Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну

Джоан стянула шапку и растрепала волосы. Зажмурилась, наслаждаясь солнцем. Себ улыбнулся, глядя на неё. Они редко выбирались на прогулку: во время редких и недолгих встреч важнее было успеть хоть немного насытиться друг другом. Но в этот раз женская физиология заставила поменять обычную программу. И, если честно, Себ был этому рад. После Вены всё ещё было тошно, да и вчерашнее похмелье напоминало о себе редкими приливами головной боли. Да ещё и, в добавок ко всему, позвонил Эрик: напомнил об обещании и о том, что на дворе уже середина марта. И как бы сильно Себу ни хотелось, чтобы парень передумал, отказаться от своего обещания он не мог. Так что они неторопливо брели по пустому мокрому парку. — Ты был заграницей? — спросила Джоан, носком тяжёлого башмака поддевая камешек. — Как ты узнала? — он не упоминал о своей командировке. — По гудку. Хотела позвонить, но услышала роуминг и решила не отвлекать. — Работа, — пожал плечами Себ, — прости, не могу рассказать подробнее. — Даже не скажешь, откуда ты не привёз мне магнитик? — рассмеялась она. — У тебя нет места для магнитиков, — фыркнул Себ, — но в следующий раз обязательно прихвачу. Я был в Мюнхене. И это правда даже больше деталей, чем я имею право сообщать. — Да я и не прошу, — она пожала плечами, — понимаю, что такое конфиденциальная информация. Разговор как-то не очень клеился. Джоан явно устала после работы, а Себ вообще ни с кем не хотел говорить. Вернее, если уж совсем честно, он не отказался бы от возможности бы сказать кому-нибудь: «Слушай, чувак, я позавчера крупно облажался. И мне теперь хреново. Я попытался напиться в одиночестве австрийским пивом, но лучше не стало». Но — некому. Не с Джимом же о таком болтать, в самом деле. А приятеля, который тоже работал бы за гранью закона и мог бы поддержать такой разговор, у него не было. Впрочем, он неплохо себя знал и не сомневался — ещё пара дней, и хандра выветрится окончательно. Промах уйдёт куда-то в историю, в память и больше не будет напоминать о себе. Надо только немного подождать. — Знаешь, у меня всё очень плохо с эмпатией и прочими штуками в этом духе, — проговорила Джоан задумчиво, — но даже я вижу, что ты слегка не в себе. Что-то случилось? — Нет, — он покачал головой, — небольшие рабочие проблемы. И устал. Джоан чуть сбилась с шага, погладила его по спине, между лопаток, и неловко обхватила за талию. Себ положил ей руку на плечо, прижал к себе немного теснее. Это вышло очень неудобно, но тепло. Так можно было идти, не пытаясь придумать, что сказать: как будто физический контакт снимал всякую необходимость в словах. Уже почти у дома Джоан Себ сказал: — В это воскресенье повезу Эрика, того парня, на стрельбище. Джоан вздохнула : — Не хочешь? — Совершенно. Чёрт меня за язык дёрнул. Она сочувственно погладила его по боку и уточнила: — Придумал программу? — Угу, — кивнул он, — пытки, издевательства и страдания на десять часов. Она хмыкнула, а он возмущённо добавил: — Я серьёзно! Мне надо показать, что реальность далека от его влажных фантазий. Думаю… затяну часа на полтора нудную лекцию об устройстве винтовки. Потом заставлю прицеливаться, пока не окосеет. Дам чуть-чуть пострелять и оставлю следить за мишенью. Джоан расхохоталась в голос. — Что? — Ты сам в это веришь? Себ твёрдо ответил: — Да. И не раз ещё это своё «да» вспомнил, ведя в воскресенье Эрика на стрельбище. Они выехали в половине восьмого утра, чтобы добраться до места к открытию и позаниматься без посторонних. Эрик, хоть и казался сонным, едва ли не подпрыгивал от нетерпения. А Себ, уже доставая винтовку из чехла, ощущал, что как минимум первую часть плана он провалил. В «М-24» просто не было ничего скучного. Прекрасный, точный и очень качественный инструмент. Эрик даже губу закусил от восторга, пока Себ раскладывал винтовку на куске брезента. — Вообще, — сказал он, — боец должен уметь