Солнце над Кенией

По низкому деревянному потолку, кое-как оббитому кривыми серыми досками, ползали жирные мухи. В душном, напитавшемся влагой воздухе иногда раздавалось ленивое, томное жужжание. Вуд наблюдал за насекомыми безучастным взглядом и, когда те присаживались на его лицо, предпринимал тщетные попытки отмахнуться. Тщетные — потому что скованные слабостью руки тут же падали на рваное лоскутное одеяло, не успев подняться. По палате с длинными рядами покосившихся железных коек, ни одна из которых не пустовала, сновали какие-то люди в желтых и грязно-серых скафандрах. Кто-то из них подходил к Оливеру, осведомлялся о его самочувствии и торопливо следовал дальше, к другой кровати, где лежал столь же больной, беспомощный человек со схожими симптомами. Скованный оцепенением мозг почти утратил способность размышлять — воспаленное сознание подбрасывало разрозненные воспоминания, осколочные образы, рожденные бредом обрывки фраз. Иногда перед глазами появлялось призрачное лицо матери — бледное, усталое, преждевременно постаревшее. Мэри Вуд всегда брала на себя слишком много, она казалась воплощенным непоколебимым спокойствием, тихой гаванью, у которой члены семьи в любое время могли найти прибежище — что бы ни случилось. Мэри умерла десять лет назад, когда Оливер еще учился в Хогвартсе, и Джон Вуд женился повторно. Саманта О’Нил, маленькая рыжеволосая ирландка, оказалась полной противоположностью Мэри Вуд: как ни старалась, она не смогла стать надежным оплотом для всего семейства. Саманта была легкомысленной и смешливой, тогда как на лице Мэри лишь изредка появлялась сдержанная улыбка. Когда возникали трудности, Саманта думала лишь о себе и своем комфорте, тогда как Мэри даже в болезни, превозмогая слабость и боль, продолжала заботиться о семье. И не было ничего удивительного в том, что пасынки относились к новоявленной миссис Вуд с некоторой прохладой. Оливер вспоминал старших братьев. Фрэнк погиб в битве за Хогвартс, а Роберт с женой недавно купили домик где-то на побережье Северного моря — Оливеру так и не довелось заскочить к ним в гости. Шесть лет назад родилась Виктория — такая же рыжая и смешливая, как Саманта, она, тем не менее, была предметом любви каждого Вуда. Оливер мог сидеть с ней часами — ему казалось, будто сестра непреднамеренно, но активно заражала всех своей жизнерадостностью. А в один прекрасный день в жизни Оливера появился Марк — внезапно и непредвиденно, как вихрь, сметающий все возможное на своем пути. Вуд не мог сказать наверняка, когда именно ненависть на почве квиддича и давней межфакультетской вражды трансформировалась в нечто новое, непонятное и оттого пугающее. Впрочем, складывалось впечатление, что Флинт и не был особо расположен враждовать — после одного из соревнований он даже принес извинения за неподобающее поведение слизеринского загонщика, а когда Оливеру случилось наступить ему на ногу в толкучке голодных студентов перед Большим залом, Марк завязал вполне миролюбивую беседу. Он рассказывал о своей семье — о горделивой и напыщенной бабушке, которая никогда не упускала возможности напомнить внуку правила поведения истинного чистокровного волшебника; о холодно-отстраненном отце, на уме у которого были одни лишь золотые галеоны; о матери-француженке с ее белоснежными салфеточками, высокими прическами и извечным «mon cher» на устах. — Они считают меня паршивой овцой в стаде, — с презрительными смешками говорил Марк, пробивая дорогу в зал мощными локтями. — А этот Малфой — с чего это он так лебезит передо мной? Вуд бросал снисходительный взгляд в сторону Драко. — Надеется, наверное, что ты возьмешь его в команду. — Гребаного первокурсника? Да ни в жись. Со временем Оливер стал делиться сведениями и о своем семействе. Маркус слушал его с интересом, постоянно переспрашивая о том или ином родственнике по несколько раз. Оливера немало забавляло столь живое любопытство. — Всего год как умерла мама, а отец уже собрался жениться на этой Саманте, — здесь Вуд не мог скрыть своей досады. — Я, конечно, ничего не имею против, но… — Тебе кажется, что это предательство памяти