Броквен. Город призраков

— Ммм, какие вкусные яблоки! А сок-то какой, сок!~ — Ой, благодарю, милая Телагея! Я сама неподалёку от Гавани посадила яблоньку, там лучше растёт! Мы шли с Мартиссой вдоль оставшихся торговых домиков со всякой банной шнягой к порту из Лайланда. Улицы ещё пустовали, но криков и рёва уж не было слышно, а только звуки падений и жуткий плач наверняка очухавшихся призраков. Ночное небо чуть посветлело, звёзд стало меньше, а мои волны плыли бесшумно и расслаблено. Где-то вдали колыхались паруса. Все ещё создавалось колкое ощущение, что уже наступил конец света, Отец победил и мы остались одни. Но третья Особенная, Принцесса Верности – Мартисса де Лоинз бесследно рассеивала это ощущение своим нежным голосом и тёплой улыбкой. А ещё яблоками – Боже, удивительно, но они были такими сочными! В отличие от сгнивших блекло-голубых плодов местных яблонь эти яблоки оказались ярко-синими, даже поблескивали на лунном свету. Пока Мартисса лично вытирала наши красные мокрые лица платками и заботливо трепала по головам, приговаривая утешительные слова, мы уже успели познакомиться. Она со смущенными смешками слушала, как мы, шмыгая носами, бубнили свои имена. А пока бубнили, Мартисса ещё раз высмаркивала нам носы, прося звать её просто «Марти», а не «сломать себе языки об эти две сс!». К слову, казалось, будто перед нами был совершенно другой человек. После просмотра смерти де Лоинз, где она казалось на грани отчаяния, больной и ужасно опечаленной, мы были удивлены её добродушной улыбкой и весёлым настроением. Лично у меня в голове сложилось представление, что Мартисса до сих пор проклинает того наглого мужика и грустит по умершему юноше... А она смущенно хихикает и кокетливо жмёт плечами. Марти, хоть мы и были знакомы от силы полчаса, одарила нас большой заботой и любовью, всячески отвлекала и пыталась прогнать из головы зрелище, где она постепенно умирала. Де Лоинз разговаривала о разных вещах, совершенно не связанных между собой. Она делала все, чтобы расположить нас к себе и успокоить, словно старшая сестра. Чуткая, учтивая и невероятно заботливая. Так пока я могу описать эту девушку с осколком Особенного. — Яблоки города призраков даже сочнее, чем яблоки живого Броквена! — воскликнул Эйдан, с большим аппетитом откусывая кусок от яблока. И как он смог так раскрыть свою пасть?! — В чем секрет такого потрясающего вкуса? — громко чавкая, поинтересовался Кёртис. Он был тем, кто долго не мог успокоиться после момента смерти Мартиссы. Де Лоинз потратила на него четыре носовых платках, двадцать три оха и испачкала платье его слезами. «Вы сильный и независимый, Кёртис! Сильный и независимый!» — пыталась она успокоить. А сейчас эти двое шли впереди, и Марти, наигранно надувая губы уточкой, показывала Керту выцветший журнал «Огород для чайников». Очевидно, из Ситжи принесло. — В этом журнале написано, что для призрачной яблони нужен участок, где растут голубые глаза! — пела Мартисса, водя длинным пальчиком по черно-белым рисункам. — Один блюбер из Ситжи также говорил, что среди этих цветов все в два раза слаще! Кёртис удивлённо покачал головой, прислоняя руку к груди. — Так вон оно что! — Револ шлепнул себя по лбу. — Голубые глаза, а не зелёная слеза! Я среди этих цветов смородину всегда и собирал, а потом думал, чего она кислая такая временами... Мартисса звонко расхохоталась, в сотый раз легонько хлопая Кёртиса по плечу. — Ничего-ничего, в кислятине тоже есть своя изюминка! В конце-концов, я тоже много ошибалась... Но сейчас я более не смею путать плодородные цветы с иными. Эйдан поделился с Юнком кусочком яблока, подхватывая легонький смешок Телагеи. — Знаешь что, Кёртис? — усмехнулся Эйд, пиная Керта в бок. — Я буду тебе в могилу таблетки тёть Джей от деменции таскать, чтобы собирал смородину там, где надо! — У меня нет могилы, придурок! — Кёртис громко хохотнул, пиная Тайлера в ответ. Тот даже чуть не отлетел. — Я русалочка! Я ухмыльнулась, выкидывая огрызок в ближайшую урну. Конечно, я часто грешила тем, что кидала мусор помимо урны. Но если бы я это сделала вновь, Мартисса и Кёртис меня бы кокнули! — Уж если ты хочешь доставлять таблетки останкам Кёртиса, — начала я, ехидно поглаживая Эйдана по лохматой макушке, — то тебе придётся нырять в Акилессу! Эйд сначала выпучил глаза, смотря то на Телу, что надула щеки, сдерживая смех, то на меня, то на Кёртиса с Мартиссой, что лукаво улыбались. Кажется, бедному Револу уже лучше, раз он насмехается над Эйданом и своим же местом захоронения. — Эээ... — Тайлер забегал взглядом, нелепо улыбаясь. — А я вообще-то один из лучших учеников Броквеновской академии имени неизвестного учёного, отличный математик, хитрый физик... —...Гений, фибанкрот, отец Броквеновской демократии после прапрапрадеда товарища Револа... — хихикала неустанно малышка Телагея, придерживая Юнка. Её щечки снова стали румяными, взгляд - игривым, а юмор искромётным... Вот и ей стало лучше. Даже как-то странно чувствовать себя той, кто быстрее всех очухался от печальной картины. Гостлены такие Гостлены, хах. Вот скоро и можно будет спросить, откуда у милой Мартиссы появился осколок Особенного. —...Да-да, а ещё я отличный пловец! — вскрикнул Эйдан, горделиво выпрямляясь. — Я завоевал одну золотую и серебряную медаль в двух академических заплывах. За этой белой кофтой скрываются мощные лапища и широкая грудь настоящего пловца! — Пф, врешь все, — прыснула я, тут же наблюдая надутое лицо Тайлера. Не, ну если бы он был таким сильным пловцом, то показал бы мне свои «мощные лапища»! В наше время все парни такие смелые, что не стесняются даже перед девочками штаны снимать, лишь бы понравиться. Эбони от такого зрелища даже однажды стошнило. — Я правда хорошо плаваю! — протестовал Эйдан. — Так что я успешно доставлю таблетки скелету Кёртиса! — Представляю, как ты удивишься, когда на дне узнаешь, что у меня не деменция... — Кёртис проставил кулак ко рту, пытаясь басисто не рассмеяться перед дамой. — А вы обследовались, Кёртис? — увлечённо вопросила Мартисса, покачивая белый зонтик с сиреневыми кружевами – неотъемлемая часть Чарлоутт де Лоинз. Керт вдруг задумался. — Нет... — Ха, значит не зря поплыву! — Эйдан принялся давить довольную лыбу, за что