собирать и разбирать своё оружие до винтика. Эрик кивнул, вставая на колени на край брезента. — Но тебе это пока не нужно, так что ограничимся основами. Это… — он сел на брезент напротив Эрика, оставляя винтовку между ними, — американская снайперская оружейная система «М-24» компании «Реммингтон» калибра семь-шестьдесят два. Ствол из нержавеющей стали, — он указал на ствол, — регулируемый приклад. Сошки надеваются при необходимости. Оптический двенадцатикратный прицел идёт в комплекте. Магазин на пять патронов. Когда стреляешь — всегда думай, сколько выпустил и сколько осталось. Себ взглянул на своего слушателя, вздохнул и сам собрал винтовку — медленно, чтобы Эрик видел, что он делает. — Важное. Это, — он протянул Эрику незаряженную винтовку, позволил перехватить и рассмотреть со всех сторон, — не игрушка. Это боевое оружие, ясно? — Да, сэр… — прошептал Эрик, продолжая крутить винтовку и наконец-то дождался резкого окрика: — Не вздумай её на меня направлять! Эрик быстро перевёл ствол в сторону мишеней, ойкнул и заметил: — Она не заряжена же. Кажется, этого разговора не избегал ни один новичок: — Плевать, заряжена или нет. Когда держишь в руках оружие — любое, — думай о том, что оно может выстрелить. Не направляй его туда, куда стрелять не готов. Они поднялись, при этом Эрик винтовку даже не держал, а обнимал как ребёнка или большую хрустальную вазу. Сразу невольно вспомнился собственный восторг, когда он впервые взял снайперскую винтовку после старенькой охотничьей. И даже то, что, в отличие от Эрика, он уже тогда неплохо стрелял, мало чего меняло. Это было странное ощущение, на стыке страха и эйфории. Конечно, после учёбы и первых боевых заданий от него не осталось и следа. Но даже Йен любил шутить об особых интимных отношениях Себа с винтовкой, а ведь они вместе начали работать только в девяносто девятом. — Как далеко она стреляет? — А этот зависит от патронов и рук. Эффективная дальность считается восемьсот метров. Глаза Эрика слегка расширились. — Я бил на полтора километра. — Вау. Что там дальше в плане? Заставить целиться, пока у него глаза не заболят? «Провалено», — подумал Себ с некоторой весёлостью. В мыслях он всегда представлял себе это иначе. Невнятно, но обязательно очень опасно для Эрика. Как будто, стоило дать ему винтовку в руки, и он немедленно понял бы, что стрельба — это его призвание. Планировал что-то вроде армейской подготовки в миниатюре. На деле это больше напоминало игру. Эрик — по-подростковому длинный и нескладный, — всё никак не мог улечься в правильную позу, вертелся, чесался, брыкался. Ещё ему мешались наушники — они действительно были великоваты, но лучше уж такие, чем никаких. Себ сначала держал серьёзное лицо, потом начал ржать. Наконец, они оба улеглись, и Эрик более или менее разобрался с тем, как устраивать щёку на ложе, как держать локти и, главное, как смотреть в прицел. — Не жмись к нему… — Себ осторожно поправил голову своего ученика, — расстояние у нас — триста метров до цели. Ветер слабый, можно в расчёт не принимать. Эрик прицеливался, высунув кончик языка от усердия. Себ чуть отодвинулся, глядя со стороны. Интересно, он сам когда-нибудь выглядел так же смешно? По воспоминаниям — всё-таки нет. Он осторожно снял предохранитель, явно опасаясь его сломать, опять попытался ткнуться глазом в прицел, но Себ уже не стал его поправлять. Пусть сделает первый выстрел. Он даже не зацепил единичку, вздронул всем телом и охнул, не то от звука выстрела, не то от отдачи, но повернулся к Себу с выражением такого счастья на лице, что язык не поворачивался прокомментировать его меткость. Себ просто покачал головой: — А теперь попробуй прицелиться, как я показал, а не как тебе удобно. Эрик наморщил нос и снова повернулся к прицелу. Чуть отодвинул голову, прищурил оба глаза, затем оба открыл. Немного повернул ствол и снова выстрелил. — Один есть, — хмыкнул Себ. В итоге, ни до какого многочасового