Мания

Всё, чего ему не хватало — немного магии. Мании. Если он говорит, что никогда не был наркоманом, он… даже не лжёт, он заблуждается, но верить ему всё равно не стоит. И если он перестал употреблять наркотики — хотя нихуя он не переставал, так, перешёл с серьёзных отношений на редкие встречи без обязательств, — то употреблять людей он не переставал никогда. Ни на секунду, я думаю. И когда я попался ему под руку, я уже знал, что он от меня хочет. И мне было несложно дать ему это, стать его очередной зависимостью, ёбаной музой. Стоило посмотреть повнимательнее, кого я сменяю на этом посту, но смотреть мне не хотелось. Предыдущий его живой наркотик был неуравновешенным алкоголиком и вызывал презрение, мне в голову не приходило, что он такой не сам по себе. Предыдущий его живой наркотик рвался по первое число выписать по роже ему и мне за компанию и в итоге ушёл, хлопнув дверью, а я просто вздохнул с облегчением, и взялся выполнять свою работу. То, что я хорошо умею. Оказалось, что в мои обязанности входит больше, чем играть и писать музыку. Больше, чем клеить стразы на глаза и выглядеть «в его стиле». Даже больше, чем прикосновения, которых слишком… много? Нет, я не боюсь прикосновений. У группы такой имидж, я был в курсе, когда на это подписывался. Я был не в курсе, что там за этим имиджем стоит. Человек, употребляющий людей, умеет заражать их своей болезнью. Прикосновения, которых я не боюсь, очень быстро превратились в прикосновения, которых я желаю. Он следил за реакциями, и прикасался так, как мне нравилось, почему-то нравилось. «Тим, ты ведь тащишься…» И больше никого рядом, и Тим может скорчить презрительное ебало, Тим всегда это мог, но Тим тащится и он это знает, в любом случае, так что смысла в данном деянии нет никакого. Тим тащится и отмалчивается, и стоит, как гипсовая статуя, таращась на самого себя в зеркало, пока Тима целуют в шею. Сколько раз я так стоял, прежде чем послал всё к чёрту, прежде чем запрокинул голову, давая больше доступа, и просто застонал, просто сдался? Что он со мной сделает, в конце-то концов. Что вообще со мной можно сделать, если я всего-то продемонстрировал то, что он и так знал? Грубо говоря, это было типа — да, я хочу, чтобы ты целовал мою чёртову шею, мне нравятся эти, блядь, прикосновения. Я не думал, что мне понравится что-то ещё. Что со мной попытаются сделать что-то ещё. Очередной перформанс без зрителей, очередное зеркало, в которое я уже не смотрел, но я знал, что там отражается. Он целовал мою шею, и спину между лопаток, а это предполагает, что на мне не было футболки, или чего-то вроде этого. Джинсы были, но они вряд ли были достаточно свободными, чтобы скрыть, насколько мне нравится. «Ты би?» «Не больше тебя». Мне не было нужно оборачиваться, чтобы увидеть, насколько нравится ему. Мне не пришлось слишком долго думать, чтобы понять, насколько далеко он зайдёт, если я скажу, что ему можно. Насколько далеко он уже заходил. Задолго до него мне отсасывали в спортивной раздевалке. У девушек раздевалка своя, так что… Я вряд ли что-то для этого сделал, я просто не стал возражать. Он начал с шеи, и ограничивался шеей очень долго, и спуск по моей спине вниз у него занял несколько недель. Человек употребляющий людей очень неплохо умеет этих людей готовить перед употреблением. «Давай так: если скажешь «нет» прямо сейчас, я здесь и остановлюсь. Я могу совсем остановиться. Просто скажи мне, что не хочешь». Тим сказал «не останавливайся», Тим закрыл глаза, Тиму было почти тридцать семь, Тим много чего видел в своей чёртовой жизни, Тим был женат и Тим сказал именно это, потому что Тим был впервые глубоко зависим от чего-то кроме музыки. Он так и остался за моей спиной, а я так и оставался статуей, пока его огромные руки расстёгивали мои джинсы, и тащили их вниз, и это были всего лишь поцелуи, просто сильно, сильно ниже шеи. И я потерялся в ощущениях и прикосновениях, и я никогда не думал, что из всех вариантов заставить меня орать он выберет именно такой, но он выбрал, а я не выбирал ничего, я просто сказал «не останавливайся», и он прекрасно понял, что там это означает, он всё прекрасно понял. Он употребляет людей, и использует их, но так, что они сами хотят этого. И он спрашивал Тима, потом, ещё много дней спустя, смеялся и спрашивал, что будет, если он трахнет Тима «по-настоящему», и это был риторический вопрос, но Тиму пришлось отвечать. Тим ответил «оргазм», и скорчил презрительную рожу, и с той секунды хотел этого, хотел и представлял, и тушился под крышкой в собственном соку, и в очередном сеансе прикосновений сам попросил, действительно попросил, и это было тошно и жалко, но в тот момент ему было всё равно. Я сказал «трахни меня… если ты можешь». Если. Теперь Тим обречен знать, что он __может__. И хотеть этого. Я до сих пор хочу.