***
— Мой Искендер, — Ахмед накрыл его ладонь своей, унизанной перстнями. Кожа у него была не в пример мягче, чем у Искендера, у которого она попросту загрубела от походных условий. — Я хочу, чтобы всё было, как положено. Они сидели рядом на софе. Ветер с балкона доносил свежесть Босфора, и Ахмед смотрел на своего янычара с теплотой, с какой солнце смотрит на фруктовые сады. С их последней встречи повелитель тоже изменился. Из нерешительного, ранимого юноши он превратился в молодого мужчину, которому была по плечу нелёгкая ноша могущества всей империи. Эта перемена Искендера завораживала, этого нельзя было не признать. Но он держал себя в руках, опускал взгляд. К тому же, его повелитель только что высказал довольно-таки неожиданное предложение. — Не переживай, — продолжил Ахмед, видя, что Искендер небезосновательно колеблется. — Ты сможешь выходить, когда пожелаешь. Ты будешь тренироваться со мной, как и прежде, и помогать мне в делах государства. Когда я отправлюсь в поход, ты обязательно поедешь со мной. Он взял Искендера за подбородок, заставив посмотреть на себя. Искендер не нашёлся, что сказать. Ахмед коснулся его щеки с таким явным удовольствием, словно после гладких девичьих лиц его ни капли не смущала жестковатая борода. Хотя чего греха таить, она его и правда не смущала. — Разумеется, повелитель… Я буду там, где вы того пожелаете. — Ты ни в чём не будешь нуждаться, обещаю. Мой главный ага лично проследит, чтобы ты побыстрее освоился. Я приказал выбрать тебе самую удобную комнату и сшить лучшие кафтаны. Искендер… Ахмед сдвинулся вперёд всего на пару сантиметров, но Искендеру внезапно стало жарко, как в летний полдень. — И больше никакого походного пайка, — с улыбкой закончил падишах. И, глядя на эту улыбку, Искендер понял: он действительно будет там, где Ахмед пожелает. За этот взгляд и эту улыбку он умереть готов, не то что потеснить наложниц в гареме.***
— Вот, значит, как. Кёсем-сутан смотрела на него спокойно. Немного прохладно, но без враждебности. Возможно, она для себя ещё не решила, как относиться к новому порядку. К тому же, она всё ещё была благодарна за спасение. — Воля повелителя для меня — закон, — кивнул Искендер. — Тогда надеюсь, гарем не будет для тебя слишком тяжким испытанием. Поверь мне, здесь бывает так, что служба покажется раем, — ответила Кёсем серьёзно и с неподдельным участием. — Пусть Аллах не даст тебе запачкаться в этой грязи.***
— Искендер… Он проснулся от ощущения горячих пальцев на своей груди. Рука рванулась к краю постели, где должен был лежать кинжал, но на деле не оказалось ничего. Над ним в темноте, как луна над чернеющим в ночи озером, стояла девушка в белой сорочке. Спросонья он с трудом мог её узнать, да и не успел ещё запомнить всех наложниц. Эту, кажется, звали Хафизе. Или Хафса… — Что ты делаешь? Прекрати! Она отшатнулась. Он вдруг со стыдом отметил, что его тело в ответ на ласку начало наливаться желанием, а плоть затвердела. Аллах… — Зачем ты пришла? — спросил он уже спокойнее. Ха, будто бы неясно. — Прости. Я думала, тебе захочется… — Захочется что? Искендер сел на постели, глядя на мнущуюся девушку. Ему вдруг стало её жаль. Эти красавицы годами томятся в ожидании, когда перед ними отворятся двери в покои падишаха. Они грезят о мужском внимании, но видят его лишь во снах. Лишь немногим выпадает счастье пройти по Золотому пути — нескольким фавориткам (Кёсем, разумеется, стремилась стать единственной) и одному янычару. — Прости, — голос у Хафизе (или всё-таки Хафсы?) дрогнул. Она всхлипнула. — Ничего. Просто… не делай так больше, хатун. Не нужно. А теперь иди к себе, будем считать, что ничего не было, — заверил её Искендер. Когда она тихо вышла, он провёл ладонями по лицу. Этого и следовало ожидать. Он понадеялся, что эта хатун просто оказалась чересчур смелой, и ему не придётся каждую ночь просыпаться от чьих-то попыток его соблазнить.***
Ну, что ж, в гареме всё-таки было кое-что знакомое и родное Искендеру: неукоснительные правила и порядки. На этом с корпусом янычар сходства заканчивались, но хоть что-то. Поначалу после жёсткой лежанки в мягкой постели ему плохо спалось. После армейского пайка кушанья казались слишком сладкими и пряными, но к этому он быстро привык. Искендер всерьёз опасался, что разнежится, и взялся за боевую подготовку дворцовой стражи. Повелитель в их последнюю встречу так многозначительно улыбнулся, держа его ладонь. Искендер чуть погодя понял, в чём дело: его кожа, даже с ежедневными тренировками с саблей, стала мягче. Наложницы в гареме тоже привыкли к нему, были немного застенчивы, но милы с ним. Видимо, всё дело в том, что янычары наследников не рожают и Валиде-султан не становятся. Какой он им конкурент? Он по-прежнему был не самым большим почитателем их женского щебетания, но они сами иногда вовлекая его в разговор, расспрашивая о неведомом им военном ремесле. Вот как сейчас. — И ты убил его одним ударом? — вздохнула хатун, сидевшая слева от него. В её голосе страх смешивался с неподдельным интересом. Девушки расселись вокруг него, словно он был заморским сказителем, занимавшим их скучающие умы сказками и притчами далёких земель. Искендер кивнул. Звонко прозвучал со стороны выхода хлопок в ладоши, а затем и голос Дженнет-калфы: — Девушки! Что это вы тут все затихли? — калфа подошла и, подбоченившись, взглянула на причину такой непривычной тишины в гареме. — А, снова ты, Искендер! Довольно твоих россказней, наш повелитель тебя ждёт! — Сейчас, Дженнет-калфа. Искендер быстро поднялся, оправляя кафтан, расшитый роскошным узором. Не раз и не два он выходил вот так, направляясь сначала в хаммам, а затем в покои падишаха. И каждый раз он ощущал, как сердце радостно колотится. Быть может, он шагал при этом даже чересчур быстро и широко, что служанки едва поспевали. Да, он определённо не походил на прекрасную деву, похожую на грациозную лань. Но каждый раз его Ахмед с такой нежностью и страстью заключал его в объятия, что Искендер понимал: ему и не нужно. Да и ему самому ничего большего не нужно. Он на своём месте. Он счастлив.