Персефона

Волшебница и маг утопают в душистом фиолете лавандового поля. Они молоды, немного безрассудны, полны надежд и веры в завтра. – Персефона Дорея Поттер, – Лили щурится, тщательно пробуя на вкус каждый звук. Выносит вердикт, лукаво улыбаясь. – Звучно, красиво, не так ли, милый? – Имя, достойное дочери Богини, – в тон ей отвечает Джеймс, готовый исполнить любой ее каприз, будь то хоть выбор имени для их будущей дочери. Лили мурлычет от удовольствия, как кошка на теплом солнце, уголки губ Джеймса ползут вверх. – Так я богиня? А скажи еще раз! Мужчина, завороженный, нависает над новоявленной женой, оба зарываются глубже в сиренево-серо-зеленые кисти, растворяются друг в друге… Джеймс поддается странному ребяческому порыву и начинает щекотать. Лили смеется. У такого смеха лесные колокольчики на ветру звенеть учились… Может, и правда, немножко Деметра?

***

Годрикову Лощину сковывает тревожное ожидание. Звезды прячутся в буром дегте ночного неба, чтобы не видеть зверств, которым суждено свершиться в канун Дня Всех Святых. Он стоит у колыбели, пронзает взглядом рубиновых глаз маленькое создание и не может поверить. Что эти крошечные пальчики когда-нибудь до боли вцепятся в волшебную палочку. В золотисто-ореховых глазах уродливо улыбнется чистейшая ненависть. Тонкие алые губы будут искусаны в кровь, и с них, несмотря на горький ком в горле, решительно сорвется предназначенное ему смертоносное заклятье… А Персефона в это время держится за бортик кроватки и зачарованно, с интересом смотрит на мужчину. На чуть склоненной головке рыжеватый пушок, нелепый, но обещающий разгореться в настоящее пламя. Глазки теплые, золотистые, как маленькие солнышки. Он не видит страха. И от этого почему-то щекотно под ребрами. И греет. И даже жжет. Власть над беззащитным существом его уже давно не пьянит – пройденный этап. Но что его ждет на следующем? И что за странные чувства обуревают его? Персефона тянется к нему, будто он явился сюда вовсе не ради расправы. Будто вовсе не он только что в очередной раз проводил неугодные души на тот свет. В мрачное царство, откуда не возвращаются. В его царство. Под его ногами навеки остались, застыли и остыли лже-Деметра и ее никчемный муж. Оболочки, ныне пустые, но успевшие дать начало чему-то потрясающему. Аид нашел свою Персефону. Он не хочет верить. Но клянется отобрать ту самую палочку. Вырвать, в конце концов, эти чертовы пленившие его глаза, только бы погасить всю их боль… По-другому избавлять от нее Темный Лорд просто не умеет. И все-таки верит. Он умер внутри давно, очень давно. Но сейчас в его внутренней мертвой тьме внезапно вспыхнула искра. Чувства, отравляющего похлеще ненависти, дурманящего страшнее магловского героина. И правда, дочь Деметры. Он дождется ее, станет ее тенью, наваждением. Он всегда будет рядом, а она всегда будет только его. Прежде чем раствориться во тьме, он шепчет: – Мы с тобой еще потанцуем, Перри Поттер. Слово Темного Лорда. Персефона улыбается.

***

Дети боятся темноты. Маленькая Персефона же любит играть с тенями. Персефона дружит с демонами, своими и ночи. Она может часами разговаривать на одной ей понятном языке с сумраком, который с ней всегда ласков. Потому что этого хочет он. Он – Темный Лорд. И этим все сказано. Петунья боится темноты. Женщину до дрожи пугает поведение племянницы. Но что может сделать простая смертная против маленькой ведьмы? Особенно, когда последней покровительствует сама тьма. – Миссис Дурсль, вы не должны забывать, что Перри всегда должна быть довольна и весела, – низкий голос облизывает оголенные нервы в черепной коробке женщины. Как ни странно, он не испытывает отвращения, разговаривая с маглой. Это все Персефона. Изменила его до неузнаваемости. Уголки его губ поднимаются при мысли о девочке. Его маленькой колдунье. – В противном случае счастье покинет ваш дом… и вашего сына. Петунью мутит от первобытного ужаса. Но все, что ей остается, – держать спину прямо и соглашаться, соглашаться, соглашаться. Женщина наполняет янтарем виски граненый стакан, блестящий в белом свете луны, опрокидывает жидкость в себя и даже не морщится. – А что будет… после? – голос сиплый, тихий. Все-таки виски подействовало, раз она решилась спросить. Темный Лорд качает головой, улыбаясь и сверкая рубиновыми глазами, отодвигает свой стакан и покидает кухню. На миг он замирает в дверях. И тихо произносит, прежде чем уйти в ночь: – Она не мучилась. По щеке Петуньи неслышно скользит слеза.

