ID работы: 10126958

Useless

Слэш
NC-17
Завершён
10
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
72 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
10 Нравится 1 Отзывы 0 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
*** Тим пьян, когда они сталкиваются друг с другом на фестивале. Не так чтобы сильно. По крайней мере, так он ему говорит. Джинджер ему не очень-то верит. — Джиндж? Это ты? — говорит Тим, когда они сталкиваются друг с другом на фестивале. Или, скорее, чей-то голос произносит это за спиной Джинджера, и Джинджер подпрыгивает от неожиданности, а когда он оборачивается, то голос, произнесший его имя, превращается в Тима. Тим оттаскивает его в какой-то угол, чтобы покурить. — Ты же куришь, да? — спрашивает он. — Уже не так много, — отвечает Джинджер. — Да, я тоже, — говорит Тим и оттаскивает его в сторонку, подальше от толпы, от того места, где они случайно столкнулись друг с другом. Они сидят на пыльных пластиковых стульях, и Тим постоянно крутится, Тим пьян и много курит, но, может быть, уже не так много, как он курил раньше, Тим ерзает и вертит в пальцах все подряд, Тим оборачивается и смотрит на людей вдалеке через плечо. От Тима несет пивом. — Ты же здесь с Зомби, да? — спрашивает он. — Да, — говорит Джинджер. Тим сейчас занимается сольным проектом, если Джинджер не ошибается. Сольный проект Тима не указан в списке участников фестиваля. Джинджер задумывается, с кем же Тим сюда приехал. Джинджер задумывается, не стоит ли ему тоже спросить. — И как у тебя там дела? — заговаривает Тим прежде, чем он решается. — О, — улыбается Джинджер. — Здорово. Просто отлично. — Они много лет не разговаривали. Шесть. Может быть, семь. — Знаешь, у нас все как в команде. И все выкладываются на полную. Я… Так еще не было. Я так счастлив еще никогда не был. Он правда так считает. — Классно, — говорит Тим, снова отворачиваясь, чтобы разглядеть что-то вдалеке. — Рад за тебя. Он берет сигарету в руку и трет фильтр, покручивая его между пальцами. — А ты здесь… — начинает Джинджер. Тим пожимает плечами. — Нет, просто… Неважно. У меня в последнее время не особенно играть получается, — объясняет он и подается вперед, опираясь подбородком на руки на несколько секунд. — Так что нет. Просто со знакомыми время провожу. Джинджер кивает. Тим опять откидывается на спинку стула. — Тебе куда-то надо идти? — спрашивает он. — Да нет, — качает головой Джинджер. — Ладно, — говорит Тим. Он облизывает губы, трет рукой затылок. — Хочешь еще одну? — предлагает он Джинджеру вторую сигарету. — Нет, спасибо, — говорит Джинджер. — Окей, — отзывается Тим и раскуривает ее сам. Он проверяет карманы, стряхивает что-то со штанов. Все это немного запутывает. — У тебя какие-то проблемы? — спрашивает Джинджер. Они ведь не друзья. — Нет, — отвечает Тим и смотрит на него. — А что? — Не знаю, — говорит Джинджер. — Ты будто… У тебя все в порядке? Они никогда не были друзьями. Тим чешет ухо. Тим снова меняет позу, ерзая на пыльном пластиковом стуле. — Наверное, — говорит он. — То есть… Я вот бывал и посчастливее. Джинджер улыбается. Тим молча курит, складывая и вытягивая губы и изучая людей вдалеке. — Ты Мэнсона видел? — спрашивает он. — Здесь? — Ага, — говорит Тим. — Или вообще. — Он в этот раз не приехал. Но да. Мы иногда разговариваем. В смысле, мы же оба музыкой занимаемся. Так что… А что? Тим взъерошивает свои волосы. — Да просто так, — говорит он. Он выбрасывает сигарету, не докурив ее, и поворачивается к Джинджеру, разглядывая его снизу вверх и сверху вниз. Он меняет позу. — А мы с ним нет. — Что? — Не разговариваем. Мы с Мэнсоном. — О, — выдыхает Джинджер. Он не знает, куда ведет этот разговор. — А почему нет? Тим делает неопределенный жест и снова достает пачку, и барабанит по ней пальцами. Конечно, они раньше уже говорили. Не о чем-то важном. Они же не друзья. Но они вместе работали. И Джинджер играет на барабанах. А Тим играл на басу. И еще они занимались обработкой. Они записывали альбомы и играли на концертах, они просто работали вместе. — Я думал, вы дружили, — говорит Джинджер. — Кто? — Ты и Мэнсон. — Ну да, — пожимает плечами Тим. Он закрывает пачку. Вздыхает. Джинджеру никуда не надо идти, но он задумывается, стоит ли ему оставаться. Тим меняет позу еще раз, на этот раз садясь поближе к нему. От него несет пивом. — Нет, ты знаешь, со мной не все в порядке, — заговаривает Тим и смотрит вниз, а потом на Джинджера. — Не то чтобы очень. — Нет? — переспрашивает Джинджер. Тим вытирает рот ладонью. — Не знаю, я какой-то злой на все, — говорит он. — Разочарованный. Недовольный. Что-то в этом духе. — На Мэнсона злой? — Нет, — отвечает Тим. — То есть, да. Потому что пошел бы он нахуй. Но нет. Просто… Просто на жизнь, наверное. Она мне в последнее время не улыбалась. — У тебя что-то случилось? — спрашивает Джинджер. — Нет, просто… Неважно, — говорит Тим. — Ничего серьезного со мной в любом случае не произошло. Я просто неважно себя чувствую. Тебе об этом переживать ни к чему. — Он шумно выдыхает. — Прости, что я вообще начал. — Ничего, — говорит Джинджер. — Ты сегодня играешь? — Нет, сегодня нет, — говорит Джинджер. — Просто тут брожу, знаешь. Там ребята сегодня вечеринку устраивают. Что-то… Что-то насчет черепах. Тим хмурит брови. — Ну, тематическая вечеринка, — поясняет Джинджер. — Ты пойдешь? Тим издает неопределенный звук. — Не думаю, — говорит он. — Ты? — Пока не знаю, — говорит Джинджер. — Может быть. — Хм. Тим вытаскивает еще одну сигарету. Он вытягивает ноги и сидит так несколько секунд, а потом опять меняет позу. Он крутит сигарету между пальцами, разглядывая ее. — Что ты со своими волосами делаешь? — спрашивает он затем. — Прости? — С волосами, — Тим указывает рукой на голову Джинджера. — Типа, ты с ними что-то… особенное делаешь? Выглядит классно. — О, — говорит Джинджер. От Тима несет пивом. — Я… — начинает Джинджер. — Ну, я их мою… Тим издает отрывистый смешок. Джинджер делает со своими волосами кое-что еще, но это просто странно, такое спрашивать. И они даже не друзья. — И… — продолжает Джинджер. — Ну… Почему ты вообще спрашиваешь? Марку моего шампуня хочешь узнать? — Господи, — снова смеется Тим. — Нет. Просто так. Выглядит здорово. Так будто… мягкие. А потом Тим поднимает руку и дотрагивается до него. — Хм, — произносит он, накручивая прядь на палец. — Ага. Мягкие. Он улыбается. Волосы Тима коротко пострижены и уложены так же, как были уложены тогда, когда они еще вместе работали. Они зачесаны назад и залиты чем-то липким. Лаком для волос, скорее всего. Глаза у него немного остекленевшие. А макияжа на нем нет. Он улыбается Джинджеру, пока его пальцы играют с его волосами. — Что… — начинает Джинджер. — Ты что, пьян? Тим на секунду открывает рот и перестает перебирать пряди. Он отстраняется и пытается выбрать другую позу, ерзая. — Нет, — говорит он, наконец замирая на стуле. — Я просто пару бутылок пива выпил. А что? Он снова подается вперед, снова поднимает руку, и его пальцы снова оказываются в волосах Джинджера. А вот что. Они просто столкнулись на фестивале, и Тим оттащил его в сторонку, в какой-то угол с пыльными пластиковыми стульями, и они тут уже минут двадцать как сидят, вот что. И от Тима несет пивом, от Тима пахнет сигаретами, а он ведь даже не играет. И они совсем не друзья. И Джинджер не знает, что Тим от него вообще хочет. Не знает, о чем вообще этот их странный разговор. Тим трогает его волосы и говорит хм, и улыбается, вот что. Такие вещи просто так никто не делает, вот что. Такие вещи так никто не делает. — Ты что… — говорит Джинджер. — Ты что, заигрываешь со мной? Так этого никто не делает. Никто. — Хм, — говорит Тим. — Ну да, наверное. Тим пьян. — Ты пьян, — говорит Джинджер. Джинджер не отодвигается. Пальцы Тима все еще перебирают его волосы. — Да не пьян я, — настаивает Тим. — Я просто пару бутылок пива выпил с ребятами, которые меня сюда позвали. Я не пьян. Пальцы Тима все еще играют с его волосами. — Ты… — говорит Джинджер. Он все еще трогает его. — Я тебя что, оскорбляю? — спрашивает Тим. — Что? — немного хмурится Джинджер. — Нет, что ты. Конечно, нет. Дело не в том, что Тим мужчина. — Хм, — говорит Тим. — Ну хорошо. В смысле, я могу отвалить. Если меня тут… ну, не в ту степь понесло. Дело и не в этом, так как… Он спал с мужчинами. Его не только женщины привлекают. И он это про себя еще двадцать пять лет назад понял. В этом никакой проблемы нет. Он бисексуален. И это нормально. Ничего особенного. — Нет, я… — говорит Джинджер. — В смысле… — Хочешь, пойдем куда-нибудь? — предлагает Тим. Джинджер поднимает руку. Он не отодвигается. Потому что дело в том. Потому что так этого просто не делают. — Я… — говорит Джинджер и смотрит на пальцы Тима в своих волосах, и его пальцы замирают в воздухе прямо возле них. — Ты можешь перестать? — Блядь, — говорит Тим и тут же прекращает. Он убирает руку и менят позу, и шумно выдыхает какие-то звуки. — Извини. Прости меня. Я не собира--- — Нет, все в порядке. — перебивает его Джинджер. — Я не поэтому. — О, — говорит Тим. — Ладно. — Ты пьян. Тим вздыхает и почти закатывает глаза, а потом опять переводит взгляд на Джинджера, на его лицо и его волосы. — Слушай, я правда не пьян, — говорит он. — Я просто… Я тебя просто в толпе увидел и решил поздороваться, а потом мы поговорили, и мне серьезно нравятся твои волосы, а ты сегодня не играешь, так что я подумал, ну, знаешь, что мы могли бы куда-нибудь пойти. Мой отель отсюда совсем близко. Вот что говорит Тим. И Джинджер ему не верит. Глаза у Тима немного остекленевшие, и от него несет пивом, и он на фестиваль вообще не играть приехал, и они раньше работали вместе, но не то чтобы они друг друга хорошо знали, они никогда не дружили, просто работали, и так это действительно никто не делает. Они не разговаривали. Они просто посидели на пыльных пластиковым стульях. Так что Тим еще как пьян. — Но неважно, — продолжает он. — Прости, что я вообще начал. Я просто… Знаешь, не очень хорошо себя чувствую в последнее время. — Он подбирает пачку сигарет со стола. — Надеюсь, я тут между нами ничего не испортил. — Он поднимается. — Я просто отстану от тебя, ладно? — Нет, — говорит Джинджер и тоже поднимается. — Все нормально. Я не… Все правда нормально. Никаких проблем. Ты ничего не испортил. Не то чтобы между ними было что портить. Между ними вообще ничего нет. Они друг с другом шесть лет не разговаривали. Или семь. Они просто бывшие коллеги, которые столкнулись на фестивале. Они оба музыкой занимаются. — Ладно, — говорит Тим. — Спасибо. Я все равно пойду, хорошо? Джинджер кивает. — Я в любом случае тут никому сегодня не нужен, — продолжает Тим. — Просто пойду по городу покатаюсь. — А на вечеринку ты не пойдешь? — спрашивает Джинджер. — Нет, — качает головой Тим. — Я черепахами как-то не увлекаюсь. — Джинджер улыбается. — Ладно. Увидимся? У вас же еще пара выступлений есть, так ведь? — Да, есть, — говорит Джинджер. — Ну хорошо, — говорит Тим и тоже улыбается. — Я тогда просто отвалю от тебя. И прости меня. Забудь, что я сказал. Вот что говорит Тим. А Джинджер не говорит ничего, он просто пожимает плечами или делает другой жест, он поводит ими и двигает руками, и жест этот неопределенный, и может быть, он что-то выражает, но скорее всего нет, он ничего не значит, а потом Тим уходит, Тим машет ему рукой и уходит прочь. *** Тим говорит, что проголодался, когда они снова сталкиваются на фестивале. Джинджер не видит его какое-то время. Тим же на фестивале не играет. Тим просто окликает его в толпе и спрашивает как у тебя дела, и говорит, что ужасно хочет есть, и спрашивает, не хочет ли Джинджер тоже перекусить. Так что они уходят и берут еду навынос, они сидят на чистых пластиковых стульях и разговаривают. Тим закидывает одну картошку фри за другой себе в рот и рассказывает ему про свой сольный проект. Джинджер спрашивает его о нем. И о других его совместных проектах. — Мы с записью закончили месяцев пять или шесть назад, — говорит Тим и окунает картошку в соус, и закидывает ее себе в рот. — И всей рекламой ребята занимались. Так что ага. Неплохо вышло. Я рад, что поучаствовал. Джинджер кивает и отпивает свою колу. — А моя сольная ерунда… — продолжает Тим. — Знаешь, я в мае неплохо так писал. Каждый день в студии торчал. А потом я просто как-то перестал. Так что с тех пор все встало на паузу. — О, — говорит Джинджер. — А чем ты занимался? Тим пожимает плечами. — Не знаю, — отвечает он. — Ничем особенным. Помог парочке ребят. В Испанию слетал. С Эрин время проводил. Это моя жена. Так что… Почти ничем, на самом-то деле. Отдыхал. — Это иногда полезно, — говорит Джинджер. — В смысле, иногда надо просто отдохнуть и заняться собой. Тим издает какой-то звук, а затем вздыхает. — Это… — говорит он. — Ну да, может быть. Только это вряд ли для меня. Я, вообще говоря, скорее трудоголик. И ты, кажется, тоже, разве нет? — Ну да, наверное, — говорит Джинджер. — Так что… — говорит Тим. — Мне скорее всего не отдыхать надо. Просто… У меня ничего не получается. И я не знаю, чем заняться. И ничем, если честно, и не хочу заниматься. Джинджер выдыхает какой-то звук. — Даже играть не хочу, — продолжает Тим. — Те ребята. Которые меня сюда позвали. Они мне предложили на их концертах на гитаре иногда играть. А я вообще… — Не в настроении? — Ага, — говорит Тим. — Что-то в этом духе. И не в ребятах дело. Они классные. И музыка у них отличная. И я в любом случае здесь торчу, так что логично было бы поиграть. Но… Я просто не хочу. Никакого желания нет. — У тебя… — начинает было Джинджер. Он хочет сказать у тебя что, депрессия. То есть, он не прямо чтобы хочет, но это тоже логично. И он бы сказал, он бы спросил, потому что это логично, но они всего лишь бывшие коллеги и между ними ничего нет, они всего лишь столкнулись на фестивале, потому что они оба занимаются музыкой, и Тим предложил ему перекусить, и теперь они разговаривают. А в прошлый раз Тим был пьян и наговорил ему всего подряд, он трогал его волосы, а он не должен был, не должен был этого делать, потому что вот это — не логично, потому что такие вещи так не делаются, но все в порядке, он сказал, чтобы Джинджер забыл про все это, он извинился, и Джинджер забыл, и теперь они просто едят картошку фри и разговаривают. — Что? — переспрашивает Тим. — А, — говорит Джинджер и берет в руку банку, и делает еще один глоток. — Ничего. Просто… Это неважно. Тим улыбается. — Ага, ты прав, — говорит он и вздыхает. — Нахрен всю эту мрачную поебень. Это все пройдет. Джинджер совсем не это имел в виду. — Я рад, что у тебя все отлично идет, — продолжает Тим. — Эта твоя семья, там все так же хорошо? Джинджер немного хмурится. — О, черт, точно, не семья, команда, — поправляет самого себя Тим. — Ну, с Зомби. — А, — говорит Джинджер. — Ага. Все просто классно. Они классные ребята. И Роб, он… Я его не знал, до того как к группе присоединился. Но он просто нереальный. Знаешь, как он с проблемами разбирается. Ну, он их и правда решает. Тим снова улыбается и кивает, и окунает еще одну картошку в соус. — И он всегда с отличными людьми работает, — говорит Джинджер. — А Джон. Ну, мы с ним дружим уже--- — Ага, целую вечность, — перебивает его Тим. — Именно, — говорит Джинджер. — Так что с ним все было просто. И он все так профессионально делает. Все остальные тоже, на самом-то деле. С ними вся работа выполняется. И каждый в дело вкладывается. И… — он коротко смеется. — Кроме меня, разве что. Я у нас там немного самый ленивый получаюсь. Они все просто просыпаются и начинают работать. Я вообще не знаю, спят ли они. У меня ощущение, что я только и делаю, что сплю. — Ну, ты сам сказал, что отдыхать полезно, — говорит Тим. Джинджер снова смеется. — Ага, — говорит он. — И я за всех нас четверых отдыхаю. Но вообще все классно. И я действительно счастлив. Мне все нравится. И музыка, и как между нами все идет, и наши настройщики, и просто все, вообще все. — Здорово, — говорит Тим. Он откидывается на спинку пластикового стула и перестает жевать. — И музыка у вас тоже отличная. Самое то. Вы на прошлом альбоме немного поэкспериментировали. — А, да, — кивает Джинджер. — Но я в это все особенно не вмешивался. Я ничего не писал. Я только немного обработкой занимался. Ну, и на барабанах играл. — Ага, давай барабаны не будем забывать, — говорит Тим, слегка усмехаясь. Джинджер берет банку в руку, делает несколько глотков и ставит ее на стол. — Но да, у нас там новый звук в некоторых песнях, — говорит он. — По-моему, здорово. Мне нравится как звучит. Мы как раз их на прошлой неделе играли. — Хм, — говорит Тим. — Прости, я не… Ну, знаешь, я на ваше выступление так и не пришел. Со всей этой своей… мрачной ерундой. Но ага, все говорят, что вы обалденно играете. И шоу у вас тоже отличное. Все только о нем и говорят. — Ну да, — говорит Джинджер. — Но я и там не особенно участвую. Судьба барабанщика. Тим вытаскивает пачку сигарет из кармана. — Ну, к стилю ты вполне приобщился, — говорит он, указывая взглядом сверху вниз. — Шляпы. Бороды. Волосы. — Он закуривает. — Выглядит классно. — И затягивается. — Тебе идет. — А, — говорит Джинджер. Взгляд Тима задерживается. Тим смотрит на него. Тим не пьян и уже даже не голоден, потому что они столкнулись посреди толпы, и Тим спросил, не хочет ли он перекусить, и они перекусили, они разговаривали, а теперь Тим опять смотрит на его волосы и на его лицо, Тим смотрит на него. — Блядь, — говорит Тим. — Блядь. Извини. Я опять веду себя как уебок. — А, нет, — говорит Джинджер. — Все нормально, ты меня не… И ты не… — Слушай, — говорит Тим и вздыхает. — Что я тебе тогда наговорил. Я… Я серьезно. Я не просто, ну, знаешь, языком трепал. Ты охуенно выглядишь. И я… Ну. Тим не пьян, Тим просто ел картошку фри. Тим делает затяжку и подается ближе, держа сигарету между пальцев, Тим снова смотрит на него. Тим снова смотрит на него так, будто хочет трогать его волосы. — Я бы с удовольствием с тобой куда-нибудь пошел, — говорит Тим. — И я надеюсь, что я тебя из себя не вывожу, окей? Просто… Если тебе это неинтересно, то я заткнусь. Я не хочу, чтобы тебе из-за меня было неловко. И извини, что я тебя трогал, не спросив. Ему действительно неловко из-за Тима. Но это не из-за того, что тот трогал его, не спросив. Дело не в этом. Ну, немного в этом, потому что так делать нельзя, сначала, разумеется, надо спросить. Но дело все-таки не в этом. Просто Тим спросил его, не хочет ли он куда-нибудь пойти с ним, и трогал его волосы, а затем попросил его обо всем забыть, и Джинджер так и сделал, так что теперь они сидят на чистых пластиковых стульях, и они ели еду навынос и говорили про альбомы, они бывшие коллеги, а потом Тим просто опять ему обо всем напомнил, Тим сказал волосы и начал смотреть на него, и он до сих пор смотрит. Он не трогает его, но смотрит. — Но да, я бы с радостью, — продолжает Тим. — Было бы здорово. Если бы ты, ну. Если бы мы просто пошли куда-нибудь и… Я ничего такого не имею в виду, ничего… плохого, я не хочу тебя задеть, просто, знаешь, я так рад, что мы поговорили, и ты мне реально нравишься, ты отлично выглядишь, так что, ну, если ты не против, то мы можем прямо сейчас куда-нибудь пойти. Если ты не занят, конечно. В мой отель или еще куда-нибудь. Что ты думаешь? Джинджер думает, что они даже не поговорили. Они просто трепались про альбомы и проекты, и ему показалось, что Тим в депрессии, но он его об этом не спросил, потому что они всего лишь бывшие коллеги, они не друзья, и в прошлый раз Тим трогал его волосы и говорил хм, и улыбался, и теперь он опять напомнил ему об этом, и ничего его не задевает, разумеется, совсем нет, в этом нет никакой проблемы, такое с ним уже случалось, люди заигрывали с ним и он сам с ними тоже, это с ним много раз случалось, и ничего плохого в этом нет, просто Тим все еще смотрит на его волосы так, как будто хочет дотронуться до них, и они ели картошку фри, а теперь он постоянно открывает и закрывает свою пачку сигарет. — Я… — говорит Джинджер. — Ты же женат. Тим женат, и его жену зовут Эрин, и Джинджер неплохо ее помнит, она не очень-то высокая, а волосы у нее черные, она брюнетка, и Тим упомянул ее десять минут назад, он сказал, что проводил с ней время, и напомнил Джинджеру, кто она такая, а потом он опять начал говорить о волосах Джинджера и извинился, и сказал, что ведет себя, как уебок, а теперь он спрашивает его, не хочет ли он с ним куда-нибудь пойти. — Ну да, — хмурится Тим. — Но не так же. В смысле… — Он кривит лицо. — Я, блядь, в рок-группах играю. У нас все иначе. Не так. У нас открытые отношения. — Он кладет пачку сигарет, которую открывал и закрывал, на стол. — И ты же тоже женат, так ведь? Джинджер женат, и он тоже, конечно же, женат иначе, потому что он играет в группах, и они это все обговорили, и он много лет назад понял, что не хочет ничего такого, что ему не подходит моногамия, так что он женат, и они все обговорили, и между ними все не так, у них все иначе, он не хочет изменять, а еще всегда ведь есть фанаты, всегда есть вечеринки, наркотики и алкоголь, он играет в группах и еще он не ревнив, он считает, что все должно быть честно, и все так и есть, и такие вещи уже случались, потому что фанаты всегда есть и были, и его жена тоже спала с другими людьми, так что у них тоже все иначе, у них открытые отношения, не в этом дело, это вообще не проблема. — Ну да, — кивает Джинджер. — И у вас не… — Тим говорит. — У вас же тоже открытые отношения? В смысле, ты вообще-то в группах играешь. — Тоже, да, — говорит Джинджер. — То есть… — говорит Тим и откидывается на спинку стула, потирая затылок. — В этом никакой проблемы нет, я правильно понял? Джинджер качает головой. — Так что мы могли бы, — говорит Тим и меняет позу, он подается ближе и смотрит на него. — Ну, знаешь, пойти куда-нибудь. Если ты вообще хочешь, конечно. Я не хочу, чтобы… Ты мне просто нравишься, поэтому я подумал. Но если тебе не… Я не хочу тебя оскорбить. Ты просто нереально классно выглядишь, а я ничем вообще не занят, и ты сейчас тоже, так что я подумал — почему бы нет. Ты же сейчас не занят, так ведь? Джинджер не занят. Он просто слонялся там, в толпе, и Тим окликнул его и сказал, что ужасно хочет есть, и они перекусили и поговорили об альбомах, и он сейчас совсем не занят, он ничего не делает, а Тим спросил его, не хочет ли он куда-нибудь пойти, спросил его, что он думает об этом, и ничего оскорбительного в этом нет, нет никакой проблемы, просто так этого никогда не делают. — Да нет, — говорит Джинджер. Просто ему от этого неловко, неуютно, неудобно, и не от стульев, от того, что Тим смотрит на его волосы, смотрит на него, смотрит так, как будто хочет трогать их, а они просто альбомы обсуждали, и Тим закидывал картошку себе в рот, а потом он напомнил ему про то, что в прошлый раз наговорил, в тот раз, когда он был пьян. — Ну тогда, — говорит Тим. — Тогда что ты думаешь? Давай куда-нибудь пойдем? Это… Мне кажется, было бы здорово. А сейчас он не пьян. — Я… — начинает Джинджер. — Слушай, я… — Блядь, — говорит Тим и вытирает рот ладонью, и поднимает ее, чтобы сделать жест, показывает ее ему. — Я просто опять как мудак себя веду, да? Блядь, извини. — Дело вообще не в этом. — Просто… Забудь, что я спросил, ладно? Я совсем не свой в последнее время. — Ладно, — говорит Джинджер. — Все в порядке. Я не… — Нет? — говорит Тим. — Окей. Извини. Я просто был так рад тебя видеть и… Блядь, ладно, неважно. Извини, что я опять начал. Я не хотел тебя в неловкое положение поставить. Прости меня за всю эту хуйню. Все правда в порядке. Дело не в этом, и ничего такого Тим не сказал, все в порядке, в этом нет проблемы, и он не ставил его ни в какое положение, а теперь он даже не смотрит на него, не смотрит на его волосы так, будто хочет трогать их, он отвернулся на секунду и смотрит вдаль, и снова держит пачку сигарет в руке, и в этот раз он его не трогал, не спросив, он его не трогал, он спросил, спросил Джинджера, что он думает об этом, о том, не стоит ли им куда-нибудь пойти, и не женат ли Джинджер, какие у них отношения, и не занят ли он сейчас, и он не занят, и все действительно в порядке, в этом нет никакой проблемы. — Все нормально, — говорит Джинджер. — Ты ничего такого не сделал. Все хорошо, я… Я в порядке. — Ну хорошо, — кивает Тим, снова переводя взгляд на него. Он больше не смотрит на него так, будто хочет трогать, и он не трогал его в этот раз. — Спасибо. — Он шумно выдыхает, вытирает лоб рукой. — Хочешь сигарету? — Он предлагает ему пачку. Так что Джинджер берет сигарету, и Тим тоже, Тим зажигает ее и закуривает, а Джинджер не закуривает, потому что он не так много теперь курит, и он ему об этом говорил, и Тим сказал, что он тоже курит меньше. — Кстати, а ты этой программой не пользовался, — заговаривает Тим. — Черт, как там она называлась-то… Тим выдыхает дым и говорит кстати, он спрашивает его о новой программе для обработки треков, которую он попробовал, и Джинджер говорит, что тоже пробовал работать с ней, говорит ему ее название, и Тим отвечает да, ага, она самая, и они говорят о ней, об обработке треков, потому что они оба этим занимались и оба пробовали программу, они сидят на чистых пластиковых стульях и говорят о музыке, и Тим курит и иногда разглядывает людей вдалеке, и все в порядке, в этом нет никакой проблемы, и Джинджер вовсе не оскорблен, а Тим говорит еще увидимся, когда они уходят, он не извиняется перед ним еще раз, и в этом тоже ничего такого нет, ничего страшного, потому что ничего не произошло, Тим ничего такого ведь не сделал, и Джинджер спокойно ко всему этому относится, он играет в группах, и Тим говорит ему, что он попробует прийти на какое-нибудь их выступление, и оставляет картошку фри