***
Буквально никаких сказок, когда Чонин прячет нос в воротнике и выслушивает ругань командира. Тот дергает его за тонкую руку, чтобы показать, что парень ему не пригодится. Чонину нужны деньги. У него уродливый след на лице, потому что заживает слишком долго, а Сехун замазал это украденной с рынка белесой пудрой. Кожа смуглая, для места, где нет солнца, даже необычно. Охотники смотрят на то, как нового для них человека ругают ни за что, а Чонин уже не уверен, что воровать ему нравится меньше, чем это. По крайней мере, в лесу не так холодно. — Бэкхен, собака ты сутулая, — зовет начальник, отвлекаясь от Кима. — Я ничего еще не сделал такого, чтобы меня звать, — огрызается один из охотников. У него выцветшие кончики волос и, в противовес, сливающиеся с сероватой кожей серые глаза. Бледный, невысокий, но кажется явно не более плотным, чем Чонин. Насмешка? — Займись этим, — указывает на Чонина мужчина, даже не пытаясь вести с новым членом команды себя прилично, — если его не сожрут, будет у вас подручный. Бэкхен закатывает глаза, а Чонин четко ощущает, что они не могут быть серыми. У него раскосый разрез глаз, тонкий нос, оное вообще не складывается с таким пигментом. Чонина толкают в плечо, заставляя пойти к парню. Тот ждет, мягко подзывая ладонью ближе, а потом ведет за оружием. У него широкие плечи, крепкая спина и руки, да и ноги выглядят так, словно он явно быстро бегает. Чонин неловко трет рукой плечо, ощущаясь зябко от голого себя под чужим вниманием. Тошнотворно, потому что сказок не бывает. И будет та еще сказка, если его хотя бы в поход с собой возьмут. — Зачем ты к нам? — достаточно тихо спрашивает Бэкхен, чтобы не привлекать внимание. Он не кажется старше, скорее всего, просто из-за своей этнической принадлежности, но может и от того, что действительно не очень старше Кима. Он отдает Чонину нужные вещи, чтобы был собран. Охотник помогает ему нацепить часть снаряжения, которая необходима еще до того, как отправиться в путь. У него тонкие пальцы, Ким видит, как сгибаются некоторые части его перчаток, потому что они большиватые для него. — Мне нужны деньги. — Это неделя работы, думаешь, стоит? — Чонин понимает плечами, — ты откуда? Одет теплее, чем мы. — Я с берега, — Чонин видит, как Бэкхен выгибает бровь, желая задать вопрос, — рыба не приносит прибыль, тем более, когда ложится лед. Океан ледяной весь год, особенно, осенью и зимой. Валить леса нет смысла, это дорого и глупо, мы и так тут сдохнем, а еще и без защиты массива. А вот ваша работа, как бы меня не пытались тут пугать, едва ли будет какой-то проблемной. — Посмотрю на то, как ты начнешь ныть уже после первого дня, — усмехается Бэкхён, а потом, словно издевается, затягивает крепление на поясе Чонина излишне сильно и резко, заставляя подавиться воздухом, — попробуй просто выжить, стараться не обязательно. — Ты так говоришь, словно не выглядишь так же убого, как и я, — огрызается Ким, но парень просто лениво пожимает плечами и улыбается его замечанию. Не выглядит. Каким бы крошечным не казался, не выглядит. Мягко похлопывает Чонина по плечу и отходит. — Скоро выдвигаемся, не отставай от меня.***
Сказать оказалось легче, чем делать. За охотниками в принципе тяжело успевать. Поэтому они все выглядят так, словно могут бегать, как тигры. Бэкхён не самый слабый из них, но он идет достаточно медленно, чтобы Чонин за ним поспевал, а это всё же оказывается тяжело. Он не был готов к тому, чтобы пробираться по снегу, даже если вокруг было тепло. Одежда тяжелая, хочется раздеться, но нельзя, как и нельзя сейчас отказаться от всего этого. Начать ныть хотелось прямо сейчас. — Эй, там следы, — говорит один из охотников, привлекая внимание остальных к себе. Чонин не разбирается. Предположительно, он собирался максимум стрелять. Они немного спорят, а Ким четко слышит совсем в другой стороне звук, неловко указывает в противоположную сторону, что привлекает чужое внимание. — Что? Следы ведут в другую сторону, — замечает один из мужчин. — Но там шумно, — замечает парень, стараясь найти объяснение, но это не требуется, потому что Бэкхён мягко улыбается ему и головой указывает на парня. — Новичкам обычно везет, давай, веди. Это насмешка. Но Чонин предпочитает ее просто принять и повести остальных в сторону, которую он посчитал правильной. И чем дальше они идут, тем меньше он уверен в том, что они идут правильно. Это правильная дорога, Чонин прекрасно это слышит, но так же он прекрасно слышит чужие усмешки о том, что они просто тратят время. Всё это - трата времени, но Чонину всё еще нужна эта работа. — Новичкам везет, — усмехается один из охотников, когда они доходят до нужного места. С возвышенности прекрасно видно достаточно большое стадо, которое и привлекло внимание к себе. Ким не ощущает себя как-то горделиво, скорее, достаточно вымученно, чтобы еще и не похвалу получить, но, — только вот, на стада не охотятся. — А какая разница? — возмущается Чонин, но остальные уже идут туда, откуда они пришли. Парень сжимает пальцы в кулаки и искренне хочет расплакаться, потому что он устал. Дело не в том пути, который они успели проделать. Отчаяние. Бэкхён мягко подхватывает его под руку и тянет за собой, чтобы не отставать от других. Его шаги достаточно большие и быстрые, Чонин сбивается сразу же, но его никто не отпускает, приходится тащиться и тратить еще больше сил. — Если выстрелить, стадо может побежать, тогда та цель, в которую мы попали, может оказаться затоптанной, — поясняет парень, а от его голоса создается впечатление, что всё в порядке, а никто и не потратил времени, — тем более, это может повредить всему стаду, а это приведет к тому, что, выцепив много сейчас, мы не получим ничего через год. Поэтому охота идет на то, что обособлено. — А обособленное не может быть больным или старым? — язвит Чонин, прекрасно зная, что даже рыбу старую не используют в полной мере. Бэкхён пожимает плечами, от его действия невольно подтягивается и Ким. — Мы продаем это императору, нам плевать, — признается он, но звучит достаточно тихо, чтобы никто не обратил внимание, — из этого всего нам в лучшем случае перепадает хотя бы отрезок, а как покупать это на рынках, мы знаем и без охоты. — Звучит цинично, — ворчит Чонин, но Бэкхён мягко выпускает его руку, позволяя ему идти самостоятельно. Это помогает не выдыхаться так сильно. — Зато честно.***
