Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну

Себ пытался разлепить глаза, но не мог — их залепило гноем. В желудке тяжёло ворочалось что-то склизкое и громадных размеров. Во рту горчило. А попытка вдохнуть привела к тому, что он закашлялся от вони перегара. Вчерашний вечер для него закончился где-то на встрече с Джимом, дальше начиналась чернота с редкими проблесками воспоминаний. Твою мать, как же плохо. Подняв руку весом в пару десятков килограммов, он протёр глаза и сумел их открыть. Впереди был белый, слишком яркий потолок, от одного взгляда на который заболела голова. Он выдохнул сквозь стиснутые зубы. Свистящий звук вышел слишком громким и тоже ударил в голову. Но увы, похмелье причиняло далеко не такую сильную боль, как воспоминания о том, что вчера произошло. Он не просто облажался. Он нахер раздолбал в крошку ту часть своей жизни, которую особенно сильно любил. А ещё он сделал с Джоан что-то… на что ему не хватало слов, особенно в таком состоянии, как сейчас. Но что-то непоправимое. Он застонал вслух, попытался повернуться — и чуть не упал. Он лежал не в кровати, а на диване, притом достаточно узком. И коротком ему — ноги были закинуты на подлокотник и затекли.Из одежды на нём были только штаны, зато сверху обнаружилось мягкое шерстяное одеяло. Как только перед глазами перестали мелькать яркие световые пятна, он сумел проморгаться, увидел заваленный бумагами, мусором, пистолетными магазинам и ещё чёрт знает чем пол и понял, где находится. Переждав, пока пройдёт приступ тошноты, Себ поднялся на одной руке и огляделся. Джима не было. В окно бил солнечный свет. Стояла глухая тишина. Выругавшись, Себ слабо опустился обратно на диван. Ему нужен был душ. В идеале, контрастный. И какая-нибудь лёгкая еда. И ещё, пожалуй, кофе. А потом можно будет подумать. Договорившись более или менее с организмом, Себ с трудом свесил ноги на пол, встал, пошатываясь, и понял, что не знает, куда идти. В квартире Джима должен был быть душ, это точно. Но искать его здесь в отсутствие хозяина звучало как не лучшая идея. В дальнем углу открылась невидимая до сих пор дверь, из неё выглянул Джим, молча поманил пальцем и скрылся. И Себ побрёл к нему медленным и нетвёрдым шагом. За дверью оказался узкий короткий коридор, который после поворота закончился ещё одной огромной комнатой. Но в отличие от той, жилой, эта была заставлена ящиками, коробками и столами с системными блоками. Здесь обнаружился и Джим — он сидел за большим монитором, который скрывал его почти целиком, и что-то сосредоточенно печатал. Увидев Себа, он махнул рукой влево, и там обнаружилась ещё одна дверь, отлично сливающаяся с серой стеной. В другое время Себ, наверное, стоял бы пару минут, рассматривая роскошную, огромную комнату, половину которой занимала ванна, больше похожая на бассейн и снабжённая множеством кранов, душевых леек и массажёров. Но сейчас он слишком хреново себя чувствовал, так что обстановка ванной его не увлекла. Всё, что его интересовало, это вода. Сначала очень холодная — потом горячая. И опять холодная. Повторить раз двадцать. И надо сказать, это помогло. Выбравшись из душа и, за неимением других вариантов, натянув несвежую одежду, он ощутил, что почти жив. Мозг более или менее заработал, но Себ предпочёл бы, пожалуй, его снова вырубить. Потому что единственное, о чём выходило думать, это вчерашний разрыв с Джоан. Джоан! Мысль возникла так внезапно, что чуть не сбила его с ног. Наплевав на собственную сомнительную координацию, Себ кинулся к Джиму. В комнате с техникой на нашёл его — зато с облегчением обнаружил в гостиной, на диване.  — Как себя чувствуешь, детка? — спросил Джим чуть насмешливым тоном. Себ пошатнулся, но на ногах удержался и ответил, что ему лучше.  — Спасибо, что забрали меня, — добавил он, понимая, что в противном случае ему грозило пробуждение в полицейском отделении.  — Ты не доставил мне особого беспокойства, — фыркнул Джим. — Мои мальчики отлично с тобой справились. Значит, сильные руки, которые никак не могли принадлежать Джиму, ему не померещились. Джим перевёл на него взгляд и сказал:  — Кофе. Тогда Себ увидел, что рядом с Джимом стоит коробка с едой — два картонных стаканчика, четыре пончика с шоколадной глазурью. И Джим даже подвинулся вместе с коробкой, освобождая Себу место.  — Надеюсь, я вчера… — начал было Себ, но Джим скривил совершенно неповторимую физиономию, и он осёкся. — Спасибо. Джим пожал плечами, взял один стаканчик, глотнул и поморщился. А вот на непритязательный вкус Себа кофе был отличный. Впрочем, он, наверное, сейчас и вокзальные помои счёл бы напитком богов — слишком уж хотелось заглушить горечь и сбить перегар. После пончика Себ отставил стаканчик в сторону, вытер пальцы и спросил тихо:  — Я много вчера наговорил? Он не страдал любовью к пьяным излияниям, но слишком плохо помнил, чем закончился вечер. Джим пожал плечами.  — Пожалуйста… — прошептал Себ, — Джим, прошу вас, не трогайте Джоан. Она… не помешает вашей игре. Брови Джима стремительно взлетели вверх.  — Мне совершенно не интересна Джоан Вуд, — заметил он. Вот только это ничего не гарантировало. Энди тоже вряд ли его интересовала, но результат был очевиден. А Джоан могла бы быть для Джима значительно опаснее, чем Пол, который ничего даже не знал.  — Что? — переспросил Джим, и Себ сказал:  — Энди чуть не погибла тогда. Энди Диммок.  — Впервые слышу, — пожал плечами Джим и, заинтересовавшись, чуть подался вперёд: — Кто это?  — Инспектор Пол Диммок, — напомнил Себ. — Я позвонил вам, помните? Это его жена. Вдруг резко подняв палец вверх, призывая к тишине, Джим достал телефон, что-то набрал на экране. Себ отпил подостывший кофе, а Джим дождался, видимо, ответа, и посмотрел на Себа со странным выражением:  — Детка, ты меня обижаешь. Ты всерьёз думаешь, — он выглядел и растерянным, и обиженным, а на лице Джима нечасто можно было заметить настолько явно читаемое выражение, — что я стал бы тратить время на аварию, в которой даже никто не погиб и которая выглядит как несчастный случай?  — Я не… Себ не знал. Но Энди не могла пострадать случайно, не после его звонка Джиму! Или могла?  — Видишь ли, — Джим встал и, несмотря на растянутый спортивный костюм, разом стал выглядеть очень внушительно, — когда я хочу передать кому-то сообщение, напугать или намекнуть… Я это делаю. Если бы я хотел, чтобы этот твой Пол Диммок перестал лезть в мои дела, я положил бы голову жены ему на подушку. Да, — кивнул он, — пожалуй, жены. Голова лошади (1) для него была бы сложновата, я думаю.  — Это не вы?  — Весь Скотланд-Ярд может заняться моими поисками. Да они уже ими заняты. Они могут оклеить стены моими портретами, могут копать под любого из моих людей. Я займу место в ложе и понаблюдаю. И знаешь что? — он обернулся. — Пока зрелище очень жалкое.  — Энди пострадала в несчастном случае?  — Я не знаю, — Джим снова отвернулся к стене. — Мне плевать. Это скучно. Твоя Джоан Вуд может не бояться. Она не побежит доносить на тебя в полицию, а в остальном — совершенно неопасна. Он наклонился, поднял с пола два листа и протянул их Себу. Это были цветные распечатки с сайта. Белокожая брюнетка в откровенном чёрном белье на одной странице сжимала в зубах хлыст, а на другой — обвивала ногой шест. Себ бросил на Джима вопросительный взгляд — и поймал довольную, насмешливую улыбку.  — Что скажешь, дорогой? Немного посмотрев на распечатки, Себ честно сказал:  — Ничего. Джим рассмеялся, забрал листы, смял и швырнул комом на другой конец комнаты.  — Верно, — согласился он. — Ничего. Но я хотел бы посмотреть на его лицо, когда он с ней встретится. Уточнять, кого именно ждала встреча с женщиной, Себ не стал — это было очевидно. Джим улыбнулся шире.  — О, он будет в восторге. Впрочем, — улыбка чуть увяла, — он её сделает. И может, я дам тебе прострелить эту хорошенькую голову. Хочешь?  — Не особо. Но если прикажете… — спокойно отозвался Себ. Он чувствовал усталость. Уже не похмельную, а какую-то глобальную. Было бы привлекательно съесть ещё пончик или два, но для этого требовалось протянуть руку. Слишком серьёзное усилие.  — Я пока не решил. Возможно, — кажется, Джим говорил больше с самим собой, чем с Себом, — в конце концов, она забавная. Столько мишуры, столько пафоса… Может, вас познакомить? Эта идея подняла Джиму настроение, а Себ так и сидел на диване, не двигаясь. Джим расхаживал по комнате. Необычное зрелище. Он говорил об одном, но Себ был уверен — думал совершенно о другом. Время от времени его мысли путались, но не как во время бреда. Речь оставалась ясной, чёткой и звучала с чистейшим лондонским акцентом. Скорее, он просто совершенно не задумывался над тем, что несёт. Сначала о женщине с фотографий («Обожаю ванильных девочек с плётками»), потом вдруг — о каком-то чертеже и подарке («Я обвяжу его ленточкой»), о мистере Холмсе, который «рано или поздно дозреет» до чего-то. При этом руки Джима всё время двигались: поправляли молнию на костюме, лохматили волосы, просто шевелились. И вдруг Джим замер. Выдохнул:  — Смолвуд. Глаза заблестели. Улыбка стала жуткой, маниакальной. Настолько пугающей, что даже Себа пробрало сквозь полную равнодушную заторможенность.  — Смолвуд, — повторил он. — Он это съест. Сожрёт целиком. Большой-большой Груффало попадётся в мышеловку. А маленький мышонок посмеётся, пока звери будут рвать из Груффало шерсть и перья. О, детка… — протянул он медленно, щурясь с наслаждением, — это будет клёво.