твоей матери, — темные глаза Марка выражали, казалось, искреннее понимание ситуации, а пальцы как бы невзначай сжали Вудову ладонь. После того разговора все и случилось: как они оба оказались в пустой темной раздевалке в одно и то же время, Оливер уже не помнил. Не знал он и того, каким образом поцеловал Марка — или же это начал Флинт? Вуд не мог сказать этого наверняка, просто стоял, вжатый в один из закрытых шкафчиков, и отвечал на поцелуй, нервно комкая в руках ткань мантии на плечах Флинта и сталкиваясь с ним носами. Когда Марк на мгновение отстранился, — должно быть, для того, чтобы глотнуть воздуха, — Оливер неимоверным усилием воли собрал в кучу остатки здравого смысла и вывернулся из его объятий. — Мать твою, Флинт… Ты хоть понимаешь, что мы творим? — Нетрудно догадаться, — хмыкнул Маркус. — Что, собственно, тебя смущает? — А то, что нас здесь могут увидеть! И вообще… — не договорив, Вуд махнул рукой и направился к выходу, оставив Флинта в легком замешательстве стоять посреди раздевалки. В ту ночь Оливеру так и не довелось уснуть — лежа в своей кровати, задернутой белым пологом, он пытался унять лихорадочно скачущие мысли. Вуд понимал, что не должен был целоваться с Флинтом, понимал, что, если об этом кто-то узнает, неприятных последствий не избежать. Отношения такого рода в Хогвартсе не запрещались, но и не поощрялись, и разрушенная репутация — меньшее, с чем можно было столкнуться. Однажды брат рассказывал Оливеру, как парня с его курса поколотили так сильно, что он попал в больничное крыло — сам Роберт, слишком занятый подготовкой к экзаменам, в драке участия не принимал, но и жалости к однокурснику не испытывал. — За что они его так? — Патрик замутил с Роджером Дальтом из Хаффлпаффа, — отвечал Бобби, и на лице его было написано отвращение. — То есть? — спрашивал сбитый с толку Оливер. — Они стали парочкой, понял? — морщился брат и больше не желал распространяться на эту тему. Потом Роберт следом за Фрэнком окончил Хогвартс, о чем Оливер, лежа за длинным пологом кровати в гриффиндорской башне, думал с большим облегчением — что сказали бы братья, что подумали бы, узнай они про него и Марка?.. Будучи выходцами из консервативной чистокровной семьи, Фрэнк и Бобби, наверное, немедленно рассказали бы все отцу — а там уж жди беды… Будь жива Мэри, Оливер без колебаний поделился бы с ней тем, что у него на душе: мать непременно подсказала бы, что делать. Но она умерла, а идти с подобными вопросами к отцу или Саманте было бы самоубийством. Поэтому Оливер решил отправиться к Марку. В конце концов, эту кашу они заварили вместе — вместе ее и расхлебывать. Вместе… С тех пор это слово соответствовало всему, что касалось Оливера Вуда и Маркуса Флинта. Раз за разом повторяли они ночное приключение в раздевалке, прятались под каменными навесами балконов, тайком тискались в кладовке, как парочка типичных влюбленных. Впрочем, влюбленными они и являлись, но — по-своему, отношения такого характера нужно было скрывать не только от педагогов, но и от остальных студентов, поэтому нередко Марк разыгрывал из себя полного придурка перед народом и Оливер схожим образом отвечал на его выпады. Когда команда Гриффиндора заполучила наконец вожделенный золотой кубок по квиддичу, Флинт не стал зверствовать у всех на виду, но, оставшись с Оливером наедине, высказал ему все, что имел сказать, и многое из этого не было лестным — впрочем, до драки дело не дошло: они знали более приятные способы, чтобы прийти к соглашению. В том же году с учебой в Хогвартсе было покончено — перед каждым открывался свой путь. Оливер решил продолжить спортивную карьеру, Марк — засел в одном из тесных, извечно пыльных офисов Министерства Магии, где обитала дикая скука, зато зарплату платили вполне приличную. Съехались они где-то через год, когда стало очевидно — в ином случае встречи станут настолько редкими, что вскоре прекратятся совсем. Своим семьям при этом не сказали почти ничего, кроме пространного «человеку моего возраста и положения требуется отдельное жилье». С первого же дня небольшая однокомнатная квартирка на семнадцатом этаже