получил от меня легкий подзатылок. Пока отходили от трагичной смерти де Лоинз и веселились, порт был уже совсем рядом. Стали появляться призраки. Они летели по ночному воздуху, отдаваясь касаниям серой дымки Гавани. Поплыли и рыбки с птицами, поскакали призрачные собаки и кошки. Мы с замиранием сердца наблюдали, как огромные капли яда стекали с тяжёлых цепей, дымясь и бурля. В этот раз призраки вернулись с ярко-зелёными пятнами на ногах и грудной клетке. Мертвяки не хмыкали от боли и отчаяния, как в прошлые всплески, а мутными очами смотрели в пустоту, опустив уста. Те, кто спускались на землю, проходили мимо нас, мямля короткое «Здравствуйте, Принцесса». Они все ближе к озверению. Когда шагнули на широкие деревянные мосты, которые подсвечивали белые фонари, Мартисса поникла. Опустив большие белые очи, она прикусила накрашенную губу, садясь на мостик. Мы поспешили сделать то же самое, касаясь босыми ногами леденящей воды Нероса. Та тетка с парковки явно ошиблась – не было никакого озера. — А они все чахнут и чахнут, — Марти вдохнула полной грудью речной воздух. — Вот и чувства потеряли. Я оказалась бессильна... — Наша экскурсовод говорила, что ты пишешь стихи, чтобы пробудить в броквеновцах былые чувства, — робко начал Эйдан, с сожалением глядя на Мартиссу. — Да, и очень долго и много, — кивнула осторожно де Лоинз, снимая шляпку. — Лет пятьдесят все было отлично, призракам нравились мои поэмы, сказки и повести о глубокой большой любви, которой они обладают так же, как и герои. Но когда пришёл... он, — девушка сглотнула, — все резко поменялось. В одну прекрасную ночь его стража, бандиты, не знаю кто... приказали горожанам отдать мои поэмы и сожгли на их глазах, объявив «запретной литературой, врущей об истиной любви - любви к Отцу», — Марти вмиг утёрла слезинку пальцем. — Я впервые пошла наперекор законам и продолжила писать стихи, но с каждой ночью призраки отказывались воспринимать их всерьёз. Просто милые поэмки, не более. И... я чувствую вину. Я не смогла спасти их сердца от мерзкого извращённого Отца, что порочит город. И это воистину ужасно. — Ты не виновата, Абсцисса, — Кёртис сожалеюще погладил ссутулившуюся спину Мартиссы. — Отец слишком силён для Особенных, которые спасают город врознь. — Товарищ Револ как всегда прав! — улыбнулась Тела. — Чтобы призраки вновь обрели настоящие чувства и любовь, необходимо собраться вместе и как дать этому разбойнику! Не все потеряно, прекрасная Мартисса! Я глубоко вздохнула, сжимая ткань сарафана и водя кончиками пальцев ног по холодной глади. Ну, раз уж все опять пригрустнели, то пора... — Мартисса, — отчеканила я, — расскажи свою историю. Это важно для нас. Мартисса вспыхнула, поднося обе ладони к кулону. — В-вы уверены? — пискнула она, оглядывая нас. — Кажется, вас так потряс мой... уход, что если вы услышите мою историю, то будет худо! Мы синхронно покачали головами, мол, все хорошо. — Это была мимолетная вспышка, так сказать, — я попыталась выкрутиться, — а так мы готовы к любому худу. — В особенности Елена, — поддержал Эйдан, — она ж вообще мертвецов к Смерти провожает, так что все тип-топ! — Ну, хорошо... Марти вздохнула и выдохнула, начиная ковырять деревянную рукоять зонта. Облизнула губы, кашлянула и начала... — Мой отец открыл бизнес по производству мыла, когда мне было три года отроду. Мы часто путешествовали по Европе, вечно находились в дорогах да ближайших гостиницах, ведь папенька старался так прокормить нас, к тому же мыло он делал виртуозно и талантливо, и от того спрос был большой. Пока матушка рьяно учила меня писать стихи, я наблюдала за варкой... На побережье Ливерпуля в возрасте шестнадцати лет, когда я чуть не утонула, меня спас он – Ризольд Кейнкарх, сын простого моряка-смельчака, что вместе с его командой добрых пиратов был известен своими кругосветными путешествиями и драками с акулами. Риз и мистер Кейнкарх с командой отдыхали в Ливерпуле и закупались едой для следующего путешествия. После спасения этот мальчишка ещё долго успокаивал меня, даже укутал в свой плащ. Риз... оказался прекрасным человеком. До дрожи добрый и полный энтузиазма, он обожал океан. Он был дитем моря, с пяти лет путешествуя с мистером Кейнкархом по островам. Пока я согревалась, Ризольд рассказывал столько историй о других землях, прекрасных рыбах и страшных штормах, что настигали команду добрых пиратов. Он столько всего знал об океане, сколько я, обучаемая матушкой, знать не знала! Мне понравилось его общество, завязалась беседа, и мы так и гуляли до ночи. Каждый день, пока наши родители распивали дорогой ром и коньяк, хорошо сдружившиеся после того случая, мы бегали с Ризольдом по берегу с босыми ногами! Он рассказывал мне все больше историй, а мне так нравилось слушать... А потом случился наш первый поцелуй под звёздным небом на мостике... и тогда он пообещал мне, что покажет океан. Так мы и стали вместе с моей семьей путешествовать по Европе вместе с пиратами. Три года мы любили, три года шли рука об руку и три прекрасных года наслаждались обществом друг друга. Даже когда скончалась маменька, он не бросил отчаявшуюся меня. Ризольд был со мной до конца... пока сам не погиб. Ему нужно было отплыть, а я с папой осталась в Калифорнии. Весь экипаж погиб при загадочных обстоятельствах в Бермудском треугольнике. Перед этим он и подарил мне этот кулон, который я храню и берегу, как зеницу ока. Спустя год после его смерти папенька твёрдо решил сосватать меня, чтобы скорбь не следовала за мной по пятам. Тогда и появился Сай Эдмунд, офицер военно-морского флота из Сан-Диего. Нас связала покупка треклятого мыла... и тогда убитый горем отец вцепился в него зубами, желая выдать опечаленную меня за него. Сай сразу согласился, только увидев меня. И... он тоже принялся показывать мне океан, но не бескорыстно. Наглый, самодовольный и противный, Сай хотел лишь мое тело и много маленьких Эдмундов. Он не был Ризольдом. Я так и не могла его полюбить, оставаясь верной Ризу и любя его всем сердцем, даже мертвого. Пока Сай не оставлял попыток сделать предложение руки и сердца, я все вспоминала чудесные рассказы про черепах, плывущих со своими детенышами по морскому течению... я вспоминала его робкие поцелуи и нежную улыбку, такие