***

– Том? Ее первое слово? Что еще за Том, Петти? Вернон пристально, строго смотрит на жену. Та не может себя сдержать и нервно сглатывает. "Если бы ты только знал, милый…" – Дорогой, ты же понимаешь, Перри жила не у нас. Наверняка это кто-то из круга знакомых моей сестрицы. Девочка услышала имя из уст матери, ей понравилось, она и запомнила. Хмурая морщинка на лбу Вернона разглаживается, он пожимает плечами и принимается за ужин. Петунья едва заметно выдыхает: поверил. Женщина гладит Дадли по голове, переводит грустный взгляд на Персефону. "Прости меня, Перри, прости, что не могу тебя спасти…"

***

Персефона любит ночь, танцевать, кислые гранаты и магию. Персефона – улыбка, пленительная, пьянящая, пьяная. Персефона – смех, что звон лесного колокольчика, унаследованный от Деметры-матери. Персефоне одиннадцать. Она – волшебница, настоящая! Персефона – золото в ореховых глазах и в сейфе, под защитой дракона; прогулка по залитой солнцем Косой Аллее; разруха в лавке волшебных палочек: Персефону захотела та, что из кедра да с фестраловым волосом. Персефона – азарт. У Петуньи слезы на глазах, когда она провожает Перри на треклятую платформу 9 ¾ – Рубикон, когда-то отрезавший ее от сестры и разбивший сердце, кровоточащее даже спустя годы. Сейчас магический мир выбрал новую жертву – наследие Лили. Хотя от Лили у Персефоны только внешность, будто Перри на самом деле дочь той самой Деметры из мифов. Персефона умна не по годам. Конечно, ведь не всех учат древние мудрые тени. Алый экспресс – наглые попутчики: "Разве ты не хочешь отомстить за родителей?" А Перри не хочет. Потому что и так счастлива – именно так, как завещал Он. Персефона – слизеринка. Мрак хогвартских подземелий – интересный собеседник и верный союзник, а ее Том, как обычно, смотрит глазами теней и лишь посмеивается над попытками директора вовлечь Перри в свои игры. Философский камень, который якобы хотел похитить зачарованный на крови голем профессора ЗоТИ, никто спасать так и не стал. Персефоне двенадцать. Персефона – квиддичистка-охотница, быстрая, ловкая, невообразимо прекрасная. Изумрудная молния чистая… А между тем беспокойство гуляет по школе: кто-то нападает на учеников. Том выходит из тени и вместе с мраком рассказывает Перри о Тайной Комнате. Персефона знает, что может говорить не только с тенями, но и со змеями. Он знакомит ее с их королем. Персефона в восторге. И в замешательстве. Кто тогда занимается мародерством? Новый профессор ЗоТИ, конечно. Директор, это директор, кто же еще?! Глупец начитался "Истории Хогвартса" и пожелал создать монстра, которого сам собирался якобы победить. Тени хохотали, резвясь, раздирая Локхарта в кровавые клочья. Перри не видела этих зверств, сладко уснув на коленях Тома. Он тихо, с наслаждением перебирал ее волосы, в которых навечно запуталось солнце. Аид и его Персефона. Персефоне тринадцать. Персефона приручает Гримма, огромного вечно голодного черного пса, приняв его за одно из порождений ночи. Только взгляд у него больно уж человеческий. Полный боли и сожаления, будто говорит: "Вот он – я, совершил я ошибку, не уберег, прости меня, крестница…" Персефона милосердна, принимает крестного, Бродяга безумно-счастливо улыбается, впервые за всю жизнь чувствуя: он дома. Том ревнует зло, горячо, ненавидяще. Тени снова беснуются, облик Джеймса убиенного принимают и идут за Бродягой след в след. Сириус рассудок теряет и в арку смерти добровольно за другом ступает. Персефона грустит, но она отнюдь не безутешна: он-то, как всегда, рядом. Тьма нежно сцеловывает ее слезы. Персефоне четырнадцать. Персефона – четвертый чемпион. Школа травит дочь Деметры завистью да ненавистью. Перри почти все свободное время проводит в гостиной, пытается звать его, но он не приходит. Потому что его маленькая колдунья должна пройти через ад сама, чтобы стать еще сильнее. Персефона – победительница, самая юная за последние сто лет. Персефона смотрит с пьедестала гордо, с вызовом. Но Персефона глубоко обижена. На него. За то, что он оставил ее, когда был так ей нужен. Персефоне пятнадцать. Северус Снейп сходит с ума. Потому что Лили, мертвая Лили, которую он погубил, вернулась. И теперь, будто в насмешку, учится на Слизерине, как он всегда мечтал. Но правда в том, что эта новая восхитительная божественная невероятная Лили тоже ему не принадлежит – с тьмой была в младенчестве повенчана. И липкий холодный ужас заполняет вены, оплетает позвоночник, когда тени скользят по стенам его кабинета, шепча: "Не твоя, не твоя…" Персефоне шестнадцать. Драко Малфой злится. На всех. На себя. На нее. Отец учил, что все лучшее должно принадлежать Малфоям, но его однокурсница, девочка-которая-всегда-впереди, не обращает на него никакого внимания. В гостиной Персефона Поттер чаще всего выбирает самый темный угол. Уходит спать позже всех. Когда Драко пытается поймать ее в темных коридорах, Перри лишь тихо смеется, дивно, дурманяще, обязательно исчезает за поворотом и будто растворяется во мгле. А тени в это время скалятся, замерев у Драко за спиной, готовые растерзать по приказу своего господина. Малфой не видит, чувствует что-то, но не видит. И продолжает думать. Иногда ему кажется, что Персефона Поттер окружена мрачной аурой опасности… А может, все не так плохо? Драко прекрасно понимает, что есть тайны, которые лучше оставить неразгаданными. Возможно, тайна названной в честь владычицы царства мертвых – одна из таких? На следующий день Драко приглашает в Хогсмид Дафну Гринграсс. И тени успокаиваются. Персефоне семнадцать.