лондонской высотки пропахла носками и горелыми завтраками — новую обитель обжили довольно быстро, она же около года служила и надежным убежищем в неспокойное время; когда в Министерстве произошел переворот, Марк перестал появляться на работе, а Оливер на время оставил спорт: «Паддлмир Юнайтед», наполовину состоявший из магглорожденных, пришлось расформировать. Это ненадолго, говорил тренер, стискивая узловатые пальцы на крае стола. Вольдеморт не сможет терроризировать Британию вечно, бормотал он себе под нос — и в итоге оказался прав. Битва за Хогвартс состоялась второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года, и Марк участвовал в ней вместе с Вудом, несмотря на то, что семейство Флинтов держалось подчеркнуто отстраненно, испытывая отвращение к методам Вольдеморта, но, тем не менее, ни во что не вмешиваясь. «Пускай все идет своим чередом», — любила говаривать бабушка Флинт, просматривая сводки новостей в «Ежедневном Пророке». Оливер не был согласен с такой позицией. — Куда ты идешь? — спрашивал Марк, заметивший лихорадочные сборы своего парня. — Сам-знаешь-кто сейчас в Хогвартсе, — отвечал Вуд, торопливо зашнуровывая кеды. — Ну, а ты-то что там забыл? Оливер наградил его ледяным взглядом и молча приготовился к трансгрессии, но Флинт клещом вцепился в его руку. — Стой. Ты не обязан. Эта война… Ну что нам там делать? — Ты знаешь, что я не стану стоять в стороне, пока другие сражаются, — твердо ответил Вуд и попытался высвободиться из захвата. Не отцепляя пальцев от его рукава, Флинт торопливо влез в первую попавшуюся обувь. Оливер быстро замотал головой. — Я не хочу тащить тебя туда насильно. Я знаю, что твоя семья… — Состоит из одних идиотов, — мрачно перебил его Маркус. — Слушай, я не в восторге от того, что придется лезть в самое пекло, но и одного тебя не пущу. — Марк… — Оливер с силой сдавил его плечи. — Да, вот еще что. Если из-за этого говнюка мы умрем, я сам тебя убью. На это Вуд только усмехнулся. Много позже, стоя в руинах некогда величественного замка, оба грязные, потные, едва державшиеся на ногах от усталости, но живые и даже невредимые, они не разговаривали, не целовались, сталкиваясь языками, не бегали бестолково туда-сюда, как многие из выживших. Марк нашел в себе силы нашарить руку Вуда, прижаться лбом к его лбу. Так и стояли долгое время — посреди всеобщего опустошения. И никому не было до них дела. После падения Вольдеморта жизнь начала налаживаться, потихоньку вливаясь в привычное, небогатое событиями русло. Марк вернулся в Министерство, Вуд сделался капитаном «Паддлмир Юнайтед», который в последнее время все чаще выезжал на клубный чемпионат мира; членов его мотало по разным частям света, порой совершенно противоположным друг другу — от Соединенных Штатов Америки с их небоскребами до крошечного острова Фиджи, что в Тихом океане между Каледонией и Полинезией. Именно таким образом Оливера занесло в Кению. * * * Дверь маленькой одноэтажной маглечебницы ударилась о стену, едва не слетев с хлипких петель, и на пороге появился Маркус Флинт с черным кожаным портфелем подмышкой. От его рабочей мантии веяло министерским официозом, а на лице была написана крайняя степень недоумения. Шесть членов команды «Паддлмир Юнайтед» и тренер, за неимением диванчиков разместившиеся прямо на земляном полу тесной приемной, немедленно устремили на Марка свои взгляды. — Ну? — буркнул Флинт, с подозрением покосившись на целительницу за шатким деревянным столиком — та, не обращая на него внимания, продолжала что-то строчить на желтом пергаментном листе. — Что еще с этим придурком? Что за Эбола, про которую вы писали? Марк злился — его бессовестно выдернули прямо с работы, а Вуд умудрился в очередной раз найти неприятности там, где, казалось бы, их быть не должно. И ведь ничему жизнь не учит этого идиота — если с библиотечной полки падала книга, приземлялась она точно ему на голову; если в кабинете зельеварения взрывался котел, поблизости, уж конечно, всегда оказывался Вуд. Оливер проваливался в болота Мадагаскара, травился чебуреками на российском вокзале, был укушен гигантским шершнем