лежать на пластиковом стуле, он говорит еще увидимся и уходит прочь. *** Фестиваль уже закончился, когда они снова сталкиваются друг с другом. Они сталкиваются друг с другом возле банка, и уже октябрь, и Джинджер не видел Тима с самого фестиваля, не видел его с того раза, когда Тим предложил ему перекусить, они не разговаривали, и Тима на фестивале не было, Джинджер его больше не замечал и подумал, что он, наверное, уехал, ведь он там не играл. Так что они сталкиваются друг с другом еще раз, или, может быть, это первый раз, когда они действительно сталкиваются, потому что до этого они были на фестивале, и Тим не играл, но они оба занимаются музыкой, а люди разговаривают, когда они работают в одной сфере, и с Тимом они не разговаривали, они не говорили шесть или семь лет, до тех пор, пока не повстречались на фестивале, но обычно люди разговаривают, и Джинджер говорит с Мэнсоном, потому что они оба занимаются музыкой и играют на концертах, они бывшие коллеги, и с Тимом они тоже бывшие коллеги. Они сталкиваются друг с другом возле банка в октябре, и Тим окликает его по имени и машет ему рукой, когда он оборачивается, Тим приезжал не в банк, Тим был где-то еще недалеко отсюда, а потом просто пошел бродить по округе, потому что не знал, чем ему заняться, а домой он пока возвращаться не хотел, а Джинджер приехал в банк, и когда он выходит из него и проверяет свои карманы, Тим окликает его по имени. — Ага, я просто свалил оттуда, — говорит Тим, опираясь о стену. Они шли вместе по улице, а теперь они стоят возле какого-то здания, и Тим опирается на стену и держит пачку сигарет в руке. Он не курит, там есть знак, что здесь нельзя курить, но выглядит он так, будто очень хочет закурить, он опирается на стену, а Джинджер стоит рядом с ним, и Тим объясняет ему, почему он не видел его с тех пор, как они в последний раз поговорили. — Просто подумал, ну, что я же даже не играю, — продолжает Тим. — Так что в чем смысл там оставаться. И ребята… Ну, я им там особо низачем не был нужен, они меня просто потусоваться позвали и, может, поиграть, но так как играть я не хотел… Так что да, я просто свалил. — А, — говорит Джинджер. — Ну, это понятно. Ты и не должен был там оставаться. И ты себя нехорошо чувствовал. — Ага, наверное, — говорит Тим. — Наверное, нехорошо. Прости, что я все твои выступления пропустил. Просто ничего делать толком не мог, знаешь. — Ничего страшного, — говорит Джинджер. — Ты же не обязан. — Ну да, не обязан, — улыбается Тим. — Но я ведь все равно там был. Ладно, неважно. Что уж теперь. Но я статьи читал. Отзывы. Последний ваш концерт реально классный был. — А, да, — говорит Джинджер. — И публика тоже. Отличная публика. Знаешь, это важно. Тим кивает. — А чем ты потом занимался? — спрашивает он и отворачивается, и открывает пачку сигарет, и перебирает сигареты, одну за другой. — О, я… — говорит Джинджер. — Ну, у нас небольшой перерыв был. А еще мы видео снимали. Но с этим мы быстро разобрались. А потом… О, потом мы еще в Рио летали. — О, здорово, — говорит Тим и выпрямляется, а потом снова опирается на стену плечом. — Обожаю Рио. Охуенный город. — Да, точно, — говорит Джинджер. — Но мы там не сильно задержались. Мы ради работы ездили. Я думал, что, может, стоит остаться подольше или, ну, прилететь туда раньше всех, но как-то не получилось. — Хм, — говорит Тим. — Ну, ты же всегда можешь снова поехать, да? — Ну да, — говорит Джинджер. — А что насчет тебя? — А? — В смысле, после фестиваля. Чем ты занимался? — А, ты про это, — говорит Тим. — Блядь. — Он трет рукой затылок и вздыхает. — Ничем. Я все еще… не в себе. Просто разбитый какой-то постоянно. Так что и вот. Ничем особенным. Никакого Рио. — О, — говорит Джинджер. — Жаль, что так вышло. — Да неважно, — говорит Тим. — Это пройдет. Просто дерьмовый период в жизни. Со всеми иногда случается. — Понятно, — говорит Джинджер. — Ну ладно. — Тим приглаживает волосы. — Ты сейчас куда-нибудь еще идешь? Тим пожимает плечами. — Не знаю, — отвечает он. — В смысле, с этой юридической херней я уже разобрался… Ну, с тем местом, куда я ходил. — Ага, я понял, — говорит Джинджер. — Ты машину там оставил? Он думает, что, может быть, им стоит уже пойти назад. — А, нет, — говорит Тим. — Я без машины. На такси приехал. У меня там, ну, проверьте двигатель и все такое. Что-то с проводкой, мне кажется. И мне ее в ремонт надо отвезти. Но, ну… Я еще этого не сделал? Так что и вот. — Хочешь, я тебя подвезу? — предлагает Джинджер. Ему тоже никуда особенно не надо. Он с банком тоже уже разобрался. — Нет, нет, не надо, — говорит Тим. — Тебе об этом волноваться ни к чему. Тем более, я далеко живу. Ты в каком районе сейчас? Тебе точно не по пути, я так не думаю. У меня вообще ощущение, что это на другом конце города. Так что Джинджер говорит ему свой адрес и да, Тим живет на другом конце города, далеко от банка и далеко от района, где живет Джинджер. — А, ладно, — говорит Джинджер. — Ну, все равно спасибо тебе, — говорит Тим и поправляет куртку, и снова открывает пачку сигарет. — Слушай, ты не хочешь кофе выпить или еще чего-нибудь? Мне пиздец как курить хочется. Джинджер говорит хорошо и они идут назад, и находят место, где можно курить, и покупают кофе, и стоят друг рядом с другом, и Тим пьет кофе и выкуривает две сигареты подряд, а Джинджер ни одной не курит, он просто пару раз отпивает кофе, который Тим покупает для него. Он не особенно хочет кофе. Просто Тим выглядит очень нервным, выглядит потерянным, у Тима, кажется, депрессия, и они не друзья, но они раньше вместе работали, а он ничем не занят, он уже вышел из банка, когда Тим окликнул его по имени, и это совсем не трудно, это просто кофе и еще Тим курит, никакой проблемы в этом нет, и Тим выглядит чуть получше после того, как выкуривает две сигареты. Тим выбрасывает стаканчик из-под кофе и прочищает горло, он улыбается и смотрит на Джинджера. Джинджер тоже улыбается ему. — А я думал, что это, ну, знаешь, только для выступлений, — говорит Тим, указывая на бороду Джинджера. — Но нет ведь, так? — Что? — переспрашивает Джинджер. — Борода, — говорит Тим. — И волосы. И весь этот… пиратский образ. Блядь. — А, — говорит Джинджер. — Ну да, нет. Мне… Мне так нравится. — Хм, — говорит Тим. — Я просто помню, что раньше ты брился. Ну, то есть, бороду ты тоже иногда носил, но потом всегда брился. Так что я подумал, что это для фестиваля или что-то вроде того. Не знаю. — А, нет, — говорит Джинджер. Они столкнулись друг с другом, они действительно просто случайно пересеклись у банка и немного прошлись по улице, и Тим выглядел совсем потерянным, как будто он в депрессии, и они купили кофе, а теперь опять началось все это. Если это оно. Тим ведь не пьян и ничего не употреблял, и выглядит он вполне нормально, лучше, чем когда они встретились у банка, и он смотрит на Джинджера, на его бороду и на его волосы, на его лицо, и это опять то же самое, опять ли это то же самое. — Классно на тебе смотрится, — говорит Тим. — В смысле, ты отлично выглядишь. Я не только про стиль. Просто… очень здоровым, знаешь? И с последнего их разговора прошло черт знает сколько времени, как минимум два месяца, и Тим сказал ему про все забыть, и он забыл, он играл на барабанах на фестивале и снимался в клипе, а потом полетел в Рио, он обо всем забыл, а теперь это опять происходит, и Тим смотрит на него точно так же, как смотрел на свои сигареты, Тим говорит про его бороду так же, как раньше говорил про его волосы. — То есть, я не хочу сказать, что ты раньше больным выглядел, — продолжает Тим. — Или вообще плохо, знаешь. Просто. Тебе реально очень идет. И ты классно выглядишь. Ты как-то тренируешься или еще что-то? Но он не трогает его. Он держит руки в карманах куртки. — А, ну, да, — говорит Джинджер. — Но я всегда тренировался. Наверное, это просто потому что я меньше пью. И почти не курю. И ложусь рано. Ну, знаешь, ребята, они всегда рано начинают работать, так что я… — А, — кивает Тим. — Это здорово. Я тоже решил бросить так много дымить. И у меня реально получилось. — Он на секунду переводит взгляд вниз. — Ну, то есть, сейчас я вовсю курю. Так что не в последние месяцы. Из-за этого моего… кризиса старого уебка или что это со мной такое. Но ага, до этого у меня все получалось. Джинджер улыбается. И, может быть, ничего такого не происходит. Может быть, они просто разговаривают. Но если бы они не просто разговаривали, это бы тоже проблемой не было, может, это только немного раздражало бы его, но не так чтобы очень, потому что Тим ничего такого плохого или оскорбительного не говорил, они просто случайно встретились и немного прогулялись, и выпили по кофе, и Тим поинтересовался, отрастил ли он бороду для работы или потому, что сам так хотел, а потом они обсудили свои дурные привычки, вот и все. Тим же не спрашивает его, не хочет ли он куда-нибудь с ним пойти. — Да, это… Это правда хорошо, — говорит Джинджер. — И я надеюсь, что ты и сам поправишься поскорее. — Спасибо, — говорит Тим и вздыхает, и трет лицо руками, вынув их из карманов. — Ладно, я, наверное, пойду уже. — Тебе еще куда-то надо? — спрашивает Джинджер. — Нет, просто… — говорит Тим. — Я скорее всего домой поеду. Я думал, что может мне что-нибудь в голову придет и я туда поеду, но нет, ничего вообще не приходит, да и не хочу я ничем заниматься. Так что ага, я просто домой поеду и какую-нибудь музыку послушаю. — А, ладно, — говорит Джинджер. Кажется, ничего и не происходило. — Ты точно не хочешь, чтобы я тебя подвез? — спрашивает он. Потому что это совсем не трудно, тем более, что он ничем не занят, и Тим теперь выглядит чуть получше, но все еще потерянным, уставшим, и они, конечно, не друзья, но они же иногда разговаривают. — Да, не стоит, все в порядке, я не хочу тебе навязываться, — говорит Тим. — Ты же не обязан. — Ничего страшного, — говорит Джинждер. — В смысле, я сейчас вообще ничем не занят. Так что если ты хочешь… — Серьезно? — спрашивает Тим. — Ну да, конечно, — говорит Джинджер. — Ладно, — говорит Тим. — Спасибо. Тогда… Тогда что, поедем уже? Так что Тим говорит это, и они идут туда, где Джинджер оставил машину, на которой он приехал в банк, и едут на другой конец города, они говорят о песнях, которые играют по радио, которое включает Тим. И он сначала спрашивает, можно ли его включить, и Джинджер говорит, что можно, так что они говорят о песнях, пока он подвозит Тима домой, в район, который расположен довольно далеко от банка, где они случайно встретились. Джинджер паркуется, и Тим кивает и проверяет карманы, хлопая по ним, а потом снова кивает ему головой. — Ничего не забыл, — говорит он. — Спасибо тебе. — Да не за что, — говорит Джинджер. — Я тогда пойду, — говорит Тим и кладет руку на дверную ручку. — Или ты… Хочешь зайти? — Я… — говорит Джинджер. Или, может, он говорит а или хм или просто выдыхает какой-то звук, потому что он не уверен, о чем Тим его спрашивает, потому что они столкнулись друг с другом на фестивале, и Тим предложил ему куда-нибудь пойти, он трогал его волосы и сказал ему, что он охуенно выглядит, а потом сказал забудь об этом и извини, и это все нормально, ему не надо было извиняться, потому что ничего плохого он не говорил, и Джинджер ничем не оскорблен, а Тим вовсе не ведет себя как уебок, он просто был пьян, он совсем потерянный и уставший, и ничего такого не произошло в любом случае, и он забыл об этом, потому что никакой проблемы тут нет, но теперь он не совсем уверен, о чем Тим спрашивает его, потому что в этот раз они случайно встретились у банка и немного прогулялись, они поговорили и выпили по кофе, и Тим спросил его про бороду, Тим смотрел на него, но он его не трогал, и так он на него тоже не смотрел, кажется, не смотрел, так что, наверное, ничего не происходит. — Ты у меня дома раньше бывал? — спрашивает Тим, немного хмурясь. — Я вообще не помню. Мне кажется, мы в основном у Мэнсона все тусовались. Ладно. Все действительно нормально. — А, я… — говорит Джинджер. — Нет, кажется не бывал. По крайней мере, я такого не помню. Но это уже так давно все было. — Ага, да, — говорит Тим. — Так что… Хочешь зайти? Или тебе ехать уже надо? — Я… — говорит Джинджер. — Да, давай. Я не занят. — Хорошо, — кивает Тим и тянет за ручку, и открывает дверь. Они выходят из машины, которую Джинджер припарковал возле дома Тима, и Тим начинает искать ключи, и выглядит он нервным, беспокойным, он говорит блядь и извини, и еще у меня с памятью сейчас просто пиздец, а потом он находит их в кармане джинсов, после того, как перерывает все карманы в куртке, и они заходят внутрь. Внутри темно. Они заходят внутрь, и Тим запирает дверь и ждет, пока Джинджер снимет куртку, и в коридоре совсем темно, и в комнате, куда Тим проводит Джинджера, тоже, потому что в доме Тима задернуты все шторы, а сам Тим не включает свет. То есть, он собирается было, но вдруг останавливается. — Тьфу, блядь, нет, — говорит он и останавливается. — Давай наверх пойдем, ладно? Я опять, блядь, забыл. Тут беспорядок — просто пиздец. И я его сегодня утром еще всяким хламом дополнил. Блядь. Господи, я сам как какой-то бесполезный хлам. — О, — говорит Джинждер. — Ладно. — Блядь, я просто рад, что Эрин меня еще не возненавидела из-за этого всего, — продолжает Тим. — Я сейчас так себе партнер. Только ее терпение испытываю. Будто я вообще не совсем и здесь. — О, — повторяет Джинджер. — Мне… жаль, что все так… — Ладно, неважно, — говорит Тим. — У меня дом двухэтажный не просто так. Давай наверх пойдем. — Хорошо, — кивает Джинджер в темноте двухэтажного дома Тима. — А Эрин… Она куда-то вышла? — А, да, — говорит Тим. — Она с друзьями куда-то поехала. Должна вечером вернуться, кажется, после семи. Мы с ней договорились, что что-нибудь сегодня приготовим. Знаешь, ужин. И время вместе проведем. Поговорим и все такое. — Это хорошо, — говорит Джинджер. — Ага, — говорит Тим. — Пойдем. Так что Тим говорит пойдем, и они поднимаются наверх, и там тоже темно, и они проходят две двери, прежде чем Тим открывает третью и впускает Джинджера в комнату, он говорит погоди секунду и идет к окну, и открывает шторы, которые задернуты и там, и комнату заливает свет, и комната большая и довольно-таки пустая, и в ней чисто, в ней нет беспорядка, по ней видно, что в ней никто не живет, потому что эта комната — спальня для гостей. Блядь. Тим открывает шторы и говорит вот так, и делает жест руками, который выражает, что здесь теперь не так темно, а Джинджер просто стоит возле кресла и блядь. Блядь. Затем Тим вынимает вещи из карманов и хлопает по ним, и кладет все вынутое на стол, он поворачивается к Джинджеру и улыбается ему. — Ты чего-нибудь хочешь? — спрашивает он, потирая рукой затылок. — Ну, у меня там в холодильнике пиво есть. — Он указывает вниз, в сторону первого этажа. — Или, не знаю, всякая газировка тоже должна быть. О. Ладно. Ничего не происходит. — Нет, спасибо, — говорит Джинджер, потому что пить он сейчас не хочет и они уже пили кофе, они встретились у банка и поговорили, и Тим курил, Тим поблагодарил его за то, что он его подкинул, а потом сказал, что будет сегодня готовить ужин со своей женой, и что он только испытывает ее терпение сейчас, что он везде разводит беспорядок, и теперь они стоят в комнате для гостей, и комната большая, чистая и довольно-таки пустая, и Тим тут не живет, Тим спрашивает его, не хочет ли он чего-нибудь выпить. И Джинджер не хочет. — Ладно, — говорит Тим и подбирает пачку сигарет со стола, куда он ее положил, а потом кладет ее обратно. Джинджер просто стоит возле кресла и думает, что ему, наверное, стоит сесть в него, и тогда они еще поговорят, а Тим будет курить, потому что они просто случайно встретились друг с другом, а потом немного прогулялись, и Джинджер подвез Тима домой, а Тим пригласил его зайти, Тим выглядит потерянным, уставшим, словно у него депрессия, и все шторы в его доме задернуты, все окна занавешены, и он сказал, что он сейчас сам будто какой-то бесполезный хлам, что он постоянно забывает обо всем подряд. — Ладно, — повторяет Тим, и Джинджер думает, что ему просто надо сесть в это кресло, рядом с которым он стоит, но он не успевает, ему не оставляют времени, Тим не оставляет ему времени, Тим говорит ладно и подходит к нему, ближе, слишком близко, он улыбается и запускает руку ему в волосы. Блядь. Тим целует его. Так этого никто не делает. Ничего плохого в этом нет и это не проблема, все в порядке, и Джинджер тоже целует Тима, потому что так и надо делать, потому что это приятно и ему тепло, а Тим выдыхает что-то прямо ему в рот и кладет руку ему на затылок, и пальцы его перебирают ему пряди, и в этом нет ничего плохого или оскорбительного, просто так это все не делается, так нельзя, нельзя такие вещи делать, нельзя просто говорить бывшим коллегам, что они тебе нравятся, и предлагать им куда-нибудь с тобой пойти, нельзя перебирать их волосы и говорить, что они мягкие, такие мягкие, ничьи волосы нельзя перебирать, нельзя трогать, не спросив, так никто не делает, так нельзя, нельзя приглашать людей к себе в дом и говорить им, что твоя жена вернется вечером, после семи, и что вы будете с ней готовить ужин, нельзя приводить гостей в спальни и целовать их, не спросив. Но Тим именно это и делает. Тим целует его, Тим запускает пальцы ему в волосы, кладет ладонь ему на затылок и ждет немного, всего лишь несколько секунд, а потом он подается вперед, ближе к нему, и целует его, и Джинджер тоже целует Тима, а Тим жарко выдыхает ему в рот. Затем Тим отстраняется. — Хм, — говорит он и улыбается, и смотрит на Джинджера, или нет, может быть, он говорит не хм, может, он просто издает какой-то звук, мягкий, теплый звук, он издает его и улыбается, он поднимает руку и кладет ее ему на подбородок, Тим трогает его, его волосы и бороду. — Можно я… — заговаривает Тим. — Можно я ее развяжу? — спрашивает он, и он спрашивает про бороду, потому что она завязана, потому что Джинджер завязывает ее тремя разноцветными резинками. — Я… — говорит Джинджер, и это, это вообще ничего не значит, вообще ничего не говорит, ничего из того, что он подумал. — Господи, — смеется Тим. — Что я вообще несу? Как будто я ебучий извращенец. Тим целует его еще раз, и обе его руки теперь перебирают ему волосы, и Тим прижимается к нему, Тим так близко, слишком близко, их тела соприкасаются, и Тим тоже прикасается к нему. — Все-таки… можно? — спрашивает Тим, отстраняясь. — Я не придуриваюсь, ладно? Просто хочу посмотреть, как она выглядит. Джинджер не очень то понимает, о чем он его спрашивает. — А, — говорит он. Тим кладет пальцы на три разноцветные резинки, стягивающие его бороду. Вот о чем. — Ладно, — говорит Джинджер. Он сам думает совсем не об этом. Он думает, что так это все не делается, и что Тим не пьян, от Тима не несет пивом, от Тима пахнет сигаретами, кожей и еще немного потом, Тим стоит так близко к нему, что Джинджер чувствует его запах, Тим стоит так близко, а они даже не друзья, не то чтобы это имело отношение к тому, что сейчас происходит, но они все же не друзья, они не говорили друг с другом шесть или семь лет, не говорили уже два месяца, и Тим трогал его волосы, а потом за это извинялся, он сказал ему забыть об этом и назвал себя уебком, а потом ушел, и Джинджер его больше не видел, они просто случайно пересеклись на улице, черт возьми, и Тим выглядел потерянным, уставшим, и, может быть, у него депрессия, потому что он не играет и уехал с фестиваля, а еще он в ссоре с Мэнсоном, и все окна в его доме занавешены, а его жене приходится терпеть беспорядок, который он разводит на первом этаже, а его пальцы стягивают три разноцветные резинки с бороды Джинджера, уже стянули, и теперь Тим трогает ее, расчесывает ее, и его пальцы задевают его подбородок, а другая рука Тима лежит у Джинджера на шее, сзади, в его волосах, и медленно, кругами, поглаживает его, и что же он, блядь, такое делает, что они, блядь, такое делают, что он сам-то, блядь, творит. — Хм, — говорит Тим. — Классно. Тим произносит это и снова целует его, и отстраняется, и обхватывает его лицо ладонями, проводя пальцами по нижней челюсти, по губам, Тим перебирает пряди его волос, а лицо Тима уже не выглядит так, как выглядело раньше, Тим уже не выглядит так, как раньше, потому что они не говорили друг с другом шесть или семь лет, но морщин у него не появилось, просто его кожа стала совсем немного суше, совсем немного тоньше, и его лицо не выглядит так, как выглядело раньше, Тим больше не выглядит уставшим, Тим выглядит, выглядит возбужденным, и он немного раскраснелся, и взгляд его бродит, так же как и его пальцы, по лицу Джинджера, по его шее, волосам и бороде, и Тим кусает губы, Тим пахнет потом и табаком, Тим стоит так близко, слишком близко, и тело его разгоряченное, Тим весь горячий, взбудораженный, беспокойный, наэлектризованный, Тим прижимается к нему, и Джинджер вздрагивает, он весь дрожит, как будто перед выступлением, вот на что это похоже, но они не будут выступать, они уже не играют в одной группе, они не играют в ней уже шесть или семь лет, они у Тима дома, в спальне для гостей, и Тим целует его еще раз, Тим гладит его руками по шее и плечам, взбудораженными, беспокойными, наэлектризованными, горячими руками, Тим смотрит на него, Тим говорит блядь и опускает руку, Тим пропихивает ее между ними, между их телами, которые слишком тесно прижимаются друг к другу, Тим кладет свою руку на его член. На Джинджере надеты джинсы, а член у него стоит, и Тим просто кладет свою руку на него. — Блядь, — выдыхает Джинджер, и Тим тут же отпускает его. — О, черт, извини, — говорит Тим и отпускает его, и что, что он вообще под этим имеет в виду, что тут вообще происходит, что он такое с ним творит. Он тянет его ближе к кровати. — О, черт, извини, — говорит Тим и отпускает его, берет его за руку и тянет в кровать. — Я иногда пиздец тупой бываю. Пойдем. И от этого совсем не легче, это только больше сбивает его с толку, потому что что он такое говорит, куда он его тянет, что, блядь, происходит, правда, что, они же просто пересеклись у банка, и так все это никто не делает, так нельзя, нельзя просто спрашивать людей, не хотят ли они куда-нибудь с тобой пойти, нельзя приводить их в спальню для гостей, нельзя так делать, если ты не пьян, и, может, Тим не был пьян, не был пьян в тот первый раз, может, он и правда всего лишь выпил пару бутылок пива, может быть, но сейчас он тянет его в кровать, он снимает свою футболку и отбрасывает ее в сторону, а потом его руки снова касаются его, ложатся ему на шею и на плечи, на грудь и руки, он стягивает футболку с Джинджера и снова трогает его, и руки его ложатся на его тело, на его кожу, и Тим улыбается. — Блядь, какой ты классный, — говорит он, немного задыхаясь, немного раскрасневшись, он возбужден, а они прижимаются друг к другу, полуголые, и Тим водит руками по его телу, коже, волосам. — Может мне все-таки, блядь, надо узнать, какой шампунь ты покупаешь. Тим произносит это и смеется, и опять целует его и что, что, что. Он снова целует его, а потом его руки расстегивают ему ремень и стягивают с него джинсы, джинсы и белье, и носки тоже, и Тим на пару секунд опускается на колени перед ним, но он этого даже не замечает, все происходит слишком быстро и так нельзя, нельзя все это так делать, просто, блядь, нельзя, но Тим именно так все это и делает, Тим неизвестно что творит в своем доме, в спальне для гостей, куда он привел Джинджера, потому что внизу он устроил беспорядок, беспорядок, который его жена — Эрин — вынуждена терпеть, и вечером он будет готовить с ней ужин, но сейчас он снова стоит рядом с ним, он стаскивает свои собственные штаны, и на нем нет нижнего белья, только джинсы, и он забывает снять носки и матерится, он говорит господи, какой же я тупой и стягивает их, он толкает Джинджера в кровать и стягивает носки с себя, он забирается на него верхом, и они оба голые, они оба, блядь, совсем раздетые и прижимаются друг к другу, они просто случайно встретились у банка, и это было всего лишь два часа назад, и они даже не говорили, они просто прогулялись по улице немного, Тим просто выпил кофе. — Боже, а я еще думал, что это я худой, — говорит Тим, приподнимаясь на локтях, обнаженный, как и Джинджер, он трогает его и смотрит на него, улыбается ему, а потом снова ложится, прижимается к нему, прижимается своим обнаженным телом к телу Джинджера, он весь взбудораженный, беспокойный, наэлектризованный, он такой горячий, он целует его, его лицо и подбородок, его бороду, он запускает пальцы ему в волосы и целует его в губы, и дышит ему в рот, и его тело, прижатое к телу Джинджера, вибрирует, будто под напряжением, Тим дрожит, Тим весь горячий и пахнет потом, и их члены соприкасаются, их животы, их бедра, их тела, и Тим ложится между ног Джинджера, а Джинджер раздвигает их, Джинджер раздвигает их, потому что так ведь удобнее лежать и все в порядке, никакой проблемы в этом нет, а ему почти пятьдесят лет, и он играет в группах, он этим черт знает сколько раз занимался, и все в порядке, дело только в том, что так, так этого никто не делает, и он просто подбросил Тима до дома, просто подвез его домой, он больше ничего не делал, он и сейчас ничего не делает, вообще ничего, даже не шевелится, он самый бесполезный, блядь, барабанщик в мире, безрукий барабанщик, он просто лежит под Тимом на кровати, а Тим трогает его, Тим трогает его, не останавливаясь, а Джинджер нет, не трогает, не трогает его своими бесполезными руками, но Тим трогает его. Тим садится на кровати и целует его тело, его кожу, которую ему так приятно трогать, он так сказал, он целует его кожу так же, как трогал его волосы, волосы, которые такие мягкие, он так сказал, он покрывает поцелуями его живот