искренние слова из уст... Я вспоминала его обещание - следить и оберегать меня. И я верила, что когда-нибудь Ризольд спасёт меня от Сая. Взяв отпуск, Сай привёз меня с отцом в Броквен. Ох, тогда в Броквене резко начала процветать международная торговля. Сай бы купил мне дорогие украшения броквеновских мастеров, а мой папенька заработал. В один день мы остались одни, и Сай воспользовался шансом разбить то, что было мне дорого... Но, как видите, ему не удалось. Я никому не говорила, но после смерти Риза у меня начало болеть сердце. Видимо, передалось от маменьки. А свой осколок Особенного я получила спустя десять лет проживания в городе призраков, начав заниматься любимым делом - писать поэмы и песни, давая концерты призракам, хотя, чтобы они любили так же, как и я. Вот такая долгая мыльная опера! Мартисса заключительно хлопнула в ладоши, вновь растягивая маленькие уста с родинкой над губой в улыбке. На её щеках появился еле заметный румянец, а в глазах снова затанцевали искорки интереса. Я даже вздрогнула от неожиданности. — Моя смерть – ужасный и горький случай, даже я первое время никак не могла смириться с тем, что теперь мне придётся скитаться заточенной по призрачному Броквену... но! Я решила рассуждать философски, как мама: во-первых, смерть является только началом другой жизни – Вечной жизни, во-вторых, живя с Саем, я бы наверняка наложила на себя руки от горя и разбитого сердца, а в-третьих, когда я освобожусь, то смогу увидеться с дорогими родителями, мистером Кейнкархом и Ризольдом! Да и раз уж заточена здесь, — думала я — то нужно заниматься тем, что приносит удовольствие и тебе, и бедным, несчастным окружающим!~ Разве я не права? Телагея накинулась на де Лоинз вместе с Юнком. — Ещё как права! Да мы с тобой прямо сестренки, Марти-ти! — Тела кричала так громко и бодро, что немного заложило уши. — Ты, так же как и я, не воспринимаешь свою смерть, как что-то, из-за чего нужно горевать даже будучи мертвой! — Охох, все мои муки прошли, я до сих пор в сознании, отчего же тут горевать? — хихикнула Мартисса, улыбчиво кивая нам. — Вот об этом тоже и было несколько моих поэм. Надо где-нибудь отыскать их сгоревшие клочки... Мартисса поразила меня. Несмотря на свою печальную историю и такую жалкую смерть, она светилась. Нежный свет её улыбки, глаз и души проникал лучами в мое сердце, пробуждая странные чувства. Хотелось парить, дарить свой спасительный свет призракам, делиться радостью, смелостью и... любовью. Любовью, которой я любила Броквен, маму с папой, и своих прекрасных друзей. Любовь сильна, и Мартисса прекрасно это знала, а потому старалась распространить её по загипнотизированному городу. Марти очистила своё большое сердце от скорби, мрачных мыслей и отчаяния, и решила подарить его Броквену, лишь бы призраки не поддавались извращениям Отца. Она казалось мне рассветом: только-только освободившаяся от покровов хищной ночи, де Лоинз расцветала и одаривала своим нежным светом людей, побуждая любить и видеть прекрасное. Потрясающе... — В который раз убеждаюсь, что какая-то магическая сила не ошибается, — усмехнулся Кёртис, по-братски надевая шляпку на Мартиссу. — Телагея единственный ребёнок из Этиса, кто хочет мира и искренности, я – верный служитель Родине, а ты, Хелависа, по-настоящему хочешь, чтобы все любили. — Магия, — согласился Эйд, выжимая мокрые носки. — Точно-точно! — Мартисса неустанно тискала Юнка, будто и не была одолена горькими воспоминаниями... — Я не позволю призракам пройти через то же, что и я. Их не должны заставлять любить кого-то насильно, чтобы забыть прошлую любовь. Они должны помнить её всегда, чтобы не погаснуть самим от измученного терзаниями сердца. И несмотря на явный выигрыш Отца, я буду бороться за настоящую любовь до конца!~ Вдруг нашу тихую идиллию прервал звук заводящегося судна. Кто-то закашлялся, попутно отхаркиваясь. Мы подняли головы и увидели мужчину лет пятидесяти. Куря папиросу, он заводил судно средних размеров. На матросской шляпе красовалось бледно-зеленое пятно, а белая футболка вся помялась. — Мистер Керч! — Мартисса встала, помахав старику рукой. Мужчина тут же оглянулся и голос его протяжно заскрипел: — О, Принцесса. Вы куда-то хотите направиться?.. Марти активно закивала, слегка надувая губы. — Можете подвезти нас до... — она повернулась к нам и прошептала: — Куда дальше?.. — Джайван, — сказали я и Эйдан одновременно. Услышав, дед сгорбился и скривился. — Куда-куда? За нами встал и Кёртис, над которым, в свою очередь, парила Тела с Юнком, что заснул от поглаживаний по пузику. — В Джайван. Что-то не так? — поинтересовался Керт, наклонив голову в бок. — Да в принципе все, — хмыкнул мужчина, дымя папиросой. — Джайван — гиблое место. — По-моему, призрачный Броквен и есть одно большое гиблое место... — заметила Тела с приподнятыми бровями. Старик цокнул. — Ну значит Джайван самое гиблое место из всех мест в городе призраков. В Джайване одни сумасшедшие, все что-то воротят и мешают у себя в ученых каморках, так ещё и какие вердикты своих исследованиям выдают! Вон, слышали недавний слух про... Харона, например? Говорят, что первым призраком до Магдалены стал учёный, занимающийся исследованием зеленых ископаемых и прочей мути, которому Он передал во время явления тумана весточку на стене его дома, чтобы тот соизволил поделиться одним камнем для освещения жезла Харона, что будет нашим проводником! Бред, несусветнейшая чушь, такую ещё придумать надо! А она придумана, разбойник, в самые кратчайшие сроки. За сутки столько слухов начало доходить в аномальные места! Джайван – главный сплетник после Силенту... Боже, сколько всего... Хоть и тарахтел этот мужичок, будто сумасшедший, но он правду молвил. Слишком уж много прибавились сплетен именно с нашего прихода в призрачный Броквен. Наверняка во время поездки в поезде Отец и занимался своими грязными делами, туманя мозги жителям Силенту и Джайвана, главных точек отправления этих слухов. Кажется, таким образом Отец хотел через аномальные места дать нам с Особенными понять, что хрень он готовит знатную. — Дядь, успокойтесь, — заговорил больно расслабленно Эйдан. — Вы ж не Особенный, в конце-то концов, вам с нами по Джайвану не скитаться! — Мальчик прав, мистер