***

Под ногами – белизна, над головой – чернильная серость. Солнце уже второй месяц как не помнит дорогу на небо, но ему наплевать. Потому что его солнце – то, которое навеки запуталось в волосах его колдуньи. Персефона кружится, ловит снежинки огненными кудрями. Изо рта вырываются облака пара. Он любуется ею, впрочем, как и всегда. Только на собранной по кусочкам душе неспокойно. Все-таки слияние крестражей не прошло бесследно: в нем не кстати проснулась совесть. И желание выговориться. Тьма – почти идеальный собеседник, вот только слишком… мертвый. А в нем пробудилась тяга к жизни. Глупые человеческие чувства… жажда, которую может утолить только его Персефона Дорея Поттер. – Перри, я должен тебе признаться. Девушка замирает и поворачивается к нему. Склоняет голову на бок, уголки губ ползут вверх. – В чем, Том? В том, что ты и есть тот самый Лорд Волдеморт, который убил моих родителей, Сириуса и много кого еще? – делано буднично интересуется Перри. И только золотисто-ореховые глаза выдают веселье. Б е з у м н о е. Темный Лорд оглушительно громко молчит. Не замечает, что тяжело дышит, как после бега. Рубиновые глаза широко распахнуты. Столько эмоций он ощущал в последний раз, когда чуть не уничтожил Снейпа. Ныне страх скребется там, где у простых смертных сердце. Персефона, вдоволь позабавившись над его состоянием – сам повелитель тьмы в шоке – продолжает: – Их нет. Они не могут влиять на настоящее. Прошлое осталось в прошлом. Я долго думала и договорилась с собой. Для меня важнее другое: что ты реален. Я ждала тебя все эти годы! Мы живы и мы вместе. Она заключает его в объятия, ерошит его темные волосы, тонет в рубиновых глазах. Он уходит в чудесный мир за ней. Они падают на снег. Он улыбается. Искренне, широко. Персефона смеется. И среди зимы расцветают и звенят лесные колокольчики. "Ни один из них не сможет жить спокойно, пока жив другой…" Разве совершенный ураган чувств между двумя изголодавшимися сердцами может предполагать хотя бы намек на спокойствие? Настоящее, безмятежное, оно ждет нас только под крышкой гроба.