и грудь, и его бедра, он садится на кровати и целует колени Джинджера, которые тот сгибает, он улыбается и сжимает пальцами член Джинджера, обхватывает его и двигает рукой, и кусает губы, и лицо его немного раскраснелось, и он моргает и морщит нос, и лоб он тоже морщит, совсем немного, прямо между бровями, он смотрит на Джинджера и гладит его член ладонью, а они шесть или семь лет не говорили, и Джинджер никогда не был у него дома, но сейчас он именно там и есть, он лежит у него дома на кровати. Джинджер выдыхает какой-то звук, когда Тим кладет руку на его член, и это стон, и он ничего не передает, ничего из того, что он сейчас думает, а Тим просто говорит так? — Так? — говорит Тим, и что же он, блядь, такое спрашивает. — Подожди немного, давай подвинемся, — говорит Тим, и Джинджер двигается, потому что Тим ему помогает, потому что все в порядке и никакой проблемы в этом нет, потому что он играет в группах и пьет алкоголь, он раньше очень много пил, пил на вечеринках, и он бывал в домах людей в их спальнях для гостей, в домах, где он раньше не бывал, чьих адресов не знает, в домах людей, чьих имен он ни за что не вспомнит, перепутает, он барабанщик и играет в группах, и ничего такого в этом нет, только вот Тим помнит, помнит его имя, а Джинджер знает имя Тима, и они бывшие коллеги, они не друзья, только вот Тим помогает ему сдвинуться повыше и садится между его согнутых колен, и гладит его бедра, проводя по ним ладонями, кусая губы, и это охуительно приятно, и разряды пробегают по коже Джинджера, и у него встает еще сильнее, и он стонет, и в этом тоже ничего такого нет, в этом нет вообще никакой проблемы. Он смещается, ложась повыше, и Тим садится между его согнутых колен и сам тоже нагибается, и целует его бедра, и Джинджеру щекотно от его дыхания, у Джинджера встает еще сильнее от его дыхания, Тим обхватывает руками его бедра и гладит его кожу пальцами, медленно, кругами, Тим нагибается и выдыхает звуки, Тим облизывает его член и его яйца, Тим лижет его дырку. — Блядь, — говорит Джинджер. Тим лижет его дырку и держит его бедра, выдыхая звуки, и это пиздец как приятно, и Джинджер стонет, и у него стоит, и это просто охуительно и совсем не проблема, Тим вылизывает ему дырку и знает его имя, и они бывшие коллеги, и в этом ничего такого нет, ничего страшного, и он этим раньше занимался, он занимался этим много раз, Джинджер спал с мужчинами и вылизывал их дырки, а они вылизывали его, Джинджер спал с женщинами и вылизывал их дырки, а они вылизывали его, дело вообще не в этом, его это совсем не беспокоит, и он знал их имена, а иногда не знал, дело только в том, что так нельзя, нельзя приглашать людей зайти и приводить их в спальню для гостей, нельзя просто так утыкаться лицом между их ног, нельзя вылизывать их, не спросив. Тим вылизывает его дырку, и это классно, это охуенно, и Тим поднимает голову и спрашивает, а голова Джинджера очень тяжелая и кружится, голова Джинджера полна всяких мыслей, и все происходит слишком быстро, всего лишь два часа назад они случайно пересеклись у банка, все слишком быстро, и они только что целовались, Тим поцеловал его в первый раз, Тим поцеловал его, когда привел в спальню для гостей, а теперь уже происходит это, он вылизывает его и он ведь даже не спросил, и так, так этого делать попросту нельзя. — Так нормально? — спрашивает Тим. Тим поднимает голову и спрашивает, и да, конечно, все нормально, и что он вообще имеет в виду. Что же он ему вообще говорит. Потому что так нормально, разумеется, так нормально, они играют в группах и они спят не только с женщинами, и ничего плохого в этом нет, ничего оскорбительного, это вообще никого не касается, это просто то, чем ты иногда занимаешься, когда спишь с людьми, только вот так этого делать попросту нельзя, и нет, разумеется, так не нормально, потому что сначала надо обязательно спросить, разумеется, надо спросить до того, а не тогда, когда ты уже, блядь, это делаешь, но ладно, ладно, это все неважно, они играют в группах, и иногда так случается, иногда так просто, блядь, случается, и ты делаешь неправильные вещи, касаешься людей, не спросив, трогаешь, но ведь не так, ведь так нельзя, нельзя трогать людей вот так, и как вообще он его трогает, о чем он его спрашивает, что он вообще с ним творит. — Да, — говорит Джинджер, и Тим улыбается, улыбается ему, так мягко, и, блядь, что же тут такое происходит, о чем он его вообще спросил, он улыбается, когда Джинджер отвечает да, и говорит хорошо, и он что, спрашивал, было ли ему приятно, спрашивал, хорошо ли он это делает, что он спрашивал, что вообще тут происходит, Джинджер совсем не знает, что тут происходит. — Да, — говорит он, и он имеет в виду да, так нормально, но ведь нет, совсем нет, не нормально, а гораздо лучше, классно и приятно, просто охуенно, потому что он говорит да, а Тим улыбается ему, Тим говорит хорошо и снова наклоняется, Тим лижет ему дырку и держит его бедра, рисуя круги на его коже, издавая звуки, обжигая его своим прерывистым дыханием, он просто продолжает вылизывать его, и он умеет это делать, и это классно и приятно, разумеется, это, блядь, приятно, но ведь он его не об этом спрашивал, ведь точно не об этом, и так это все не делают, потому что Джинджер делал, Джинджер делал все это много раз, делал много всякого, но не сейчас, сейчас он ничего не делает, он просто стонет, лежа на кровати в спальне для гостей у Тима в доме, куда он его отвез, потому что это же не трудно, и это все тоже совсем не трудно, все в порядке, только вот он совсем ничего не делает, он просто стонет, лежа на кровати со своими бесполезными руками, и у него стоит, он пиздец как возбужден, а руки Тима держат его бедра, руки Тима гладят его член, а сам Тим вылизывает его дырку, и это классно и приятно, и Джинджер чувствует, что вот-вот кончит, он кончит прямо так, а так нельзя, разумеется, так это все делать попросту нельзя, нельзя трогать волосы бывшего коллеги, если ты не пьян, и даже если пьян, нельзя извиняться, а затем повторять все вещи, за которые ты попросил прощения, нельзя вообще все это говорить, нельзя просто без причины спрашивать людей, не хотят ли они пойти куда-нибудь с тобой, так это не делается, нельзя приглашать их зайти внутрь и спрашивать, не бывали ли они уже у тебя в гостях, нельзя рассказывать им, что через несколько часов ты будешь готовить ужин со своей женой, нельзя вести их в спальню для гостей и целовать там, снимать с них всю одежду, пока они просто стоят перед тобой, бесполезные, нельзя толкать их на кровать и перебирать их бороду, как будто ты какой-то извращенец, нельзя все это делать, но Тим так делает, Тим уже все это сделал и теперь он лижет ему дырку, и блядь, он сейчас кончит, блядь, блядь, блядь. — Ч-что? — спрашивает Джинджер, когда Тим вдруг останавливается, когда Тим поднимает голову, когда он уже не вылизывает его, когда он держит его бедра и смотрит на его лицо, и его собственное лицо раскраснелось, и губы тоже, а кожа у него немного чересчур сухая, но прямо сейчас потная, глаза полуприкыты, они всегда у него полуприкрыты, но сейчас иначе, сейчас веки Тима так же тяжелы, как тяжела голова Джинджера, которую он пытается поднять с подушки, его голова, которая идет кругом. — Что ты--- И что он такое у него спрашивает-то. — О, — говорит Тим и облизывает губы. — Тебе так нравится? И что он такое у него спрашивает-то. — А, я… — говорит Джинджер, и он имеет в виду да, разумеется, ему так нравится, это классно и приятно, это, блядь, невероятно, и он был невероятно возбужден, он думал, что вот-вот кончит, он почти кончил просто так, и теперь голова его идет кругом, а Тим внезапно перестал. — Черт, — говорит Тим и улыбается. — Хорошо. Я… В следующий раз, ладно? Я просто… Я пиздец как хочу тебя трахнуть. И что он такое вообще говорит. И то, что Тим ему говорит, возбуждает его больше, его бросает в жар, он снова стонет, и голова его идет кругом, и он хочет кончить, и ничего такого в этом нет, но что же он такое вообще говорит, что он ему вообще пытается сказать. Тим забирается на него верхом и опять целует, и их обнаженные тела теперь совсем вспотели, и они прижимаются друг другу, и Тим жарко выдыхает ему в рот, Тим тоже стонет, Тим отстраняется и обхватывает его голову ладонями, и запускает пальцы в его волосы, и так это все не делается, нельзя все это говорить, просто, блядь, нельзя. Тим целует его и отстраняется, и смотрит на него. — Блядь, — говорит он, перебирая пальцами пряди его волос. — Ты только… Подожди немного, ладно? Я смазку принесу. Когда Тим возвращается, он растягивает его, он приносит смазку и презервативы, он говорит подожди немного и выходит, и Джинджер ждет, он слышит шум, раздающийся с первого этажа, где Тим сегодня устроил беспорядок, где вечером он будет ужинать с женой, где занавешены все окна и темно, где они были, когда только зашли к Тиму в дом, и сейчас Джинджер тоже в его доме, он на кровати, ждет его в спальне для гостей, лежа на спине и согнув колени, и голова у него пустая и идет кругом, и так бывает, все нормально, ничего плохого, никакой проблемы в этом нет, и дело только в том, что Тим возвращается со смазкой и презервативами и садится на кровать рядом с ним, садится рядом и целует его согнутое колено, он открывает смазку, и руки у него слегка дрожат, и он матерится, он засовывает пальцы в дырку Джинджера, а перед этим он ее вылизывал, они случайно встретились у банка, и Джинджер подвез Тима домой, а Тим его поцеловал и стал его вылизывать, а теперь он растягивает его, моргая, и лицо у него раскраснелось, он говорит блядь, я надеюсь, я тебе больно не делаю и растягивает его, и он не делает, и все в порядке, просто он вылизывал его, а потом сказал в следующий раз, ладно, он хочет его трахнуть, и это ничего, нет в этом никакой проблемы, и Джинджер раздвигает ноги, немного их приподнимая, и пальцы Тима двигаются внутри него, Тим улыбается, а руки у него дрожат, он возбужден, а Джинджер стонет, ему вообще не больно, ему очень хорошо и все в порядке, и это классно и приятно, а Тим смотрит на него и улыбается, на его лицо, на его волосы, и его пальцы двигаются внутри него, растягивая, и с тех пор, как они в первый раз поцеловась, не прошло даже двадцати минут, но это все не страшно, так бывает. — Тебе на спине нравится? — спрашивает Тим, и его пальцы двигаются внутри него, и Тим тоже собирается подвинуться, Тим весь взбудораженный, беспокойный, весь наэлектризованный, а Джинджер просто лежит на кровати перед ним со своими бесполезными руками, лежит, раздвинув ноги и немного их приподняв, и Тим сидит прямо между ними, Тим растягивает его, и что Тим у него такое спрашивает, что он пытается сказать, Джинджер не каждый день всем этим занимается, вообще не каждый, потому что такие вещи так не делают, потому что так нельзя, нельзя просто говорить в следующий раз, ладно, нельзя толкать людей на кровать в спальне для гостей, нельзя постоянно смотреть на их бороду и улыбаться, но Тим именно так и делает, Тим смотрит на его бороду и волосы, на его лицо, и улыбается, и его пальцы двигаются внутри него, его пальцы растягивают дырку Джинджера, и ничего такого в этом нет, это для него не первый раз и не второй, он уже все это делал, он, блядь, играет в группах, он много раз все это делал, только вот сейчас он просто лежит там, бесполезный, а Тим трогает его, и пальцы Тима двигаются внутри него и гладят его бедра, они дрожат немного, руки Тима, а его пальцы растягивают его, и ему приятно, разумеется, ему приятно, ему все нравится и все в порядке, все даже лучше, чем в порядке, все просто невероятно, и ничего страшного нет в том, что он лежит там с раздвинутыми ногами, немного приподняв их, это вообще никого больше не касается, это просто то, что ты иногда делаешь, когда с кем-то спишь, и ему это нравится, ему нравится быть на спине, это приятно и ему нравится, но ведь не так, так ведь нельзя, нельзя так делать и нельзя так задавать вопросы, он занимался этим много раз, но ведь не каждый день, он довольно давно этим не занимался, он ведь не лежит постоянно, бесполезный, в чужих спальнях для гостей, он не лежит, но это не проблема, совсем нет, и что же он тогда у него спрашивает, что он пытается сказать. — Да, — выдыхает Джинджер, и Тим сдвигается, и его пальцы тоже, Тим вытаскивает их и кивает, и говорит хорошо, и улыбается, моргая, и он весь потный, горячий и наэлектризованный, Тим возбужден, Тим хочет его трахнуть, и все в порядке, ничего страшного, блядь, в этом нет. — Хорошо, — говорит Тим, кивает и вынимает пальцы. — Ладно. Только может… Перевернись сначала, а потом мы. Потому что я не хочу сделать тебе больно. Так будет… так проще будет. Тим говорит, что так будет проще, и кладет свои руки на него, помогая перевернуться и встать на четвереньки, а он просто бесполезный, совсем, блядь, бесполезный, но ему не трудно, это всего лишь то, что ты иногда делаешь, что Джинджер делал, это, блядь, легко, и все в порядке, так что что он ему такое говорит, что Тим говорит, он не хочет сделать ему больно, и у руки у него дрожат, и он помогает ему перевернуться, а Джинджер стоит на четвереньках в спальне для гостей в двухэтажном доме Тима, и машина Джинджера припаркована прямо рядом с ним, Джинджер ездил в банк и встретил Тима у дверей, столкнулся с ним, и они пошли пить кофе, и Тим курил, Тим курил, потому что он плохо себя чувствует, он устал, у него депрессия, но теперь он позади него, а его руки гладят его кожу, его спину, Тим трогает его, а он не трогает, он стоит на четвереньках, потому что Тим сказал, что так будет проще, но ведь ничего трудного в этом вообще нет, и никакой проблемы тоже, а Тим теперь позади него, Тим берет презервативы, берет смазку, Тим гладит его ладонью по спине, проводит пальцами по дырке, влажными и теплыми, Тим хочет его трахнуть, Тим вылизал его, целовал его, развязал ему бороду, Тим сказал, что она ему идет, сказал, что его волосы такие мягкие, трогал его, Тим трогает его, Тим говорит блядь, Джиндж, и толкается в него со стоном, и больно он ему не делает, и все в порядке, ничего трудного в этом всем нет, он этим занимался много раз. — Господи, — говорит Джинджер, когда Тим толкается в него, и это классно и приятно, пиздец как приятно, и ничего страшного в этом нет, просто так легче, и ему так тоже нравится, он тоже стонет, он дрожит, почему же он дрожит, почему он сказал господи, в этом нет ничего плохого, оскорбительного, ничего нового, он это делал тысячу раз, он, блядь, играет в группах, и дело вообще не в этом, дело только в том, что Тим говорит блядь, Джиндж, а они бывшие коллеги, Тим знает его имя, Тим окликает его по имени, когда они случайно сталкиваются друг с другом, как сегодня, и раньше они играли вместе, дело только в том, что он такого никогда не делает, потому что нельзя делать это так, он никогда по улицам не ходит и не хлебает кофе, который ему купили, и не подвозит купившего домой, не оказывается там в спальне для гостей на четвереньках, нет, с ним такого не бывает, он так не делает, а если делает, то вообще не так, потому что так этого делать попросту нельзя, совсем нельзя, но прямо сейчас он именно так и сделал, и он стоит на четвереньках на кровати, а Тим теперь позади него, и его член внутри него, и Тим трахает его, и это классно и приятно, и все в порядке, никаких проблем, он все это уже делал много раз, он делает такие вещи, и ничего такого в этом нет, только, конечно же, он делает их не так, только вот Тим говорит блядь, Джиндж и трахает его сзади, наклоняясь, и прижимается к нему, и дышит в шею, целует его волосы, он зарывается в них своим лицом и шепчет блядь, Джиндж и ты в порядке, и, разумеется, он в порядке, так что о чем он его вообще спрашивает, разумеется, он в полном порядке, ничего трудного тут нет, он просто занимается этим иногда, иногда люди трахают его сзади или на спине, и ему все нравится, и никакой проблемы в этом нет, все, блядь, нормально, и иногда он знает их имена, а они знают его имя, а иногда никто никаких имен не знает, так что дело вообще не в этом, не в том, что его трахают, потому что ничего плохого в этом нет, никакой проблемы, дело только в том, что он так всего этого не делает, не делает такие вещи так, но Тим именно так их и делает, Тим трахает его сзади, и ему не больно, Тим осторожный, нежный, Тим весь горячий и прижимается к нему, зарываясь в волосы лицом, он шепчет, спрашивая, все ли в порядке, и Джинджер отвечает да, потому что, разумеется, с ним все в порядке, и раньше он сказал господи, но это тоже все нормально, иногда ты произносишь это слово, иногда он его произносит, дело вообще не в этом, дело только в том, что так он его не произносит и не говорит, так он всего этого не делает, просто не делает, потому что так нельзя, но Тим так именно и делает, Тим говорит подожди немного и мы перевернемся и дышит ему в волосы, которые он назвал такими мягкими. — Подожди немного и мы перевернемся, — говорит Тим и трогает его, Тим трахает его и целует, целует ему шею через волосы, и что он такое пытается сказать, чего ему надо ждать, они же уже трахаются, и это вообще не трудно, ему не надо обязательно быть на спине, он трахается с людьми и иногда они трахают его, он не гетеросексуал, он, блядь, играет в группах, так что он занимался разными вещами, и ему все нравится, все в порядке, это классно и приятно, он не занимается этим каждый день, конечно, но все-таки, и ему нравится, и он Тиму так ведь и сказал, ему не трудно, никакой проблемы в этом нет, ему вовсе не обязательно быть на спине, он не трахается на спине каждый блядский день, ему нормально и на четвереньках, он всем этим уже занимался, он не занимается всем этим очень часто, не занимался уже какое-то время, но сейчас он именно это и делает, они встретились у банка, и он подвез Тима до дома, и Тим сказал ему, что он сам сейчас как какой-то хлам, и что его жене, Эрин, приходится его терпеть, и он помнит Эрин, потому что они уже встречались, потому что раньше он работал с Тимом, они бывшие коллеги и играли на концертах, записывали альбомы, они не говорили друг с другом шесть или семь лет, они не виделись два месяца, Тим привел его в спальню для гостей, и теперь он тут, он на кровати, а Тим трахает его, и ему все нравится, ему охуенно, и он стонет, он стонет так же, как стонал тогда, когда Тим еще вылизывал его, он стоит на четвереньках, потому что Тим сказал, что так будет проще, Тим говорит подожди немного и мы перевернемся, он говорит блядь, Джиндж, он снова это говорит, он говорит блядь, Джиндж и давай и снова помогает ему, он помогает ему перевернуться, и теперь Джинджер снова лежит на спине, он снова на спине с широко раздвинутыми ногами, он приподнимает их, а Тим держит, Тим ложится сверху и входит в него, и все в порядке, все лучше, чем в порядке, и это совсем не трудно, совсем нет, так что что он ему вообще пытается сказать. Он снова на спине, а Тим лежит сверху, и все нормально, это просто поза, просто то, что ты иногда делаешь, когда с кем-то спишь, и все нормально, и Тим улыбается, Тим хмурится и морщит лоб, совсем немного, между бровями, Тим моргает и смотрит на него, на его лицо и бороду, и волосы, и его пальцы тоже в его волосах, а он лежит на нем, и ничего плохого в этом нет, это совсем не трудно, совсем нет, только вот Тим сейчас так близко, они снова прижимаются друг к другу, и Джинджер обхватывает Тима ногами, и это ничего, ничего страшного, ему так нравится, только вот Тим смотрит на него и улыбается, а они бывшие коллеги, они раньше работали друг с другом, и Тим знает его имя, зовет его по имени, Тим говорит Джиндж, говорит, что он так рад его видеть, так рад, что они поговорили, что ему нравятся его волосы, но дело вообще не в этом, дело в том, что он никогда не был у Тима дома, но он знал его жену, он знает, что она не сильно-то высокая, что она брюнетка, что ее имя — Эрин, что Тим будет с ней готовить ужин и они будут говорить друг с другом, потому что Тим прерватился в бесполезный хлам, потому что его едва можно сейчас терпеть, и это хорошо, что они поговорят, так и надо делать, но вот так, так нельзя, так никто не делает, никто не тянет людей в кровать, не говорит о, черт, извини, не кладет руку им на член, не приводит их в спальню для гостей, но Тим именно так и сделал, и теперь они так близко, теперь Тим прижимается к нему, и у него нет морщин, хотя он немного изменился, он немного изменился с тех пор, когда они еще были коллегами, они не видели друг друга, а теперь Тим лежит на нем, Тим трахает его, Тим так близко, он улыбается ему, целует, Тим запускает пальцы ему в волосы, а Джинджер тоже целует его, именно это он и делает, он лежит на спине в спальне для гостей, а Тим трахает его и трогает его, а он просто лежит там, бесполезный, он обхватил Тима ногами и он стонет, он весь потный, оба они вспотели, и это все нормально, так иногда бывает, в этом нет ничего плохого, ничего нового, только вот Тим сказал ему то, что так говорить нельзя, Тим столько всего ему сказал, и что же он хотел сказать, Тим говорит ему что-то прямо сейчас и что же, что же он ему пытается сказать. — Ты так хочешь кончить? — говорит Тим, но Джинджер его совсем не понимает, просто не замечает, у него голова идет кругом, он лежит на кровати в спальне для гостей у Тима дома, а Тим лежит на нем, и они трахаются, вот что они делают, они случайно встретились у банка и поехали к Тиму домой, но не так, не так же, вообще не так, Джинджер просто отвез его домой, и теперь он здесь, а Тим так близко, Тим только что его поцеловал и теперь трогает его, он гладит его волосы и смотрит на него, он задыхается и спрашивает, хочет ли он так кончить, а Джинджер хочет спросить как так, потому что он ничего не понимает, потому что он хочет кончить, потому что Тим трахает его на спине, Тим целует его, его волосы и бороду, и это охуенно, и у него стоит, и все это вообще не трудно, совсем нет, только вот Тим прижимается к нему, Тим так близко, а Джинджер скоро кончит, Джинджер просто бесполезный, он просто целует Тима в ответ и стонет, и ноги его лежат у Тима на пояснице, он его ими обхватил, и вот о чем его Тим спрашивает, об этом же, ведь так, и что он вообще хочет знать, что он имеет, блядь, в виду, ведь не это, в этом вообще никакого смысла нет, никакого, блядь, что все это значит, что, блядь, что. — Я… — говорит Джинджер и никакого смысла в этом нет, в нем нет никакого смысла, он, блядь, бесполезный, он говорит я и а, и что он пытается сказать, что все это значит, значит ли что-нибудь то, что он говорит, нихуя не значит, он просто выдыхает звуки, он просто стонет, он бесполезный, а Тим так близко, они у Тима дома. — А, хорошо, — говорит Тим и останавливается, замирает на секунду, Тим перестает трахать его, Тим замирает, Тим ищет что-то вслепую на кровати, а Джинджер на ней лежит, Джинджер лежит на спине, а Тим внутри него, его член внутри него, и это просто охуенно, и ничего такого в этом нет, ему все нравится, он хочет кончить, а Тим открывает смазку одной рукой, и рука его дрожит, а другой рукой он перебирает ему волосы, он лежит на Джинджере, он опирается на локоть, он просовывает руку между их обнаженными, потными, наэлектризованными телами и кладет ее Джинджеру на член, и его рука теплая и влажная, она теплая и влажная, а Тим говорит так?, вот что он говорит. — Так? — говорит Тим, а перед этим он молчал, он просто трахал его на спине, и это было так приятно, это было классно, он обхватил его ногами, а Тим трахал его, лежа сверху, Тим трахал его осторожно, нежно, не делал ему больно, делал хорошо, ему было хорошо и он стонал, а Тим смотрел на него и трахал, и его член был внутри него, в его дырке, он двигался, так же как двигался язык Тима, когда Тим вылизывал его, так было раньше, но теперь Тим спрашивает его так? и снова трахает его, и рука его лежит у него на члене, и он так близко, он целует его и снова смотрит на него, он гладит его по волосам, и это так приятно, член Тима двигается в нем и это так приятно, и Джинджер чувствует, что сейчас кончит, он прямо так сейчас кончит, он кончит в спальне для гостей у Тима дома, а Тим прижимается к нему. — Сейчас кончу, — говорит Джинджер, вот что он говорит, потому что так и будет, потому что Тим трахает его, а он лежит на спине, и это охуенно, это все нормально, все в порядке, это просто то, что ты иногда делаешь, но так ты этого не делаешь, так просто нельзя, но Тим именно так все и делает, и Джинджер тоже, тоже сделал, и теперь он просто кончит здесь прямо так, он прямо сейчас уже кончит. — Да? — говорит Тим и улыбается, он трахает его и сжимает рукой его член, и она влажная и теплая, она просто охуенная. — Давай. Вот что говорит Тим, Тим говорит это, а Джинджер молчит, Джинджер просто смотрит вверх, на него, невидящими глазами, он стонет, и ему хорошо, член Тима двигается в нем, и ему приятно, и что же он такое делает, что они вообще делают, что он делает, он делает вот что, он кончает, пока Тим смотрит на него, улыбаясь и трахая его, сжимая его член своей влажной, теплой рукой, перебирая другой рукой его волосы, которые он назвал такими мягкими, когда все это ему говорил, он так много ему говорил, но это было раньше, тогда, когда они столкнулись на фестивале и возле банка, когда они сидели на пыльных стульях и стояли возле зданий, это было два месяца назад, было всего лишь час назад, это было раньше, а теперь они у Тима дома, и Тим говорит блядь, Тим говорит я сейчас и ты такой охуенный и снова блядь, он говорит подожди немного и я сейчас, а потом моргает, и его губы дергаются, так, как он сам иногда их вытягивает, и Джинджер смотрит на него, Джинджер кончает, пока Тим трахает