Керч, — заверила Мартисса, улыбаясь, — просто подвезите нас до порта и тут же отплывайте. Если что, мы вас защитим. — Если вы собираетесь защитить меня от призраков Джайвана стихами, то вряд ли получиться, — настороженно подметил Керч, — они слишком уважают Его, чтобы слушать ваши талантливые фантазии. На лбу Марти выступила пара венок. Она прикрыла глаза, улыбаясь уже совсем не дружелюбно. — Учитесь принимать мою любую помощь, — едко хихикнула де Лоинз. — Возможно, без моих «фантазий» вы бы уже развалились от тоски по дочери, а сейчас утверждаете, что я с ними не помогу вам? Как не стыдно! Мартисса будто надела другую маску. Из хрупкой и беззащитной девушки, желающей вдохновить Броквен на любовные поступки, она превратилась в хищную змею. Улыбка была похожа на ехидный оскал, а в голосе слышалась сталь, отдававшая презрением и строгостью. Как у обозлившихся матерей, короче. Мартисса словно пыталась надавить на самое больное, чтобы добиться своей цели. Образ этот казался гипнотизирующим, выбивающим из колеи. У этой девушки мастерски получалось сменять настроение... Мужчина поперхнулся пеплом, тут же скрючившись под улыбкой Мартиссы. — Ну... — Так вы подвезёте нас, мистер Керч? — Марти распахнула свои очи вновь, подставляя ладошку к щеке. Мужчина вздохнул. — Ладно, садитесь. Только не бегаете по судну. — Само собой! — весело промолвила Мартисса, маня нас рукой к судну. С помощью магии мы с Эйданом оказались на призрачной лодке. К тому времени Керч уже отъехал от моста, а ребята расположились на широкой палубе. Волны стали бледно-бирюзовыми, они лениво оплетали судно, иногда – Керча в небольшой каморке за штурвалом. — И как тебе удалось так на него подействовать? — шепнула заинтересованно я, давая ветру поднять челку в воздух. — Мне казалось, что он не повезёт нас ни под каким предлогом... Мартисса прижала руку к груди. — Я тебя напугала? — она тут же побледнела ещё пуще, покрываясь потом. Господи, Марти через чур накручивает себе! — Нет-нет! — я закачала головой. — Просто мне интересно, как с помощью нескольких фраз ты смогла противостоять Керчу. Де Лоинз тут же облегченно выдохнула, тихонько прыснув. — Я всего лишь защищаю себя, — спокойно молвила Марти. — Э, просто с приходом Отца мне буквально прохода ни туда ни сюда не давали. Не возили по другим окрестностям аномальных мест из-за того, что я протестующая, представляешь? А я тогда была запуганной и растерянной из-за сожжения моих поэм, поэтому давала себя унижать и обливать грязью. Но по прошествию личного домашнего ареста я подумала... Ризольд ни за что бы не простил себе то, что каким-то призракам дозволено оскорблять меня. И тогда я решила оттачивать мастерство морального угнетения!~ Книги из Ситжи очень помогли, и теперь ничто не сломит меня! Так что не пугайся моего вида иногда... — Вау... — в отражении белых очей де Лоинз я заметила блеск в своих глазах, —а научишь меня так же? Нет, ну надо же мне как-то бороться с Валей! — Ой, для меня это честь! — Мартисса посмеялась, подмигивая. Торговый порт с высокими балками с флагами и белыми узорчатыми тканями, похожими на восточные балдахины, все отдалялся. Корабли и суда скрывала клубы светло-голубой дымки над светящейся Нерос. На улочках Гавани торговцев послышался активный лязг цепей, что отныне смешивался с противным хлюпаньем. Призрачные фигуры, очевидно, вновь восстанавливали порядок в лавках, некоторые разрушенные дома принимали свой целый вид. За густой листвой деревьев снова всплывал волшебный волнистый туман Кипоса Анемоса. В центре столицы призрачной культуры затанцевали медленно призраки. Вдалеке включилось Лайландское радио. Слегка печальная, эмоциональная мелодия Реквиема в ре мажоре Моцарта придала Лайланду былую изюминку с ароматом старины и трепещущих от музыки улиц с особняками и достопримечательностями... Только теперь в этом аромате чувствовалась лимонно-едкая кислинка приближающейся Ночи Активации. В мощных голосах «Лакримозы» мне чудился тяжёлый Похоронный марш в исполнении самого Отца... Но успокаивала та мысль, что, возможно, у Отца пальцы не из того места растут. Хоть какая-то слабость у этого существа! — Что-то слишком тихо, как в могиле. Раздался скрипучий голос Керча. Волны вдруг встрепенулись, принявшись щекотать седые волосы и смахивать испарину на лысой голове. Ребята, до этого занимавшиеся моим любимым ничем, оживились. Кроме Мартиссы, она не сразу отреагировала из-за полного погружения в писательскую деятельность. Откуда-то появившееся чернила, фиолетовое перо и пергамент парили в воздухе, подчиняясь де Лоинз. Её настолько поглотил процесс, что она чуть не продырявила пергамент от напора руки и неожиданного возгласа. — Случилось чего, мистер Керч? — Марти сглотнула, поправляя чёрную прядь волос. Я почувствовала напряжение со стороны Кёртиса. Он даже вздрогнул от хруста чипсов, которые активно поедали Телагея и Эйдан. Тайлер сбросил рюкзак с плеч, ссутулился, облокачиваясь о бортик и облизывая желтоватые крошки каждый раз, когда подносил чипсу ко рту. А Тела чуть было не рассыпала горсть, что удерживала в маленьких ладошках. Шерстка Юнка покрылась солью и специями. Ребята лишь косо поглядывали на тёмный силуэт в будке. — Вы что-то заметили? — встревоженно спросил Револ, а руки его уже тянулись к лежащему дробовику. Я принялась осматриваться, волны заскользили по светящейся реке, что содрогалась от рёва мотора. Мы плыли вдоль гор, усеянных знакомыми голубыми цветами. В них игрались призрачные рыбки, охотились лисы. Вокруг никого не было, кроме нас. Лишь маяк на одном далеком пригорке указывал нам дорогу, покачиваясь и точно моргая. — Да успокойтесь вы! — морщинистая синяя рука старика протянула через дверку шестиструнную гитару из белого дерева. — Радио у меня заглохло, а музыку послушать хочется, сам я не могу пока. Кто-нибудь умеет хоть что-то брямкать? Лицо Кёртиса исказилось в недоумении. С этими всплесками у нас сдали все нервы. — И это все, что вы хотели сказать? — Кёрт уронил ружьё. Тела и Эйдан застыли с открытыми ртами и чипсами в руках, смотря то на Револа, то на гитару. — Вы его напугали, мистер Керч! — пискнула Мартисса растерянно. — Надо же... — Черт, так бы с самого начала и предложили! — Кёртис громко охнул, беря