У охотников свой маленький домик посреди леса, который они быстро прогревают, чтобы можно было надолго оставаться. К нему они приходят только глубоким вечером, когда не видно ничего, даже снега, который в глубине не такой пушистый. За день они умудряются наловить достаточно дичи, чтобы скинуть в свой склад, так еще и ужин приготовить. Немного пыльный и сыроватый, но достаточно вкусный, чтобы от горячей еды разморило. Они много о чем говорят, а Чонин просто в углу отсиживается, стараясь не спать с теплым чаем в руках. В руках, которые едва поднимались от усталости. — А ты, кстати, где живешь? — спрашивает один из них, смотря на Чонина. Парень медленно моргает, продумывая ответ. — На пристани. Мы живем у судоходов, очень близко к океану, — делится он, совершенно не думая, что это вызовет вопросы к местоположению. И не вызывает, все примерно знают, что это. — Тебя не берут в плавание? — Берут сильных и смелых, а я блюю от кораблей, — усмехается он, — моряки пропадают на триместр, а мы вот остаемся сами на себя, хоть дом им греем. — Мы? — удивляются охотники, а Чонин просто лениво кивает, — морские дети, да? Название уродливое. Но они действительно морские дети. Что Чонин, что Сехун, что любой другой житель большого дома. Их всех когда-то приютили моряки, найдя в разбитых суднах. Разные времена, но Чонин был с ними буквально всегда. Всегда в своей жизни. Вечный холод и запах соли. Разбитые коленки Сехуна лет с семи, а потом и лица, чуть после двенадцати. Он был частью дома всегда, даже если дом не был. Сейчас холода, а их на пару этажей всего четыре лица, которым надо заморочиться с теплом и собственным, и всего дома. Нахлебники. Даже воровать не умели, не говоря уже про работу. — Тогда ясно, зачем тебе деньги, — усмехается один из взрослых, но от кого-то другого получает уточняющий вопрос, — империя решила вкладываться в материк, а бедолаги ходят в море только ради копеек. Уж отделили бы от себя, раз такие недальновидные, так тратят и свое, и наше время. — Им нужен океан, — усмехается Чонин, — но вот мы совсем не нужны. — Тебе лет-то сколько? — Почти восемнадцать. — Почти это шестнадцать? — смеются старшие, но Чонин улыбается им в ответ. — Почти это в январе восемнадцать. Они обсуждают еще пару вопросов берега и жизни у океана. По сути, они все живут у океана, только на берегу совсем никто. Один Чонин, который явно даже пах иначе, чем эти травники. В какой-то момент разговора Бэкхен встает и говорит, что ему нужно проветриться. Сутулится немного, но на вопрос про самочувствие отвечает достаточно позитивно. Чонин тянется ближе ко всем. — Он какой-то необычный. — Обычный, — отмахивается один из них, — капитан притащил его к нам, сказав, что мальчишка недавно потерял семью, вот такой и странный. Но лес он знает лучше нас всех. Просто следим, чтобы был рядом. Это необычно. Бэкхен не был старше Чонина в разы. Он был таким же юнцом, но его знание леса казалось удивительным. Хотя, сам Чонин идеально знал океан. Но ему было как и зачем, а вот серые глаза Бэкхена казались странными все еще. Чонин ощущал с Бэкхеном себя так же странно, как первое время с Сехуном. Опасливо. Но тот стал отличным другом, пусть и остался проблемным задирой. Бэкхен был похож на того, кто друзей не искал.***
В работе проходит четыре дня, где после второго Чонин входит в ритм, достаточно ловко управляется со всем, что нужно делать. Охотники оказываются достаточно интересными и разговорчивыми. Но не Бэкхен. Он говорит обо всем, кроме себя. Чонин остается с ощущением, что он прибывает в каком-то мире тайн. Бэкхен знает лес, знает всё о нем, но в самой охоте едва ли участвует в полной мере, будто бы следопыт, просто находит нужное и оставляет основную работу другим. Если не наоборот. Киму он искренне понравился, если так вообще можно говорить. Вечером они решают, что утром пойдут домой, чтобы всё успеть перетащить в пару дней. Бэкхен снова уходит на улицу, а Чонин не выдерживает и спустя какое-то время выходит за ним. У взрослых это особо-то вопросов не вызывает, а вот Бэкхен поворачивается, явно готовый отмахнуться, но видит Чонина и вопросительно выгибает бровь. У него не самая яркая мимика, но зато четко читается. Подойти к нему без объяснений кажется хорошей идеей. Чонин переводит дыхание, оставаясь рядом с ним, смотрит на темное небо, где среди хвои виднеются звезды. — И что ты вышел? — спрашивает Бэкхен, не выдерживая этого всего. — А ты? — Надо померзнуть. — Зачем? — Чонин смотрит на него, а он смущается и отводит взгляд. — Какой-то тупой ритуал. Ощущаю себя чужим, надо остыть, вот и ухожу. Не нравится? — Интересно просто, — признается Чонин, — а если лето? — Да тут всегда паршиво, — усмехается он, — не тебе ли спрашивать. Удивительно, что у тебя смуглая кожа, словно ты не с берега. — Так в этом и дело, — смеется Ким, что Бэкхена явно удивляет. Чонин трет свою щеку, немного неловко, но больше от того, что ощущает себя глупым, — ящерки греются на камнях, потому что солнце от воды в разы ярче, чем без нее. — Ящерки? — Ну, мы, как и ящерки, все время на улице. И даже если вокруг холодно, солнце-то греет. — Тупое сравнение, Чонин. — Не хвастаюсь тем, что я умный, — дразнится парень, а Бэкхен достаточно скромно улыбается. — Я никогда не видел ящериц в живую, — усмехается он, что кажется удивительным. Но это лес, их сложно тут заметить. — Тогда тебе нужно побыть на побережье в мае, там их полно. — Может быть.***
На какое-то время Чонин даже забывает, что сказок не бывает, за что получает по лицу буквально в тот же момент, когда добирается до города. Плохая идея попытаться забрать Сехуна после работы и вернуться вместе. Ким терпит буквально секунд десять, желая успокоиться и не ввязаться в конфликт, но буквально в этот же момент бьет в ответ. Обидчик не ожидает такого, потому Чонин успевает убежать. Плевать на Сехуна, сам дойдет. Чонин искренне хочет домой прямо сейчас. Кожа на месте удара покрывается мелкими чешуйками, чтобы не болело, но Чонин немного остервенело их стряхивает, переводит дыхание и натягивает улыбку, чтобы, если он кого-то дома встретит, сделать непринужденный вид. Но дома тихо, скорее всего, не очень-то далеко ушло время от начала дня. У них в комнате с Сехуном пахнет сыростью, потому что это вездесущий запах у моря, просто кто-то еще и окна не открывал. Тепло и немного душно, поэтому Чонин неловко устраивает проветривание, переодеваясь, пока не выстудил пространство. Мышцы болят. Ноют впервые за всё время, осознано и неприятно. Парень просто отлеживается весь день, сворачиваясь в одеяло, чтобы привыкнуть к тому, что он снова здесь. Тепло отличается от того, что было по ночам у охотников. Одиночество и пустота. Всё вокруг пахнет морем, а он спустился с высоты, пусть и небольшой, а голова идет кругом. И, наверное, он так сильно расслабляется, впервые за это время, что просто проваливается в сон чуть ли не сразу. А просыпается тогда, когда становится темно, потому что Сехун мягко трогает его лицо тыльной стороной ладони, немного холодной, потому что его руки всегда холодные. — У тебя температура? — не понимает парень, отчего озвучивает вопрос, замечая чужие открытые глаза. Чонин пожимает плечами и потягивается, ощущая себя достаточно хорошо. — Возможно, надо же привыкнуть ко всему этому. — Я успел соскучиться и пару раз подумать, что ты умер, — усмехается О, чему не может примерно так же ответить Чонин. Еще бы, времени много для того, кто ноет почти сразу же. — Я заработал прилично, чтобы мы смогли с тобой расплатиться хотя бы на сейчас, — вспоминает Чонин, даже невольно приподнимается, а Сехун немного вымученно улыбается и кивает. Это было очевидно, потому что охота приносила неплохие суммы. Как жаль, что брали надолго туда почти никого. — Я купил поесть на вечер, можем пару раз потратить на что-то нормальное, а не это, — он посмеивается, а Чонин примерно понимает, почему. То, что может заработать Сехун, является отличной суммой для того, чтобы жить. Но им нужно расплачиваться за неприятности. Так что, если они будут свободны на какое-то время, можно немного передохнуть хотя бы морально. — Я бы не отказался от чего-то безумно сытного, — соглашается Чонин, поднимаясь, чтобы нормально начать день. Сехун его разглядывает, кажется достаточно довольным, потому что они вместе сейчас. Они все время вместе, разлучаться надолго казалось немного болезненным. Сейчас, находясь на своих местах, даже думать получалось лучше.***