его, и это классно и приятно, и член Тима двигается в нем, и все в порядке, все просто невероятно, он чувствует, как сжимается его дырка вокруг члена Тима, и ему кажется, что в него выстрелили, а такого не было, никто в него никогда не стрелял, но сейчас ему так кажется, ему жарко, он сжимается, кончает и смотрит вверх, на Тима, чьи пальцы перебирают ему волосы, гладят ему член, он смотрит вверх, на Тима, а Тим трахает его и улыбается, и смотрит на него, и все в порядке, никакой проблемы в этом нет, это вообще не трудно, только вот так этого никто не делает, так нельзя, только вот ему кажется, что в него выстрелили, и так нельзя, так никто не делает, но они делают это именно так, именно это они и делают, они кончают, кончают друг за другом, Джинджер кончает на спине, крепко обхватив Тима ногами, а Тим кончает всего лишь через несколько секунд после него, Тим трахает его так же, как вылизывал его, Тим хмурится, совсем немного, и его кожа немного чересчур сухая, но теперь вся потная, и он моргает, он смотрит вниз на Джинджера, на его лицо, а потом он замирает, он весь замирает внутри него, он все еще внутри него, он в него кончает, и на нем презерватив, разумеется, на нем презерватив, так и должно быть, так быть не должно, так попросту нельзя, но они именно так все это и делают, на нем презерватив и он замирает, Тим замирает на Джинджере, и Джинджер чувствует, как пульсирует член Тима внутри него, и ему кажется, ему просто кажется, он сам не знает, что ему, блядь, кажется, у него совсем пустая голова, у него голова идет кругом, а Тим падает на него, зарываясь в волосы лицом, Тим говорит блядь и Джиндж, говорит ты в порядке, и, разумеется, он в порядке, просто так этого никто не делает, но они, они именно так это и сделали. И Тим имеет в виду совсем не это, но Джинджер этого не знает, он вообще ничего не знает, он бесполезный, и ему кажется, что в него кто-то выстрелил, он просто лежит на кровати в спальне для гостей у Тима дома, а Тим лежит на нем, и они целуются, и Тим гладит его по волосам, перебирает его бороду, взъерошивает ее, Тим и сам взъерошен, Тим превратился в хлам, Тим засыпает, пока они обнимаются, лежа на кровати, обнаженные, они прижимаются друг к другу, и Джинджер тоже, он тоже засыпает, и они спят вместе, вот что они делают, именно это, но что делает сам Джинджер, вот что он делает, он просыпается, просыпается два часа спустя и чуть ли не подпрыгивает, он встает и натягивает белье, носки и джинсы, футболку, которую Тим снял с него, и куртку тоже, но куртку он надевает позже, потому что Тим тоже просыпается, Тим окликает его по имени, Тим сонный и уставший, он так ему и говорит, он говорит извини и целует его в губы, он говорит позвони мне и дает ему свой номер, он матерится и говорит, что постоянно все забывает, что он превратился в полную развалину, но номер он диктует правильно, он говорит позвони мне и целует его, снова, он говорит, что просто поспит тут, пока его жена не вернется, потому что он устал, устал как старый, бесполезный хлам, он извиняется, что не пойдет с ним вниз, где он навел беспорядок, но Джинджер говорит ничего страшного, и так и есть, ничего в этом нет страшного, Джинджер спускается на первый этаж и натягивает куртку, и выходит, и садится в машину, и в шесть двадцать девять вечера он отъезжает от дома Тима, он просто уезжает, вот что он делает. *** — Заходи, — говорит Тим и впускает его внутрь. Джинджер звонит ему. У Джинджер есть его номер телефона, это было в прошлый раз, когда они пересеклись, в первый раз, когда они потрахались, это случилось после этого, они уснули, а потом он просто уехал прочь, а перед этим Тим дал ему свой номер и сказал позвони мне, так что Джинджер звонит. Он набирает его номер, и происходит это все еще в октябре, и когда он набирает номер, Тим говорит, что очень рад, что он ему позвонил, говорит привет и как у тебя дела, и чем занимаешься, и давай увидимся, и Джинджер отвечает хорошо, а Тим говорит здорово, и когда он снова приезжает к Тиму, уже начался ноябрь, он приезжает всего лишь через пару дней, когда он еще звонил ему, октябрь уже кончался, а потом он приезжает к Тиму, но перед этим он спрашивает его, где им лучше встретиться, и Тим говорит да просто приезжай ко мне и ты же знаешь, где я живу, и ну, если тебе удобно, и в смысле, сюда ехать довольно далеко, но это же не страшно, и Джинджер так и говорит, у него же есть машина, так что на этом они и соглашаются, и вот уже ноябрь, а Джинджер едет к Тиму на другой конец города на своей машине, а Тим впускает его в дом. Потом они разговаривают. Нет, сначала Тим приводит его в гостиную на первом этаже, и там довольно чисто, там нет беспорядка, и Тим говорит, что он тут все убрал, что он пытается взять себя в руки, и Джинджер отвечает это хорошо. Потом Тим показывает на диван и кресла и говорит присаживайся, приносит ему пиво и банку колы, и добавляет, что еще у него есть сок, но его устраивает и кола, а вот пиво нет, потому что он приехал сюда на своей машине, так что он присаживается в кресло и пьет колу, а Тим бродит по комнате и раскладывает вещи, и изредка проверяет телефон, и спрашивает его о том о сем, и что-то сам рассказывает ему, рассказывает ему, что он пытается взять себя в руки, что он пока не играл и ничего не написал, так что особыми успехами похвастаться он не может, но ему чуть лучше, он ездил на стрельбище, ты же знаешь, я оружием увлекаюсь, говорит он, и Джинджер кивает и говорит а, да. Затем Тим спрашивает его, чем он занимался, и ему не особо есть что сказать в ответ, потому что с последней их встречи прошло совсем немного времени, не шесть или семь лет и не два месяца, они виделись совсем недавно, но он успел съездить в Вегас и отыграть там, так что это ему Джинджер и рассказывает. Он говорит ему, что было классно, и концерт и город, потому что он там раньше жил и было здорово опять там побывать, и Тим говорит о, отлично и улыбается ему, и вот о чем они говорят и еще о паре других вещей, о том, что Тим спрашивает у него и сам рассказывает ему, пока бродит по комнате и курит иногда, и шутит сам над собой, и говорит, что бросить курить очень легко, он делал это уже много раз, и Джинджер отвечает на его вопросы, рассказывает ему про Вегас и про Зомби, про себя и про их песни, и про чужие песни, и про Рио, а Тим рассказывает ему про Испанию и стрельбище, и про пару своих кастомных автоматов, и про свой соло проект, про изначальную задумку, про то, чем он должен был стать до того, как он поставил его на паузу из-за своего кризиса старого уебка. Так что они разговаривают, и ничего удивительного в этом нет. Разумеется, ничего удивительного в этом нет, они, конечно, не друзья, но они когда-то работали друг с другом и они знакомы, и знают друг о друге они не только имена, они проводили вместе много времени, так что все в порядке, никаких проблем, и он совсем не занят, только вот в прошлый раз, когда они видели друг друга, они пересеклись у банка, и он подвез Тима домой, и они там трахались, они уснули, а когда они проснулись, Тим сказал позвони мне и дал ему свой номер, и он лежал в кровати голый, сонный и уставший, теплый, он поцеловал его в губы, а в комнате было темно, солнце к тому времени уже зашло, было уже шесть вечера и даже позже, так все и было. Так все и было, но и ничего, ничего плохого в этом нет и он об этом вовсе не беспокоится, они не друзья, но могут же они поговорить, почему бы нет, так что они говорят, и Тим пьет пиво и курит сигареты, а Джинджер иногда отхлебывает колу и бродит по дому Тима, Тим показывает ему его, потому что он у него уже был, он был у него дома совсем недавно, когда еще был конец октября, но не так, потому что когда он был здесь в последний раз, они целовались, а Тим трогал его бороду и сказал, что ведет себя как какой-то извращенец, сказал и рассмеялся, он трогал его член и трахал его на спине, а Джинджер лежал под ним, крепко обхватив его ногами, они уснули вместе в прошлый раз, и шторы были задернуты во всех комнатах, потому что Тим превратился в хлам, потому что у него депрессия и он устал, он очень беспокойный, он до сих пор такой, но, может быть, чуть меньше, может быть, ему получше, потому что он пытается взять себя в руки, он убрал свой дом, который он ему теперь показывает, и все в порядке, почему бы нет. Тим говорит про Эрин. Ну, то есть, Джинджер спрашивает его про Эрин. Ну, то есть, он спрашивает по пару вещей, которые он замечает в доме, и Тим говорит ему о, это Эрин, не мое и улыбается, а Джинджер кивает и говорит а, а потом спрашивает, где сейчас Эрин, потому что он ее помнит, он ее раньше видел, конечно же, он ее раньше видел, он с Тимом в одной группе много лет играл, а Эрин с Тимом женаты уже целую вечность, а Тим говорит о, она у подруги и улыбается. Потом Джинджер спрашивает Тима про тот ужин, который он собирался с ней готовить, и это, ну, это немного, немного неудобно, потому что Тим сказал ему, что они будут готовить вместе, что они поговорят, побудут наедине, Тим все это сказал ему, а потом привел в спальню для гостей и сказал кое-что еще, сказал так нормально и я пиздец как хочу тебя трахнуть, и тебе на спине нравится, и ты так хочешь кончить, и они трахались, вот что они делали, все так и было, но Джинджер спрашивает, спрашивает Тима про тот ужин, потому что Тим ему сказал, что они его приготовят и проведут пару часов вместе, что его невозможно вытерпеть, что он наводит беспорядок и сам превратился в хлам, так что это хорошо, это хорошая идея и так и надо сделать, вот почему он спрашивает, а Тим смеется и качает головой, и говорит блядь, нет, и объясняет, что он проспал до часа ночи, а когда проснулся, то уже ничего толкового не мог, а она и не хотела, она еще не спала, читала что-то с телефона, так что Тим просто съел тарелку лапши быстрого приготовления, которую он черт знает где откопал, и они поговорили с полчаса, а потом она пошла в постель, а он не лег, он просидел всю ночь, играя в игры и куря, читая что-то в интернете, и устроил беспорядок, но все нормально, потому что это, вообще говоря, его увлечение, этим я сам увлекаюсь, говорит он, он имеет в виду ужины, она терпеть не может все эти тарелки и говорит, что это только отнимает кучу времени, да и процесс ей не особо нравится, а ему, ну, ему нравится, но не так чтобы до полного безумия, он просто иногда готовит, но ничего особенного, так что все было нормально и они просто пошли в ресторан через пару дней, и провели там пару часов вместе, и было хорошо, потому что у него этот кризис старого уебка, и его готовка тоже попала под удар, это и к лучшему, что они просто пошли в ресторан, а не жевали дома его ужасный ужин. Так что Тим рассказывает ему это, а он кивает, улыбается, он говорит это здорово, потому что так оно и есть, потому что они, конечно, не друзья, но они раньше работали друг с другом, а Тим все еще выглядит уставшим и потерянным, беспокойным, Тим говорит, что у него этот его кризис старого уебка, с которым Эрин приходится мириться, так что это правда так, это действительно очень классно, и Тим тоже кивает, улыбается и говорит ага. Потом Тим спрашивает его, не хочет ли он есть, и да, он немного проголодался, так что они обедают, и Тим что-то готовит, что-то совсем простое, и еще у него в холодильнике кое-что осталось со вчера, когда он заказывал еду по телефону. Тим готовит, и они сидят вместе на кухне и говорят про еду и рестораны, и Тим не помнит ни одного названия и шутит про свою старческую память, а потом они едят в гостиной, и Тим пьет пиво, а Джинджер — колу. Потом они говорят. Тим включает телевизор, и они смотрят на все подряд в интернете, и Джинджер показывает ему мотоциклы, а Тим — автоматы, Тим шутит про их инфантильные интересы и рассуждает про пагубное влияние музыкальной индустрии на мозги людей, и Джинджер тоже рассуждает, и они смеются, и они, конечно, не друзья, но они вместе работали, они много лет играли в одной группе, они друг друга знают, но не так, потому что тогда они в основном тусовались у Мэнсона, а Мэнсон очень много говорит, и еще Тим дружил с ним, с ним, а не с Джинджером, и да, разумеется, они все равно знают не только имена друг друга, но это все было черт знает когда, шесть или семь лет назад, и с тех пор все поменялось, прошло столько времени, и почему бы им не поговорить, это здорово, реально здорово, у Тима отличное чувство юмора и слегка сухие шутки, и ему не скучно, и напряжения между ними нет, все и правда здорово. Так что они просто сидят на диване и говорят, и Тим курит, а Джинджер тоже курит, но точно меньше, и они смеются, они, конечно, не друзья, но это классно, это правда здорово. Потом Тим целует его. Тим уходит в туалет, а потом возвращается, садится на диван и проверяет телефон, и кладет его на стол, и бутылку пива тоже, он ставит ее на стол, а потом придвигается, подается ближе, слишком близко, он кладет руку ему на плечо, запускает ее в волосы, он говорит иди сюда и целует его. Тим целует его, а Джинджер целует Тима, разумеется, он тоже его целует, и все хорошо, все в порядке, просто, ну, просто… Тим целует его и отстраняется, улыбаясь, он перебирает ему волосы, он поднимает руку и гладит его бороду, которая опять завязана, и клянется, что он не извращенец, я не ебучий фетишист, клянусь, говорит Тим и целует его еще раз, а потом расплетает ему бороду, а потом внезапно останавливается и говорит подождешь секунду, он выключает телевизор и опять целует его в губы, и Джинджер тоже, тоже целует Тима, а Тим дышит ему в рот, и это классно, и руки Тима опять трогают его, его плечи, грудь и руки, его волосы, они распускают ему бороду, и Тим смеется, и это ничего, это действительно приятно, только вот он опять совсем бесполезный, ужасно бесполезный, он просто сидит там на диване, в гостиной Тима, и ничего не делает, просто сидит там со стояком, пока Тим трогает его, целует его, и он тоже, тоже целует, но и все, ничего больше, он, блядь, бесполезный, он тоже должен трогать Тима, он должен что-то сделать, хоть что-нибудь, а еще они в гостиной, они у Тима дома, и Тим двадцать лет как женат, а его жену зовут Эрин, она сейчас у подруги, так что, может быть, им стоит пойти куда-нибудь в другое место, может, им стоит сдвинуться с дивана, и Тим двигается, Тим трогает его, а он нет, он просто сидит там, бесполезный, он ничего не делает и он бы сделал, конечно, он бы сделал, но все происходит слишком быстро, а еще Тим трогает его, целует, он развязал ему бороду и положил руку на член, Тим трогает его через джинсы и улыбается, и он хочет толкнуться ему в ладонь, а потом толкается, он так и делает и стонет, а Тим говорит блядь и целует его снова, и запускает другую руку под футболку, гладит его кожу, и это классно. Это классно, это так приятно, невероятно здорово, правда так, только вот он позвонил Тиму, а Тим сказал давай увидимся и да просто приезжай ко мне, и он приехал, и Тим показывал ему свой дом, и они говорили, они курили, ели, смотрели в интернете на мотоциклы и оружие и смеялись над своими инфантильными увлечениями, а теперь происходит это, теперь Тим гладит его пальцами, кругами, медленно, а другой рукой он гладит ему член, и Джинджер стонет, стонет Тиму в рот, и Тим говорит блядь и Джиндж, и, разумеется, ничего такого в этом нет, никаких проблем, ему, вообще-то, почти пятьдесят, он всем этим тысячу раз занимался, этим и не только, он, блядь, женат, и все в порядке, все хорошо, только вот, только что же, что, блядь, тут происходит. Тим тоже женат, и его жену зовут Эрин, она у подруги, и он ее много раз видел, а теперь он у нее и Тима дома, в их гостиной, он на диване, и его целует Тим, Тим много целуется и трогает его, трогает везде, его волосы и бороду, лицо, и грудь под футболкой, и живот, и член через джинсы, Тим отстраняется и смотрит на него, говорит блядь, говорит Джиндж и расстегивает ему ширинку, расстегивает ширинку и ремень, и вытаскивает член, и он вздрагивает от прикосновения, он, блядь, вздрагивает, и это так классно и приятно, это правда хорошо, иногда так бывает, Тим вытаскивает его член, и он стонет, они сидят на диване у Тима в гостиной, а потом Тим улыбается ему и целует, и наклоняется, Тим забирает его член в рот, пока они сидят на диване, и он просто бесполезный, Тим его трогал, Тим его целовал, он распустил его бороду и клялся, что не извращенец, и он смеялся, Джинджер рассмеялся, а рука Тима гладила его под футболкой, медленно, кругами, а теперь руки Тима лежат у него на бедрах, а его член у Тима во рту, и он стонет, он говорит блядь, и, может быть, им стоит пойти в другое место, и еще блядь, блядь, блядь. Тим выдыхает что-то, Тим сосет ему и издает звуки, так же, как тогда, когда он вылизывал его, и так никто никогда не делает, и это просто невероятно, это охуенно, и он говорит блядь и задыхается, он бесполезный, почему он такой, блядь, бесполезный, почему, что тут происходит, ведь ничего нового и ничего плохого в этом нет, он это уже делал, он играет в группах, все, блядь, это делали, и все нормально, правда, все, просто вот… Просто в прошлый раз, когда он был у Тима дома, Тим трахнул его на спине, а он крепко обхватил его ногами, Тим смотрел на него и прижимался, и он кончил, обхватывая его ногами, а Тим кончил внутрь, кончил в него, и на нем был презерватив, разумеется, на нем был презерватив, но ему показалось, что в него выстрелили, он так чувствовал, он почувствовал, как Тим замер внутри него, как он кончал, а потом они уснули, а когда он проснулся после шести вечера, Тим сказал ему позвони мне, и он позвонил, он так и сделал, а Тим был такой сонный, уставший, голый, теплый, он приподнялся на локте и поцеловал его. Тим поцеловал его, а теперь Тим отсасывает ему, Тим мычит, выдыхает звуки, а его руки лежат у Джинджера на бедрах, а руки Джинджера не совсем там, они просто бесполезные и ничего не делают, а голова у него идет кругом, она пустая и тяжелая, и что, что, что же это. Тим поднимает голову и матерится, Тим говорит блядь и смотрит на него, и ладно, хорошо, им нужно пойти в другое место, они сидят в гостиной, он сидит на диване, бесполезный, а в прошлый раз Тим сказал позвони мне, и ничего такого в этом нет, совсем нет, только вот Тим говорит блядь и сползает на пол, встает на колени между его колен, он говорит блядь и какая же я старая развалина, и ебаная спина, говорит и улыбается, и смотрит на него, и снова забирает его член в рот, стоя на коленях на полу между его колен. — Тим, — говорит Джинджер. — Что, — говорит Джинджер. — А? — говорит Тим, Тим поднимает голову и смотрит на него. — Я… — говорит Джинджер. — Ты разве… — говорит он. — Я думал… Он думал, что им стоит пойти в другое место и что он бесполезный, что Тим классный, но у него депрессия, Тим выглядит уставшим, но не сейчас, Тим превратился в хлам, Тим его бывший коллега, и они случайно встретились на фестивале и возле банка, и Тим говорил про его волосы и бороду, и сказал ему, что он отлично выглядит, сказал, что он нравится ему, спросил, не хочет ли он с ним куда-нибудь пойти, и они так и сделали, они приехали к Тиму и потрахались, вот что они сделали, и Тим обнял его после того, как они оба кончили, и прижал к себе, и они уснули вместе, а теперь происходит совсем не это. — Я думал мы… — говорит он. — Я думал, мы как тогда потрахаемся. — О, — говорит Тим и хмурится немного, совсем чуть-чуть, только между бровями. — Черт, — говорит Тим и улыбается, и смотрит на него. — Извини. — В следующий раз, ладно? — говорит Тим. — Я просто… — Он смотрит вниз и на него, и делает руками неопределенный жест, который ничего не значит. — Ну. Он облизывает губы, а его руки лежат у Джинджера на бедрах, и он стоит перед ним на коленях на полу в своей собственной гостиной. Ну. Что же он ему такое говорит, что он пытается сказать. — Ладно? — спрашивает Тим и улыбается, и морщит лоб, совсем чуть-чуть, и что же он хочет у него узнать. — Да, — говорит Джинджер. После этого Тим отсасывает ему. Тим забирает его член в рот, стоя на коленях между его колен, и мычит, выдыхая звуки, и это классно, это просто невероятно, потому что Тим хорошо умеет это делать, потому что это в принципе приятно, это просто секс, разумеется, блядь, это приятно, это просто одна из вещей, которую ты делаешь, когда спишь с людьми, хотя так этого никто не делает, так просто, просто нельзя, просто его голова совсем пустая, тяжелая, идет кругом, и он сидит в гостиной Тима, бесполезный, а Тим стоит на коленях на полу, Тим сосет его член, Тим гладит его бедра и мычит, а он просто бесполезный, будто он безрукий, он ничего не делает, так что зачем они ему вообще, есть ли они у него, он просто хватает все подряд руками, царапает диван в гостиной Тима, а Тим сосет ему, и его член у него во рту, и он, блядь, скоро кончит, он кончит и он ничего не делает, и ничего такого в этом нет, разумеется, нет, так бывает, иногда бывает так, и это не проблема, конечно, не проблема, только вот Тим смотрит на него и выдыхает звуки, и морщит лоб, совсем чуть-чуть, между бровями, он моргает, и его ресницы отбрасывают тени на его лицо, и он не накрашен, он прикрыл глаза, он держит его бедра руками и сосет ему, он открыл глаза и смотрит на него, и Джинджер тоже, Джинджер смотрит вниз и скоро кончит, он, блядь, прямо сейчас кончит, он, блядь, бесполезный, а Тим ищет что-то на ощупь на диване, Тим находит его руку, его левую, бесполезную, блядь, руку, он отстраняется и смотрит на него, и кладет руку ему на член, свою собственную руку, не бесполезную, блядь, руку Джинджера, он отдрачивает ему и смотрит на него, и улыбается, и губы у него теперь влажные, а кожа сухая, немного слишком сухая и тоньше, чем была раньше, он говорит хм, он говорит давай, он кладет бесполезную руку Джинджера себе на затылок и наклоняется, он забирает его член в рот и мычит, он стонет, выдыхает звуки, он смотрит вверх, на него, и Джинджер тоже, Джинджер просто смотрит, он ничего не делает, и его бесполезная рука лежит на выбритом затылке Тима, на волосах Тима, которые зачесаны назад так же, как и раньше, зачесаны и покрыты лаком, но совсем немного, не так много, как раньше, наверное, нет. — Давай, — говорит Тим и забирает его член в рот, и смотрит на него, а его рука лежит у Тима на затылке, Тим ее туда положил, Тим сказал ему в следующий раз, ладно, Тим сказал я просто, сказал ну, он чувствует, как язык Тима обводит головку его члена, и это потрясающе, это просто охуенно, и он сейчас кончит, он сидит в гостиной Тима, и они говорили, они перекусили и смотрели на все подряд онлайн, а потом Тим поцеловал его, Тим сказал иди сюда, а теперь происходит это, и это потрясающе, это вообще не проблема, все хорошо, все даже лучше, и он сейчас кончит, просто что здесь, блядь, что здесь происходит, блядь, что, блядь, блядь, блядь. Потом он кончает Тиму в рот. — Хм, — говорит Тим после этого, Тим улыбается, Тим целует его, поднимается с колен и матерится, он говорит ебучие колени и садится на диван рядом с ним, он целует его в губы, хм, говорит он после того, как Джинджер кончает ему в рот, вот что он делает, он просто смотрит вниз, на Тима, и стонет, бесполезный, взбудораженный, наэлектризованный, горячий, он сейчас кончит, а Тим смотрит на него, Тим смотрит вверх и водит языком по головке его члена, и он говорит блядь, о боже, блядь, блядь, блядь, вот что он говорит, когда кончает Тиму в рот. Тим говорит хм. Голова у него пустая и тяжелая, голова его идет кругом, и он весь потный, он только что кончил Тиму в рот, а Тим целует его, Тим говорит хм и отстраняется, Тим гладит его по волосам, Тим говорит блядь, умираю как курить хочу, говорит погоди, я воды тебе принесу и так и делает, приносит ему воду и курит, он возвращается с водой и сидит с ним на диване у себя в гостиной, и курит, а их плечи соприкасаются, Тим застегивает ему джинсы, потому что он просто бесполезный, Тим пьет воду, и Джинджер тоже пьет, он хочет пить, он только что, блядь, кончил, а Тим пьет пиво, Тим говорит хочешь, посмотрим что-нибудь, а Джинджер тоже что-то говорит, какую-то бессмыслицу, какие-то слова, и они смотрят фильм, сидя на диване плечом к плечу, и Тим спрашивает его, точно ли он не будет пиво, а Джинджер говорит, что приехал сюда на машине, говорит, что, может, ему пора домой, он сидит у Тима в гостиной, а Тим женат, а он сидит там уже часа три, так что он спрашивает, он говорит а Эрин, она, вот что он говорит, а Тим говорит о, все нормально, она у подруги, я ей сказал, что у меня гости будут, и что, что он хочет этим всем сказать, Тим опять делает то, что никто не делает, то, что делать нельзя, снова, снова это, а он сказал я думал, мы как тогда потрахаемся, и в прошлый раз они так и делали, они потрахались и уснули вместе, и Тим сказал позвони мне, и он позвонил, он приехал к Тиму на машине, и они говорили, они два часа проговорили, и он показал Тиму мотоциклы, а Тим показал ему автоматы, и они смеялись, а потом Тим его поцеловал, они поцеловались, они так много целовались, и Тим встал на колени между его колен и кое-что ему сказал, сказал несколько слов и отсосал ему, и он кончил Тиму в рот, он был просто бесполезный, а Тим сказал хм, сказал это, а он был совсем бесполезный, он ничего не сделал, он сказал блядь, блядь, блядь, а Тим сказал хм, он сказал, что думал, что они потрахаются как тогда, а Тим ему сказал в следующий раз, ладно, а теперь они что-то смотрят, какой-то фильм, и их плечи соприкасаются, а на улице уже темно. И все происходит не в следующий раз. Они уже ничего не смотрят, фильм кончился, и Тим встает, Тим потирает плечи и вздыхает, и усмехается, он говорит давай, он говорит пойдем, берет его за руку и ведет в спальню