But I'm Gonna Love You Anyhow

Лафайет и Джон лежат рядом под звездным небом на обширном поле, окружённые высокой травой и цветами. Когда Лафайет присоединился к армии пять лет назад, он, Джон и Александр стали не разлей вода. Двое из них наткнулись на это поле, когда Александр был занят делами с Вашингтоном. Теперь это было их поле. Иногда, когда Алекс был слишком загружен работой или когда Джон с Лафайетом хотели отдохнуть от всего, они приходили сюда и засыпали под покровом звёзд рядом друг с другом. Джон тяжело вздыхает, Лафайет смотрит на мальчика, в которого влюблён последние три года, на его подбородок, веснушки, мягкие кудри. Лафайет знает Джона, как никто другой, он читает его как открытую книгу, так же как и Джон его. Его светлые волосы и статное телосложение всегда привлекали девушек... и Лафайета. Он знает, что не должен думать о Джоне в этом плане, что это неправильно. Но как то, благодаря чему в твоей жизни есть так много прекрасных чувств, может быть неправильным? Как кто-то может не влюбиться в это чудесное лицо? Как то, что чувствуется таким правильным, может быть ненормальным? Француз думает о Джоне, он думает, могут ли его чувства быть взаимными? Сколько бы прекрасных девушек не оборачивались в след Джону, он никогда не удостаивал их даже взглядом. Любой адекватный мужчина давно бы охмурил хотя бы одну из этих чудесных дам. Может быть у него есть жена? Любимая женщина, к которой он хочет вернуться? Но Лафайет никогда не слышал, чтобы Джон рассказывал о своей семье. Мужчина мечтает провести всю жизнь с Лоуренсом. Он готов скрываться от всего мира, только ради того, чтобы всегда быть с Джоном. Они могут сбежать, исчезнуть без следа, и Лафайет смог бы им это обеспечить. Возможно, им бы прошлось покинуть Александра даже не попрощавшись, но ради Джона он бы пошёл на такое. Лоуренс снова о чём-то разглагольствует, каждое его слово пропитано страстью, будь речь о войне, его чёрном батальоне, или о чём-то, о чём рассказал ему Вашингтон. Парень полон страсти, полон огня. Но он не ведёт себя так, когда рядом Александр. Алекс принимает поспешные решения, Джон ждёт, Джон думает, и это заставляет Лафа любить его ещё сильнее, хотя казалось бы, сильнее уже некуда. — И тогда ему хватило наглости поставить под сомнение Вашингтона и его власть! Представь, что было бы, если бы Вашингтон уволил его! Куда бы он пошел? — Джон рассуждает об очередном поступке Александра. — Вашингтон не смог бы так легко избавиться от Александра. Он незаменим, — напоминает Лаф парню. — Чёрт возьми, ты прав, — в голосе Лоуренса слышится его южноамериканский акцент. Он перекатывается набок, между их с французом лицами всего пара дюймов. Лафайет никогда не был так чувствителен к каждому движению Джона, к каждому вдоху. Ему приходится сдерживаться, чтобы не приблизиться и поцеловать парня. Страх быть отвергнутым — единственное, что препятствует этому побуждению.. Джон заговорил с легкой дрожью в голосе, как будто удивляясь своим словам. — Как можно любить кого-то пять лет? — спрашивает он Лафайета, смотря ему в глаза. Никогда прежде Лаф не видел Джона таким уязвимым. Всего пара слов. Один простой вопрос. Кто бы мог подумать, что он сделает их обоих такими беззащитными? — Что ж, — Лафайет думает над его вопросом. Кажется, будто Джон способен читать его мысли, будто парень понимает, что он — единственное, о чём может думать Лаф. — Я думаю, если ты любишь кого-то так долго, ты уже не сможешь перестать любить его. Это знак. — Знак чего? — мягко спрашивает Джон. — Того, что вам суждено быть вместе, mon cher, — Лафайет говорит тихо, под стать Джону и немного двигается вперёд. Между их руками всего пара миллиметров. — А что если, — голос Джона задрожал, — Вы не можете быть вместе? Лафайет понимает это чувство слишком хорошо. — Кто сказал, что вы не сможете быть вместе? — спрашивает Лаф, хотя почти уверен, что знает, о чём говорит Джон. — Все. Все говорят, что это неправильно. На самом деле, так и есть. — Любовь не может быть неправильной, — еле слышно шепчет Лафайет. — Правда? — шепчет Джон. — Докажи это. Лафайет не может больше сопротивляться той связи, которая пронизывает сейчас всё его тело. Теперь он думает не головой, а сердцем. И он целует Джона. Ему приходится лишь немного приподнять голову, чтобы коснуться чужих губ. Поцелуй не спешит, он не агрессивный, в нем нет чувства срочности. Он медленный, мягкий и идеальный. Лафайет чувствует себя так, словно он преодолел барьер, отделявший его от идеальной жизни с Джоном. Их губы касаются друг друга в гармони. Кажется, что они созданы друг для друга. Словно они родственные души. Блаженство, которое испытывал Лафайет, вдруг прекратилось. Джон отрывается от поцелуя, его глаза наполняются слезами. — Лаф, мне очень жаль, — голос Джона дрожит, и сердце Лафайета замирает, каким-то образом понимая, что будет дальше, — но ты не тот, кого я люблю. — Потому что то, кого ты любишь - Alexandré. - Не вопрос, а заявление. Факт. Правда. Лафайет чувствует, как слезы катятся по его щекам, и не может остановить их. Джону не нужно ничего говорить, чтобы Лафайет знал, что он прав. Он садится, и Джон следует его примеру. — Я должен был знать, — слезы капают одна за другой, всё быстрее и быстрее. — Нет, Лаф, ты никак не смог бы догадаться, — Джон успокаивает его, но Лафайет слишком убит горем, чтобы слушать. — Извини. — Нет, нет. Не вини себя, — француз готов рыдать, но он не может позволить Джону увидеть его таким беспомощным. — Я... Думаю, будет лучше, если я уйду. — Лаф, стой! — кричит Джон, но Лафайет уже уходит, слёзы текут по его щекам, ветер безуспешно пытается их высушить. Мужчина закусывает губу, изо всех сил стараясь не издать ни звука. Лафайет никому не может позволит узнать, насколько он слаб. Он больше никогда не будет прежним. Он больше никогда так не полюбит. Они больше не возвращались на это поле. Они отдалились. Крепкая дружба ускользнула, и они стали чужими друг другу. Надежды Лафайета были разбиты, как и его сердце. Но он никогда по-настоящему не переставал любить одного красивого, кудрявого солдата.