мне освободиться от одежды. Её ладони скользят по бокам и, захватив ткань брюк, тянут вниз. Сарада мучилась от противоречивых желаний: хотелось закрыть глаза от стыда и смущения, и в то же время рассмотреть красивое мужское тело. — Ты можешь прикасаться ко мне, — решил он её проблему. Она провела ладонями по гладкой упругой груди, руки скользнули вниз, к густой поросли, уходящей за пояс трусов. Он с шумом выдохнул. Её сердце радостно забилось: она тоже имеет над ним власть. Ведомая неким инстинктом и наслаждением, бурлившем в крови, Сарада приникла к нему. Сильные руки обвились вокруг, его губы нашли её грудь. Двойственное чувство желания и страха пронзило её. Она сжалась от прикосновения, попыталась отстраниться, но он успокаивающе погладил её по спине. Неохотно отодвинулся, поднял голову, бережно коснулся ладонью щеки. — Не бойся того, что я делаю. Расслабься. — Не могу, — выдохнула она. — Я не сделаю ничего плохого. — Я верю… Я постараюсь. Она поколебалась, пристально вглядываясь ему в глаза, обхватила его голову руками и сама потянулась к губам. Он с тихим стоном слился с ней в нежном поцелуе. На этот раз она не оттолкнула его и не осталась безучастной. Она судорожно прижала его к себе, и он, не отрывая губ, провёл ладонью по её плечам, по руке, затем вверх, сжимая грудь, обводя соски кончиками пальцев, чувствуя, как они твердеют. Он стал осыпать поцелуями её виски, глаза, шею. Быстро скользнув по щеке, принялся целовать грудь, вбирая соски в рот, дразня языком. Её пальцы запутались в волосах Каваки, прижимая голову. Она охнула и стала бессознательно извиваться. Когда поднял голову, опьянённая происходящим, она ошеломлённо смотрела в его чарующие глаза. Страх и скованность покинули, она осознавала, что умирает от желания. Вот только желания чего, не понимала. Она чувствовала, как он терпелив с ней, и испытывала граничащую с благоговением признательность. Но не подозревала, сколько приобретённого опыта, и помощь каких неведомых сил потребовалась Каваки, чтобы заставить её тело вспыхнуть от его ласк. Она вдруг поняла, что хочет подарить ему такое же наслаждение, какое он дарит ей. Поэтому когда он тихим незнакомым голосом произнёс: «Я хочу тебя», она, не сомневаясь, прошептала: «Да». Встав коленями на стол, куноичи приподнимается и, прижимаясь к нему грудью, укладывает голову на плечо, прикасаясь губами к чувствительной коже на шее, даёт ему больше места. Он вздрагивает, когда её острые зубы игриво прикусывают плоть, и двигает рукой ниже, гладя внутреннюю сторону бедра, стискивает мягкую кожу до белых пятен, оглаживая промежность через тонкую ткань трусов, и дотрагивается до клитора, надавливая на него большим пальцем. Неловко завозившись на месте, девушка издаёт настороженный всхлип, слабо дёргается и обнимает за шею, буквально цепляясь за неё. Сняв с неё юбку и отодвинув бельё в сторону, он проводит пальцами по влажным складкам, проникая глубже во влагалище, прощупывает стенки и елозит, пытаясь сдержаться хотя бы минуту. Каваки тяжело выдохнул. Самое главное — самоконтроль; сдерживаться, когда перед тобой полураздетая, томно вздыхающая девушка, очень тяжело. Голова потихоньку начинала мутнеть, все разумные мысли уходили на задний план или вообще покидали границы разума брюнета. Однако парень понимал, что не имеет права сорваться — иначе потеряет всякое доверие со стороны Сарады. — Ты готова? Отбросив все сомнения — отступать было уже поздно — Каваки качнул бедрами вперед, аккуратно начиная входить в Сараду. Брюнетка охнула и закусила губу. Странное