на первом этаже, он включает там свет и раздевает его догола, и трахает его, вот что он делает, он все это делает не в следующий раз, а в этот. Тим стягивает с него одежду и сам тоже раздевается, и на нем опять нет белья, только спортивные штаны, и он стаскивает носки и толкает Джинджера на кровать, и они целуются, они прижимаются друг к другу и целуются без остановки, они так близко и их обнаженные тела соприкасаются, и Тим встает и приносит смазку, и презервативы, разумеется, Тим и их тоже приносит, Тим растягивает его, и пальцы Тима гладят его дырку, пальцы Тима проскальзывают внутрь, глубоко в него, и Тим матерится, Тим говорит блядь, а он стонет, стонет так же, как тогда, когда Тим вылизывал его, когда Тим стоял перед ним на коленях на полу и сосал ему член, и это все нормально, все в порядке, а потом они трахаются, и он так и думал, думал, что они будут трахаться, и они трахаются, именно так они и делают, и он стоит на четвереньках и лежит на спине, он сидит верхом на Тиме, и ничего такого в этом нет, это просто поза, и та, и эта тоже, и иногда так бывает, все нормально, и Тим трахает его на четвереньках, зарываясь лицом в волосы, прижимаясь грудью к его спине, Тим так близко, Тим трахает его на спине, а он крепко обхватывает его ногами и смотрит на лицо Тима, прямо вверх на его лицо, и у Тима нет морщин, есть, но совсем чуть-чуть, между бровей, и Тим моргает, Тим целует его бороду, Тим накрывает его рот губами и задыхается, Тим говорит ебаная спина и блядь, сейчас кончу, Тим говорит давай иначе ляжем, и они переворачиваются, они так и делают, так что он сидит верхом на Тиме, и они трахаются. Он сидит верхом на Тиме, а его борода, к которой Тим вовсе не испытывает никаких извращенных чувств, развязана, Тим распустил ее, пока они целовались, прижимаясь друг к другу своими обнаженными телами, Тим гладил его, Тим трахал его пальцами и гладил, по плечам и по груди, по животу и бедрам, Тим гладил его волосы, а он лежал там бесполезный, он и сейчас такой, и его руки тоже, зачем они ему вообще нужны, для, блядь, чего, он совсем бесполезный и сидит верхом на Тиме, а его руки просто лежат у него же на бедрах, а руки Тима поддерживают его, руки Тима держат его за бедра, Тим держит его, Тим трахает его, вздергивая бедра, а он сидит на пятках, верхом на Тиме, и Тим говорит блядь, Тим говорит погоди, говорит давай так попробуем, и они пробуют, они переворачиваются, и он сидит на пятках верхом на Тиме, а Тим держит его, и он двигается, и Тим тоже двигается, но его руки такие бесполезные, но это ничего, все нормально, только вот так выходит немного слишком грубо, быстро, немного слишком глубоко, ему не больно, Тим не причиняет ему боли, Тим этого не хочет, и все в порядке, все правда хорошо, просто Тим кусает губы и смотрит на него, прямо на него, и говорит блядь, вздергивая бедра, и он тоже двигается, и это просто немного, ну, будто бы он падает, это просто невероятно, и ему хорошо, разумеется, блядь, ему хорошо, это просто секс, разумеется, ему, блядь, приятно, только вот ему кажется, будто бы он падает, будто он сейчас упадет, будто он опрокинется и рухнет, а Тим держит его, а его собственные руки просто лежат на его же бедрах, и это все нормально, совсем не проблема, так иногда бывает, так случается, только вот Тим привел его сюда, в спальню на первом этаже, Тим включил свет и раздел его, и они целовались, и Тим распустил его бороду, а волосы у него все растрепались, волосы падают ему на лицо, и он весь потный, он задыхается, и ему жарко, он взбудоражен и наэлектризован, он дрожит, и все нормально, так бывает, так может быть, это просто поза, он все это уже делал, конечно, делал, все это делали, и ему почти пятьдесят, и ничего нового и ничего плохого в этом нет, дело вообще не в этом. Ничего плохого в этом нет, ему хорошо, ему просто охуенно, и Тим держит его и двигается, вскидывая бедра, они оба двигаются, они трахаются, и Тим кусает губы, а он сидит на нем верхом, на пятках, и все в порядке, ему так нравится, просто так выходит немного слишком грубо, немного слишком глубоко, но ему нравится, ему все нравится, ему все нравится, потому что это просто охуенно, правда охуенно, только вот Тим смотрит прямо на него, Тим кусает губы и морщит лоб, совсем чуть-чуть, Тим моргает и говорит блядь, произносит его имя, только вот ему кажется, что он сейчас упадет, что он уже падает, ему кажется, что он падает на острый нож каждый раз, как двигается, и такого он не делал, разумеется, он этого не делал, но так он себя и чувствует, так все и есть, он просто задыхается и ему слишком жарко, и он весь потный, и его волосы, которые Тим гладил и называл мягкими, падают ему прямо на лицо, а Тим смотрит на него, Тим говорит блядь, Джиндж, говорит блядь, я сейчас кончу, Тим издает какой-то звук, и звук этот звучит так, будто ему больно, но ему не больно, это просто стон, и Джинджеру тоже не больно, Тим не делал ему больно, ему не больно, ему хорошо, просто невероятно, просто вот слишком глубоко и слишком грубо, быстро, будто в него всаживают нож, будто он сам на него раз за разом падает, он падает, и это просто охуенно, и Тим говорит блядь и на ощупь ищет что-то на кровати, а потом говорит черт, говорит держись за плечи, спрашивает ладно? и сплевывает себе в ладонь. Тим сплевывает себе в ладонь, а он сидит верхом на Тиме, а Тим говорит ему держись за плечи, и он так и делает, он опирается Тиму на плечи своими бесполезными руками, своими потными, взбудораженными, наэлектризованными руками, и голова его идет кругом, а Тим его больше не держит, Тим обхватывает его член рукой и отдрачивает ему, и его член дергается в ритм толчкам, как и раньше, потому что они оба двигаются, он сидит на пятках, а Тим лежит под ним, Тим вздергивает бедра, Тим дрочит ему и трахает его, и все нормально, все даже лучше, все просто невероятно, только вот он задыхается, а волосы занавешивают ему лицо, и ему жарко, и он сейчас упадет, ему, блядь, почти пятьдесят, и он все это делал, разумеется, он это делал, но он довольно давно этого не делал, и так этого никто не делает, это делают иначе, потому что так нельзя, потому что если делать это так, то тебе не хватает воздуха, ты задыхаешься, а волосы падают тебе прямо на лицо, на потное лицо, ты весь потный и вот-вот упадешь, и так все и есть, все именно так и есть, ему не хватает воздуха, он задыхается, весь потный, он падает, он сидит верхом на Тиме, сидит на пятках и держится за плечи Тима, а Тим отдрачивает ему, и это охуенно, ему просто охуенно, ему кажется, будто он падает на нож, будто ему распарывают живот, будто его в эту рану трахают, и, разумеется, никто этого не делает, разумеется, все иначе, он просто сидит верхом на Тиме, и они трахаются, и все в порядке, все гораздо лучше, только вот Тим отсосал ему всего лишь два часа назад, и это было просто невероятно, а ему ведь не пятнадцать, ему почти пятьдесят, и так выходит слишком грубо, быстро, слишком глубоко, быстро и неловко, просто, блядь, неловко и нелепо, и очень неудобно, как будто он сейчас опрокинется и упадет, он задыхается, он так не кончит, а он хочет, он пиздец как хочет кончить. Потом он кончает. Он сидит верхом на Тиме, сидит на пятках на члене Тима, а его член в ладони Тима, и он кончает, он так кончает, а Тим смотрит на него, и в комнате не темно, тут не темно, и шторы не задернуты, на улице уже темно, но тут нет, потому что Тим включил свет, Тим привел его сюда, взял его за руку и раздел его, Тим его трахнул, трахнул на четвереньках и на спине, а потом он сидел на нем верхом, Тим сказал давай так попробуем, и они так и сделали, и он сидит на пятках и держится за плечи Тима, а Тим трахает его, Тим вздергивает бедра и дрочит ему, обхватив член ладонью, и он тоже двигается, он падает, он сейчас кончит, он блядь, блядь, блядь, он кончает, он говорит боже мой и кончает, он стонет, он держится за плечи Тима, а Тим смотрит на него, Тим так сильно кусает губы, что ему, наверное, больно, но ему самому совсем не больно, просто немного слишком глубоко, немного слишком грубо, просто ему не очень-то удобно, просто ему почти пятьдесят, просто он кончает и ему кажется, будто он сам себе распарывает живот, ему приятно, ему хорошо, больше, чем просто хорошо, а Тим говорит охренеть и Джиндж, Тим хватает его за руки и притягивает к себе, Тим так близко, Тим трахает его, а он падает, он падает на Тима, кончая, и Тим трахает его, вздергивая бедра, и держит, зарываясь в волосы лицом, вбиваясь ему в дырку, Тим кончает, он это чувствует, чувствует, как Тим под ним весь замирает, как он кончает, в него, внутрь, ну, не внутрь, потому что на нем презерватив, но ему кажется, что внутрь, так он чувствует, как будто бы он падает, как будто бы он уже упал, как будто ему распороли грудь и живот ножом, как будто его тут нет, а Тим есть, Тим держит его, крепко сжимая, и кончает. — Черт, извини, — говорит Тим. — Надеюсь, я ничего не испортил, — говорит Тим, и они целуется, Тим целует его в губы, Тим крепко его обнимает, Тим так близко, Тим несет чепуху, Тим говорит я просто, говорит блядь и Джиндж, говорит неизвестно что, а потом они засыпают, они засыпают вместе, Тим говорит иди ко мне и притягивает его поближе, а он ведь уже там, рядом с ним, он у Тима дома, у Тима в спальне, в кровати Тима и в его руках, и голова у него тяжелая, голова его идет кругом, она пустая, совсем пустая, она никогда не была такой пустой, но теперь пустая, теперь он совсем бесполезный, как будто его ударили ножом, как будто он упал, он засыпает, они оба засыпают, вместе засыпают, разгоряченные и потные, липкие, засыпают, лежа рядом, обнаженные и сонные, уставшие, и еще у Тима, наверное, депрессия, Тим говорит блядь, я что, забыл тебе сказать, когда они просыпаются, они просыпаются через несколько часов, он просыпается и вздрагивает, даже немного подпрыгивая, и он опять весь потный, и Тим тоже просыпается, Тим теплый, Тим уставший, сонный, Тим говорит что, а Джинджер говорит мне пора идти, и Тим говорит что, а Джинджер говорит Эрин, а Тим говорит блядь, я что, забыл тебе сказать, Тим говорит она у подруги, она уехала, она завтра вечером вернется, Тим говорит иди сюда, Тим говорит давай спать, и они спят, они спят, обнявшись, вместе, и он уезжает утром, в ноябре, он просто уезжает и возвращается домой. Он уезжает только утром. *** — Хочешь еще раз? — спрашивает Тим. Они в гостинице, в кровати. В ноябре. Он уезжает от Тима утром и возвращается домой, и звонит Тиму, он звонит Тиму через пару дней, он слышит голос Тима, и Тим называет его по имени, Тим говорит, что очень рад, что он позвонил, говорит давай встретимся и приезжай ко мне, и Джинджер что-то отвечает, несет какую-то чушь, которая ничего не значит, но Тим говорит хм, Тим говорит окей, Тим говорит ну да, ты прав, я черт знает где живу, Тим предлагает встретиться в отеле, но дело ведь не в этом, в этом никакой проблемы нет, так как он же водит, у него есть машина, и он к Тиму уже ездил, дело вообще не в этом, дело просто в том, что в прошлый раз, когда он был у Тима дома, Тим сказал проходи, и они говорили, они два часа подряд проговорили, они перекусили тем, что приготовил Тим, и обсуждали мотоциклы и оружие, они смеялись, он смеялся суховатым шуткам Тима и спрашивал про вещи, которые принадлежат жене Тима Эрин, они сидели с Тимом на диване в их гостиной, и он поцеловал его, он тоже Тима поцеловал, Тим начал целовать его, Тим отсосал ему, а он думал, что они будут трахаться, он так Тиму и сказал, и что он такое вообще имел в виду, он до сих пор не знает, он сказал это, и они так и сделали, они трахались у Тима в доме, у Тима в спальне на первом этаже, Тим привел его туда, Тим включил свет и распустил его бороду, Тим перебирал ее пальцами так же, как его волосы, тогда, на фестивале, точно так же, только дольше, только Джинджер не сказал ему ты можешь перестать, он ничего не сказал ему, он просто лежал там, обнаженный, рядом с Тимом, и Тим гладил его бороду и его лицо, волосы и плечи, Тим говорил хм, говорил как классно и целовал его, он лежал там рядом с Тимом, на них обоих не было одежды, и Тим растянул его, и пальцы Тима были в нем так глубоко, пальцы Тима двигались внутри, осторожно, нежно, Тим не сделал ему больно, Тим трахнул его на четвереньках, Тим держал его за плечо своей рукой, горячей, взбудораженной, наэлектризованной, Тим трахнул его на спине, и он крепко обхватил его ногами, и Тим был так близко, был рядом с ним, Тим прижимался к нему и целовал везде, куда мог дотянуться, а он повторял имя Тима, а Тим сказал ебаная спина и блядь, сейчас кончу, и они перевернулись, и Тим не кончил, Джинджер кончил. Нет, Тим тоже кончил, разумеется, Тим кончил, но Джинджер кончил первым, он сидел верхом на Тиме, сидел на пятках и задыхался, он был весь потный, он почти ничего не видел, и волосы занавешивали его лицо, и он падал, он ничего не видел, а свет был включен, на улице было уже темно, потому что до этого они говорили, они посмотрели фильм, было так темно, но он видел, как Тим морщит лоб, это он видел, а Тим смотрел прямо на него, смотрел и улыбался, Тим трахал его, вздергивая бедра, и держал его руками, а он был совсем бесполезный, он думал, что он так ни за что не кончит, так было слишком грубо, глубоко и быстро, было попросту нелепо, ему ведь, блядь, не пятнадцать, и Тиму тоже, Тим сказал ему давай так попробуем, и они так и сделали, и так он и кончил, он кончил, и ему казалось, что он распорол себя ножом, ему было так приятно, хорошо, просто охуенно, а потом он все-таки упал, Тим притянул его к себе, схватил за руки и кончил внутрь, ну, в презерватив, но так ему казалось, что в него, Тим сказал ему, что надеется, что ничего не испортил, и что же он имел в виду, что, Джинджер до сих пор не знает, ничего не знает, и голова у него тяжелая, пустая, идет кругом, он упал на Тима, и они уснули вместе, обнимаясь, обнаженные и липкие, они пахли потом. Пот струйкой побежал по его спине, когда он проснулся. Он почувствовал, как пот бежит по его спине, и дыхание Тима, горячее, уставшее, сонное дыхание, и Тим лежал возле него, Тим спал рядом с ним в спальне на первом этаже, Тим обнимал его во сне, трогал его руками, так он проснулся. Он проснулся, и за окном было еще темно, и была пятница, все еще была та пятница, и это было в ноябре, а за окном было темно, он проснулся всего лишь через несколько часов, вздрогнул и проснулся, и чуть ли не подпрыгнул, и пот струйкой побежал вниз по его спине. И он поднялся, он встал с постели, и Тим проснулся вслед за ним, Тим был теплый, сонный и уставший, обнаженный, Тим моргал и щурился на свет, который он сам включил, а они забыли выключить, он сказал что, а Джинджер ответил мне пора идти, и он думал, что ему действительно пора, что лучше уйти, а Тим сказал что, наверное, он хотел сказать почему, Тим был очень сонный, а Джинджер произнес имя его жены, он сказал Эрин, а Тим сказал ему, что Эрин у подруги, что она уехала, Тим сказал ему, что он ее предупредил, что у него будут гости, Тим сказал, что ей не нравится готовить, что те вещи, про которые он спросил, были ее, а не его, Тим сказал я что, забыл тебе сказать, у Тима, наверное, депрессия, Тим весь разваливается, Тим сказал ему иди сюда, и он так и сделал, он думал, что будет лучше, если он уйдет, но он остался там, там, где был Тим, он снова лег в кровать в спальне Тима на первом этаже, у Тима дома, черт знает где, он именно так и сделал. Он так и сделал, а Тим притянул его к себе, зарываясь в волосы лицом, в волосы, которые он так много трогал, которые назвал мягкими, Тим сказал хм, мягкие, зарываясь ему в волосы лицом, и обнял его, и Джинджер тоже, разумеется, он тоже обнял его, и это было здорово, было так приятно лежать там вместе, обнаженными, и обниматься, лежать рядом, разумеется, блядь, было здорово, ему было так хорошо, ему казалось, что он сейчас упадет, что он падает, и голова его шла кругом, так он чувствовал, точно так, и лежать рядом с Тимом было так приятно, Тим пах сигаретами и потом, Тим много курит, потому что у него депрессия, Тим не пах пивом, только потом и табаком, он притянул его к себе и сказал давай спать, и они уснули, обнимаясь, обнаженные, они уснули в кровати Тима в спальне Тима на первом этаже, они проспали вместе до утра, и только утром он уехал. Только тогда он отправился домой. Только тогда он уехал в прошлый раз, а сейчас, в этот раз, они в отеле, и Тим что-то спрашивает у него, а он не понимает, он слышит, слышит, как Тим говорит хочешь еще раз, слышит его вопрос, но не понимает, во всем этом нет никакого смысла, и Тим спрашивает это не в первый раз, Тим ему это уже говорил, Тим ему столько всего сказал, Тим сказал ему в следующий раз, ладно, и да, конечно, ладно, хорошо, это же слова, просто слова, но Тим сказал их, сказал ему это, а он запомнил, и Тим тоже, Тим сказал ему а про это я не забыл, сказал это обещание я бы хотел выполнить, сказал это, когда они приехали в отель, чуть позже, может, через час, когда они уже разделись и легли в постель, и борода Джинджера была развязана, Тим снял с нее три разноцветные резинки и гладил ее, перебирая пальцами, Тим трогал его, гладил его тело, а он нет, он вообще не трогал Тима, он просто лежал там, бесполезный, без одежды, лежал и задыхался, не верхом на Тиме, просто на кровати, а Тим целовал его, его тело, Тим сел на кровати и наклонился, он целовал ему бедра, а Джинджер развел их, разумеется, развел, так ведь им удобнее, и Тим приподнял его за бедра и наклонился, и опять накрыл губами его дырку, Тим сказал, что про это он не забыл, сказал, что не забыл, что он сказал в следующий раз, и нет, это происходит не в следующий раз, а сейчас, теперь, когда они лежат на кровати без одежды в номере отеля, именно тогда Тим опять вылизывает его. Тим вылизывает его, Тим делает это с тех пор, как сказал, что он про это не забыл, а он просто лежит там, бесполезный, он просто стонет, комкая руками простыни, а руки Тима лежат у него на бедрах, а губы Тима прижаты к его дырке, и Тим издает звуки, Тим жарко выдыхает, обжигая кожу, а его дыхание заканчивается, его дыхание совсем пропало, его дыхания с ними даже в комнате уже нет. Его самого там нет, когда он кончает, почти нет, он весь пустой, тяжелый, идет кругом, он кончает, пока Тим вылизывает его, он так и кончает, и это потрясающе, и он думает, что такого с ним никогда не случалось, по крайней мере, ему кажется, что он так думает, потому что в его голове ничего нет, одна лишь пустота. Тим лежит рядом с ним в кровати, Тим гладит его бедра, и они дрожат, он весь дрожит, он только что кончил, и это все нормально, так иногда бывает, с ним такого давно не бывало, с ним такое было совсем недавно, в ноябре, так было, когда он кончил, сидя верхом на Тиме, на его члене, сидя на пятках, когда он задыхался и ничего не видел, когда мокрые от пота волосы занавешивали ему лицо, когда Тим смотрел прямо на него, тогда так было, он весь дрожал, а Тим трахал его, вздергивая бедра, и Тим тоже кончил, кончил внутрь, так ему показалось, а сейчас ему кажется, что он где-то не здесь, но Тим здесь, рядом с ним, Тим держит его за бедра и целует их, пока он лежит там на кровати и дрожит с широко раздвинутыми ногами, Тим говорит блядь, я так тебя хочу и трогает его, он спрашивает можно так? и трогает его, Тим снова гладит его дырку, гладит ее пальцами и что-то говорит, и, разумеется, так можно, конечно, можно, он думал, что они потрахаются, так ведь, так он и думал, так он думает сейчас, и все нормально, никаких проблем, это ведь приятно, и так они и делают. Они делают так не сразу. Пальцы Тима проскальзывают в него, Тим вылизывает его, и он кончает, а Тим говорит можно так? и снова трогает его, гладит его пальцами, пока голова его идет кругом, и он что-то отвечает, и это чушь, это просто какие-то звуки, и он не знает, что он пытается сказать, его голова совсем пустая, но то, что он говорит, звучит как да, потому что, разумеется, так можно, они ничего запрещенного не делают, ничего плохого и неправильного, все это, блядь, хорошо, так что он отвечает да, он хочет сказать, что можно, и пальцы Тима проскальзывают в него, и он думает, что они будут трахаться. Они не трахаются. Пальцы Тима проскальзывают внутрь, ему в дырку, глубоко, но осторожно, нежно, а он лежит там, на кровати, переводя свое пропавшее дыхание, он лежит там с широко раздвинутыми ногами, и в этот раз на улице не темно и в комнате тоже не темно, но его глаза закрыты, а пальцы Тима двигаются внутри него, и Тим не растягивает его, Тим начинает делать что-то другое, Тим находит пальцами его простату и трет ее, и, ну, ему же не пятнадцать, так что такое с ним точно уже было, и дело вовсе не в том, что он, блядь, играет в группах, дело в том, что за своим здоровьем положено следить, дело в том, что ему почти пятьдесят, и это просто то, что ты делаешь, когда тебе почти пятьдесят, и все нормально, но ты делаешь это совсем не так, то, что Тим делает, это что-то совсем другое, и это хорошо, потому что когда ты делал это раньше, это был осмотр, ты был на приеме, а Тим не доктор, Тим играет в группах, Тим делает что-то совсем другое, и это так приятно, это просто охуенно, и он чувствует себя совсем иначе, не то чтобы он этим занимался каждый день. Он и не занимается, он этого не делает, а что Тим делает, так это трогает его пальцами изнутри, Тим не причиняет ему боли, и ему тепло, и Тим нежный, осторожный, будто неуверенный, будто он что-то на ощупь ищет внутри него, как будто он что-то пытается поймать и не только Джинджер ищет свое потерянное дыхание, Тим трогает его именно так, и он поднимает свою тяжелую, пустую голову, и она идет кругом, он открывает глаза и щурится, а Тим смотрит на его лицо, Тим и там тоже что-то ищет, Тим уже нашел его простату и трогает ее, трет ее, и это просто охуенно, и Тим говорит так? и хорошо?, а Джинджер вообще не знает, что он пытается сказать, он знать не знает, так ли это или нет, он этим каждый день не занимается, он это уже делал, но иначе, он просто пришел на прием, он не лежал там голый, задыхаясь и дрожа, горячий и весь наэлектризованный, он был там, целиком, он не кончил за пять минут до того, как пришел туда, так что он не знает, что сказать, а Тим несет чушь, Тим все делает так, как никто этого не делает, Тим трахает его пальцами и спрашивает его черт знает о чем, и его слова теряются где-то в его пустой, тяжелой голове, слова Тима идут там кругом, и он говорит да или, может, это просто звук, но это все неважно, потому что то, что он пытается сказать, ну, он не знает, что он пытается сказать, он кончил пять минут назад, кончил, пока Тим вылизывал его дырку языком, он весь дрожал, он до сих пор дрожит, он ничего не знает, он собственного имени не знает, только имя Тима, а Тим знает его имя, но не говорит его, Тим говорит хорошо и кивает, Тим улыбается, и что же он пытается сказать, он ведь ничего у него не спросил, это Тим его спросил, ведь так же, так, ведь точно так и было. Это Тим постоянно что-то говорит. Тим говорит увидимся, Тим еще в постели, Тим сонный, у него, наверное, депрессия, но Джинджер этого не спрашивает, Джинджер ничего не говорит, он кивает, улыбается и оставляет Тима спать тем утром, тем утром он уезжает от Тима и возвращается домой, и до тех пор он почти ничего не говорит, ну, он кое-что рассказывает Тиму, показывает ему мотоциклы, и они говорят о влиянии музыкальной индустрии на умы людей, они смеются и едят то, что приготовил Тим, а потом он кончает Тиму в рот, сидя у Тима на диване и не шевелясь, а Тим нет, Тим не кончает, и они смотрят какой-то фильм, они сидят там вместе, соприкасаясь плечами, и ему приходит сообщение, он проверяет телефон, так же, как Тим иногда проверял свой, но не так часто, он проверяет его в первый раз и видит сообщение, и в сообщении читает ты где и ты когда вернешься, и можешь мне кое-что купить, и в сообщении нет его имени, никто не называет его Джиндж, его иначе называют, в сообщении, и это все нормально, люди называют так друг друга, если они женаты, и он отвечает, он набирает сообщение и говорит конечно, что тебе нужно, говорит скоро и у одного приятеля, вот что он говорит. Тим этого не говорит. Тим говорит давай, Тим говорит пойдем, Тим поднимается с дивана, когда фильм кончается, и потирает плечи, и ведет его в спальню на первом этаже, а за окном темно, так что Тим включает свет, вот что говорит Тим, Тим называет его Джиндж, Тим трахает его и кончает внутрь, и говорит, что надеется, что ничего не испортил, и он говорит про его оргазм, разумеется, он именно про это говорит, потому что он схватил его за руки и притянул к себе, и трахал, вскидывая бедра, пока Джинджер еще кончал, трясясь и дрожа на нем, задыхаясь, мокрый насквозь и наэлектризованный, вспоротый ножом, он упал на Тима, а Тим крепко сжал его в своих руках, так что именно это он и имел в виду, вот что Тим хочет ему сказать, Тим называет его Джиндж, несколько раз так его называет, а он называет Тима одним своим приятелем, так он говорит, но они не приятели, не друзья, они друг с другом шесть или семь лет не говорили, а перед этим они просто вместе работали, но в тот день они говорили, много говорили, они два часа подряд проговорили, они смеялись, и было здорово, так что они не друзья, но они могли бы ими быть, могли бы быть приятелями, так Джинджер думает, Джинджер не думает, что они друзья, но в тот момент ему кажется, что это правда, что почти так все и есть, почти, потому что они же просто разговаривают, сидя на диване, и показывают друг другу всякую ерунду в интернете, и жуют что-то, что приготовил Тим, и смотрят фильм, и ему правда кажется, что