гитару и садясь по-турецки. Эйдан чуть не подавился чипсами. — Так ты ещё и играть умеешь?! — кашляя, словно умирающий тюлень, поинтересовался он, пока Тела долбила его по спине. — Немного песен знаю... — замялся Керт, ловко перебирая по струнам пальцами. — Давайте-ка успокоимся, присядем и... послушаем мои «брямчания». — Творческий вечер с Кертисом Револом? — я усмехнулась, подсаживаясь к Эйдану. Тот быстренько достал плед, укрывая дрожащую от речного холода меня. — Получается, что да, — хохотнул Кёртис, попутно настраивая гитару. Мартисса, придерживая сиреневые подолы платья, аккуратно присела и принялась застенчиво покусывать губу. — А я... немного пою, — Марти подняла плечи, часто моргая. — Знаете, я так соскучилась по своим маленьким концертам в тавернах, что иногда пою от скуки даже в ванне! Не против, Кёртис? — Не против, Кёртис? — к Револу прижалась Телагея, блестя от возбуждения. Кёртис улыбнулся во все зубы, хлопая по гитаре. — А давайте! Пускай весь призрачный Броквен слышит голоса своих истинных спасителей! Э-э-э-о-о! Громкий возглас Кёрта, казалось, сотряс горы с шепчущимися цветами, он проскакал по воде, словно камень блинчиком. Раскатистое оглушающее эхо призрака, чьё сердце отчаянно требовало перемен, наверняка услышали мертвяки. — Лучше играй давай! — буркнул с каморки старик. — Тебе тут не перекличка с местной живностью. — Да-да, уже начинаем. Кёртис важно кашлянул, прошёлся длинным пальцами по вибрирующим струнам. Затем он завис, смотря по сторонам. — А что играть будем? — вопросил он то ли у самого себя, то ли нас. Приготовившиеся Мартисса и Телагея тоже окаменели. Эйдан скрутил пакет с оставшимися чипсами, тут же беря Эйнари и проводя пальцем по серебристому покрытию. Он блаженно вздохнул, мечтательно прикрывая глаза. Задрожали слегка ресницы от холода, языком провёл по потрескавшимся бледноватым губам. — Не думал, что когда-нибудь это скажу, но давайте такое... душевное, — Тайлер почесал затылок, не скрывая маленькой улыбки. Я, если честно, немного удивилась, ведь, судя по выцветшим виниловым пластинкам «Pixies» и «Mother Mother» под его кроватью чувствовалось, что этот мальчишка не любит грустить под лирику. Но, заметив мой изумлённый взгляд, Эйд спокойно пояснил: — Не знаю как вы, но я... немного устал. Я столько смертей, отчаяния и боли в жизни не видал. Да, Этис прекрасен, Кабак весел, Лайланд эстетичен, но я испытываю тревогу, когда понимаю, что всю красоту создал Оте... чественный правитель ради одной цели. Смотря на эти зеленые цепи и вывернутые кости и пасти, я жутко переживаю за бабушку. Да что уж там, я переживаю за нас, за тёть Джей, за город. Поэтому... хорошо было бы отвлечься и насладиться доброй музыкой. Хотя бы немножко. Вдумавшись в пояснение Эйдана, я поняла, что нам всем действительно нужно выбиться из колеи, расслабить мышцы и не искать лапу с перстнями в каждом кусте. Попробовать разглядеть что-нибудь прекрасное и невероятное, что я увижу лишь раз. Дорожить моментами с теми людьми, с которыми успела познакомиться. Я привязалась к блеянию Юнка, холодку Телагеи, заботе Кёртиса и даже Мартисса успела стать для меня той, кто напомнил, как приятно любить всем сердцем. Я и глазом моргнуть не успею, а они уже там, где им будет хорошо. А какая-нибудь лирика под гитарку нас ещё лучше сблизит. — Ах, какая чудесная идея, Эйдан! — с придыханием произнесла Мартисса. — Поддерживаю! — Кёртис поерзал на месте, ещё раз кашляя. — «Рассвет» кто-нибудь знает, девочки? Её, конечно, перестали крутить по радио ещё давно, но... Марати взвизгнула, часто захлопав в ладоши. Ямочки украсили прелестное круглое личико. — Я знаю, я знаю! — задыхаясь, сказала Тела. — Это одна из моих любимых Броквеновских песен. — Ой, это же мое! — Мартисса охнула, раскрасневшись. Поглощаемая взглядами распахнутых блестящих очей, де Лоинз вжалась в борт. — Ээ... с приходом Отца и песни мои тоже отменили, и все забыли их... Я так рада, что кто-то её помнит! — Мне она так понравилась, что я даже на слух выучил, — признался Револ, горделиво выпрямляясь. — Я буду петь вторым голосом! — провозгласила Телагея, потирая ручки. — Тогда я первым! — кажется, глаза Мартиссы наполнились искорками. — Ну, сыграем же! Сначала несколько секунд провисала тишина, а потом... Кёртис заиграл нежную умеренную мелодию, аккуратно перебирая пальцами поддающиеся чувственным движениям струны. Зазвучал тонкий и слегка дрожащий голос Мартиссы, за которым, как эхо, следовал тихий и задумчивый голосок Телагеи:

«По утру соловушка Споёт вам песню про то, Как, обнявшись с милым, Я встречаю рассвет...»

Слушая напевы, в которых и вправду чувствовалось что-то душевное и близкое к сердцу, Керч заплыл в аллею, чей свет осветил некогда окутанное темнотой судно. Деревья с низкими ветками имели форму круглых ворот: ярко-ярко-голубые листья касались наших голов, капельки росы, напоминавшие по форме звезды, соединились белыми тонкими линиями. На ветках более высоких деревьев висели квадратные золотые фонари с жёлтыми свечами внутри: они содрогались, но не смели потухнуть, отражаясь в посиневшей Нерос. По аллее порхали синие бабочки. Несколько даже сели на нос шхуны, будто присоединяясь к поющим Особенным, на коих пролился столь волшебный свет. Рот непроизвольно открылся от такой красоты. Сердце точно замерло, а взгляд чуть затуманился из-за яркости. Руки покрылись приятными мурашками от трепета. Какая красота... на листьях было столько созвездий из росы, а фонари казались планетами. Признаться, я даже забыла, как дышать. А Эйдан улыбался. По-детски невинно и радостно. Скрестив руки на коленях, Тайлер задрал голову, рассматривая закрученные ворота. Сияние росы отражалось на его лице, создавая иллюзию, что на нем вместо коричневых пятнышек куча маленьких полу прозрачных звёзд. Душевная и играющая с любовью, музыка Кёртиса отдавалась в ушах приятным звоном, от дуэта Мартиссы и Телагеи тело дрожало, а слова впивались прямо в сердце, болевшее от переживаний сердце. Стало так хорошо и уютно. Листья осторожно касались лба, словно убаюкивая, их свет напоминал свечение ночника. Песня казалась колыбельной.

«Мы ведь дети перемен, Нам чужд пустой затхлый дом. Мы семья, и наш кров Светом вновь озарён...»