в Японии, а в одной из стран Латинской Америки — единственный из всей команды — как-то ухитрился заблудиться в городском парке, приняв его за тропики, и пропустил добрую половину матча. Было настоящим чудом, что после этого его не дисквалифицировали на пару лет: сыграл свою роль тот факт, что хорошего вратаря найти было не так-то просто. — Лихорадка Эбола, — тренер поднялся на ноги. — По стране недавно прошла эпидемия, но нас об этом не предупредили. — И?.. Где Оливер? — Он сейчас в палате, — отозвалась Кэтрин Стюарт — загонщица и единственная девушка в команде. — Хорошо, — Флинт изо всех сил старался набраться терпения. — Мне покажут, куда идти? — Нет, — Кэтрин отвела глаза. — Там много больных, ко всем посетители, все защитные скафандры заняты — а без них нельзя. Придется ждать, пока кто-нибудь выйдет. — Что, эта Эбола жутко заразная? Как Оливер ухитрился подцепить такое говно? Впрочем, — Маркус махнул рукой, — чего я спрашиваю — это ж Вуд… — После игры он пошел проводить местную аборигенку через эти хреновы джунгли, — лениво отозвался ловец, указав пальцем за треснутое пыльное окно, за которым в отдалении чернели длинные силуэты деревьев. — А наутро слег с температурой. Оказалось, Эбола — только через два дня и поняли. Нас осмотрели тоже на всякий пожарный. До сих пор домой не отпускают. — Хватит тебе уже жаловаться, Дарси, — раздраженно бросил один из охотников. — Задолбался я твое нытье слушать, сил моих нет! — Как поняли, что Оливер подцепил именно Эболу? — Марк с сомнением глянул на целительницу за хлипким столом приемной, на обшарпанные деревянные стены. — Чего уж тут непонятного, — проговорил ловец с характерной для него ленцой. — Он заблевал кровью всю комнату… Мы пока сюда Вуда тащили, он чуть внутренности не выблевал. — А Дарси хлопнулся в обморок, как только кровь увидел, — язвительно вставила Кэтрин. — Мистер Флинт, — тренер тронул Марка за плечо. — Давайте отойдем. Маркус явственно почувствовал надвигающийся приступ паники, когда последовал за ним в маленький коридорчик для курильщиков. Рука сама собой потянулась к застежке портфеля в поисках сигарет, но Марк тут же отдернул ее, вспомнив, что бросил курить еще год назад. — Мистер Флинт, — бесцветные глаза пожилого мужчины задержались на его лице. — Я хотел написать отцу Оливера, но он настоял, чтобы пришли именно вы. Скажите, пожалуйста, вы… Остаток фразы заглушил посторонний шум — двое целителей в плотных биологических скафандрах втащили с улицы носилки с мужчиной средних лет, на чьей темной коже явственно просматривались признаки гниения. Глухой стук, донесшийся из приемной, оповестил о том, что Дарси снова хлопнулся в обморок. — Да что ты будешь делать! — громко крикнула Кэтрин. — Кто-нибудь, вынесите этого идиота на воздух! — Так на улице, Мерлиновы яйца, жарища и мухи огромные, — отозвался ей сочный бас охотника по кличке Дикарь. — Пускай себе отдыхает, может, через пару часов очухается. — Вы сможете позаботиться о теле? — долетел до Флинта повторный, и оттого произнесенный слегка раздраженно, вопрос тренера. — Что?! Марку показалось, будто из него разом выбили весь воздух, и маленькая курилка поплыла перед глазами. Вцепившись в портфель, Марк потряс головой, опасаясь повторить судьбу злополучного ловца. — Он умирает? — Ну, пока еще нет, — ответил тренер довольно-таки неуверенным голосом. — Но лекарства от Эболы не существует ни у нас, ни у магглов. Вся надежда на то, что организм сам справится с болезнью, а в состоянии Оливера это сомнительно. Ничего не ответив, Флинт медленно, как старик, проковылял обратно в приемную, где вяло переругивались два охотника, а Кэтрин поливала Дарси водой из бутылки. Начали освобождаться скафандры. Марк шагнул вперед, протянул было руку за одним из них и — застыл на месте. В голове очень кстати всплыли строки из учебника по Защите от Темных Чар — единственного предмета, по которому Маркус имел выше, чем удовлетворительно: «Кровь единорога может сохранить жизнь…» Марк попятился и, не прощаясь с командой, схватился за ручку двери. «…даже если ты на волосок от смерти». Жаркое солнце Кении