В моей власти

      Я ощущал неодолимую тягу к присутствию в твоей жизни. Мой взгляд всегда оставался продолжением твоего взгляда, поэтому за все эти месяцы, я знаю точно, мы никогда так и не встретились ими по-настоящему, из-за чего само моё существование представлялось тогда как нечто лишнее, едва осязаемое целым миром.       Я не знал твоего имени и все-таки чувствовал в себе зарождающееся знание наших прошлых жизней, что простирались к твоим ногам, точно зависимый от ласки ветер. Казалось, само время тогда измерялось лишь мерным постукиванием моего сердца, что замирало каждый раз, стоило взгляду ухватить слабое волнение дрожащей солоноватой капли на принадлежащем мне всецело теле.       Единственное, чего желало в те моменты моё естество, — распробовать её жаркий вкус, и вместе с тем единственное, что позволяло мне моё положение, — это, вдыхая, ощущать слабый отголосок её тускнеющего аромата.       Когда я узнал переливы твоего имени, моё собственное вдруг разлетелось мелкими осколками. Оголодавшим зверем я вкушал его сладость ночами, а следующим утром уже преданно выискивал знакомые очертания твоего тела в потоке неприглядных, слившихся воедино серых образов, .. день за днём, снова и снова.       <...> Сегодня с самого начала я ощущал какое-то волнение, даже нетерпение, и когда взгляд мой ухватился за сцепленные на твоём предплечье чужие руки, что с такой естественной нежностью подхватили неосторожное, потряхивающееся от дороги тело, смог, наконец, проникнуться его истокам...       Внутри змеиным ядом отравлялись желания, которые я не мог уже особенно контролировать — уверенно, они захватывали поводья моей разумности, и всё, что я мог ощущать в те мгновения, — пугающая пелена собственных мыслей и жар раскалённой кожи...       Ты стоял совсем близко, я касался тебя, пока взгляд остервенело выискивал встречи с глазами совсем чужими. Влекомый инстинктами, тёмный зверь внутри меня жаждал обратить ненужного человека в захлёбывающийся собственной кровью сгусток нестерпимой боли, доказать твою мне принадлежность и изничтожить поцелуями-укусами отпечатки грязных, касавшихся тебя пальцев, и когда я наконец вцепился в них жёсткой хваткой, совсем растерянные, они скорее забавляли меня, как забавляют талый снег жалкие морозы.       Не отрывая взгляда, я лениво подминал под себя случайного зрителя, чтобы в следующее мгновение жадно испробовать необходимой мне плоти, окончательно демонстрируя всем вокруг истинного хозяина суженного человека.       «‎Хён, .. »       Вкус твоей кожи на моём языке — внезапная обыденность, что преследовала меня веками и какую я уже успел позабыть в переливах рождения и смерти. Мой мир сосредоточился вокруг этого ощущения, и я скорее знаю, чем чувствую, как под моим охрипшим, давящим шёпотом рацветает волнение твоего тела, как оно вздрагивает от наслаждения под палящим дыханием и добровольно устремляется к моей над собою власти.