— Никто бы не предположил, что ты вернешься, — смеются охотники, а Чонин только и хочет сказать, что сказок не бывает. Что ему все еще нужны деньги, а Сехуна априори мало для этого всего. Через пару недель должны вернуться взрослые, но ждать было бы глупо. — Один дорогой мне человек очень сильно болел однажды, — говорит Чонин уже в дороге, кутаясь в куртку сильнее, — мы уже считали, что он умрет, но кое-кто предложил нам в долг очень дорогие лекарства, потому что мы однажды вместе работали, можно доверять. Мы согласились, а теперь не можем расплатиться. — Видать, очень любишь этого человека. Конечно, любит. Сехун был частью его жизнь. Одной из самых важных, если не единственным. Тот делал всё, чтобы создать очевидность, что он не обуза, которой и не был. Вообще, Сехун справлялся со всеми бедами в разы лучше, чем уставший от них Чонин, если бы они были объективными. Как бы Киму не было позволено немного бездельничать, он все равно делал для парня достаточно много в свое время. Но говорить про это было безумно глупо. — Он мой брат, так что я не могу подвести его, — усмехается Чонин, — мне очень повезло, что это его спасло. Осталось только каким-то чудом спасти нас от долгов. — Ты хорошо слышишь, так что даже удобно, что ты с нами, — замечает Бэкхен, словно пытается ободрить. Кто он? Чонин не понимает вовсе. Он не понимает Бэкхена. И пытался не думать о нем в свободное время, но еще больше запутался. Он не какая-та сложная загадка, но и разбираться в ней было как-то мудрено, хоть не разбирайся вовсе. Чонин бы с радостью, но уже голова от этого болела. Парень вообще не понимал, зачем ему вообще сдался этот охотник, которому он даже не интересен. Иногда было ощущение, что Бэкхену в принципе не очень интересно происходящее. Сейчас он казался несобранным, тащился позади остальных, да и вообще выглядел устало. Вероятно, он простыл, потирал глаза и шмыгал носом, но в остальном работал исправно, контролируя дорогу. Это была его основная работа - знать, куда идти. Он замечал, что слышит Чонин, сравнивал со своим маршрутом и менял. Его корректировки были логичными и верными. Чонин не говорил, как и что он слышит, но Бэкхен создавал ощущение, что он в курсе всего на свете.***
Утром они идут по другой дороге, которую в прошлый раз вовсе никто не затрагивал. Бэкхён очевидно болеет, но ему и слова не говорят. Просто позволяют строить маршруты, словно всё в порядке. Он достаточно внимательный, чтобы не допускать ошибки даже с тем, что у него не самое прекрасное состояние. Идет позади, но в нужных моментах нагоняет, корректирует маршрут и даже помогает с некоторыми вещами. Особо ни с кем не разговаривает еще с самого начала пути. Они идут по какой-то слишком необычной дороге, где не так уж и много снега, чтобы можно было найти трудности с тем, чтобы проложить дорогу. Хотя, охотники говорят о том, что так хуже остаются следы, ведь снег неглубокий, будет проще засыпать неглубокие следы заново. Но Чонина смущает вовсе не это. Совершенно другое. И если часть пути он терпит, то в конечном итоге слышит очевидный треск, который не слышит никто. — Так, мы на воде? — не выдерживает он, привлекая к себе внимание. Бэкхён всё еще плетется позади, но и Чонин не особо далеко от него отрывается. Поворачивается к нему, а тот просто пожимает плечами. Приходится смотреть вперед, чтобы получить ответ. — Не беспокойся, мы тут не первый раз, — уверяют его, что звучит достаточно уверенно, если бы не то, как Чонин этот самый лед слышит. — А то, что оное трещит, это нормально? — он не может успокоиться, но всем вокруг всё равно. Приходится обернуться на Бэкхёна, который кладет руки на уши, как бы прося не обращать внимание. Это не океан. Даже в нем Чонин не разбирается, не стоит устраивать панику в том, в чем он не разбирается. Они проходят еще какое-то время, но Ким уже действительно начинает паниковать, потому что они тяжелые. Потому что вчера шел снег, а сейчас светит солнце, было достаточно тепло, чтобы что-то подтаяло. Тем более, если оно не успело замерзнуть. Он ускоряется, чтобы было проще добраться до старших и выносить им мозги своими переживаниями. — Почему мы так долго идем тут? — Потому что это река. Тебе так страшно? Ты же с океана. — Океан не говорит о том, что в ледяной воде нельзя умереть, — не унимается он, щурится, потому что всё действительно хрустит, но тут же понимает, что еще и едет. Смотрит на мужчин, которые кажутся теперь не менее напуганными. Прекрасно понимает, что трещит позади, а они немного едут вперед. — Твою мать! — ругается кто-то рядом, а Чонин оборачивается назад, встречаясь взглядом с Бэкхёном. Он всё еще шел позади. А между ними вода. Очевидная, пусть и в легком состоянии спокойствия. — Бэкхён, прыгай давай, — зовет командир, а Чонин четко слышит, что нет. Но не успевает даже подумать, как парень разбегается и прыгает. Только этого и не хватает, и оказывается слишком много. Бэкхён проваливается, потому что там слишком мало льда, чтобы не провалиться. Потому что никто не успел подойти достаточно, чтобы его хотя бы утянуть к себе. — Я за ним, — выдыхает Чонин, прекрасно зная, как плохо это смотрится со стороны, но на ходу стягивает с себя куртку и снаряжение, потому что это тяжелые вещи. Мужчина ловит его за руку, не давая идти вперед. — Это самоубийство. — А бросить - убийство, — он даже не спорит, мягко вырывается, стягивает ботинки и прыгает в воду. Достаточно быстро, чтобы не тянуть времени. Достаточно медленно, чтобы не успеть. Тело быстро привыкает и к холоду, и к самой воде. Чонин осматривается, прищуриваясь, потому что всё же холодно достаточно, чтобы чувствовать. А потом находит Бэкхёна немного дальше и ниже, чем планировал. Приходится использовать хвост. Как бы он не хотел, вытащить человека можно только так. Тем более человека, который явно не может сопротивляться. А у Чонина хвост и тонкие перепонки между пальцами, чтобы было проще плыть. Слишком много одежды, чтобы использовать весь свой арсенал. Как же это глупо. Через одежду создавать хвост безумно больно, но сейчас не до этого. Черная чешуя кажется совсем мутной, когда под воду не проникает достаточно света, Чонин невольно машет рукой перед лицом, чтобы приглядеться, сфокусировать себя хотя бы немного. Пальцы выглядят тонкими коготками, а этого достаточно, чтобы понять, как быстро он может плыть вниз даже я тяжелой одеждой. Он ловит Бэкхена за руку, тянет на себя, чтобы был размах для разворота. Парень кажется без сознания, Чонин перекладывает его себе больше