обожгло лицо, в нос устремился душный уличный смрад. «Но как только кровь попадет на твои губы…» По узкой пыльной дороге проехал, похожий на бочку с сельдью, набитый людьми автобус. «…ты будешь проклят. Навеки». Марку показалось, что он прошел как минимум милю под палящими лучами солнца — мантия взмокла, дыхание сбилось, — на деле же едва удалился от маглечебницы на несколько шагов. Вон же она — маленькая, покосившаяся, совсем не внушающая доверия. В глубине души Марк, впрочем, понимал, что не уйдет далеко — какая, к чертям собачьим, кровь единорога? Совсем он, что ли, поехал из-за этой жары? Даже если допустить, что раздобыть единорога удастся, Вуд скорее сдохнет, чем согласится на это… Да и Маркус, пожалуй, не готов обречь Оливера на пожизненные мучения из-за проклятья, по сравнению с которым Эбола может показаться безобидной простудой. Вот только хреново-то как… Жарко, душно, хочется блевать от тоски. «Мерлин, скорей бы все это закончилось. Скорей бы». Позади себя Флинт услышал пыхтение, словно за ним бежала загнанная собака. Обернувшись, он увидел Дарси — тот широким шагом пересекал пустырь, глядя перед собой совершенно безумным взглядом. — Чего тебе? — буркнул Марк, совсем не расположенный трепаться с этим задохликом. — Да ничего, — ловец сильно щурился от солнца. — Задрали они меня. И торчать там осточертело. Я в город пошел. — А. Ну тогда я с тобой. Отчего ему захотелось топать до ближайшего города, Марк так до конца и не понял, но не дошли они даже до самой захудалой деревни: солнце палило нещадно, и уже через пять минут пути Дарси стало хреново. Опасаясь, как бы ловец снова не свалился в обморок, Марк достал из портфеля бутылку воды и плеснул ему на голову, после чего поволок слабо сопротивляющегося Дарси обратно в лечебницу, поражаясь, как такой фрукт вообще попал в сильнейшую команду Британии. Внутри маленького деревянного здания было немного прохладнее, на грубых железных крючьях висело несколько свободных скафандров. Сгрузив Дарси на руки Кэтрин Стюарт, Марк надел один из них на себя и осведомился у тренера «Паддлмир Юнайтед» — сотрудница из приемной по-английски понимала плохо — о местонахождении палаты. Вдоль стен тянулись ржавые железные койки, спертый воздух провонял прокисшими целебными зельями. Жирные черные мухи ползали по стенам, садились на больных, но никто не делал попыток отогнать насекомых. Марк быстро отыскал среди искаженных мукой черных лиц белое и, устремившись к нему, устроился в изголовье кровати. Вуд слабо улыбнулся. Такой бледный, такой непохожий на себя в этот момент, Оливер все же находил в себе силы улыбаться, и Флинт, протянув руку в плотной перчатке, судорожно стиснул его пальцы. — Ты прости, Марк… — не голос, хриплый шепот. — Я накосячил… Я переспал с ней… с девицей, которую провожал… Выпил местного самогона, ну и… не смог удержаться… — Теперь уже пофигу, с кем ты там переспал, — при сложившихся обстоятельствах Флинту действительно не было до этого дела. — Ну вот всегда ты так… Если покупаешь пирожок, то непременно с протухшим мясом. Если кувыркаешься с какой-нибудь девкой, она, конечно, оказывается заразной. Если собрался помирать, так самым дерьмовым способом, какой только можно придумать. Знаешь, Вуд, я уже даже не знаю, что сказать по этому поводу. — Да не умру я, — Оливер попытался податься вперед и тут же скривился от боли. — Да, конечно, не умрешь, — в голосе Марка звучал неприкрытый сарказм. — Нет, серьезно, ну куда я от тебя денусь? — с посиневших губ сорвался одинокий смешок. — Я же тебя… охренеть как люблю… Флинт быстро вскинул голову. За все то время, что они жили вместе, эти слова не произносились вслух как нечто лишнее и ненужное — но, естественно, подразумевались негласно. И скорее ныне покойный Снейп помыл бы свои грязные волосы и оказался блондином, чем Марк признался Вуду в аналогичном — разумеется, он ничего такого не скажет, да и не умел никогда говорить банальности. Но за Оливера, за их общее будущее он будет бороться — до конца, чего бы это ни стоило. Ведь для Марка Вуд сделал бы то же самое — и делал это на протяжении многих лет.