Хотелось смотреть на яркий блаженный свет и наслаждаться спокойной музыкой вечно. Согретая, я осмелилась положить голову Эйдану на плечо. Тот слегка вздрогнул от неожиданности, но потом перевёл взгляд сияющих глаз на мое расплывшееся в улыбке лицо. — Красиво... — прошептала я, продолжая рассматривать капельки росы и узоры фонарей. — Очень, — отозвался Эйд. — Никогда бы не подумал, что смогу увидеть такую красоту в реальности, а не во снах... — Это все благодаря тебе, Эйдан, — промолвила я, прерывисто выдыхая. — Если бы не твой ум и смелость, я бы пропала в Броквене. Из-за пережитых страхов и паники я бы потеряла себя, и... Ему удалось бы убить меня раньше, не терроризируя пассажиров поезда. Ты... спас меня. — Ой, да ну тебя, — отмахнулся Тайлер, тихонько усмехаясь. — Кто активировал жезл, милочка? Кто соберёт Особенных на озере? Без тебя у меня бы тоже ничего не получилось, насколько бы я не был умным и смекалистым. Ты, Елена, стала ярким бирюзовым проводником в город призраков, с твоей помощью и силой мы спасём Броквен. — Я поняла, почему нас называют Огнём и Светом, — мои глаза расширились. — Ты являешься тем, чьё пламя горело дольше и ярче всех в Броквене, ты затеял это дело, а я... осветила нам путь к разгадке. — Мы Инь и Янь, — спокойно проговорил Эйдан. — Нам суждено быть вместе, иначе... друг без друга мы никуда. Я, кажется, покраснела. — Спасибо, что спас меня. Ох, черт, и сердце быстрее забилось. — Спасибо, что пошла за мной, — ответил Эйд, у которого тоже оно выпрыгивало из груди. Шумно вдохнув носом, я обняла Тайлера за локоть и расслабила мышцы шеи. От Эйдана пахло тем пробником духов с нотами дубового мха, лаванды и грейпфрута из Лайландского магазинчика, а ещё немного специями. Родной акцент... А под мурлыканье голосов и мелодию гитары мои глаза все слипались и слипались... *** — Подъем, Джайван! Меня разбудил резкий вскрик Керча, который по интонации явно нервничал. В нос ударил странный запах чего-то химического. В глазах замелькали зеленые круги, по ощущениям на пальцы упали листочки или прутики. Судно закачалось. Я открыла глаза, отпрянув от плеча Эйдана. Мартисса потягивалась, поправляя упавшие на лоб пряди; кладя гитару, хрустел шеей Кёртис и зевала громко Телагея, почесывая озорного Юнка за ушком. Судно остановилось у широкого моста, на котором валялись темно-зеленые лианы и булькали ошмётки яда между деревяшек. Река стала почти чёрной, как Акилесса, а в небе мерцала дымка, похожая на северное сияние. Поглядев вперёд, я увидела берег. Создавалось ощущение, что мы приплыли на остров. С подъема, состоящего из клочков зеленоватой глины, начиналась земля. Трава здесь доросла по колено, даже не было видно тропки. А через несколько метров были сплошные заросли, куча болотных кипарисов и прочих болотных деревьев. Яркая зелена прямо щипала глаза, летали голубые светлячки, прыгали зайцы с цепями на брюшках. Из леса доносились шорохи, скрипы и отдалённые призрачные голоса. Далеко играли песни пятидесятых годов, слышались весёлые, будто пьяные крики. Вспыхивали вспышки, похожие на салюты, шёл чёрный дым. Виднелись желтые огоньки маленьких домов. По воздуху парили круглые фонари с неоново-зелёными кристалликами, что освещали шумящий лес. Иногда в них показывались буквы: «Д. Ж. А. Й. В. А. Н» — А где, собственно, опасность? — через шуршание одежды послышался бодрый голос Эйдана, что застегивал рюкзак с прикрепленным жезлом Эйнари. — Зайцы? — Быстрее, пожалуйста. — Старик поспешно вышел из каморки, даже не заглушая двигатель. Он забрал гитару, поднял меня на ноги. Руки его сильно тряслись, с лица текли струи пота, стучали зубы. Керч опасливо оглядывал заросшую местность и кусал губу при виде кружащих бирюзовых волн перед светящимися шарами. Кёртис, наконец, поднялся и щелкнул дробовиком, суживая глаза. От выпирающей косточки лица до груди скатилась маленькая капелька пота. Револ поморщился. — Ну и местечко... — глухо проговорил он. — Наверное, тут дикари обитают. — Или умершие аборигены, — предположил Эйд, ступая на пошатывающийся мост. — Давайте, ну же! — зашипел старик, в буквальном смысле выталкивая нас на мост. — Говорите шепотом, прикройте осколки свои и эту магию потушите как-нибудь. Бог с вами! Только от нашего веса заскрипели деревяшки, Керч перебрался в каморку и принялся набирать скорость, образовывая брызги. Мартисса раскрыла зонтик, поднимая над головой. Она медленно зашагала по тропинке, вздрагивая от колючести местной травы. — Будьте осторожны, — почти шепотом предупредила Марти, брезгливо перешагивая маленькие лужицы вязкого яда, — никогда такой колючей травы не видала! Вот же напасть! Телагея подняла Юнка, часто шевеля носиком. — Тут как Отец высморкался! — Марати нервно хихикнула, тут же корча болезненную рожицу от болотного запаха то ли травы, то ли яда. — У меня такая же жижа вытекала после путешествия на север России! — согласилась де Лоинз, словно Дюймовочка перепрыгивая лужи. Кружева зонтика поднимались вместе с прямыми локонами. Кёртис держал ружьё наготове, тяжело топая сзади. — Удивительно, но давайте-ка не будем пока упоминать его, согласны? — полушепотом молвил Керт. — Думаешь, набегут фанатики? — Тайлер повернулся к Револу. — Да, — согласился он. — Я прямо чую этот запах притаившегося дерьма. — Хорошая идея, — кивнула я, заплетая косы на ходу. А то вся лохматая, как лев, — всегда геройствовать необязательно. Мы прошли несчастные несколько метров, исколовшись в пух и прах. Потом, слушая странные шорохи, наблюдая за огнями хижин вдалеке и пиная обломившиеся ветки на каменной дороге, принялись проходить зелёные заросли. Шли мы в тишине, лишь изредка спрашивая у друг друга о самочувствии, и то шепотом. Волны маячили только под ногами, аккуратно извиваясь, осколки Особенных ребята постарались скрыть всеми способами. Мы сделали все, как говорил тот старик, ведь... было жутко неуютно. Казалось, будто за нами следил весь Джайван. Запах здесь стоял отвратительный, наполненный всякими химическими веществами. Вот знаете ту кашу из запахов на лабораторных работах по химии? В зарослях Джайване было абсолютно так же. Какая-то смесь кислотного оксида, ртути и ещё Бог знает чего. Из-за густых ветвей деревьев неба почти не было видно, лишь кусочки месяца. Листьев было много, переливались они ядерно-зелёными цветами. По коре стекала такая же смола. За мхами и кустами скрывались эти проклятые фонари, теперь напоминавшие мне глазные яблоки. Лианы казались змеями, они так и норовили оплести нам ноги и руки. Странные шорохи и писк издавали здесь белки. Они уже походили на мутантов: все в грязно-зелёных пятнах, с длинными когтями и раскрытыми ртами, из которых стекали вязкие слюни. Они царапали кору, бегая по веткам и фыркая в нашу сторону. Насекомые тоже не обделены различными дефектами и причудами: на крыльях мотыльков и бабочек были нарисованы странные узоры, напоминающие чьё-то лицо. Глаза их стали большими, усики удлинились на несколько сантиметров. Насекомые медленно летали вокруг веток и огоньков далеких домиков, будто что-то выискивая. Музыка из далека заставляла желудок скрутиться. Все