они друзья, почти, почти, потому что с тех пор, как Тим сказал ладно, прошло всего несколько дней, с тех пор, как он сказал ладно и поцеловал его, с тех пор, как Тим его трахнул и все это ему сказал, сказал в следующий раз, хорошо, сказал так нормально, сказал тебе так нравится, сказал блядь, Джиндж, сказал это много раз, потому что потом они сидят вместе на диване и смотрят фильм, и пока они там сидят, их плечи соприкасаются, а перед этим Тим его трогал, Тим его целовал, Тим отсосал ему, а он просто сидел там, бесполезный, сидел на диване в гостиной Тима, сказал, что думал, что они потрахаются как тогда, и кончил Тиму в рот, вот что он сделал, вот что произошло, так что он говорит не все, Тим не просто один его приятель, но именно так он и говорит, именно это он пишет в сообщении, которое отправляет в ответ на то, что ему пришло. И ничего такого в этом нет. Разумеется, ничего такого в этом нет, это же просто слова, и еще все иначе, у них все не так, разумеется, у них все не так, и он так Тиму и сказал, когда Тим его спросил, он, блядь, играет в группах, и они это все обговорили, к тому же, это же просто сообщение, а не письмо и не разговор, так что он просто набирает у одного приятеля, когда отвечает на первый вопрос, который читает там. Он набирает скоро. В сообщении написано ты когда вернешься, а он отвечает скоро. Он говорит да, когда Тим спрашивает его так?, спрашивает его хорошо?, и потом Тим кивает, Тим улыбается и продолжает трогать его изнутри, выискивая что-то в его опустевшем теле и рассматривая его лицо, и он кончает еще через несколько минут. Он совсем не скоро возвращается. Он возвращается — возвращается домой — только утром, он оставляет Тима спать, обнаженного, уставшего, он отъезжает от дома Тима, который так далеко от его собственного, и возвращается, едет домой и что-то говорит, да, говорит, но не то чтобы очень много, это ведь не сообщение, но это и не письмо, просто разговор, короткий разговор, и ничего плохого в этом нет, он говорит бывший коллега, говорит пили пиво, говорит мотоциклы, говорит оружие, говорит про пиво, он говорит, что дом его приятеля отсюда довольно далеко, а потом они говорят вдвоем, говорят про то, что он купил по дороге, и о других вещах, вот что они делают вдвоем. С Тимом они делают что-то совсем другое. С Тимом они делают что-то, чего он никогда не делал, что-то новое, ну, правда новое, он, конечно, играет в группах, но не все же в своей жизни он успел попробовать. Это он, впрочем, пробовал, то, что они с Тимом делают в номере отеля, но не так, совсем не так, вообще по-другому, и то, что они с Тимом делают, в этом нет ничего плохого, это приятно, так приятно, и он кончает, он стонет и дрожит, он опять совсем пустой, Тим его опустошает, он стонет и кончает, а Тим все это делает, а он дрожит, трясется, ощущая, как двигаются пальцы Тима в его дырке, как Тим трет его простату, Тим смотрит на его лицо, моргая, и морщит лоб, чуть-чуть, между бровей, Тим смотрит на него, не отрываясь, а в его глазах стоит туман, его глаза закатываются, а пальцы теряются между складок простыней. Он кончает, и комната идет кругом, словно карусель, а свет включен, и Тим смотрит на его лицо, Тим улыбается, а пальцы Тима двигаются в нем, так глубоко внутри него, и это… — Хочешь еще раз? — спрашивает Тим. И в прошлый раз, когда Тим задал ему вопрос, в самый первый раз, он спрашивал его про сигареты, он предлагал ему еще одну, а он ответил нет, он сказал нет, потому что он столько уже не курит, а Тим курит, Тим в последнее время сам не свой, Тим так ему сказал, Тим столько всего ему сказал. Тим сказал ему, что тогда можно пойти в отель, и они так и сделали, а когда они зашли в номер, Тим раздел его, не сразу, но довольно скоро, сначала они немного поговорили, но совсем чуть-чуть, не письмо, просто разговор, они поговорили, а потом Тим раздел его и снял с себя одежду, и белья на нем снова не было, он улыбался, он улыбался, когда Джинджер ушел из его дома утром, он лежал там на кровати, сонный, обнаженный, и его короткие волосы торчали во все стороны, растрепавшись, а его лицо было помято после сна, но на нем не было морщин, на нем их не появилось за те шесть или семь лет, что они друг с другом не говорили, и Джинджер не хотел тогда уходить. Джинджер не хотел уходить от Тима, не хотел оставлять его спать в кровати, он думал, что можно же остаться, он это подумал, и в этом ничего такого нет, иногда ведь так бывает, когда ты спишь с людьми, ты лежишь с ними в постели утром, обнимаясь, и думаешь, что тебе приятно, что этот человек тебе так нравится, и тебе приятно, тебе нравится, и ты не хочешь уходить, ты хочешь сидеть там и смотреть, смотреть на лицо человека, с которым переспал, и так он себя и чувствовал, этого он и хотел тем утром, он совсем не хотел оттуда уходить. Он ничего не сказал ему, когда уходил, он просто кивнул и улыбнулся. И это было в ноябре, и сейчас тоже ноябрь, и они снова лежат в кровати вместе, они в номере отеля, и Тим раздел его, Тим сам разделся, Тим трогает его, говорит хм, мягко и тепло, и ему щекотно, щекотно от дыхания Тима, и он тоже хочет трогать Тима, он должен его трогать, ему давно надо было до него дотронуться, Тим отсосал ему, и они смотрели фильм, а он ничего не сделал, он был просто бесполезным, и так нельзя, ну, так иногда бывает, разумеется, так бывает, и ничего плохого в этом нет, это не обязательно так уж и плохо, просто Тим сказал хм, когда Джинджер кончил ему в рот, и сейчас он тоже говорит хм, снова говорит это, а Джинджер тает из-за этого, опустошенный, весь наэлектризованный, словно раскаленный, он ничего не делает, он хочет сделать, разумеется, он хочет, он хочет дотронуться до Тима, очень сильно, но он этого не делает, Тим делает, Тим трогает его, гладит его тело, его кожу, волосы и бороду, Тим рядом с ним, так близко, Тим обхватывает его член рукой, а он лежит на спине, а Тим говорит ему что-то про обещания и накрывает губами его дырку, и все происходит слишком быстро, ему не хватает времени, он не успевает, у него нет шансов, он до сих пор так ничего и не сделал, он просто лежал там, на кровати, бесполезный, просто таял рядом с Тимом, и сейчас он тоже это делает, ничего другого, только это, а Тим вылизывает его, и он кончает, кончает прямо так, и это просто потрясающе, даже лучше, это так невероятно, что должно быть достаточно, должно, но Тим говорит блядь, я так тебя хочу и продолжает его трогать, а он продолжает лежать там, на кровати, широко раздвинув ноги и дрожа, он продолжает идти кругом, словно карусель, и исчезать. Он кончает еще раз. Он кончает, чувствуя, как двигаются пальцы Тима внутри него, трут его дырку, трогают его изнутри, и Тим смотрит на его лицо, смотрит так, будто не может отвернуться, так, как он иногда смотрит на свои сигареты, но дольше и еще он морщит лоб, и он моргает, он возбужден, и Джинджер тоже, он правда возбужден, и он только что ведь кончил, совсем недавно, он кончил, пока Тим вылизывал его, и он кончает еще раз, Тим спрашивает его так?, и он выдыхает звуки, пустые, бессмысленные звуки, Тим говорит хорошо? и трогает его простату, нежно, осторожно, мягко, будто что-то ищет, и он не знает, этого с ним никогда не случалось, а потом это случается, и он кончает. — Хочешь еще раз? — спрашивает его Тим после этого, и он не знает, что он пытается ему сказать, что, что он, блядь, такое говорит, ведь не о сигаретах же, не может быть, чтобы он говорил о них, и ему надо что-нибудь сказать, что-нибудь ответить, ему надо тоже что-нибудь ему сказать, как Тим сказал ему, но не так, потому что нельзя все это так людям говорить. Тим задает ему вопрос, и он должен дать ответ, так что он отвечает, он выдыхает бессмысленные звуки, он просто выдыхает их, а Тим делает кое-что другое, Тим трогает его, гладит его бедра, медленно, кругами, мягко, нежно, Тим не причиняет ему боли, Тим просто трогает его, а он кончает еще раз, он выдыхает звуки, а Тим говорит хорошо и не отворачивается, смотрит на него, он водит пальцами по его коже, вытягивая звуки из него, и эти звуки — стоны, и Тим что-то на ощупь ищет на кровати и не отворачивается, он смотрит прямо на его лицо, он только морщит лоб немного, между бровями, влажные пальцы Тима снова проскальзывают внутрь, медленно и слишком быстро, слишком глубоко, слишком резко, пронзительно, Тим снова находит его простату, теперь уверенно, но все же осторожно, Тим продолжает трогать его изнутри, и ему кажется, что Тим знает, что делает, что же он делает, Джинджер не знает, что он делает, он этого никогда не делал, ну, делал, но не так, совсем иначе, он так себя не чувствует, он чувствует, чувствует себя так, как тогда, когда он сидел верхом на Тиме, когда он вспарывал себя ножом и задыхался, обливаясь потом, взбудораженный, но не совсем так, он чувствует себя так, будто он мотылек, проткнутый насквозь иголкой, такой же бесполезный, как этот мотылек, как эти мотыльки, которых люди протыкают черт знает зачем и собирают, так он себя чувствует, он чувствует себя просто невероятно, а Тим трогает его, трогает изнутри и его тело, кожу, Тим накрывает ее губами, покрывает поцелуями. Тим накрывает его член губами, и он кончает ему в рот, Тим наклоняется и забирает его в рот в самый правильный момент, Тим трахает его пальцами, и он чувствует себя точно так же, как тогда, когда Тим трахал его, вздергивая бедра, а он сидел на нем на пятках, и сейчас он тоже потный, стонет, издает звуки, которым нет названия, повторяет имя Тима, повторяет его, хотя ему нечем говорить, у него кончилось дыхание, оно исчезло, он весь опустошен, он кружится, как карусель, и ничего не делает, просто лежит там, бесполезный, широко раздвинув ноги и дрожа, а Тим целует его, целует его бедра, Тим трогает его изнутри. Он чувствует себя так же, почти, почти так же, потому что тогда, когда он сидел верхом на Тиме, сидел на пятках в спальне Тима на первом этаже, он двигался, он был бесполезным, и все было слишком быстро, слишком грубо, глубоко, он думал, что ни за что не кончит, все было попросту нелепо, ему тогда не было пятнадцать лет, ему и сейчас не пятнадцать, но он кончил, тогда он кончил, а Тим притянул его к себе и кончил внутрь, тогда он тоже кончил, и он чувствует себя точно так же, как тогда, почти, почти так же, потому что в этот раз он на спине, он лежит в кровате в номере отеля и не может двигаться, он как тот мотылек, которого проткнули насквозь иголкой, и он не падает, он насажен на иглу, а пальцы Тима двигаются в нем, и он дрожит, трясется, а его ноги широко раздвинуты, его ноги тоже дрожат, и он задыхается, ему нечем дышать, а волосы его вспотели, они мокрые, липнут к лицу, он не может двигаться, но двигается, ерзает, насаженный на иглу, бесполезный и запутавшийся, ничего не понимающий, а Тим, Тим знает, что делает, он это уже делал, он теперь уверен, он трет ему простату, покрывая поцелуями его промокшую от пота кожу, а он не знает ничего, не знает, кончит ли он теперь, он не может думать, в его пустой голове ничего нет, ни одной мысли, только пустота, у мотылька нет мыслей, он просто мотылек. Так он себя чувствует теперь, а в прошлый раз ему казалось, будто ему вскрыли грудь и живот ножом, будто он сам себя разрезал, потому что он сам и двигался, а в первый раз, в первый раз, когда они потрахались, в первый раз, когда Тим его трахнул, ему казалось, что в него выстрелили из пистолета, ему было так приятно, гораздо больше, чем приятно, просто потрясающе и, разумеется, никто в него не стрелял, никто его не вскрывал ножом, и он не мотылек, это просто чушь какая-то, бессмысленная чушь, он всего лишь трахается, и это все нормально, нет в этом никакой проблемы, только вот он этого никогда не делал, то есть, делал, он занимался сексом, и люди трахали его, и он кончал, и ему было приятно, конечно, ему было очень хорошо, это ведь секс, но этого он никогда не делал, не этого, не того, что делает с ним Тим, а если он и делал, то совсем иначе, он делал это в кабинете у врача, просто на осмотре, вообще не так, совсем иначе, но теперь все так, теперь Тим это делает, делает это именно так, так, как делать этого нельзя, как никто этого не делает, как раньше, так что он чувствует себя точно так же, почти так же, почти, он чувствует… Он снова кончает Тиму в рот, Тим накрывает его член губами в самый правильный момент, а пальцы Тима двигаются внутри него, а потом Тим произносит его имя, Тим матерится и трогает его, гладит его руками, и они трясутся, его руки на его бедрах и груди, на животе, плечах, лице, они дрожат, а Тим его целует, в губы, Тим целует его руки, Тим говорит, что он просто невероятный, боже, какой ты охуенный, говорит Тим, Тим говорил ему, что у него мягкие волосы, что они нравятся ему, что он ему нравится, а теперь волосы его намокли, он сам весь мокрый, потный, проткнутый насквозь как мотылек, дрожащий, бесполезный, он не может пошевелить даже пальцем, не может отвернуться, он просто смотрит вверх, на Тима, и свет режет ему глаза, а волосы у Тима такие светлые, и сам он немного бледный, он просто смотрит на что-то белое и яркое, и все кружится, словно карусель, и режет ему глаза, но Тим не причиняет ему боли, и он смотрит вверх, смотрит на него и не может отвернуться, не может закрыть глаза, не может перевести дыхание, он потерял его, оно вообще больше не его, а дыхание Тима щекочет его кожу, а Тим ему что-то говорит, Тим говорит боже, ты просто охуенный и хм, и трогает его, везде, изнутри и его кожу, тело, гладит его, и его кожа мокрая, его тело все дрожит, оно пустое, идет кругом, горячее, наэлектризованное, а Тим трогает его. — Господи, я бы так, наверное, вообще не смог, — говорит Тим и трогает его. Тим трогает его и говорит все это, а потом смеется, мягко, так же, как он смеялся тогда, когда спросил его, можно ли развязать его бороду, и назвал себя извращенцем, а потом сказал, что он не ебучий фетишист, что он вовсе не придуривается, а просто хочет посмотреть, и сейчас он смотрит на него и говорит, что он бы так, наверное, вообще не смог, и разумеется, он смог бы, он только что все это сделал, так что что он такое имеет в виду, он сделал это с ним, он его расплавил, и Джинждер растаял, и это ничего, все в порядке, ведь он согласился, сказал да, ведь ничего плохого Тим не сделал, не сделал ему больно, они просто занимались сексом, а секс иногда бывает и такой, и в этот раз Тим его спросил, Тим спросил его, а он сказал да или просто издал звук, какой-то неопределенный звук, он застонал, кончая, и еще раз, а потом еще, он уже три раза кончил, и все в порядке, разумеется, в порядке, просто он никогда три раза подряд не кончал, он никогда этого не делал, ему почти пятьдесят, и он играет в группах, но все нормально, все правда ведь в порядке, не то чтобы он это делал каждый день, он ведь не должен, он так этого не делает, и этого так делать нельзя, так никто не делает, так делает только Тим, и Тим так и сделал, сделал это с ним, а теперь Тим говорит ему, что он бы так вообще не смог. Тим говорит это, когда он еще лежит там и дрожит с широко раздвинутыми ногами, он только что кончил, кончил Тиму в рот, а Тим нет, Тим еще не кончил, Тим трогает его, и член Тима тоже его задевает, потому что Тим ложится на него, ложится и целует, и лежит между его широко раздвинутых ног, и Тим не кончил ему в рот, это сделал он, а Тим нет, Тим ему отсосал у себя в гостиной на диване, и сейчас тоже, Тим забрал его член в рот прямо перед тем, как он кончил, сжимаясь вокруг пальцев Тима, и он просто был бесполезным, он ничего не делал, он Тиму не сосал, его не трогал, и он, конечно, не обязан, разумеется, нет, и иногда так бывает тоже, так случается, но он ведь хочет, конечно, хочет, он так сильно хочет, хочет трогать Тима, он так сильно хочет Тима, но он просто бесполезный, он такой бесполезный, а Тим так близко, рядом, он его целует, и Джинджер тает, тает из-за Тима, и он хочет ему это сказать, а Тим говорит я бы так, наверное, вообще не смог, но ведь он смог, он это сделал, Тим сделал это с ним, и он хочет ему сказать об этом, он тоже хочет все Тиму рассказать, а Тим так близко, и он должен, он должен ему это сказать, но он не может, он не успевает, у него нет шансов, не хватает времени, потому что Тим его целует и потому что он весь растаял, а растаявшие вещи не могут говорить, не могут говорить так же, как и мотыльки, как он сам не может, но он хочет, конечно, хочет, он хочет Тима и кричать, хочет кричать, но он не может, он просто слабо стонет, когда Тим помогает ему перевернуться на бок, и снова стонет, постоянно, потому что его дыхание исчезло, а оно ведь нужно, чтобы говорить, и он хочет говорить, он хочет все ему сказать, так сильно хочет, он думает, что должен это сделать, по крайней мере, он думает, что он это думает, потому что Тим помогает ему перевернуться, и теперь они оба лежат на боку, лежат рядом, Тим помогает ему перевернуться и согнуть колено, и положить его себе на бедро, Тим делает все это, а его пальцы снова проскальзывают внутрь, Тим на ощупь ищет что-то на кровати, Тим смотрит на него, а он на Тима, Тим поливает пальцы смазкой — вот что он искал — и они проскальзывают в него еще раз, и он думал, что они будут трахаться, и они трахаются, но не тогда, они трахаются позже, а тогда, сейчас, они не трахаются, они лежат лицом друг к другу на боку, целуясь, вот что они делают, что же они делают, что же Тим с ним делает, что он сам делает, он просто опять кончает, ну, не сразу, но кончает, и Тим тоже, Тим еще раз трахает его своими пальцами и трет простату, рассматривая его лицо, и Тим так близко, его дыхание касается его, щекочет, Тим кусает губы и моргает, и рвано дышит, а он не дышит, он не может, он просто стонет, пока Тим снова трахает его своими пальцами, и он не видит Тима, хотя они так близко, совсем рядом, ну, сначала он все же видит и не может отвернуться, у него нет шансов, он не хочет, но потом не может, потом он опять кончает, и его глаза закатываются, и перед ними все плывет, он опять кончает и разражается слезами, он правда начинает плакать, правда, и все в порядке, так бывает, так с ним никогда не бывало, он этого никогда не делал, он никогда не кончал подряд четыре раза, он никогда не делал ничего такого, и ничего такого в этом нет, конечно, нет, и все нормально, все ведь хорошо, и он не плачет, с ним ничего не произошло, с ним все хорошо, Тим не сделал ему больно, Тим просто проткнул его насквозь как мотылька, и ему не стало больно, просто было глубоко и мягко, резко и пронзительно, не больно, было хорошо, потрясающе, даже лучше, гораздо лучше, просто невероятно, и Тим сказал, что он невероятный, охуенный, и что же он имел в виду, что, и он кончает и разражается слезами, а Тим говорит блядь, Джиндж, Тим произносит его имя, целует и притягивает его к себе, и это слишком, чересчур, было достаточно еще в первый раз, а теперь слишком, вот и все, все, что произошло, что же произошло, что происходит, Тим притягивает его к себе, поближе, и целует, и отдрачивает себе, быстро, грубо, и кончает, Тим тоже кончает, меньше чем через минуту после Джинджера, Джинджер кончает с пальцами Тима внутри, а Тим кончает, отдрачивая себе и целуя Джинджера. Он кончает четыре раза подряд, а Тим всего один, Тим трахает его, и он кончает, а Тим говорит, что он бы так, наверное, вообще не смог, но это он и делает. Это они и делают. Что они делают потом — это лежат в постели вместе, обнимаясь, и он дрожит, трясется, задыхаясь, он весь потный, он растаял, его насадили на иглу, он вообще почти не там, а Тим там, Тим рядом с ним, Тим прикасается к его лицу и говорит господи, говорит ты в порядке, Тим выглядит взволнованным, и он видит Тима, и все плывет, но он все же видит, он отвечает да, потому что он в порядке, потому что с ним ничего не произошло, ну, кое-что произошло, но ведь ничего плохого не случилось, все хорошо, никаких проблем, иногда так бывает, хотя с ним так никогда не бывало, он никогда не начинал рыдать, ну, он плакал, но не время секса, но в этот раз расплакался, и все нормально, хорошо, и он в порядке, и так он и говорит, именно это Тим и хочет у него узнать, хочет сказать ты в порядке, ты же плачешь, а он не плачет, на самом деле, он не плачет, просто все это немного слишком, и он не плачет, он сейчас не плачет, но он плакал в своей жизни, разумеется, он плакал, он же не мотылек, он человек, а люди плачут, но он не плачет, так что он говорит да, когда Тим спрашивает его ты в порядке, он говорит да и хочет сказать, что с ним ничего такого не случилось, он говорит так иногда бывает, и это правда, люди плачут иногда, не так ли, а Тим говорит о, Тим говорит окей, Тим говорит я не знал, и что он такое говорит, разумеется, он знает, он знает, что люди плачут иногда, и что за чушь он говорит, бессмысленную чушь, он ее говорит, а что он делает — так это запускает пальцы ему в волосы и улыбается, и трогает его, целует, гладит, он смотрит на него, так же, как и раньше, но дольше, долго смотрит. Что они делают потом — это остаются лежать в кровати. Они остаются в кровати, и Тим встает с нее и приносит сигареты, он говорит да, когда Тим спрашивает, не хочет ли он курить, и говорит спасибо, когда Тим приносит ему воду, и еще раз, когда Тим приносит колу, Тим приносит свой телефон, и они показывают друг другу все подряд в интернете, они говорят и все это время лежат в кровати, они лежат там два часа, как минимум, они остаются лежать в кровати еще на два часа, обнимаясь, они лежат рядом, обнаженные, и говорят, смеются, и Тим его целует, Тим перебирает его волосы и бороду, и заплетает ее, а потом развязывает, и просто трогает ее все время и смеется, шутит про это, и Джинджер тоже смеется, он улыбается ему и смотрит на него, он целует Тима, он тоже целует Тима, когда Тим его целует, и они просто разговаривают и лежат друг рядом с другом, они не трахаются, хотя по Тиму видно, что ему хочется, у Тима встает член, и Джинджер чувствует, как он касается его, потому что они лежат так близко, но они ничего с этим не делают, он ничего не делает, и Тим тоже, Тим ничего не говорит, ну, он много говорит, гораздо больше Джинджера, но не про это, это Тим даже не упоминает, а он просто бесполезный, он думает, что он тоже должен трогать Тима, должен что-нибудь сделать для него, чтобы Тим кончил, должен целовать его, он это думает, но никогда не делает, потому что он бесполезный, потому что они лежат в кровати, прижавшись друг к другу, и разговаривают, и что-то смотрят в интернете на телефоне Тима, который Тим приносит в постель, они курят — Тим чаще него — и пьют колу, из одной банки, они остаются лежать в кровати еще два часа. Потом они выходят из отеля. Потом — возвращаются. Сначала они выходят, потому что решают перекусить. Они решают перекусить и одеваются, и он расчесывает липкие волосы Тима, а Тим отпускает шутки про их фетишизм, и они выходят, они едут покататься на машине и перекусить, и Тим закидывает в рот картошку фри, а он заказывает омлет черт знает почему, и они говорят, Тим рассказывает ему про готовку и о том, как он ей увлекся, а потом бросил, и говорит, что хотел бы снова начать, но не сейчас, сейчас он не может, потому что его кризис старого уебка и так выводит Эрин из себя, и без его готовки, и Джинджер слушает, Джинджер кивает и говорит, что ему жаль, и ему правда жаль, он говорит, что надеется, что все пройдет, он это говорит и он надеется, конечно же, он надеется, хотя они и не друзья, потому что они правда не друзья, но теперь ему кажется, будто они друзья, они ведь просто говорят и едят картошку фри, они оба едят картошку фри Тима, а он заказывает омлет, и они катаются по городу, перекусив, они ездят по городу и курят, и Тим курит чаще, Тим много курит, столько же, сколько и раньше, или чуть меньше, или нет, он этого не знает, они никогда не были друзьями, они просто работали друг с другом и не курили вместе, очень редко, а теперь они все так же не друзья, хотя ему временами кажется, что они все-таки друзья, он почти в это верит, правда, но не совсем, потому что ему не кажется, что они друзья, когда Тим прикасается к нему, каждый раз, когда Тим трогает его, ему кажется, что он все еще в кровати в номере отеля, ему кажется, что пальцы Тима прикасаются не к его коже, кажется, что они внутри него, ему это кажется каждый раз, когда Тим дотрагивается до него и когда Тим смотрит на него, а Тим смотрит, Тим иногда касается его и смотрит на него, и улыбается, он проверяет телефон и много курит. Тим проверяет телефон и смотрит на него. — Слушай, ты не будешь против, если мы к моим друзьям сначала заедем? — спрашивает он. — Это недалеко. Джинджер не против. Он качает головой. Разумеется, он не против. Почему бы он был против. Так что они заезжают к друзьям Тима, ну, точнее, Джинджер заезжает, он ведет машину, а Тим сидит рядом с ним и курит, Тим еще не отвез свою машину в мастерскую и везде ездит на такси, поэтому к друзьям Тима они заезжают на машине Джинджера. — Пойдем, — говорит Тим, когда они добираются туда, и Джинджер паркуется, они выходят, и Тим на секунду берет его руку в свою, Тим трогает его. — Мы надолго оставаться тут не будем. И они не остаются. Они остаются у друзей Тима на двадцать минут, и там, в доме, какая-то вечеринка, и она совсем не похожа на те вечеринки, на которых они были, когда еще играли в одной группе, ну, они не ходили на них вместе, они же не были друзьями, просто иногда случались вечеринки, и там были наркотики и алкоголь, и люди, чьих имен Джинджер не знал. Имен друзей Тима он тоже не знает. Впрочем, он знает Эрин. Он ее помнит, она не очень-то высокая, она брюнетка, она жена Тима и она там, на