на плечо, а потом отталкивается о воду, чтобы всплыть. Треснутый лед он видит, обычный человек бы не нашел. Выкидывает Бэкхена наверх, прекрасно отмечая, что его подхватывают. А сам пару секунд прячется в воде, чтобы привести в порядок свое тело. Пальцы становятся обычными в мгновение, что не скажешь о ногах, но выбираться надо, поэтому Чонин вдыхает в воде, высовывается, позволяя себя начать вытягивать. На выдохе легкие приходят в нормальную работу, а к тому моменту, как он полностью выбирается из воды, от хвоста не остается и следа. Потому что он в одежде, чешуя прячется под ней, это спасает, но не как покалывающая боль от этого действия. — Это безумство, — ругается кто-то, Чонин не совсем улавливает от волнения и смены атмосферы. Видит, как Бэкхена приводят в чувства. А еще кровь на его лбу, но это не так важно. Важно то, как сильно они замерзнут наверху. — Придется возвращаться. Это вердикт. Было бы глупо спорить. У Чонина сухая куртка и обувь, что его еще немного могло бы спасти, хоть и пришлось пройтись по снегу голыми ногами, а вот Бэкхену кто-то выделяет свою кофту и попытки хоть как-то обогреть. Возвращаться не так уж и долго, даже обходной дорогой. Только вот, замерзнуть им еще быстрее, а Чонину использовать свою силу на глазах у всех было бы слишком рискованно, чтобы не замерзнуть.***
В доме они оказываются к тому моменту, к которому штаны буквально вмерзают в ноги. Это было не то, что можно было бы поменять. Болеющему Бэкхену, вероятно, всё было не то. Но он казался достаточно стойкий, даже когда стягивал с себя почти приросшие к коже вещи, стараясь не издавать ни звука. У него на сероватой коже ожоги холода, а где их не было, то просто ужасная краснота. У Чонина тонкая чешуя, которая от этих самых следов спасала бы, если бы болезненно не отрывалась бы вместе с одеждой, оставляя мелкие ссадинки. Сменные вещи в доме оказываются в должной мере, отчего парней чуть ли не силой переодевают и заставляют греться. Бэкхен жмется в угол, облюбованный ранее Чонином, чтобы рядом с печью и теплой от нее стеной, а сам он просто улыбается и обещает позаботиться о пострадавшем, словно сам не страдал. Бэкхён от тепла немного расслабляется, но не засыпает только от того, что трясется всё еще. Охотники уходят, потому что только начало дня и у них много задач. Чонин неловко обрабатывает чужую ссадину на лбу, потому что ему не настолько холодно, а о ранении стоило бы позаботиться. И о том, чтобы Бэкхен не уснул. — Если ты себя плохо чувствовал, зачем пошел? — спрашивает Чонин, получая в ответ немного странный взгляд. — Я попал в воду не от того, что болел. — Ты отставал. — Я шел позади. Это тактика, а не простуда. Новая дорога для новой зимы, я всегда иду позади. А вот ты, клоун, зачем в воду прыгнул, другой вопрос. — Ты бы погиб. — Это издержки профессии. — Ты идиот, — выдыхает Чонин и смотрит достаточно серьезно, чтобы ему не возражали, — прыгать на разрыв. Сразу видно, из леса вылезли и ничерта не знают. Это вода. Ты бы не выбрался сам, а смерть тупая донельзя. — У тебя чешуя, — спокойно говорит Бэкхен, мягко проводя пальцами по чужой руке немного вверх. Тело еще нагревается, окончательно спрятать мелкие частички Чонин не может, — и хвост, как у рыбины. Издержки океана? — Холодного моря, если быть точнее. — Логично, в океане такие не водятся. — Ты... — Даже не напуган? — и не удивлен. Чонин смущен данной ситуацией в разы больше, чем этот человек. А тот, как минимум, должен был хотя бы быть в недоумении, — я заметил, как ты слышишь. Как под водой, да? — Не совсем. — Это все равно суть локаторов. Ты ощущаешь волну звука, а потом переводишь в то, что понимаешь. Ты пригибаешь голову, когда улавливаешь что-то, а только потом вслушиваешься. Люди так не могут. А ты и не человек. Я просто не знал, кто. — Ты же тоже не человек, — решает пойти в наступление Чонин. Бэкхен не расскажет. Никому. Это будет их общий секрет, что Чонин не человек. Что океан в его жизни не просто так. Не страшно. — С чего ты взял? — Твои глаза, — указывает Ким, а Бэкхен как-то вымученно на это улыбается. Ему говорили про его сереющие глаза явно не один раз. — Это болезнь. — Болезнь? Не человек это не болезнь. Бэкхён сжимает губы в тонкую полоску и старается делать вид, что это его вообще не трогает. Трогает. И он не человек. Как бы не пытался. Скорее всего, это понимает каждый, но делает вид, что нет. Все вокруг делают вид. Бэкхён прекрасно понимает, что они в том состоянии, в котором было бы глупо скрывать что-то такое. Тем более, если он знает чужой секрет. А это всё же секрет, пусть о нем знает и больше, чем один человек. И этот человек уже не Сехун. — Как называется то, чем ты являешься? — спрашивает Бэкхён, словно переводит тему, хотя это, видимо, не так. Чонин пожимает плечами. — Мой друг называет меня русалкой, но у моряков принято называть таких существ пичий, не знаю, как правильно. — А я не знаю, как правильно называюсь я. — Никто не называл? — Бэкхён непонятливо пожимает плечами, моргает как-то излишне медленно, что заставляет Чонина мягко похлопать его по щеке, — не спи. — Не называл. А кто мог бы, даже не знает, что это такое. — Не расскажешь? — Не расскажу.***
Домой приходится вернуться раньше времени, потому что Бэкхён заболевает в полной мере, что было бы очевидно. Понимает семантику слова, которое слышит впервые, и берется между ними двумя называть Чонина песчанкой. Это бесит. Безумно бесит хотя бы на уровне того, что он не знает, что такое Бэкхён. Наверное, тот не сказал только потому, что сам этого не понимает. У него всё еще серые глаза, а это что-то да значит. Только вот, что? А потом на уровне того, что морское дно совсем не связано с песком. Им выдают слишком низкую плату за проделанную работу, а так же очень много высказываний за потраченное время и больного охотника. Который, по сути, заболел еще раньше. А начал болеть сильнее из-за себя самого. Хотя, так думал только Чонин. Все остальные не видели проблемы в том, что лед - это был глупо. Никто не думал, что прыгать было еще глупее. Никто не думал о том, что Чонин его вытащил. Больше волновались, что он заболеет тоже. Не заболеет, прекрасно знает, что он "песчанка", холодные воды для него нормальны. Чонин возвращается домой, понимая, как у них пусто. Говорит ужин на общей кухне, потому что все равно никого нет. Ему немного зябко от одиночества, отчего вся кожа на руках покрывается чешуйками, не давая в полной мере расслабиться. Сехун роняет голову ему на плечо, когда приходит. Сипит тихо-тихо, потому что ему немного тяжело дышать после долгого дня, но не жалуется. Они оба не жалуются. Тонкая чешуя пропадает от того, что становится как-то спокойнее. — Ты рано? — спрашивает О, отстраняясь, чтобы Чонина разглядеть. Тот лениво раскладывает еду по тарелкам, прикидывая, что может поесть кто-то еще, если вернется раньше и сможет присоединится. — Рано, — соглашается он, — кое-кто искупался в ледяной реке, пришлось сворачиваться. — Не то чтобы я удивлен, — смеется Сехун, — но где вы нашли воду? — Там непонятная ситуация, даже думать не хочу. А где все? — Сказали, что