лежания в грязи они не дошли. Как в тире отстреляли полсотни патронов и пришли к общему мнению, что можно и пообедать. Лучшим результатом Эрика стала шестёрка, о кучности речь вообще не шла, но он всё равно гордился собой. Они в четыре руки разобрали и почистили винтовку, собрали прострелянные мишени и двинулись к машине. Эрик всё говорил и говорил о каждом выстреле, тёр отбитое плечо, а Себ чувствовал странное умиротворение. Ему уже не было страшно. — Вы долго учились стрелять? — спросил в какой-то момент Эрик, поудобнее перехватывая мишени (винтовку Себ ему не доверил). — Лет десять, наверное, — Себ пожал плечами, — плюс-минус. Понимаешь, одно дело — просто научиться метко стрелять. А другое — метко стрелять в человека. Эрик опустил глаза в землю. — Я думал об этом. — Хорошо, что думал. — И читал. Надо главное думать, что это не люди, а враги. Да? Они уже почти вышли к парковке, и Себ специально сбавил шаг: казалось важным успеть ответить. — Да. Но иногда это выходит плохо, — и, чёрт, здесь Себ готов был кривить душой и говорить не за себя, а за тех ребят, которым война сломала психику и жизнь, — представь, что к твоим парням, которых ты должен прикрывать, идёт… ну, скажем, девочка. Лет восьми или девяти. Как Сьюзен, — Себ остановился, Эрик тоже замер, глядя куда-то мимо, — сначала ты думаешь, что она потерялась. Она в мусульманской одежде, чистенькая. Ты следишь за ней, потому что не понимаешь, кто её сюда выпустил и какого чёрта она здесь забыла. Между ней и отрядом остаётся метров сто. Ей начинают кричать, чтобы она уходила, но она не останавливается, — Себ чуть прикрыл глаза, чтобы не упустить ни одной детали. — А потом ты понимаешь, что у неё в руках граната. — Зачем? — Потому что ей кто-то её дал. Кто-то, кого она не может и не хочет ослушаться. Мать или отец, например. На сто метров она гранату не кинет. А на пятьдесят — уже может. И ты сидишь, молишься всем богам, чтобы она испугалась и убежала, а она начинает замахиваться. Эрик шумно, тяжело выдохнул и спросил слабо: — Вы её убили? Это ведь… не выдумка, да? — Не выдумка. Убил. Дальше до машины они шли молча, так же молча грузили мишени, футляр с винтовкой и брезент в багажник. Себ закрыл багажник и уже хотел было, чтобы немного нарушить неприятную тишину, сказать Эрику, чтобы он залезал и пристёгивался, но тут сзади послышался окрик незнакомым хриплым голосом: — Моран? Себ Моран? Себ обернулся. К нему с СВД на плече шагал, тяжело ступая на левую ногу, человек, которого было почти нельзя узнать. Разве что зелёный с прищуром глаз под кустистой чёрной бровью остался таким же, как в Ираке. Всё остальное — изуродовано и перемолото в кашу. Левой руки нет — из-под куртки выглядывает протез. Судя по шагам, левой ноги тоже. Левая сторона лица выглядит стянуто и косо: можно даже не гадать, что это был обширный ожог, последствия которого исправили, как могли. — Знаю, трудновато узнать, — оскалился самый раздражающий за всю армейскую карьеру напарник Себа. Марк. — Эту бровь я всегда узнаю, — Себ подошёл ближе и протянул руку, — всё ещё стрижёшь её? Или заклеиваешь скотчем? — Очень, очень смешная шутка, Моран, — Марк опустил винтовку, упёр её прикладом в землю, прижал протезом и крепко стиснул ладонь Себа. — А это что, твой? У тебя вроде дочь была? — Почти мой. Эрик… — Себ окликнул его, и вдруг почувствовал, как по позвоночнику прошёл холодок. Он ездил на это стрельбище регулярно и ни разу не видел здесь Марка. Либо это снова паранойя, либо Джим выполнил просьбу, организовав (в своём, конечно, стиле) Эрику встречу с покалеченным военным. А Себу — с его армейским прошлым. Так, для развлечения. Он кашлянул, сглотнул вязкую слюну и повторил: — Эрик, подойди. Познакомься с моим бывшим напарником. Марк Смит — Эрик Уилшир. Слегка испуганно, а потому на пару тонов выше, Эрик отозвался: — Здравствуйте, сэр. А Себ смотрел на винтовку и думал о том, что Марк терпеть не мог СВД.