вечеринке, они заехали не к друзьям одного Тима, они заехали к их общим друзьям. Он здоровается с ней. Он здоровается с ней, а Тим ее целует, и она его тоже помнит, конечно, она помнит, они много раз встречались, они раньше играли с Тимом в одной группе, они с ним играли в одной группе много лет, они не говорили друг с другом шесть или семь лет, а теперь они там, они на вечеринке у друзей Тима и его жены, и Тим представляет его некоторым из них, но ему их имен не говорит, мы все равно отсюда скоро свалим, говорит Тим ему и улыбается, Тим улыбается, когда замечает Эрин, и машет ей рукой, и она подходит к ним, а Джинджер с ней здоровается. Тим ее целует, и они говорят, Тим приносит им выпить, приносит им канапе и отпускает шутки про нанесение колотых ранений пище, а Эрин называет его шведским реднеком и идиотом, а потом спрашивает про его кризис старого уебка — его скандинавская тоска, говорит она — спрашивает, не замучился ли Джинджер с ним, ты же с ним сейчас много времени проводишь, говорит она, мы с Джинджем тусовались, говорит Тим незадолго до этого, когда рассказывает ей, чем он занимался, ты с ним вообще справляешься, спрашивает она, он себя сейчас не очень хорошо ведет, только всех раздражает и постоянно ноет, как он хочет спать, и спит, и все, до чего дотрагивается, превращает в хлам, вот что она говорит. Джинджер произносит какие-то слова. Джинджер говорит, что его Тим не раздражает, что он надеется, что его кризис старого уебка — кризис старого уебка, говорит он, и Тим фыркает — скоро пройдет, говорит, что его ничего не беспокоит — это не правда, его много чего беспокоит, его беспокоит то, что он говорит — говорит, что они же вместе работали, они бывшие коллеги, и все в порядке, никаких проблем, он говорит это, а Эрин улыбается, а Тим снова фыркает. Тим фыркает и кладет руку ему на плечо, и говорит я что, настолько тебя достал, и он качает головой, а Эрин смеется, и Тим смеется тоже, и они разговаривают, они говорят еще десять минут, и это недолго, они надолго там не остаются, они остаются еще всего на десять минут и проводят их, стоя рядом с Эрин, и это тоже вполне нормально, это не проблема, вообще нет, Тим же так и сказал, но не так же, сказал Тим и скривился, вот что Тим сказал, когда они случайно встретились на фестивале во второй раз, и он сам то же самое сказал, все не так, все иначе, все нормально, все это — просто то, что иногда делают люди в браке, и они как раз такие люди. Они как раз такие люди, и все нормально, все хорошо, в этом нет ничего плохого, так бывает, люди иногда так делают и все в порядке, только вот он чувствует себя так, как тогда, когда он был в их доме в спальне на первом этаже, когда Тим трахал его, вздергивая бедра, когда он сидел верхом на Тиме, на пятках, задыхаясь, когда его живот был вспорот ножом, а он весь вспотел — он и сейчас вспотел — когда он думал, что ни за что не кончит, а потом кончил, он чувствует себя точно так же, почти, почти так же, почему он чувствует себя так же сейчас, он ведь просто стоит рядом с Тимом, рядом с Эрин, они на вечеринке, они говорят, улыбаются, смеются, отпускают шутки, они знакомы, не то чтобы хорошо, но все же, он много лет играл с Тимом в одной группе, а они — Тим и Эрин — женаты уже целую вечность, он их обоих знает, и они просто говорят, и все в порядке, разумеется, в порядке, только вот ему кажется, что он сейчас упадет, что он падает, как тогда, когда он кончил, сидя верхом на Тиме, когда думал, что ни за что не кончит, а потом кончил, а Тим кончил в него, ну, в презерватив, но все-таки в него, Тим перехватил его за руки и притянул к себе, Тим его трахал, вздергивая бедра, и это было тогда, не сейчас, сейчас рука Тима лежит у него на плече, а они говорят с женой Тима, а жену Тима зовут Эрин. Жену Тима зовут Эрин, и они говорят с ней еще десять минут, и это совсем недолго, правда, совсем нет, но рука Тима лежит у него на плече все это время, Тим трогает его, и он чувствует, как пот стекает у него между лопаток, и ему кажется, что его дыхание снова исчезает, и смеяться ему немного трудно, и говорить, произносить слова, поэтому он мало говорит, меньше них обоих, он просто кивает, улыбается, а Тим рассказывает Эрин про картошку фри и про омлет, и добавляет, что хотел бы снова начать готовить, говорит ты меня только не убей, а Эрин смеется и говорит не убей меня, и Тим фыркает, она хочет сказать не отрави меня своей готовкой, вот что она хочет сказать, а потом она рассказывает Тиму, чем занималась, сегодня и вчера, потому что они виделись вчера, но почти не говорили, потому что Тим спит черт знает когда, потому что он весь разваливается, потому что у него кризис скандинавского уебка, так что они говорят, а рука Тима лежит все это время у него на плече, и все в порядке, это ведь просто его рука, только вот каждый раз, как Тим дотрагивается до него, ему кажется, что он не дотрагивается, кажется, что на самом деле Тим превращает его в хлам, что на самом деле пальцы Тима все еще двигаются внутри него, он чувствует себя точно так же, как тогда, когда он кончил и еще, а потом еще, еще раз, вот как он себя чувствует, почему он себя так чувствует, они ведь просто говорят, ну, он почти ничего не говорит, так же, как и тогда, когда он четыре раза подряд кончил, он не знает, что ему сказать, они с Тимом не друзья, и с Эрин тоже, он просто с ней знаком, потому что раньше он работал с Тимом, а они — Тим и Эрин — говорят про то, чем она занималась сегодня и вчера, обсуждают что-то, и это не письмо, просто разговор, беседа длиной в десять минут, и это совсем нетрудно, разумеется, нетрудно, только вот он не знает, что сказать, не знает, должен ли он что-нибудь сказать, он думает, что должен что-нибудь сказать, но не знает что, и еще рука Тима лежит у него на плече, Тим трогает его, почему он его трогает, почему он себя так чувствует. Тим говорит, что перестанет спать черт знает когда, что он попытается, а потом рассказывает ей — Эрин — о том, что Джинджер показывал ему в интернете, когда они лежали голыми в постели, когда они лежали там с телефоном Тима несколькими часами ранее, и Джинджер тоже что-то говорит, он улыбается, кивает, он отвечает на вопросы, он произносит те слова, которые должен произнести, он не говорит тех слов, которые должен все-таки сказать, он вообще почти не говорит, и в этом нет ничего такого, не то чтобы он должен говорить, ведь нет, и все в порядке, все иначе, Тим так и сказал, он тоже, разумеется, все хорошо, просто так это все не делается, так нельзя, так только Тим это все делает, Тим убирает руку с его плеча и говорит до завтра, говорит это Эрин и целует ее в губы, а она говорит было приятно с тобой увидеться, говорит это ему, Джинджеру, говорит ему спасибо, что ты возишься с этим шведским хламом, а Тим фыркает, а Джинджер кивает, улыбается, он весь вспотел, пот течет по его спине между лопаток, а он прощается, прощается с женой Тима, с которой они десять минут говорили, он говорит Эрин пока. Тим кладет руку ему на спину, когда они целуются возле машины. Тим говорит давай, говорит пойдем, и они уходят, уходят с вечеринки, на улицу, из дома, они останавливаются возле машины, и Тим кладет руку ему на спину, гладит его под курткой и целует, Тим отстраняется, а его рука лежит у него на спине, между лопаток. — Господи, ты насквозь промок, — говорит Тим, отстраняясь. — Этот их ебаный дом. Вечно там африканская жара. Он насквозь промок, он весь вспотел, вспотел так же, как тогда, когда он сидел верхом на Тиме, сидел на пятках на кровати Тима, в спальне Тима, в доме Тима, он был насквозь промокший и ему было нечем дышать, он был весь взбудоражен, наэлектризован, ему было так жарко, слишком жарко, быстро, глубоко и грубо, больно ему не было, конечно, ему не было больно, но он весь вспотел, так же, как вспотел сегодня, чуть ранее, когда он лежал там, бесполезный, на кровати в номере отеля, когда он кончил, пока Тим вылизывал его, а потом еще раз, когда пальцы Тима двигались внутри него, а потом снова, когда Тим смотрел на его лицо, Тим был так близко, Тим смотрел, как он кончал, он кончил, пока пальцы Тима были внутри него, и разрыдался, он не плакал, не на самом деле, он просто вспотел, промок насквозь, он, блядь, кончил четыре раза подряд, и такого с ним никогда не случалось, такого он никогда не делал, а теперь делал, теперь он это сделал, а так этого делать попросту нельзя, всего этого так делать нельзя, так только Тим все это делает, Тим кладет руку ему между лопаток и целует, а он весь потный, такой же потный, как и раньше, точно такой же, почти такой, почти, потому что в этот раз они просто говорили, просто говорили с женой Тима Эрин, просто пили какую-то ерунду, которую Тим им принес, и ели канапе, про которые Тим шутил, они просто говорили десять или пятнадцать минут, наверное, пятнадцать, чуть дольше, чем десять, но меньше двадцати, они говорили, а он не знал, что ему сказать, не знал, должен ли он что-нибудь сказать, он должен был что-нибудь сказать, ведь так, он должен был, но он этого не сделал, он не знал, что ему сказать, и думал, что должен сказать хоть что-то, по крайней мере, так он сейчас думает, его голова совсем пустая, она была пустая и кружилась, когда Тим его трахал, растягивал его и тер ему простату, когда он вылизывал его, когда он его расплавил, он был весь потный, ему было немного жарко, правда было, но совсем чуть-чуть, и Тим его не трахал, они не занимались сексом, Тим просто положил руку ему на плечо, и они говорили с женой Тима, и он вспотел, он не промок насквозь, просто вспотел, как раньше, как тогда, когда Тим его трахал, когда он был внутри него, почему все это было, почему все было так, почему же он вспотел, он ведь не трахался, и да, было немного жарко, но совсем чуть-чуть, все было не так, все ведь иначе, Тим просто дотронулся до него, просто положил руку ему на плечо, а ему казалось, что он падает, как тогда, когда Тим его трахал, когда он весь развалился, превратился в хлам, может быть, она права, жена Тима, может быть, Эрин права, может быть, Тим действительно превращает в хлам все, к чему прикасается, Тим до него дотронулся, Тим его касался и, может быть, это не Тим превратился в хлам, может быть, это он сам — бесполезный хлам. Он просто самый настоящий хлам. Два часа спустя он превращается в бесполезный хлам. Тим целует его возле машины и говорит, что в доме его друзей всегда ебучая африканская жара, и они садятся, садятся в машину и уезжают, они надолго не остались, они просто заехали туда, прежде чем вернуться, они возвращаются в отель, вот что они делают, и что они там делают — это опять лежат в постели, Тим говорит, что он совсем устал, что он в последнее время так быстро устает, я, блядь, ничего не делал, а все равно устал, говорит Тим и качает головой, и он не прав, он ошибается, он делал, он так много сделал, слишком много, более чем достаточно, это Джинджер сделал недостаточно, Джинджер ничего не сделал. Они лежат в постели, потому что Тим устал, и Тим отключает телефон, Тим проверяет его в последний раз и отключает, и кладет на тумбочку, Тим поворачивается к нему, и они говорят, и это не письмо, не разговор, не сообщение, просто слова без смысла, и Тим что-то напевает, какие-то мелодии, которые застряли у него в голове, он напевает, он берет руку Джинджера в свою и стучит его пальцами по кровати, говорит давай уже, барабанщик, барабань, а потом смеется, и Джинджер тоже, тоже смеется и стучит пальцами по его руке, пока Тим напевает, они курят, Тим много курит, Тим трогает его и иногда целует, и они не раздеваются, ну, Тим стягивает с себя футболку, вот и все, Тим его целует, трогает и гладит, его волосы и бороду, и руки, и его лицо, и улыбается, и напевает, и говорит хм, рассматривая его, и глаза его закрываются, его глаза всегда полуприкрыты, но сейчас Тим просто хочет спать, Тим устал, и они лежат в кровати. Тим возбужден. Они не раздеваются, просто лежат рядом, Тим лежит рядом с ним, и он чувствует, как твердеет его член в джинсах, он твердый, а Джинджер сегодня четыре раза кончил, Тим сделал это с ним, Тим его расплавил, но сам Тим не кончил, ну, он один раз кончил, а теперь у него стоит, а он для него ничего не сделал, вообще ни разу, он ничего не сделал, он бесполезный, ничего не сделал, не сказал, только какие-то слова, пустые, бессмысленные слова, и так нельзя, так этого никто не делает, ну, иногда так делают, иногда и так бывает, и это необязательно плохо, хотя иногда все же плохо, но не сейчас, не с Тимом, с Тимом хорошо, нормально, даже лучше, гораздо лучше, просто потрясающе, только вот он так сильно его хочет, он хочет ему все сказать, он хочет что-нибудь сделать для него и он, блядь, должен, почему он до сих пор ничего не сделал, почему он даже к нему не прикасался, он его не трогал, ну, трогал, но не так, почти ведь нет, совсем чуть-чуть, он еще ни разу Тима не трогал. Он его не трогал, а теперь у Тима стоит, Тим возбужден, Тим лежит рядом, и он должен к нему прикоснуться, у него есть все ебаные шансы, ему хватает времени, и Тим не трогает его, ну, он трогает, Тим трогает его, конечно, трогает, и они целуются, они так близко, они прижимаются друг к другу, и он ничего опять не делает, он просто выдыхает какие-то слова. Тим хмурится. — Тебе больно не будет? — спрашивает он и морщит лоб, совсем чуть-чуть, между бровями. Ему не будет больно, ему не больно, Тим не делал ему больно, с ним все в порядке, все нормально, они вполне могут и потрахаться, он сказал, он сказал не это, он не это говорил, но они могут, почему нет, он не возражает, он сказал ему что-то другое, просто какие-то слова, пустые, бессмысленные слова, которые даже ему самому понятны не были, он сказал я и ты и можем и что-нибудь и хочешь, и все перепутал и много пропустил, это вообще не был разговор, просто фраза, просто какие-то слова, которых он сам не понял, которые понял Тим, Тим подумал, что он предлагает ему заняться сексом, а он не предлагал, он сам не знает, что он предлагал, не знает, что он хотел сказать, не знает, что он говорит, он должен ему все сказать, все, а не какие-то слова, не эти пустые, бессмысленные слова, но их он и говорит, он выдыхает их, а Тим хмурится, Тим выглядит взволнованным, а он не должен, Тим не должен волноваться, ведь ничего такого в этом нет, никакой проблемы, ведь ему не больно, он этим уже занимался, они вполне могут потрахаться, он уже все это делал, и они вдвоем, они занимались сексом, и все в порядке, так что он говорит что нет, не будет, ему не будет больно. — Ладно, — говорит Тим и улыбается. — Блядь, ладно, — говорит Тим и придвигается еще ближе к нему. — Блядь, я так тебя хочу, — говорит Тим и стягивает с него одежду, и снимает с себя джинсы, и трогает его, снова трогает его, а он не трогает, он Тима не трогает, Тим опять трогает его, Тим говорит, говорит какой ты классный, говорит хм, говорит я тебя хочу и его имя, произносит его имя, он говорит Джиндж и не раз, а он молчит, ну, не совсем, он стонет, но ничего не говорит, он думает, что должен, по крайней мере, так ему кажется, у него почти нет мыслей в голове, его голова пустая, его голова опустошена, потому что Тим внутри него, он стонет, и ему не больно, нет, и все в порядке, просто ему ведь не пятнадцать, нет же, ему почти пятьдесят, он сегодня четыре раза кончил, Тим его вылизал и трахнул пальцами, а он просто был бесполезным, просто стонал, он просто кончил, а Тим на него смотрел, Тим смотрит на него, они оба на боку, Тим входит в него, влажные пальцы Тима проскальзывают в него, Тим находит смазку, Тим трахает его на боку и кладет руку ему на спину, на его потную спину, Тим притягивает его к себе, так близко, и смотрит на него, нагибаясь над ним, а он поворачивается к Тиму, поворачивает к Тиму свое лицо, он весь выгибается, он выгибает ноги, шею, все свое тело, он поворачивается к Тиму, и они целуются, Тим его целует и смотрит на него, и трахает, трахает его медленно и осторожно, жарко, ему жарко, в комнате не жарко, в доме друзей Тима было жарче, а здесь нормально, но ему жарко, слишком жарко, он весь вспотел, а Тим так близко, они так близко, и он тает, он тает рядом с Тимом, вплавляется в него, он расплавляется, превращаясь в хлам, а Тим трахает его, трогает, целует, гладит его руками, его кожу, Тим обнимает его и держит, и они целуются, он стонет, а Тим смотрит на него, Тим повторяет его имя, а он ничего не говорит, он просто стонет, он просто чувствует, как щекочет его дыхание Тима, его лицо и губы, рот, обжигает, он чувствует дыхание Тима внутри себя, и Тим внутри него, Тим трахает его, Тим в него кончает. Тим кончает, и не в него, на нем надет презерватив, но Тим кончает, он это чувствует, Тим говорит черт и Джиндж, говорит больше не могу и я так тебя хочу и замирает в нем, кончая, зарываясь лицом ему в волосы и крепко обнимая его, Тим его целует и помогает перевернуться, они трахались на боку, медленно, нежно, осторожно, и ему было жарко, они были так близко, они прижимались друг к другу всем телом, голые, Тим его раздел и трогал, а он нет, вообще ни разу, он просто лежал там, бесполезный, пока Тим трахал его, он стонал и целовал Тима в ответ, он делал только это, и в этом ничего такого нет, ему почти пятьдесят, и он кончил четыре раза, он никогда не кончал четыре раза, а еще он ведь не должен, разве нет, так тоже бывает, иногда так бывает, и в этот раз все именно так, и в этом нет ничего плохого, все хорошо, потрясающе, невероятно, Тим сказал, что он невероятный, но не в этот раз, а раньше, в этот раз он сказал кое-что другое, он помог ему перевернуться и поцеловал, сказал черт, извини и я сейчас, блядь, вырублюсь, и в следующий раз я что-нибудь для тебя сделаю, в следующий раз, говорит он, а Джинджер говорит ничего страшного, разумеется, ничего страшного тут нет, но у него стоит, у него, блядь, и правда стоит, он не знает, как у него вообще член встал, он кончил четыре раза, и ему почти пятьдесят, и Тим его трахнул, Тим трахал его, и ему не было больно, ему было хорошо, невероятно, и горячо внутри, и медленно, нежно, осторожно, слишко глубоко, пронзительно, и он весь воспален, он ранен, он четыре раза кончил, а потом Тим его трахнул, и он не знает, как у его вообще встал член, но он встал, и это ничего, все хорошо, Тим не обязан что-то с этим делать, это он должен сделать что-то для него, он ничего для него не сделал, он был просто бесполезным, а Тим трогает его, все еще трогает его, засыпая, и говорит в следующий раз, а Джинджер отвечает хорошо, и Тим улыбается, Тим улыбается и отключается. Тим засыпает через две минуты, а Джинджер нет. Джинджер не засыпает, не может заснуть, он просто лежит на кровати рядом с Тимом, очень близко, а Тим спит, а он просто смотрит на него, не может отвернуться, так сильно его хочет, а плечи у него трясутся, почему они трясутся, Тим спит прямо рядом с ним, и его слипшиеся волосы взъерошены, а на лице его нет морщин, он смотрит на лицо Тима, смотрит на Тима так же, как Тим смотрел на него, но не так, потому что Тим сейчас спит, а Джинджер не спал, Джинджер видел, как Тим смотрел на него, и свет включен, в комнате не темно, но Тим его не видит, Тим спит, Тим заснул, потому что он устал, а Джинджер просто лежит рядом с ним и не спит, не может, не может отвернуться, ничего не может, он бесполезный и весь трясется, в комнате не холодно, нормально, ему все еще жарко, ему жарко, потому что они только что трахались, Тим только что трахнул его, совсем недавно, до того, как уснул, и ему было жарко, они были так близко, они и сейчас близко, Тим лежит прямо рядом с ним, так что почему же он трясется, что происходит. Он не дотрагивается до Тима. Тим спит, а он его не трогает, конечно же, он его не трогает, Тим спит, а спящих людей трогать нельзя, и Тим устал, Тим трогал его, так много, он кончил, четыре, блядь, раза подряд, а потом Тим его трахнул, он сам ему сказал, что можно, разумеется, он так сказал, он мог, он должен был что-нибудь для Тима сделать, дотронуться до него, пока у него был шанс, пока ему хватало времени, он должен был, но он не сделал этого, Тим сделал, Тим трогал его, трахнул его, и это было невероятно, жарко, наэлектризованно, воспаленно, и он сам тоже, он тоже устал, и ему больно, почему же он не засыпает, Тим спит прямо рядом с ним, теплый и спокойный, и немного бледный, и его слипшиеся волосы взъерошены, и Джинджер их не трогает, это Тим его всегда трогает, гладит его по волосам и бороде, и целует, трахает его, все ему говорит и расплавляет, он его растапливает и превращает в хлам, он просто хлам, он так устал, и ему больно, разумеется, ему, блядь, больно, он кончил четыре раза подряд, а потом Тим его трахнул, Тим не делал ему больно, разумеется, не делал, Тим этого не хочет, просто Джинджер его хочет, он так сильно хочет Тима, он смотрит на него и не может отвернуться, он его совсем не видит, и в комнате не темно, но он его не видит, все плывет перед его глазами, он устал и хочет спать, он вымотался, он опустошен. Он плачет. Они провели день вместе, они поехали в отель и говорили там, занимались сексом, ужинали, болтали с женой Тима, Тим его трахнул, а теперь он спит, а Джинджер плачет, ну, не на самом деле, на самом деле он не плачет, просто его лицо все мокрое, а он трясется, он смотрит на Тима и трясется с мокрым лицом, больше ничего, ничего такого, только вот все это так не делается, как это делается, он не знает, ничего не знает, он просто бесполезный, он ничего не сделал, не сказал, он подвез Тима, а Тим его поцеловал и трахнул на спине, сказал в следующий раз и не однажды, и потом был следующий раз, было два следующих раза, и последний следующий раз — он прямо сейчас, Тим его трахнул, трахнул пальцами и отсосал, вылизал его и целовал, а он не делал ничего, ничего не сделал и не сказал, он только улыбался, стоял и улыбался с канапе в руке, потный насквозь, а рука Тима лежала на его плече, а пальцы Тима трогали его изнутри, ну, они не трогали, но так он себя все это время чувствовал, просто невероятно, он трахался с Тимом и спал с ним, засыпал с ним в его спальне, в его доме, не уехал, уехал только утром и ничего не сказал, только слова, пустые, бессмысленные слова, он просто был бесполезным, а теперь он плачет, он превратился в хлам, он не может заснуть, он, блядь, плачет, правда плачет, почему он плачет, почему. Он так и не засыпает. Он встает позже, много позже, идет в ванную, чтобы умыться, он возвращается и выключает свет, на улице тоже светает, а Тим спит, а ему пора идти, он проверяет телефон и кладет его на тумбочку, он садится на кровать рядом с Тимом и смотрит на него, он просто смотрит на него. — Хм, — бормочет Тим и придвигается к нему. — Что, — говорит Тим, открывая глаза. Он все еще уставший, сонный, он раздет, а его тело все горячее, он опять лежит рядом с ним, а Джинджер смотрит на него, смотрит на Тима. — Тебе надо идти? — спрашивает Тим, и ему не надо, не то чтобы, сейчас, блядь, шесть утра, ему никуда не надо, но он должен, он думает, что должен, хотя его голова совсем пустая, идет кругом, тяжелая, уставшая, он сам устал, он вообще не спал, а Тим спал, Тим трахнул его, а потом заснул, Тим просыпается и спрашивает его, надо ли ему идти, а он говорит да, мне пора, почему он это говорит, что он говорит, что все это значит, что тут, блядь, такое происходит. Он чувствует, как Тим целует его руку. — Хорошо, — говорит Тим и целует его руку, улыбаясь, а он ничего не говорит, только какие-то слова, только да, мне пора, они так и не поговорили, ну, они говорили, но ведь нет, они никогда не говорили, а им, блядь, надо поговорить, ему надо все сказать, он давно уже должен был все сказать, он должен был, но он этого не сделал, ему не хватило времени, и сейчас еще ноябрь, прошло три недели, два месяца, шесть или семь лет, прошла ночь без сна, а он так ничего и не сказал, они не говорили, а им стоит, ему стоит, он должен поговорить с Тимом, он должен и с ней поговорить. Тим снова засыпает через две минуты, а он смотрит на него, стоя в дверях, ему надо уйти и поговорить с ним, и с ней поговорить, он должен что-нибудь сказать, что-нибудь сделать, чем-нибудь быть, но он не знает чем, не знает что, не знает как, он бесполезный, он просто бесполезный хлам, это он — просто какой-то хлам, вовсе не Тим. Он уходит. Он, блядь, бесполезный хлам. *** Он так с ней и не говорит. Они говорили раньше, конечно, они говорили, они все это обсудили, когда поженились, потому что он играет в группах, потому что всегда есть вечеринки и наркотики, и люди, чьи имена ему незнакомы, и еще потому что почему бы нет, ведь в этом нет ничего плохого, так тоже можно, и ему так нравится, подходит, он это знает, и она тоже хочет этого, поэтому они говорят об этом, разумеется, они все обсуждают. Он ничего ей не говорит в этот раз. Он думает, что должен. Думает, что поговорит. Разумеется, поговорит, но не сейчас, не сразу, не сегодня, потому что у него все еще все болит, потому что ему до сих пор кажется, что пальцы Тима трогают его изнутри, он все еще опустошен, а голова его идет кругом, так что не сегодня. И не сегодня. И не сегодня. И не сегодня тоже. Он так с ней и не говорит. С Тимом он тоже не говорит, он просто отправляет ему сообщение, отвечает ему, когда он пишет ему через несколько дней, и набирает какие-то слова, а Тим говорит ему тогда приезжай ко мне, когда освободишься, и он отвечает хорошо. Он говорит со своим психотерапевтом. И это не письмо, не разговор, не сообщение, это сессия — и он платит за нее. — Вы не думали, что это может быть связано с тем, что он мужчина? — спрашивает она его, и он так не думает, это не связано, дело вообще не в