вспышки, больно весёлые возгласы напрягали и вселяли какое-то чувство приближающейся опасности... Хотелось свернуть и убежать назад, уплыть вместе с тем мужчиной в прекрасную аллею. В глазах бесконечно мелькали круги, от смрада химикатов чудились страшные рожи за деревьями. Создавалось ощущение, что мы идём в никуда, заходя все глубже и глубже в заросли Джайвана. А музыка и голоса были миражем... Бульк, бульк, бульк. Забурлили кандалы, заклокотали вороны. Послышался презренный и злобный шёпот. — А вот и главные террористы нагрянули в священный Джайван... — И как Отец ещё не прикончил вас?.. Нас окружили пятеро призраков в халатах, испачканных странными пятнами. Хлопковые шорты и свитера будто с покойников сняли, настолько помято они сидели на исхудавших телах. Высокие сапоги с позолоченными молниями измарала грязь, на руках и волосах виднелись салатовые ленты. Лица исказились в отвращении. Призраки вместе вытащили серебристые рапиры из ножен. — Так, так, так... — усмехнулся один мужчина с каштановыми маслянистыми волосами и такими же мерзкими усиками, — кто же это перед нами? Легкомысленная девчонка, патриотик, никчемная поэтесска, Огненный Юнец и... Бог мой, сама Елена Гостлен! Ноги подкосились, все тело забила дрожь. Я в спешке подозвала волны к себе. Черт, мы попались! — А вы, я полагаю, верные личинки Отца? — съязвил тут же Кёртис, направляя сверкающий дробовик на призраков. Брови нахмурились, мышцы напряглись, в венах на руках циркулировала кровь. Мартисса помрачнела, складывая зонтик и касаясь подушечкой пальца его длинного острого кончика, похожего на лезвие ножа; Телагея с Юнком скрылась за спиной Кёртиса, но мячик достала, покручивая, а Эйдан открепил Эйнари, скалясь. — Мы его Дети, — процедила девушка с короткими сизыми локонами и поросячьим носом, — и это аномальное место благословлено Отцом. Здесь не место тем, кто против истинного спасителя. — Да что вы говорите, душечки, — хохотнула Мартисса, ехидно улыбаясь. — Отец не написал на этом месте, что он его благословил, а значит, вы, возможно, лукавите и не краснеете! — Мы живем в свободном городе и имеем право гулять там, где захотим! — Тела надула щеки, шипя. — Сегодня Праздник в предверии Ночи Активации, — хмыкнул парень с палочкой во рту. — Наши люди веселятся и радуются, что исследования во имя спасения были не напрасны, что Отец принял их и подарил нам свою любовь и исцеление от тоски. Мы не позволим Елене Гостлен портит эту ночь! — Если Отец подарил вам любовь, то почему же вы не любите, судари и сударыни? — запела, точно лисица, Мартисса, покрутив пальцем в воздухе. — Отец любит в Броквене всех, так и вы любите всех, и нас тоже! Иначе... вы недостаточно старались, и Отец подарил вам что-то бракованное! Призраки зарычали, нервно царапая рукоять рапир. — Мы просто заберём четвёртого Особенного и уйдём, — я попыталась дружелюбно улыбнуться, но дрожащие губы выдавали мой страх. — Нам не нужны конфликты. Я не планирую резню на вашем празднике, пожалуйста, развлекайтесь и не бойтесь. Мы пройдём по краю Джайвана тихо и незаметно, не отвлекая вас. — Больно нам нужны ваши головы, Господи, — поддержал Эйдан, широко улыбаясь. Призрак с усами вдруг захихикал, потирая ладони. Засмеялись тихо и остальные. У этих мертвяков полностью затуманен рассудок! Собравшись в круг, призраки принялись приближаться к нам. Они облизывали длинными языками свои подбородки, вытянув рапиры. Крались по земле лианы, ветви опускались все ниже. Празднование становилось все громче, фейерверки участились. Все перед глазами поплыло. — Отец был здесь, — начали шептать они, — он сказал, чтобы во время празднования мы взяли Елену Гостлен и Особенных в плен, не дав забрать остальных. Из кончиков рапир потекла прозрачная субстанция с отдаленным сладковатым запахом. Неужели хлороформ?! Краем глаза с левой стороны заметила острие рапиры, что надвигалось прямо в сердце! А меня парализовал страх, конечности закоченели, я не могла ими двигать. Ни бежать, ни подозвать магию!.. Что же делать, что же де... — Елена, берегись! Эйдан толкнул меня в правую сторону, отбиваясь от рапиры жезлом. Выстрелил Кёртис, оглушая меня. Послышался вой и крики. А я, чуть не проглатывая местные мхи, покатилась куда-то в глубь зарослей, не знаю! Волны становились все ярче и быстрее, а я слушала выстрелы и возгласы призраков, собирая всю грязь и листочки. Но потом я упала. Скатилась по песочной горке в темноту и тишину, как только что-то наверху захлопнулось. Я закашлялась, выплёвывая попавшие в рот тростинки и куски листьев. Прислонившись к бетонной стене, я отряхнула сарафан от всякой травы и мхов. Вдохнув и выдохнув, я простонала: — Приехали... Через закрытый люк просочилась моя магия, освещая ярким бирюзовым светом помещение, в которое я попала. Это был коридор, давно заброшенный и заросший. Лианы свисали с потолка, уголки пола покрылись плесенью, валялись всякие ветки, бутылки и разбитые чашки и склянки. Волны часто извивались, кружились и переливались яркими оттенками. Они тянулись к покрывшейся зелёным налетом двери с символом расцветшего цветка. — Думаете, там была Сабо? — встав и размявшись, я начала пинать осколки в разные стороны, освещённая волнами. Брошь на груди запульсировала, внутри тихо загудела магия. Волны закружились вокруг меня. Я приняла это за «да». Все-таки после тех двух случаев я убедилась, что реликвия не ошибалась. — Вам надо за ту стремную дверь? — я сглотнула, чувствуя всем нутром, что да – им надо туда. Собрав волю в кулак, я пошла к двери. Чем ближе я становилась, тем опасливей вели себя волны. Они будто сторонились чего-то, облетали и вздрагивали, словно касались случайно чего-то очень противного. Сверкающие кончики поднимались к потолку, затем резко опускались к полу, крадясь и настороженно оплетая мои ноги. Помимо родного аромата морской соли запахло чем-то приторно-сладким и душистым. Мне этот запах, от которого волны сновали по стенам, напомнил цветочную пыльцу. Когда только зацветают желтые одуванчики, и ты поднимаешь их к носу, доноситься точно такой же душистый приторный аромат. Аромат жизни, весны и молодости. Я вплотную подошла к двери и коснулась заросшей мхом массивной ручки. На ощупь немного склизкая и разит спиртом. — И как я открою это... чудо? — вопросила я у волн, брезгливо вытирая ладонь о стену. Содрогнувшись, магия навалилась на дверь, сверкая и издавая легкий шум. Я перекрестилась, закусила губу, крепко взялась за ручку и при помощи напора волн распахнула дверь. Из неё повалила пыль, в дверном проеме разорвалась паутина. Яркие волны наполнили затхлое помещение, похожее на кабинет, и принялись просачиваться сквозь гнилые столы и стены. Несколько минут была тишина, я наблюдала за мечущей магией, следя за поведением. А затем... послышались шаги и четкие голоса, отдающиеся эхом в кабинете: — Получается, магия моего источника образовала щит, чтобы контролировать твою ипостась... интересно, — это вновь говорила Сабо! — Не то слово, — снова этот бархатный медовый голос... — Это прорыв, крошка! Тут столько всего! Я спряталась за открытую дверь, только шаги стали ближе. Из кабинета вышла Сабо Гостлен, держа смугловатые руки за спиной. Призрачная брошь блистала при белом свете фонарей, что висели сбоку на свежих синеватых стенах. За ней вальяжной походкой прошёл знакомый шкаф, то есть мужчина. Тёмные волосы, заплетенные в низкий хвост, лукавые изумрудные глаза, куча золотых украшений на руках и кулон Возрождения. Эрнесс посматривал на Сабо, он снова был в непонятном возбужденном состоянии. Звенели ножны со шпагами, шуршали длинные плащи. — Я очень рада, что мы нашли что-то особенное, — сказала монотонно Сабо. — Если это все изучить, то... мы сможем основать город, ни на что не похожий. — Именно это я и хотел вам тогда доказать, — ухмыльнулся Эрнесс, кусая нижнюю губу, — смотрели на меня, как на идиота, а в итоге вот, что я нашёл. Хорошо иметь такого учёного при себе, не правда ли, Сабо?