пойдут встречать взрослых, не знаю, пора ли. — Ощущаю себя немного... — Обременено? — Чонину остается только кивнуть, потому что это именно оно. Они обременены. Моряки им спасли жизни, а они настолько никчемные, что даже уйти никуда не могут. Чонину и некуда, потому что ему будет в принципе тяжело в человеческом мире, если у него не будет пристанища, которое будет живым. Вроде Сехуна, например. Но и сам Сехун... — Забей, мы почти от них не зависим, было бы глупо всегда забивать себе этим голову. Дай боже, они вернулись все вместе. Дома тепло и сухо, разве это не основное условие? Мы с тобой даже не побитые. — Это более важное условие, — не может не улыбнуться Чонин. Они обещали решить все свои проблемы к возвращению моряков, а эти самые проблемы буквально выражались в том, что их избивали, — я положил новую сумму в конверт следующего месяца. Где ты столько заработал? — Когда я без тебя, мне не на что тратить. — Звучит так, словно я главный транжира. — Нет. Так, словно мне скучно без тебя жить настолько, что я ем за общим столом и ложусь спать. Даже не потратишься особо, потому что и смысла нет. — Мы же договорились, что ты нор... — Я нормально питаюсь, не бойся. Просто еще и много сплю. Наверное, мой зимующий друг, ты забрал мою энергию, чтобы ходить по лесу, — Сехун улыбается достаточно тепло, чтобы даже не подумать, что это обвинение. Оно таким и не является. Они достаточно ценные друг другу, чтобы это не было проблемой. — На самом деле, болит буквально жизнь от того, сколько я трачу там сил, — признается Чонин. Думает пару секунд, а потом выдыхает, — пришлось поплавать. — В русалочьем теле? — он кивает, что вызывает у парня некое раздражение, — ты подставился. Тем более, сколько одежды на тебе было? — Пойдет. Никто не заметил. Я в безопасности, — он пытается уверить, что все хорошо, потому что он глупо верит Бэкхену. Сехун скептически его оглядывает, а потом наклоняется, чтобы мягко поддеть край чужой штанины, оголяя исполосованную голень. — Удивительно, что ты ходишь. — Это было недолго. — Но достаточно, чтобы подпортить тебе кожу. — Мелочи. Я просто...мне нужно было его спасти. — Чтобы что? — Чонин не знает. Чтобы человек с серыми глазами сказал ему, что он и не человек вовсе. Но это такая странная причина. Это все еще никаких ответов на вопросы. — Он называет меня песчанкой... — Значит, он видел тебя? — Не расскажет. — Как глупо. Сколько людей тебе про это говорило? — Чонин не успевает оправдаться, как они слышат шум. Уже не одни, чтобы это обсуждать. Моряки действительно возвращаются сегодня. Сейчас. Парни удивленно разглядывают их, посматривая с лестницы на коридор, где вся это толпа что-то обсуждает. Пересчитывают. Никого не потеряли. Переглядываются и как-то молча делятся тем, что рады этому. Спускаются, чтобы поздороваться, ведь они действительно долго не виделись. Столько внимания и добрых слов друг другу, потому что искренне. Чонин ненавидел это. Империя не хотела делать для моряков ничего. Ледяной океан и никому не нужные люди. Они жили в доме, где крошечные комнатки и общая кухня, потому что это было все, что они получили. У кого-то жены, ждущие их с походов, работая на берегу. А у кого-то найденные в разрушенных судах детишки. Их тут было от силы шестеро, где двое нашли себе уже другое пристанище. Но суть оставалась такой же. Работа ужасная. Условия жизни - тоже. Какой бы теплый и уютный ни был их милый дом, он домом не являлся. Комнатки, отданные в чужом доме для этих бедолаг. Никто не жаловался, потому что не жил. Когда они возвращались, всегда пахло океаном. До тошноты, только никто это не замечал, привыкая так же быстро, как и к шуму. Чонин мучался, слыша каждый шорох в доме, когда он пустовал. Когда тут было много людей, он будто бы расслаблялся и отключал свои уши-локаторы, превращаясь в обычного человека. В обычного ребенка раньше, и подростка сейчас, радуясь теплой семье. Это была его семья, общая жизнь, но это не было правильно. Это было обидно, но всем было плевать, пока на океане нет золота. — Вы растете быстрее, чем мои волосы, — ворчит Чунмен, мягко обнимая парней сразу вместе, потому что они буквально его дети. Чонин искренне хочет разрыдаться. Впервые после погружения в воду, словно после слов Сехуна, он ощущает, как болят ноги. Скорее всего, просто расслабляется. Да и обидно ему до безумия, что они ничего не могут Чунмену рассказать, потому что дали друг другу слово. Никаких проблем, их и без них много. — Это Сехун к солнцу тянется, — переводит стрелки Чонин, толкая парня в бок локтем, как бы намекая, что вся проблема в нем. Чунмен их отпускает, по-родительски осматривает и осторожно проводит пальцами по щеке Чонина. — Припрячь, — улыбается он, как бы намекая, что Чонин очевидно щетинится. И мужчина возвращает свое внимание в общий разговор, отвлекаясь от ребят, словно ничего такого нет. Словно не они не виделись три месяца. Сехун обиженно сжимает губы и сипит, но быстро берет себя в руки. Ему обидно не меньше. У них столько всего произошло. Но даже то, что они могут рассказать, они не смогут рассказать сейчас. У них остывающий остаток ужина и явно долгая ночь в чужих словах про океан. Только вот, ничего своего, пока они не останутся вместе.***
— Как вы тут? — спрашивает Чунмён, приходя к ребятам перед сном. Садится на край кровати Чонина, а потом позволяет себе немного упасть набок, разглядывая в темноте парней. Сехун недовольно укрывается одеялом, устраиваясь удобнее, потому что он собирался уже спать, уставший за день. Он выматывался. Чунмён указывает на него рукой, как бы прося поделиться. — Всё в порядке. — Ой, сейчас или ты решил поврать? — язвит Чонин, прекрасно зная, что это не так. Они не могли пожаловаться на то, что скрывали. Но это было не из секретов. — Заткнись, — рычит Сехун, но Чунмён мягко улыбается и переводит руку в сторону Чонина. — Говори. — Он не спит по ночам. Не знаю, всё ли время, но я ловил его за этим достаточно часто и достаточно недавно, чтобы обратить на это внимание, — мужчина вопросительно смотрит на Сехуна, действительно волнуясь, но тот просто пожимает плечами на незаданный вопрос. — Это как фантомная боль, не дающая мне закрыть глаза, — признается Сехун, невольно втягивает голову в плечи, — я не ощущаю себя плохо, просто иногда не могу найти себе место. Это не постоянно, но бывает. Я справляюсь, правда, просто немного выматывает такая бессонная ночь. Но это, честное слово, не боли и не ухудшение ситуации. — Ты выглядел сегодня нормально, чтобы я тебе поверил, — рассуждает Чунмён, — но тебе действительно не бывает хуже? — Я пью лекарства. Мне иногда даже становится настолько лучше, словно я и не болел вовсе. Состояние парня на самом деле было паршивым, чтобы сравнивать его со здоровым человеком. Но Сехун им и не был, так что можно было сказать, что он был в порядке. Чонин действительно видел, как тот принимает лекарства и пытается поддерживать себя в порядке. Его слова имели смысл. И ему совсем не нужно было бы врать сейчас. Только вот, ему в реальности не было на сто процентов хорошо, чтобы не жаловаться вовсе. — А с тобой что происходит? — Я здоров, — усмехается Чонин, — пытаюсь работать, получается раз на раз. — Ты странный, — смеется мужчина, так по-родительски, — всё в порядке? У тебя ничего не случилось? — Ощущение, что я влюбился, — он потягивается, а потом наклоняется в сторону собеседника, — я думаю про одного человека всё время, которое не сплю. — Где ты нашел этого человека? — уточняет Чунмён, на что получает какое-то непонятное пожатие плечами. — Мы работаем время от времени вместе. — Ой, это он знает про тебя? — теперь очередь Сехуна выдавать то, что не надо было бы. Чунмёна это явно удивляет. Они оба явно не были бы довольны, поставь бы Чонин себя. — Чонин, это правда? — тот кивает, — тобой очень легко манипулировать, а тут ты с тем, что тебе и человек нравится, и знает про тебя. Ты вообще не в безопасности. — Он не человек. — Он пичий? — Он другая тварь, — отмахивается Чонин, но это мало кого успокаивает, — правда, я контролирую ситуацию.***