чувство того, что что-то постороннее пытается проникнуть внутрь нее, инстинктивно вызвало страх. Внутренние мышцы, приготовившись к боли, сжались, причиняя дискомфорт плоти парня и не давая ему продвинуться дальше. — Прости, потерпи немного. Поцелуи помогли ей чуть расслабиться, и это позволило парню продвинуться чуть вперед. Однако слезы и всхлипы мешали действовать резко; своим откровенным напором парень боялся навредить брюнетке. Первое движение отдалось дикой болью; Сарада стиснула зубы, чтобы не закричать. Глухой звук против ее воли вырвался из горла, и брюнет тут же остановился. Он действительно боялся навредить ей. Но в темных глазах читалось молчаливое согласие со всем происходящим, пусть и граничащее с дискомфортом, и потому Каваки осторожно продолжил. Поначалу он двигался медленно, давая брюнетке привыкнуть и расслабиться. Внутри девушки было запредельно узко и горячо, как будто он находился в эпицентре пожара; парень не смог сдержать удовлетворенного стона. Кровь ударила в голову, сердце билось как сумасшедшее. Каваки постепенно начал ускорять темп, двигаясь более резко. Будучи напряженной, Сарада получала мало удовольствия и поначалу силилась не плакать. С опухших от поцелуев губ слетали приглушенные стоны, чуть смешанные со всхлипами; Но в какой-то момент все защитные барьеры спали: боязнь и страх ушли, и организм девушки расслабился. Все чувства разом обострились до предела. Пульсирующая плоть, двигающаяся в ней, стала ощутима всеми клеточками. Рваные, но ничуть не грубые движения стали приносить наслаждение, и в какой-то момент Сарада томно простонала, прогибаясь навстречу Каваки, навстречу еще более близкому контакту. — Сарада будь потише. Твои стоны раздаются эхом очень хорошо. — Я не издаю таких звуков… Каваки только усмехается, придерживая её за спину и обнимая за талию. Двигает бёдрами в такт, едва успевая хватать ртом воздух, почти задыхаясь каждый раз, когда входит глубоко, прижимая её к паху. Девушка застонала и подалась вперед, когда он вновь поцеловал её. — Сарада, тише, — его пальцы тут же зажали её рот. — В школе еще может кто нибудь может быть. Или учителя прибегут из учительской… Ты же не хочешь проблем? Сарада утвердительно покачала головой и сильнее прижалась к Каваки. Его движения стали более быстрыми; Каваки выходил почти полностью и входил до самого конца. Пик наслаждения был близко. Брюнетка зажмурилась, держась из последних сил; тело девушки уже сотрясала мелкая дрожь. Ногти впиваются в плечо ещё глубже и царапают кожу. Внутри всё плотно стягивает в тугой узел, все до единой мышцы, и брюнет едва сдерживается, чтобы не застонать с ней в голос, резко прижимает девушку к себе и изливается внутрь. Он вглядывается в лицо девушки. Оно покраснело, особенно щеки и шея, отчего кожа больше не казалась такой молочно-белой, как обычно. Щеки были мокрыми от слез, ресницы слипшимися, а глаза все еще подернутыми дымкой удовольствия. Она дрожит в его руках и, не стесняясь более, выдохнула несколько раз подряд его имя, пальцами цепляясь за широкое запястье. Он последовал за ней почти тут же, успевая, правда, вовремя выскользнуть из неё. — Ты вкусно пахнешь. — говорит парень, переводя дыхание. — И чем же я пахну? — Не знаю, — вдохнул Каваки слишком очевидно. — Чем-то таким, что сносит мне крышу. — И давно ли я пахну так? — чуть улыбнулась девушка, а он хмыкнул в самое её ухо, отвечая: — Давно. Только потом, когда Каваки будет провожать её домой, он вспомнит о том, что класс так и не был убран, а у одного Узумаки разобьется сердце.