~ Сабо Гостлен усмехнулась. — Ладно, мы уже попросили у тебя прощения. Ты сможешь сделать наш город лучше в плане гармонии, только пообещай мне одно. Гостлен остановилась у лестницы, ведущей на выход из коридора. Она посмотрела на Эрнесса умоляющим взглядом, глубоко вздыхая. — Да, жемчужинка? — Эрнесс наклонил голову чуть в бок, улыбаясь. — Не наделай глупостей, — промолвила настороженно Сабо. — Даже особенным родам не все известно о магии, коей наделили Землю Смерть и Жизнь. Будь очень аккуратен и осторожен. Неизвестно, как себя поведёт тут наша магия, если ты вмешаешься. Обещаешь? Эрнесс не скрыл усмешки. — У меня все под контролем, Сабо. Нечего переживать. — Обещаешь? — переспросила более твёрдо Гостлен. Мужчина вздохнул. — Обещаю. — Старик, твою налево! Открылся синий люк, и оттуда выглянул уже знакомый парень с высоким коротким хвостиком каштановых волос, небесно голубыми глазами и надменным лицом. На поясе звякнули камешки кобуры. В руках он держал бутылку с коричневатой жидкостью. — Ох, мой любезный друг! — воскликнул весело Эрнесс, протягивая свои длинные руки к люку. — Я уж думал, вы не навестите меня в эту дождливую ночь! — Доброй ночи, Сабо, — поздоровался спокойно парень с Сабо, а потом зло взглянул на Эрнесса. — А ты, ушлепок, ещё ответишь мне за то, что я по дождю с ромом поперся в этот хренов лес! У меня сегодня работы было по горло, я жутко хочу спать, а нет, сейчас стою и жду, пока ты возьмёшь эту чёртову бутылку! — Ну вы и герой, Каскада! — засмеялся Эрнесс, забрал бутылку рома из стёртых рук парня. — Не будьте букой, вы сделали хорошее дело, – принесли своему дорогому другу и коллеге прекраснейший ром вашего деда! От всего сердца благодарю! — Ага, пей так, чтобы потом на утро болела голова, — забурчал Каскада. — Сабо, ты спать идёшь или как? — Иду, Кас, — ответила Сабо, поднимаясь по лестнице. — А ты тут что ли останешься? — поинтересовался парень у Эрнесса, что поглаживал горлышко бутылки. Эрнесс кивнул. — Да, работы много. Спокойной ночи, коллеги. Сабо и Каскада так же пожелали Эрнессу спокойной ночи и скрылись в лесу. Эрнесс мигом закрыл люк, хохотнул и пошёл по коридору обратно в кабинет. Когда он зашёл, я уже успела спрятаться за ящиками. Села и стала наблюдать. В темной комнате с пятью столами, на которых лежало куча бумажек, стояли пробирки, склянки и другие сосуды, зажглась свеча. Эрнесс поставил канделябр на центральный стол, над которым висело множество расчетов с рисунками ивы, озера и улиц города. — Бедные, бедные коллеги, — заклокотал мужчина, затем подозвал зеленую дымку, что скрылась за столами кабинета: — Manifesto, моя дорогая магия. Вдруг зелёная магия поднялась одной большой волной в потолок, и комнату осветило сотни ядовито-зелёных и ядерно-голубых огней. Загорелись белые фонари с ультрафиолетовыми камнями над большими расчетами, что висели на стене. Камни показали сотню других расчётов, написанных белыми чернилами: чертежи неких осколков, озера, над которым взрывалось небо; клубы дыма над зданиями города, зеленые волны, чертежи с анатомией душ с зелёными пятнами по телу. И... планета, которую окружили парящие фигуры. Сотня колб со светящимися зелёными, голубыми и фиолетовыми жидкостями показывали схемы и формулы, состав каких-то ядов и графики с росписью принятий нарисованных пробирок. Висели в рамках пять осколков, что поблёскивали болотными искрами. На центральном столе стояли пять пробирок с бледно-салатовой жидкостью и одна закрытая колба цвета серы. Из склянок с бардовыми жидкостями валил пар, густой и пахнущий сыростью. На склянках была одна единственная надпись: «мертвесила». Освещаемый ядерно-зелёным светом, Эрнесс, напевая незамысловатую мелодию, сел за центральный стол. Он налил в белую чашку немного рома, потом посмотрел на лист с графиком и добавил из пипетки бардовую субстанцию. Мужчина откинулся на стул, расплетая хвост. Две прядки упали на лицо с острыми скулами. Отпив жидкость из чашки и облизнув припухлые губы, испачканные в бардовой отраве, Эрнесс хихикнул. — Скоро, скоро этот барьер разрушится... — растягивая каждое слово, промурлыкал мужчина. — Я наполню это древо совершенно иной силой. Я... придумал что-то крутое... Моя кровь, её кровь, клочок волос Жизни и смертельная пыльца госпожи Смерти... Ахаха, я просто гениален! Эрнесс встал, берясь руками за голову. Он безумно засмеялся, играясь с зеленой дымкой. Хваля себя, Эрнесс подошёл к осколкам и принялся из пипетки заливать в каждый другую бардовую жижу. Они мерцали, виднелись внутри размытые гримасы. Затем, отпив из чашки ещё напитка и заключив осколки в рамы, Эрнесс макнул перо в прозрачные чернила и принялся рисовать стрелки в чертежах, приговаривая: — Я вколю полный силы ромб... в чрево ивы, да. Так, от силы и напора под землёй должен произойти взрыв и... мгновенное отравление. Оно вырывается... в небо, да. Оно заполняет весь, весь-весь-весь город и задевает призраков, точно... Только... как же разрушить щит? Возможно, разбить брошь или... убить её? Может быть, скорее всего убить её... Я убиваю, рушится щит и... мертвесила свободна. Она заполонит планету! Мертвесила поразит все источники, и сила родов Жизни образует новые порталы! Ха-ха, это гениально! Эрнесс пометил стрелками все этапы. Зеленые волны на потолке замаячили, закружились и стали оплетать высокую крепкую фигуру. Мужчина отвлёкся, кладя перо около чернильницы. — Вы правы, я совсем забыл о цветах... Эрнесс выудил из-под стола ящик с завядшими цветами в горшке. Отодвинув колбы со сверкающей зеленой жидкостью, он поставил горшок, вдохнул и принялся водить по земле, огибая длинными пальцами в кольцах каждый мёртвый лепесток. Цветы медленно принялись цвести, чёрная земля запестрила светло-зелёными искрами. Растения все вытягивались, обретая яркий свежий вид. Стали красными лепестки, стебель позеленел, распуская листья. От горшка начала исходить дымка. — Предназначение рода Вайталши – заботиться о жизни природы, — заговорил возбуждено и сладко Эрнесс, сдувая прядь с глаз. — Предназначение Вайталши – заставить расцвести любое растение, потечь воду в самом сухом месте, спасти от людской скверны каждый уголок. Так почему бы не дать вторую жизнь давно умершим людям? Это же ведь, я считаю, главное предназначение рода Вайталши.