Чонин встречает Бэкхёна в больнице, что кажется ему достаточно удивительным пару минут, пока он не понимает, что для этого есть повод. Ким отдает лекарства, привезенные моряками, потому что это его маленькие обязанности, подрабатывать для взрослых доставкой. Выслушивает благодарность, улыбается, а потом встречается взглядом с Бэкхёном. Тот показывает ему один палец, как бы прося подождать, что Чонин и делает. Недолго, потому что спустя какое-то короткое время Бэкхён подбегает к нему, натягивая куртку. — Что ты тут делаешь? — они спрашивают это одновременно, неловко улыбаются и не знают, кто должен отвечать. Бэкхён головой указывает в сторону Чонина, как бы прося его начать. — Передаю лекарства, потому что все вокруг заняты, а сроки поджимали, вот и принесся сюда. — А я болею, приходится через день ходить, выслушивать, как же плохо я дышу, а так же лежать пару часов с капельницей, — делится Бэкхён и, словно в доказательство, кашляет пару раз, но на самом деле. Вероятно, ему не очень хорошо, но он старательно улыбается и делает вид, что всё в порядке, — куда ты сейчас? — Пошли на улицу, — улыбается ему Чонин, всё еще не придумав, что делать дальше. Вероятно, он всё еще хочет зацепиться за этого парня, сам не понимая, из-за чего. Бэкхён сипло втягивает холодный воздух улицы носом, немного вздрагивает от перепада температуры и смотрит на Чонина. — Мне нужно туда, — он указывает направления, а Ким думает ровно секунду. — Тогда, нам по пути. — Ты же живешь у океана. — У меня есть еще пара дел, — он не врет, у него действительно есть дела, но явно не в том направлении. Но разве это так важно? Бэкхён кивает и спускается по лестнице, чтобы отправиться домой. — Чем ты занимаешься в обычной жизни? — спрашивает Бэкхён, что кажется немного странным, но Чонин не обращает внимание на эту странность. По сути, они же действительно ничего друг про друга не знают. — Пытаюсь быть полезным. — Звучит размыто. — Потому что на деле я достаточно никчемный, — он неловко смеется, а Бэкхён на это кашляет, немного прикладывая руку к груди, что через одежду едва ли ему поможет, — просто выполняю различные мелкие поручения. — Немного жестоко ты себя оцениваешь, — замечает Бэкхён, — так получается, словно и я в обычное время никчемный. — Просто...у тебя постоянная охота, а у меня - постоянное никчемное состояние. — Тебя пытаются уберечь? — Чонин задумывается, но кивает, — или спрятать? — В отличие от тебя, у меня даже отличительных черт нет, — язвит Чонин, прекрасно зная, что не обидит парня, да и сам не обидится. Бэкхён прищуривается, словно пытается его разглядеть, что-то выяснить. — Но твое тело не создано для того, чтобы долго находиться на воздухе, да? — уточняет Бэкхён, не найдя, за что зацепиться, — ты достаточно быстро выматываешься, люди покрепче будут. — Мое тело отличается от людского только тем, что я могу не замерзнуть в холод. Ну, если дело касается моего положения вне воды. — А в воде? — Ты же видел? — Я не видел, — усмехается Бэкхён, а потом кашляет снова, но быстро приводит себя в норму, — я ударился головой и тонул. То, что я увидел, вообще таковым не считается. — Но ты умудрился понять. — Смотри, — выдыхает парень, невольно останавливаясь. Они поднимаются наверх, тут не очень людно, потому что узкие улочки и такие же узкие места, в которых можно было бы быть. Никому нет до них никакого дела. Наверное, Бэкхён живет на том еще отшибе, — в сказках русалок показывают очень красивых. А вот пичий в легендах достаточно уродливыми монстрами. Кому мне верить? — Сказок не бывает, Бэкхён, — как глупо. Это то, что он слышит достаточно часто. Бэкхён обиженно морщит нос и не знает, что сказать, — мы не уродливые монстры, но и ничего такого красивого в нас нет. — Я бы поглядел. — На себя погляди. — Да я не вижу своего отражения, — ворчит Бэкхён, словно это что-то нормальное. Чонин удивленно на него смотрит и не может понять, что именно его удивило больше, — ой, не подумай. Я вижу свое лицо и тело, просто, имею в виду, не различаю свою уродливость. Точнее, не могу оценивать. У меня серые глаза, я примерно так же вижу себя - серо. — Это не совсем твое тело, да? — Бэкхён опускает взгляд вниз, смотрит на ботинки Чонина, а потом вздыхает, возвращаясь к тому, куда они шли. — Не совсем, — он исправляет, но отвечать не особо хочет, — у меня что-то вроде перьев. Я не летающая хрень, но почему-то перья. — Ты вообще не понимаешь, что ты? — Понимаю. Я что-то, что очень тесно связано с лесом. Знаю, куда идти, потому что он мне показывает. Не знаю, работает ли это только тут или с любым лесом, но я ощущаю всё то, что происходит вокруг. — Зато реку тебе никто не показал. — Завались, — смеется Бэкхён, совсем не обижаясь, — я не слышу, как ты. Просто вижу, где безопасно было бы для меня. Вероятно, какая-та взаимосвязь. Я ощущаю себя сильнее, когда нахожусь именно там. Наверное, я нравлюсь охотникам только из-за того, что полезный. — Ты давно с ними? — Бэкхён кажется не настолько заинтересованным в том, чтобы говорить о себе, но он четко понимает, что не получит ничего, если не расскажет про себя. Про Чонина он знает достаточно, чтобы тот мог ставить условия. — Мои родители оставили меня, когда мне было восемь. Мы пошли с ними через этот чертов лес, а потом они просто пропали. Оставили меня одного, а я больше их не видел. Тогда-то меня вывело к главному, а тот приютил. Я не ощущаю его отцом, он просто помог мне не умереть. А потом и дал работу, потому что, оказалось, я отлично разбираюсь с лесом. Тут еще и то, что он скинул меня на охотников. Сказал, чтобы я набирался опыта, вот с ними и остался. — Ты не думал, почему они тебя оставили? — Помимо того, что я монстр? — Помимо. — Потому что они не хотели оставлять себя. Скорее всего, они убили друг друга, потому что не хотели ничего с этим делать. Они такие же монстры, — он улыбается как-то лениво, потому что ему уже даже не больно, — а что насчет тебя? — Насчет чего из? — Ну, тебя же нашли...они все знают? — Нет, не все, — Чонин невольно оглядывается, словно проверяет, насколько он может про это говорить, — я ничего не помню, если честно. Отец говорил, что нашел меня просто на берегу, когда они делали остановку. Холод вокруг, а тут какой-то полудохлый ребенок. Ему еще тогда такого же несуразного Сехуна подкинули, вот еще и я. — Сехун это твой дорогой человек? — Ким кивает, — должно быть, вы с ним близки. — Мы буквально уже братья. — Он знает о том, кто ты? — Знает. И отец знает, потому что это было бы очевидно. Мы таили это какое-то время от Сехуна, но потом как-то легко получилось рассказать. Но больше никто не знает. Теперь еще и ты. — В моем случае получилось, что только ты, — смеется парень, а потом останавливается посреди дороги, где много разных несуразных домой, — я должен был бы тебя позвать на чай. У меня куча разных сборов. — И что ты будешь делать, если я соглашусь? — Не позову, потому что тебе не по пути, а дел должно быть много. Но я безумно рад, что ты проводил меня.***