этом. Разумеется, дело вообще не в этом. Тим — мужчина, а он бисексуален, он это знает, он уже спал с мужчинами, он делал это много раз, когда был уже женат и раньше, и это не проблема, и все не так, все иначе, и вообще это оскорбительно, было бы оскорбительно, но ведь это не письмо, не разговор, не сообщение, он пришел на сессию и заплатил, но дело и не в этом, не может быть, чтобы дело было в этом, это его не беспокоит, не беспокоит уже как двадцать пять ебучих лет, и все нормально, в этом нет ничего плохого, дело не в этом, дело только в том, что Тим делает все это так, как никто этого не делает, в том, что каждый раз, когда Тим его касался, ему казалось, что его пальцы трогали его изнутри, и у него кружилась голова, а Тим рассматривал его, гладил его волосы и бороду, Тим распустил ее, Тим его вылизал, и он кончил, кончил четыре раза подряд, Тим его расплавил, вот в этом дело, не в том, что Тим мужчина, а вот в этом. — Разумеется, нет, — говорит Джинджер. — Я не натурал, — говорит Джинджер. — Я и раньше спал с мужчинами. — Хм, — говорит она, и звучит это не тепло, не мягко, это звучит совсем не так, как когда Тим говорит хм, трогает его и гладит его волосы, рассматривая его и улыбаясь. — А ваша жена знает об этом? — спрашивает она. Блядь. — Разумеется, она знает, — говорит Джинджер. — Она моя жена. Они все это обсуждали. Дело вообще не в этом. — Понимаю, — говорит она. — Я вовсе не пытаюсь вас как-нибудь задеть. Я ваш терапевт, задевать вас — это не моя работа. Вы это знаете. Разумеется, он, блядь, это знает, это просто сессия — и он пришел на нее отнюдь не в первый раз. — Разумеется, — говорит он. — Я всего лишь пытаюсь выяснить, что вас… беспокоит в этой ситуации, — говорит она. — Вы пришли ко мне по какой-то причине. Я хочу понять, по какой. Он не знает, по какой, не знает. Он, блядь, этого не знает. — Вам не кажется, что это может быть как-то связано с… — говорит она и делает паузу. — С особенностями вашего сексуального взаимодействия с ним? Блядь. Может, это все потому, что он тебя ебет, спрашивает она его. Вот что она спрашивает. Откуда она, блядь, вообще знает. И она знает, потому что он сам ей рассказал, он все ей рассказал, про то, как они случайно встретились на фестивале и у банка, и о том, что Тим его трахнул, поцеловал в спальне для гостей и трахнул на спине. Он не говорит ей, что Тим его трахал на спине, зачем бы ему это говорить, это, блядь, просто поза, он говорит ей, что Тим его трахнул, когда они приехали к нему домой, рассказывает ей, что они говорили, смотрели что-то в интернете, сидели на диване и ели то, что приготовил Тим, говорит ей, что Тим его и тогда трахнул, а он сидел на нем верхом, ну, этого он ей не говорит, это ведь сессия, а не порнографический рассказ, ведь так, так что он может опустить некоторые детали, они в любом случае неважны, и ей не надо знать, кто первым кончил или как он кончил, в какой позе, ей просто надо знать, что произошло, и именно это он ей и рассказывает, он говорит ей, что Тим его трахнул, трахнул в отеле после того, как они заехали к его друзьям на вечеринку, говорит ей, что и до этого они занимались сексом, что Тим трахнул его пальцами, ну, он не говорит трахнул пальцами, потому что это просто бред какой-то, и это вообще не то, что Тим сделал, это иначе называется, и он не знает как, он никогда этого не делал до того, как это сделал Тим, так что он говорит ей, что они занимались сексом и что Тим был сверху, он сам ей это говорит, он пришел на сессию и отнюдь не в первый раз, он знает, что там происходит, что надо делать, он знает, что он должен ей все рассказать, и так он и делает, и именно поэтому она все знает. Так что она знает, что это Тим его трахал, а не наоборот. Она все это знает, и она спрашивает, не это ли его беспокоит. И оно не беспокоит. Разумеется, не беспокоит. Разумеется, это его не беспокоит, почему бы это его беспокоило, ему, блядь, это нравится, это ведь приятно, это секс, секс — это приятно, и он им занимался, он все это уже много раз делал, ну, не все, он не делал того, чему он не знает ни одного названия, до того, как Тим это с ним сделал, но и все, всем остальным он и раньше занимался, он спал с мужчинами, и они трахали его, и ему нравилось, и ничего плохого в этом нет, это вообще не проблема, это просто секс, это в принципе никого кроме него даже не касается, ну ладно, это касается ее, она его терапевт, и это ее работа, но в любом случае, все нормально, а он в порядке, ему так нравится, Тим его трахал, а он его нет, и это все вполне нормально. — Нет, — говорит он. — Мне так нравится. И она об этом знает. Я имею в виду, я в группах играю. Он играет в группах, а раньше он играл в одной и той же группе с Тимом, и про это она его тоже спрашивает. Она задает ему вопросы, и они говорят. Они говорят о том, что он с Тимом раньше вместе работал, и о его кризисе старого уебка — мне кажется, у него депрессия, говорит он — об Эрин — это его жена, говорит он — и о его жене — он так с ней и не поговорил — и он рассказывает ей, что они с ней тоже говорили, что они все это обсудили, потому что он, блядь, играет в группах, он говорит ей, что они это уже делали, он спал с другими, и она тоже, и никакой проблемы в этом нет, никогда не было, только вот в этот раз он ей ничего не рассказал, он так с ней и не поговорил, и с Тимом тоже, он ничего ему не сказал, не мог отвернуться и начал плакать, разрыдался и стонал, кончил четыре раза и дрожал всем телом, и голова его шла кругом, а он широко раздвинул ноги, крепко обхватил ногами Тима, Тим был так близко, Тим столько всего ему сказал, сказал в следующий раз, сказал, что у него волосы нереально мягкие, он его трогал, его бороду, он развязал ее, он вылизал его, Тим все это сделал, сделал так, как никто этого делает, и он все это тоже сделал, вместе с Тимом, ну, он почти ничего не сделал, просто был бесполезным, в него выстрелили из пистолета, вспороли живот ножом, проткнули иглой насквозь, и он растаял, он превратился в хлам, Тим до него дотронулся и превратил его в самый настоящий хлам, Тим сказал хм, повторял его имя, говорил блядь, Джиндж, сказал ему, что его хочет, и он тоже хочет Тима, хочет до него дотронуться, хочет на него смотреть всю ночь, не спать и смотреть на Тима. Он приходит на четыре сессии. — Это не моя работа, — говорит она и задает ему вопросы. Не в этом ли дело. Не в том ли. Как вы думаете, может быть, дело в этом. Или же в том, как вам кажется? Иди ты нахуй. Иди нахуй, вот что он думает. Не в этом. Дело просто в том, что он превратился в бесполезный хлам, а они просто встретились случайно на фестивале и у банка, и Тим столько всего ему сказал, Тим его трогал, трахнул, уснул рядом с ним, а он не рассказал своей жене, он ей сказал, что был у друга, а они ведь не друзья, сказал, что скоро вернется, и остался до утра, вернулся только утром, он ей ничего не рассказал, и ему кажется, что он ей изменяет, они все это обсуждали, но не это ведь, не это, он даже не знает, что это вообще такое, что тут происходит, есть ли этому хоть какое-то название, он его не знает, он ничего не знает, но он чувствует себя невыносимо, он самый настоящий хлам, бесполезный хлам, он ничего не говорит, только какие-то пустые, бессмысленные слова, он отвечает на ее пустые, бессмысленные вопросы, он, блядь, рыдал, пока Тим спал, он правда, блядь, рыдал там в номере отеля, а ему не сказал, ничего ему не сказал, он просто набрал сообщение в ответ и сказал, что занят, а он ведь был не занят, он ничем не занят, он просто таскается на сессии и платит, а его терапевт говорит ему, что это не ее работа — говорить ему, что делать. Она говорит ему, что было бы разумно — разумно, говорит она — поговорить с женой и пересмотреть — пересмотреть, говорит она — условия заключенного ими соглашения — соглашения, говорит она. Она говорит, что если его брак важен для него — если, говорит она — то будет разумным поговорить с женой и пересмотреть условия заключенного ими соглашения, а также объяснить ей сложившуюся ситуацию. Она ваша жена, говорит она. Он это знает. Она, блядь, его жена, разумеется, он это знает. — Но это не моя работа — говорить вам, что делать, — говорит она ему в конце четвертой сессии. — Моя работа заключается в том, чтобы помочь клиенту улучшить качество его жизни. Клиенту, говорит она. Качество жизни, говорит она. Она это и раньше говорила. Он это знает. Суть сессий в том, чтобы понять причины тех проблем, которые его к ней привели. Понять, что является проблемой, а что нет. Понять, как он мог бы их решить. И в процессе этой работы стать счастливее. Он все это прекрасно знает, он пришел на сессию отнюдь не в первый и не в четвертый раз. И он вполне, блядь, счастлив. И с качеством его жизни тоже все в порядке. Дело вообще не в этом. Ему не надо улучшать качество жизни, не надо этих ебаных вопросов, не надо в процессе терапии стать счастливее, он уже, блядь, счастлив, ему просто нужно узнать, что делать, он не знает, не знает, что ему делать, он должен поговорить с женой и с Тимом, он давно должен был это сделать, а не сделал, не знал, что ему сказать, ничего не знал, он ничего не знает, он просто хлам, опустошенный и тяжелый, идущий кругом хлам. Он просто бесполезный хлам. Он платит за четыре сессии — и он все равно просто бесполезный хлам. Он с ними поговорит. Он поговорит с ней. Он с Тимом тоже поговорит. Вот что он сделает. Просто не сегодня. Сегодня он просто бесполезный хлам. *** — Ебаная спина, — говорит Тим. Они у Тима дома, в спальне на первом этаже, Джинджер приехал к Тиму на машине, и сейчас все еще ноябрь, каким-то образом сейчас все еще ноябрь, он слишком длинный, этот ноябрь не кончается, но скоро все же кончится, а на улице темно, уже темно, а они сидели на диване, говорили, ужинали, и Тим рассказал ему, что Эрин вернется только на следующей неделе, что она уехала, по делам, по каким-то благотворительным делам, он точно даже не знает, не запомнил, у него память просто отвратительная в последнее время, он ее спросит, когда она вернется, она вернется в декабре. А сейчас ноябрь, и они в спальне Тима на первом этаже, они раздеты, они занимаются сексом. — Блядь, я черт знает сколько этого не делал, — говорит Тим. Он не имеет в виду секс. Они занимались сексом совсем недавно, в ноябре, и сейчас все еще ноябрь. Что он имеет в виду, это то, что раньше он трахал Джинджера, а теперь хочет, чтобы Джинджер трахнул его, и он приносит смазку, они раздеваются, целуются, Тим трогает его, плечи, грудь, его лицо, член, бедра, его волосы, он распускает ему бороду, говорит хочу, чтобы ты меня трахнул, говорит я черт знает сколько этого не делал, говорит уже год, наверное, говорит ебаная спина, поясняя, покачиваясь вверх и вниз на собственных пальцах прямо рядом с ним, обнаженный, говорит и морщит лоб, и смотрит на него с улыбкой. Он его не трогает, хотя и должен. Он должен с ним поговорить. — Господи, как ты это вообще сделал? — спрашивает Тим, задыхаясь, Тим сидит на нем верхом, они трахаются, Тим сидит у него на члене, его член внутри Тима, он сказал что-то про четвереньки, про то, что так удобнее, что им обоим почти пятьдесят, Тим сказал нет, сказал нахуй, сказал хочу на тебя смотреть, и он смотрит, Тим смотрит на него, а он на Тима, вверх, на его лоб, который он немного морщит, на его липкие, растрепанные волосы, на то, как он моргает, прикусывает нижнюю губу, покачиваясь вверх и вниз на его члене, раскрасневшийся и возбужденный, у него стоит, и он смеется, он весь потный, он говорит хм, говорит блядь, говорит Джиндж, говорит, что он потрясающий, просто невероятный, а он ведь нет, это сам Тим невероятный, и он не может отвернуться, не может перестать на него смотреть, он падает, он сейчас расплачется, а Тим смотрит прямо на него, целует, Тим сидит на нем верхом. — Господи, как ты это вообще сделал? — спрашивает Тим, сидя верхом на его члене, двигаясь, покачивая бедрами. — Мне кажется, что меня сейчас инфаркт хватит. Ему так не казалось. Он думает, что ему так не казалось, он ведь не знает, как это, когда у тебя инфаркт, у него его никогда не было, ему казалось, что он сейчас упадет, что в него выстрелили, вспороли ему живот ножом, проткнули насквозь, как будто он просто мотылек, просто какой-то хлам, как будто он расплавился, и он упал, Тим притянул его к себе, вот так он себя чувствовал. И он не знает, как он это сделал. Они должны поговорить. Он приехал к Тиму, написал ему, спросил, дома ли он, и Тим сказал, что дома, Тим сказал заходи, когда он приехал, провел его внутрь, и они поговорили. На самом деле, они не говорили. Они ни разу этого не делали. Они не были друзьями, просто играли вместе в одной группе, знали имена друг друга и, может быть, иногда курили вместе, иногда, и были на одних и тех же вечеринках, вот и все. Тим не смотрел на него тогда. Не трогал его волосы. Не говорил, что они такие мягкие. Не говорил хочешь, пойдем куда-нибудь? Они никогда не говорили. Они не были друзьями, они просто случайно встретились на фестивале, они оба играют в группах, они играют в разных группах, но Тим не играл, Тим выглядел так, будто у него депрессия, уставшим, но они на самом деле не говорили, Тим просто на него смотрел, Тим трогал его волосы, сказал, что они мягкие, Тим сказал хочешь, пойдем куда-нибудь? Вот и все. Они не говорили. Вот и все, что они делали. Они просто поехали к Тиму, когда столкнулись возле банка, выпили по кофе, а Джинджер подвез Тима, а Тим его поцеловал, и они потрахались. Они никогда не говорили. Только трахались. Вот и все. Он и сейчас трахаются. Тим его трахал, Тим целовал его черт знает сколько раз, вылизывал его, и он кончал, он кончил четыре раза подряд, Тим трахнул его пальцами, и ему до сих пор кажется, что они внутри него, Тим отсосал ему, он кончил Тиму в рот, со стоном, падая, рыдая, с огнестрельной раной, вспоротым ножом животом, Тим его трогал, Тим рапускал его бороду черт знает сколько раз, Тим говорил хм и классно, Тим его трахал, а теперь он трахает Тима, Тим сидит на нем верхом, и они трахаются, они не друзья, они просто трахаются. Они не просто трахаются. Он приехал сюда, чтобы поговорить с ним. Они никогда не говорили, только трахались и засыпали вместе, смотрели что-то в интернете и какой-то фильм, слушали музыку и что-то ели, говорили с женой Тима, пили кофе, катались по городу, ужинали в ресторане, гуляли, сидели на пыльных пластиковых стульях, они просто случайно встретились друг с другом, вот что они сделали. Он приехал, чтобы поговорить об этом с ним. Он приехал, чтобы поговорить, но они не говорили, Тим сказал ему заходи и улыбнулся, сказал, что так рад его видеть, что по нему скучал, и поцеловал, по твоей бороде скучал, добавил Тим, распуская ее прямо возле входной двери и хохоча, и он тоже рассмеялся, а Тим трогал его, а пальцы Тима были внутри него, и он чувствовал себя пронзенным, проткнутым насквозь. Они не говорили, еще не поговорили, но поговорят, он должен с ним поговорить, блядь, должен, Тим не должен был этого делать, не обязан, это, то, что они делают, Тим сказал я для тебя в следующий раз что-нибудь сделаю, Тим сказал это еще раз, Тим сказал пиздец как хочу, чтобы ты меня сейчас трахнул, я тебя хочу, сказал Тим, и что же он имел в виду, он же не был ему обязан, он не был должен, он что, был должен сделать это именно сейчас, сказать это именно сейчас, сегодня, разве он был должен. Тим не был должен, но он сам был. Он должен был поговорить с ним, сегодня с ним поговорить и все ему сказать, сказать ему хоть что-нибудь, но он этого не сделал, но он сделает. Только не сейчас. Сейчас они трахаются, и Тим сидит на нем верхом, обнаженный, раскрасневшийся, возбужденный, Тим двигается вниз и вверх на его члене, и член Тима стоит, и это просто потрясающе, Тим просто потрясающий, и он задыхается, он сейчас расплачется, Тим тоже потерял свое дыхание, Тим матерится, опираясь ладонями на его плечи, можешь меня подержать, спрашивает он, вот что он спрашивает. — Можешь меня подержать? — спрашивает Тим, и он не может, он ничего не может, он просто бесполезный, просто хлам, он кладет свои бесполезные руки Тиму на бедра и помогает ему двигаться, а руки Тима лежат на его плечах, Тим двигается на его члене, горячий, наэлектризованный, он так близко, он говорит блядь и как классно, и его имя, говорит Джиндж и стонет, запрокидывая голову, он смотрит на него, и его бледное лицо покраснело, оно покрыто потом, а лоб он морщит, но совсем чуть-чуть, Тим морщит лоб, моргает, кусает губы, стонет, а он не может отвернуться, не может перестать смотреть, не хочет, его хочет, он его так сильно хочет, хочет Тима, он снова падает. Тим говорит, что тоже его хочет, я тебя хочу, говорит Тим, Тим хочет кончить, Тим сам так говорит, он говорит скоро кончу, говорит сейчас, он говорит вот же я тупой, почему я пирсинг вынул, Тим говорит это и имеет в виду колечко, которое было в его соске, он поднимает руку, убирая ее с плеча Джинджера, и трет правый сосок, и стонет, а Джинджер тоже стонет, а Тим сжимается на его члене, крепко, тесный, просто невероятный, Тим так близко, так близко к нему, Тим говорит можешь меня подержать и обхватывает свой член ладонью, и дрочит, не могу просто так кончить, говорит он, сейчас, сейчас, говорит он, он обхватывает член рукой, а другую запускает в волосы Джинджеру, а потом гладит его бороду, он трогает ее, смеясь, говорит блядь, я все-таки извращенец, а потом моргает, и его ресницы отбрасывают тени на его лицо, его глаза закрываются всего лишь на секунду, а потом распахиваются, и он морщит лоб, смотрит на Джинджера, на его лицо и волосы, на бороду, он улыбается ему, кончая, блядь, Джиндж, говорит он, кончая, он рядом с ним, он такой тесный, он падает, и Тим тоже падает прямо на него, Тим весь дрожит, и он тоже, тоже дрожит, он сейчас расплачется, он, блядь, сейчас опять начнет рыдать, а Тим его целует, выдыхая ему в рот, дыхание Тима у него во рту, только Тима, его собственного там нет, оно пропало, он сам исчез, он весь пустой, он просто бесполезный хлам. Он снова просто превращается в бесполезный хлам. Он приехал сюда, чтобы поговорить. Сегодня. Разве он был должен делать это именно сегодня? Нет, не должен. И должен. Разумеется, он должен. Все дело в Тиме. В том, что он с ним делает. Сталкивается с ним. Он в него вбивается. Внутрь него. Тим кончает, сидя верхом на нем, и падает на него, целует, черт, я закончился, говорит Тим, я на ебаном нуле, говорит Тим, извини, говорит Тим, и за что он извиняется, за что, Тим с него слезает, стонет и стягивает с него презерватив, и что-то на ощупь ищет на кровати, не глядя, не отворачиваясь, он смотрит на него, он раскраснелся и вспотел, устал, он только что кончил, он наливает смазку на ладонь и обхватывает ею член Джинджера, дрочит ему, нежно, осторожно, и его рука влажная и теплая, он сжимает ее, крепко, и смотрит на него, приподнявшись над ним на локте, и смотрит прямо на него, ему в лицо, а Джинджер лежит на спине и смотрит вверх, на Тима, не отворачиваясь, он не отворачивается, просто кончает, просто, блядь, кончает, стонет и ничего не говорит, он сам просто ничего, ничтожество, просто бесполезный хлам, он правда просто хлам, и они вовсе не сталкивались случайно друг с другом, Тим столкнулся с ним, Тим вбился внутрь. Тим целует его после того, как он кончает, сразу после, он смотрит на него, рассматривает, он так близко, слишком близко, а потом он его целует и опустошает, он потерял свое дыхание, оно теперь не его, а Тима, дыхание Тима опаляет его губы, рот, опаляет изнутри, и пальцы Тима тоже внутри него, Тим вбился внутрь. Тим весь внутри него. Потом они говорят. Потом они лежат друг рядом с другом, переводя дыхание, голые и потные, словно они пробежали марафон, и Тим курит, приносит им воды, и они пьют и говорят, Тим ему снова все говорит, а он говорит слова, пустые, бессмысленные слова, он сам пустой, тяжелый, идет кругом, разве все это обязательно должно быть сегодня, должно, сегодня, сегодня они поговорят. Но сначала Тим ему снова все это говорит. Сначала он одевается. Ну, не сразу, совсем не сразу, сразу после он не может, он не хочет, не хочет, чтобы все это произошло сегодня, он хочет Тима, но потом он одевается, час спустя, он говорит мне скоро надо уходить, говорит у меня нет времени, а Тим кивает и говорит ладно, и натягивает джинсы, только джинсы, и сидит на кровати, полуголый и босой. Джинджер одевается и садится рядом с ним. Он не хочет скоро уходить. Он приехал сюда, чтобы поговорить. Сегодня. Сегодня он превратился в бесполезный хлам, потому что Тим его трогал, Тим вбился внутрь, Тим внутри него, но сегодня он с ним поговорит. Сегодня. Он, блядь, всегда — просто бесполезный хлам. Каждый день. — Хочешь, слетаем в Рио? — спрашивает Тим. Блядь. Почему он говорит это именно сегодня. Блядь. Блядь. Блядь. — Я… — говорит Джинджер. — В смысле, если ты не занят, — говорит Тим. — Просто на пару дней. Пока Эрин не вернется. Блядь. Ты приехал сюда поговорить? Вот, блядь, и говори. — Я не могу, — говорит Джинджер. Он не может ничего сказать. Он бесполезный хлам. Они так и не говорят. — А, ну ладно, — говорит Тим и улыбается. — Неважно. Может, как-нибудь потом? Необязательно прямо сейчас. Ну, если ты вообще хочешь. Он хочет. Разумеется, он, блядь, хочет. — Нет, я не могу, — говорит Джинджер. Тим хмурится. — Я не могу больше это все делать, — говорит Джинджер. Он это говорит. Именно это. — Что? — переспрашивает Тим. Это. Он не может делать это. И никогда не мог. Никогда не делал. Он не знает, что это все такое. Тим его совсем не об этом спрашивает. — Ты женат, — говорит Джинджер. Тим его совсем не об этом спрашивает. Тим хмурится. Тим не понимает, о чем он говорит. — Ну и что? — спрашивает Тим. — Не так же. В смысле, я же тебе сказал, так ведь? И ей тоже сказал. Блядь, вы же даже виделись. В этом никакой проблемы нет. Она не возражает. Мы вообще можем подождать, пока она не вернется, а потом вместе слетать. Блядь. Тим не понимает, что он ему говорит. — Ты не понимаешь, — говорит Джинджер. Он сам этого не понимает. Он не знает, что это все такое. Просто Тим вбился в него, Тим внутри него. Вот и все. — Я не могу этого больше делать, — говорит Джинджер. — Я женат. Тим хмурится. — Ты вообще о чем? — спрашивает Тим. — Не так же, ведь нет? Ты же мне сам сказал. Я не против. Пусть она тоже с нами полетит, если хочет. О чем он вообще. Он точно не об этом. — Ты не понимаешь, — говорит Джинджер. — Я женат. Мне нравится моя жена. Ему нравится его жена. Вот что он говорит. Что он вообще этим хочет сказать. Тим хмурится. Тим хмурится и морщит лоб, не только между бровями, он хмурится, и все его лицо темнеет. Блядь. — Я не могу больше этого делать, — говорит Джинджер. — Мне нравится моя жена. — Повторяет он. — Ты мне тоже нравишься. Бесполезный хлам. Бесполезный, блядь, хлам. Тим сидит на кровати, полуголый и босой. Тим не двигается с места. Все его лицо темнеет. Он не двигается с места. Он не дышит. Он чувствует, как Тим весь замирает. Как тогда, внутри него. Тим внутри него. Все еще внутри него. — Ты мне слишком сильно нравишься, — говорит Джинджер. Сегодня. Он говорит это сегодня, это все, что он может ему сказать. Он просто бесполезный хлам. Тим выдыхает. Тим сглатывает, с трудом. Тим разлепляет губы. Тим встает. Тим его ударит. Тим его не бьет. Тим просто стоит напротив него, сжимая руки в кулаки. Тим просто смотрит на него. — Блядь, — говорит он. Он поднимает пачку сигарет. Он зажигает сигарету. Не сразу, сразу он не может, его руки дрожат, трясутся, он выглядит уставшим, все его лицо залито черным, он не смотрит на него. Он курит. — Блядь, — говорит он и выкидывает сигарету. — Хорошо, — говорит он. Совсем нет. Разумеется, ничего хорошего во всем этом нет. Только хлам. Он сам — лишь хлам. Тим не сделал ему больно. Тим просто вбился внутрь, Тим внутри него. — Ну, — говорит Тим и смотрит на него, Тим снова смотрит на него, Тим делает ему так больно, Тим смотрит на него, точно так, как и раньше, точно так же, он смотрит на него как раньше, все еще смотрит на него. — Знаешь, если ты когда-нибудь все же разведешься… — Говорит Тим и улыбается. — Мой номер телефона у тебя есть. Вот что говорит Тим. Тим все еще внутри него. Блядь. — Ты… — начинает Джинджер. Он столько всего хочет ему сказать. Он же сюда приехал, чтобы с ним, блядь, поговорить. — Ты же не станешь со мной говорить, — говорит Джинджер. Он сейчас расплачется. — Не стану, — говорит Тим. — Скорее всего, не стану. Он просто будет рыдать. Как бесполезный хлам. Он просто бесполезный хлам. — Сразу я не стану, — говорит Тим и смотрит на него. — Но, может быть, потом смогу, — говорит Тим и улыбается ему. Он улыбается ему, а он ведь просто хлам. — Ладно, — говорит Джинджер. — Ага, — говорит Тим. — Пойдем. Я тебя до двери провожу. Он просто будет плакать. Тим провожает его до двери. Тим его целует. Но не сразу. Сначала они просто там стоят, стоят у двери, а Тим смотрит на него. Тим запускает пальцы ему в волосы. Он говорил, что они мягкие. Тим гладит пальцами его бороду. Тим ее распускал. Тим его целует. Тим опять ему все говорит. Он сейчас расплачется. Тим закрывает дверь. Он уезжает в ноябре, в этом невероятно длинном ноябре, который не кончается, который скоро кончится, а он начнет плакать, он очень скоро останавливается, когда еще тянется ноябрь, он не знает где, он ничего не знает, он просто плачет, он рыдает и не останавливается, он не может, он просто хлам, он просто бесполезный хлам. В следующий раз увидимся, говорит Тим. Следующий раз. _____________________________________________________________________________
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.