Возмездие находчивого художника

      Риарио распахнул глаза, глубоко вдыхая носом запах костра, но какое-то время картинка перед глазами плыла, не давая возможность рассмотреть обстановку. Пока зрение приходило в норму, он оценил своё положение наощупь: запястья были крепко стянуты за спиной, в бедро упирались корни дерева, возле которого, судя по всему, он и сидел.       — С пробуждением, граф.       Когда мир снова приобрёл чёткость, он увидел своего похитителя: да Винчи вальяжно раскинулся недалеко от него и смотрел в упор, положив руки за голову, а ногу на ногу.       — Художник… — Риарио не был удивлён, скорее раздосадован, однако лицо его осталось спокойным, словно они мирно беседовали за ужином. — Позволь уточнить, с чего ты решил, что эта выходка сойдёт тебе с рук?       — О, я ещё даже не приступил к своей выходке, — Леонардо лучезарно улыбнулся, но глаза его выражали бушующую ярость, придавая выражению лица так подходящие флорентийцу нотки безумия, — ты должен был это предвидеть, задевая тех, кто мне дорог.       — Ты сам отказался от дружбы со мной, чего же ты ждал?       — Дружбы? — да Винчи медленно поднялся на ноги и подошёл к своему заключённому, презрительно смотря на него сверху вниз, — не оскорбляй столь прекрасное слово, произнося его. Ты не способен дружить или любить, ты бездушное оружие, которому чуждо проявление человеческого.       — Сколько комплиментов, и все мне, — Риарио приподнял уголок губ в намёке на улыбку, отвечая на прямой взгляд. — Ты же в свою очередь только и делаешь, что растишь свои слабости. Не тот путь ты выбрал, художник: по этой дороге можно пройти лишь в одиночку. Я могу сделать тебе больно, даже не касаясь тебя, я уже оставил в тебе столько шрамов, а ведь даже не старался.       — Сегодня и я кое-что оставлю тебе на память, граф, — Леонардо опустился на корточки рядом с Риарио. — Я задумался: как же мне задеть тебя так, чтобы ты осознал, насколько ты был не прав, когда решил плюнуть в мою душу? Очевидно, что нет никого, кого бы ты любил, чтобы я мог отплатить тебе той же монетой. Да я бы и не стал: предпочитаю разбираться со своими оппонентами лично. И звёзды сошлись: ты сам подкинул мне идею, ведь я в курсе, что затея упечь меня за решётку за мужеложство — твоя.       — Да Винчи, ты не… — начал шипеть Риарио, но был остановлен почти нежным прикосновением пальцев к своим губам.       — Ты не жалуешь людей, но любишь Бога, и, насколько мне известно, бережёшь свою невинность, что кажется мне невероятно забавным, — Леонардо скользнул подушечками пальцев с губ вниз по подбородку, а затем по шее, заметив, как Риарио сглотнул ком в горле, явно опасаясь его дальнейших действий. — Я считаю, что твоя жестокость произрастает именно из неудовлетворённости. Может, мне даже удастся убить двух зайцев одновременно: проучить тебя и хотя бы немного смягчить что-то, что у тебя там вместо сердца.       Риарио сбросил маску безразличия, злобно шипя, как загнанный в угол зверь. Он несколько раз дёрнулся, проверяя на прочность верёвки, из-за чего запястья начало саднить. Его накрыло паникой: грёбаный гениальный флорентиец угадал его слабое место с первого же раза и, что хуже всего, вряд ли догадывался, насколько точно попал в цель.       Ещё подростком Джироламо заметил, что его привлекают юноши, и, чтобы не идти на поводу у греха, полностью отдал себя вере. Он довольно успешно справлялся со своими пороками с помощью молитв и служения, но только до появления в его жизни да Винчи. Этот безумец будоражил в нём слишком многое, мысли о чём граф старательно оставлял за гранью осознанного. Однако игнорирование проблемы оказалось не лучшим выбором: эмоции, которые Риарио гасил, возвращались, заставляя его действовать опрометчиво. Например сейчас он расплачивался за то, что приказал убить Лукрецию. И он это сделал не потому, что та больше не имеет ценности, — девчонка всё ещё полезнее любого из шпионов, — а, скорее, из-за того, что она получала то, о чём ему самому даже думать было нельзя.       — Ты не посмеешь! — он тут же почувствовал, как нежные пальцы художника скользнули ещё ниже, под распахнутую рубашку и сжали его сосок, мягко потирая его между подушечек.       — Думаешь? — горячо прошептал Леонардо, а затем начал покусывать раковину уха, чередуя с прикосновениями к ней кончика языка.       — Прекрати немедленно! — Риарио начал паниковать, ведь манипуляции да Винчи уже принесли свои плоды: его дыхание сбилось, кровь прилила к лицу, но в основном устремилась чуть ниже живота, заставляя тело подрагивать от предвкушения. — Побойся Бога, сумасшедший!       Леонардо раздвинул колени графа в стороны и разместился между них, отмечая явную выпуклость на брюках.       — Бояться Бога — твоя прерогатива, Джироламо.       Довольный произведённым эффектом да Винчи с нажимом провёл обеими ладонями по внутренней стороне его бёдер, не отрывая взгляда от растерянных глаз Риарио, который инстинктивно дёрнулся, пытаясь свести ноги, но наткнулся на преграду в виде наглого художника между них. Он тихо застонал, закатывая глаза от удовольствия, когда его истязатель повторил это движение по бёдрам, сгоняя наслаждение в одну точку.       — Я… я убью тебя…       — Может быть, когда-нибудь, — Леонардо склонился к лицу графа, задевая его нос своим, и прошептал, — самое интересное, что твой Бог простит тебе этот грех, но ты сам — нет. Ты будешь снова и снова вспоминать этот жар, который вызывают в тебе мои прикосновения.       — Заткнись!       Риарио вздрагивал, когда чужие руки проходились по особенно чувствительным местам, он понимал, что да Винчи испытывает его выносливость, медленно лаская облась вокруг, но не касаясь члена, чтобы он попросил продолжения сам. Но нет, этого не будет!       — Тебе придётся запомнить это ощущение, чтобы впредь никогда не приближаться к моим близким. Ведь, если ты сделаешь это снова, я найду тебя и позволю себе куда больше, — Леонардо спустился губами на шею, горячо шепча между поцелуями. — Хочешь узнать, что я сделаю, граф?       Риарио почувствовал лёгкое прикосновение кончика языка к своему соску, изогнулся, вытягивая шею, и взвыл: эта почти не ощутимая ласка пустила мощный разряд острого наслаждения по всему телу.       — Прекрати… это! Прекрати!.. — он скулил и хватал воздух ртом, но да Винчи не только не остановился, а ещё и усилил нажим языка, затем ловко подхватывая сосок губами, продолжая поглаживать его бёдра у самого основания. Горло начало резать от сухости, Риарио начал хрипеть, не в силах держать стоны.       — А я расскажу, что я сделаю… — Леонардо скользнул пальцами ниже, потирая сквозь штаны его промежность. — Сначала я введу в тебя один палец, смазав его маслом, потом добавлю ещё один и буду растягивать тебя аккуратно, не вызывая боли, чтобы ты чувствовал только удовольствие от того, как я тебя растлеваю. У мужчин там есть очень интересная точка, и я буду массировать её, чтобы ты сам начал насаживаться на мои пальцы…       — Да Винчи… прошу, остановись…       — О, ты будешь умолять меня не останавливаться, когда я возьму тебя своим горячим членом, — Леонардо поиграл языком со вторым соском, сильнее надавливая пальцами. — Я вожму тебя в матрас и буду вдалбливаться так, что ты забудешь, где находишься.       Граф слишком ярко представил себе эту картину, его крупно затрясло. Да Винчи замолчал, посасывая бусинку соска, быстро лаская её языком, и гладил сквозь штаны между ног, задевая его яйца ладонью, что стало последней каплей для Риарио. Он почувствовал, как всё внутри него сжимается, чтобы в следующий миг отчаянно застонать от болезненно великолепного удовольствия, которое нашло выход, порциями выплескиваясь из него, делая его штаны влажными.       — Я так ненавижу тебя, — хрипло зашептал Риарио, содрогаясь в отголосках пережитого оргазма.       — Запомни это чувство, граф, — Леонардо плотоядно облизнулся, встал, бросив что-то сверкнувшее сталью рядом, и пошёл прочь.       — Как же ты пожалеешь об этом, художник…       Немного отдышавшись, Риарио встал на колени, подполз ближе к ножу и попытался его ухватить затёкшими руками.       — Чёрт! — выругался он, потому что первые несколько попыток поднять нож провалились.       Когда ему всё же удалось, он подцепил стянувшие его запястья верёвки и, потратив некоторое время, таки смог освободиться, затем растирая пальцы. Он встал, пытаясь взять эмоции под контроль, но, плюнув на эту затею, начал с криками пинать рядом стоящее дерево. Его переполняла ярость — хотелось догнать флорентийца и этим же ножом перерезать горло, а потом ещё раз пятьдесят вонзить его в ослабевшее тело, превращая его в мешанину. Наоравшись, Риарио осел на землю и закрыл глаза руками. Ничего, проклятый художник ещё поплатится за то, что сделал.