— Я знал, что ты меня будешь ждать, — мурлычет Бэкхён, встречая Чонина через пару дней. Тот запомнил про то, что Бэкхён ходит раз в два дня в больницу, выловить его было легко. Чонин это и делает, улыбается парню и старается не быть довольным тем, что угадал со временем. — Я хотел встретиться с тобой, поэтому и пришел. — Тогда сегодня моя очередь тебе провожать до дома, — он флиртует. Чонин не очень уверен в том, как себя ведут другие люди, когда им кто-то нравится. Но сейчас он почему-то уверен, что Бэкхён именно флиртует. — Возле океана холодно, а тебе придется слишком долго возвращаться домой. — Не буду провожать до океана, так, немного, — торгуется он, неловко кашляет, но уже звучит в разы лучше, чем до этого, — ты вообще не болеешь? — Вирусами, — перечисляет Чонин, задумываясь на пару секунд, — так же я не застрахован от ран, от инфекций, от старости и каких-то болезней, которые никак не связаны с термическими условиями. — Какие умные слова. — Просто я умный, — улыбается Ким, а Бэкхён кивает и дает свою руку, как бы говоря, что готов идти. Чонин мягко берет его руку в свою и тянет за собой, — сегодня тепло, если вернешься домой до темноты, то даже не промерзнешь. — Ты меня обманул насчет ящерок, да? — С чего ты взял? — он не обманывал, просто сравнивал. Странно думать, что обманул, становится интересна чужая логика. — Ну, ящерки не загорают. Они не меняют шкурку от лучей солнца. Значит, и твоя смуглая кожа с этим не связана. Не так ли? — Моя смуглая кожа - моя окраска, — понимает Чонин, а Бэкхён немного прищуривается, находя это достаточно любопытным. Его серые перышки - его же серые глаза. У Чонина примерно так же. — Получается, твой хвост это... — Черный. — Не бронза? — Нет, просто черный, — смеется парень, видя чужое удивление, — волосы черные, чешуя тоже черная. Плавники, хвост, но они полупрозрачные, поэтому и кожа смуглая, чтобы всё смешивалось. — Я бы хотел посмотреть. — Я же монстр. — Я тоже, — он улыбается так глупо. Так глупо, что это выглядит неимоверно мило. Безумно милый Бэкхён, обворожительный только от того, что он вот так улыбается. Чонин не хочет думать. Думать о том, насколько он влюбился в него на самом деле, а не просто попал в ловушку этого образа.***
Бэкхён действительно имеет огромную коллекцию чая, который сначала пытается предложить на выбор, а потом улыбается и смешивает несколько в одном чайнике. У него дома всё кажется крошечным, как и он сам, когда ходит без верхней одежды. Тонкие руки, всё еще немного сероватая кожа, а еще безумно мило ерошит свои волосы, когда о чем-то думает, что его немного смущает. — Ты не будешь больше с нами работать? — спрашивает Бэкхён, разливая чай по чашкам так, словно он делает это на профессиональном уровне. Он не обжигает пальцы, словно, как Чонин холод, вообще не ощущает жар. — Дома кипит жизнь, но она прекратится в какой-то момент, я бы не хотел пропустить. — Мне даже завидно, — признается парень, ставит чашки на стол, а потом притягивает от Чонина себе тарелку с печеньем, вероятно, кем-то другим сделанным, но всё еще домашним, — я бы хотел быть в какой-то семейной суматохе. — Разницы никакой, — усмехается Чонин, — я всё равно всегда один. Моряки не бывают дома месяцами, Сехун в лучшем случае составляет мне компанию ночью. Это иногда даже обиднее, нежели бы не было никого. — Я почти не старше тебя... — Но ощущаешь, насколько я простой ребенок в сравнении? — Бэкхён кивает, откусывая печенье. Кто из них еще ребенок. Он был по факту взрослее. Это не значило ровным счетом ничего. Ему проще было быть самостоятельным, потому что он раньше стал самостоятельным. Ему проще было быть одному, потому что один он давно. Ему проще было быть ответственным, потому что он по факту таким являлся. Чонину проще было молчать и получать за чужие ошибки. — Я не это имел в виду, но твой вариант отлично это описывает тоже. Просто я не могу расслабиться, а ты делаешь вид, словно не можешь собраться. — Я на самом деле не могу собраться. — Не ври, — он показательно фыркает, подтягивает ноги на стул, складывая их под себя, — ты занимаешься такими вещами, которыми не каждый взрослый займется. Разве это не собранность? — То, что я пошел заработать деньги, значит только то, что мне они были нужны, а не мою собранность. Вероятно, если бы я мог взять себя в руки, когда я нахожусь среди людей, мне бы было в разы проще. А так получается, что я просто избегаю всего того, что столкнет меня в реальным миром. — Ты бы сбежал от океана? — предполагает Бэкхён, но теперь очередь Чонина быть недовольным чужими словами. Это даже, как предположение, звучит смешно. — Я бы сбежал от страны, — признается он, а Бэкхён понятливо кивает, — но я могу только оставаться рядом с берегом, потому что боюсь задохнуться. Холодно до ужаса, бедно и больно, но всё еще звучит лучше, чем всё, что есть внутри этого острова. — Это от того, что ты пичий, — понимает парень, а Чонину остается только развести руками, ведь это очень очевидная вещь, — я тоже тут застрял. — Звучит так, словно у меня больше шансов. — По сути, тебе же нужно море, а это может быть любая другая страна. А я нужен одному конкретному месту. Наверное. — Ты не пробовал. — Сказок не бывает, ты же сам такое говорил, — Чонин на секунду думает, что показал бы ему безумное множество красивых мест, которые окружают чертов ледяной океан. Показал бы, но он совершенно не уверен, что это имеет смысл. Всё это - лето, а не начало зимы, которая становится и так безумно холодной. — Мы же с тобой сказка. — Мы монстры, друг мой. — Монстры из сказок, а это примерно опровергает мои же слова. — Почему мы с тобой вдруг общаемся? — Чонин пожимает плечами, что, видимо, является неверным ответом на этот вопрос. Бэкхён наклоняется вперед немного, смотря на него пристально, — мы с тобой, как на последнем островке мира, отличаемся от других, вдруг нашли похожего монстра, решили сцепиться. — Нет. — Но буквально же да. — Я общаюсь с тобой только потому, что ты мне нравишься. Мне было бы плевать, даже если бы ты был человеком, — Бэкхён кажется удивленным этим слова. Моргает часто, а потом становится излишне серьезным. — Выкинь это из головы, Чонин.***
— Мне нужен совет, — шепчет Чонин, пробираясь вечером в комнату Чунмёна. Мужчина устало разминает шею руками, но позволяет к себе зайти. Чонин садится на стул и смотрит с какой-то надеждой. — Ты же знаешь, что я достаточно плох в советах. — Мне просто нужно выговориться, а Сехун только ругаться будет. — Тогда я послушаю, — соглашается он, садится на край кровати так, чтобы быть напротив. Чонин немного наклоняется к нему, а потом ощущает себя немного смущенно, отводит взгляд и пытается не улыбаться. — Я...мне кое-кто нравится... — Ты говорил, что это тоже не человек. — И это проблема. Он не хочет общаться с монстром, являясь монстром. — Потому что? — Потому что мы оплот, — смеется Чонин, немного нервно, потому что это его задело, а оставаться друг для друга последней надеждой было странно, — он сказал, что мы зацепились друг за друга только потому, что чужие в людском мире. — Возможно, — соглашается мужчина, а потом улыбается достаточно мягко, чтобы не подумать плохого, — но вы люди. Монстры, не монстры, среди людей вы являетесь своими. Не важно, что внутри вас, вы не отличаетесь от остальных только тем, что что-то другое. И кажетесь друг другу ближе не от того, что два монстра нашли пристанище. Не факт, что нашли. — Я бы и не сказал, что терял свое, — признается Чонин, на что получает слабый кивок, — у меня всё еще есть дом и семья. Да и ощущаю я себя на своем месте. Просто...он показался мне таким замечательным... — Почему ты не напуган? — Им? Или тем, что мы монстры? — Хоть чем-то из этого. — Я привык к тому, что я не человек, — рассуждает парень, немного откидываясь назад, но спинки нет, приходится вернуться обратно, — а им я не напуган только потому, что я впервые в ком-то был заинтересован. И дело не в том, что он не человек, потому что из моей головы он не выходил даже тогда, когда я считал его человеком. Да и себя я кем-то другим никогда не воспринимал, потому что привык к тому, что от Сехуна меня отличает только то, как заживает кожа. — Он не поймет? — Чонин кивает, потому что Бэкхён не понял. Не понял тогда, когда Чонин пытался ему это объяснить. Вряд ли он поймет это просто так. Он всегда был для себя не человеком, когда Чонин такого не испытывал, — может, тебе просто стоит быть с ним...как с человеком? — А я разве не? — А ты уверен? — вопрос резонный. Как же глупо. Они друг другу про свои слабости рассказывали, потому что они не люди. Необычно быть монстром рядом с монстром. Чонин качает головой, не находя слов. Пальцы Бэкхёна не чувствуют температуру, потому что Чонин это заметил. Пальцы Чунмёна могут не чувствовать температуру, если он быстро переставит горячее с одного места на другое, потому что кожа у людей не так быстро нагревается. Как глупо было думать о своих особенностях вот так. Акцентированно. — Нам было необычно быть собой, а не людьми. — Чонин, — Чунмён мягко опускает свою ладонь ему на колено, словно успокаивая, — быть собой и не быть людьми это не одно и то же. Разве сейчас, рассказывая про то, что ты влюбился, ты не человек? — По сути, человек. — И это ты настоящий. Попробуй относиться к нему иначе. И он почувствует это почти сразу же, — предлагает мужчина, — тем более, скоро рождество, вряд ли тебе хотелось бы провести его в мыслях о несостоявшейся любви и дружбе. Да и ему, наверное, тоже.***
Чонин утягивает у Сехуна из-под рук нужную ему вещь, мило улыбается, стараясь показать, что ему очень неловко поступать именно так, но это не так. Парень недовольно ворчит и уходит искать нужный ему подарок дальше, пока Чонин остается с милыми карпами, закрепленными вместе переливающимися шнурками. Глупая елочная игрушка, которую явно пришлось бы развязывать. Сехун предлагает обменять одного карпа на белую птицу из такого же материала, обещая раскрасить под цвета карпа. Это кажется безумно глупым, но Чонин не может отказаться, зная, кому хотел бы это подарить. — Это семейный праздник, — говорит Бэкхён, когда Чонин приходит к нему. Семейный. На улице ужасный холод и снега больше, чем было весь декабрь. — И что-то я не вижу у тебя семейной идиллии, которую я бы нарушил, — замечает Чонин, смотря на Бэкхёна достаточно серьезно. Тот прищуривает свои серые глаза и кажется достаточно смущенным всем этим. — Может быть потому, что ее нет? — Моя семейная идиллия уехала в морское плавание, а последняя ее часть сказала, что собирается на свидание и мне рекомендует это же. — Звучит так, словно ты просто от одиночества ко мне явился. — Я бы и так к тебе явился, — смеется Чонин, а Бэкхён поводит плечом, почти не произнося в слух понятное "проходи", чтобы отвернуться и пойти в дом, позволяя Чонину снять верхнюю одежду. У него безумно тепло дома, что действительно ощущаешь себя в некой безопасности во всем этом. Легкая мишура уюта, которая присуща только ему. Вокруг, кажется, пахнет имбирем и только Бэкхёну характерным запахом чайного набора, любого из того, что есть у него. Сам он неловко кашляет один раз, скорее, уже по привычке, нежели от настоящей болезни. Наливает Чонину большую кружку чая и почти не шоркает ногами по полу. — У меня есть печенья и никаких подарков. Надеюсь, ты не откажешься от печенья. — Считается ли оно подарком? — Я делал сам, так что считается. — Тогда у меня есть подарок, — улыбается Чонин, что заставляет Бэкхёна немного сконфуженно отвести взгляд. Ставит кружку на столик рядом со своей, в гостиной, в которой, вероятно, спит в обычной жизни. — Как романтично, — ворчит парень, садится на пол, потому что там и был какое-то время, — у меня не было планов принимать гостей, так что будь добр ужиться с тем, что ты дома. — Могу хозяйничать? — усмехается Чонин, садясь напротив. Бэкхён наклоняется к нему и мягко тянет руку к его лицу, заставляя прикрыть глаза, потому что кончиками пальцев касается ресниц, мокрых от смены температур. — Можешь не пытаться мне возмущаться, что я негостеприимный, — он отстраняется, улыбаясь как-то излишне мягко, — подарок? — Подарок, — кивает Чонин, отдавая ему небольшую коробку с парой игрушек. Бэкхён вопросительно выгибает бровь, но открывает, смотря на содержимое. Немного сконфуженно достает игрушки и улыбается. — Забавно, что карпы тут не водятся, а фигурки найти можно, — не может не заметить он, а потом лениво распутывает веревочки, — спасибо, они красивые. — Пожалуйста, парень без елки. — Я предпочел болеть, а не наряжать дом, — смеется Бэкхён, а Чонин пьет чай, окончательно согреваясь, — тогда у меня есть подарок. — Неожиданно, — Бэкхён кивает и отдает Чонину птицу. Логично. Это парный подарок, Ким примерно на это и рассчитывал, — спасибо. — Тебе спасибо, — мурлычет Бэкхён, завязывая карпа у себя на шее, получается впритык, но не так, чтобы мешало. Выглядит забавно, — если сказок не существует, Чонин, то мне нравится, что я тебе нравлюсь. — Почему? — Потому что нас не существует, имеет ли смысл думать про это, если нас нет? — Чонин не понимает его, но смущенно кивает, — я бы хотел, чтобы мы были...ну...во взаимных чувствах. — Это признание? — Бэкхён кивает, а Чонин лениво улыбается и обнимает его, ощущая себя действительно прекрасно. Сказок не бывает, это то, что ему следовало бы помнить, чтобы кое-чье сердце заполучить.