dame de l'air

Габриэлю нужно было немного времени, чтобы окончательно убедиться в том, что он влюбился в очаровательную соседку, проживающую этажом выше и постоянно путающую нумерацию в их доме. Эмили Купер, словно обладала особым даром: располагала к себе моментально и заставляла тонуть, погружаясь в эфемерный дурман, исходящий от душистых духов. Своей легкостью и непринужденной манерой общения она провоцировала уголки его губ дернуться вверх и расплыться в добродушной улыбке, и с каждой новой встречей в голову закрадывалась мысль о том, что эта воздушная леди, прибывшая в город всех влюбленных из Чикаго, ассоциировалась с чем-то невыносимо нежным и трогательным. Даже когда Эмили ошибалась в произношении, моментально коря себя за помощь онлайн-переводчика, она казалась ему истинным воплощением этого городка, каждая улочка которого кричала о вековой эстетике и шарме. Эмили напоминала Габриэль самого себя. Просто паренька из Нормандии, только-только приехавшего покорить Париж своим кулинарным талантом. Только в отличие от него, у Эмили в багаже было весомое преимущество: нескончаемый поток энергии и неунывающий настрой. Она старалась выглядеть стойко, даже в те моменты, когда приходила после работы расстроенной. И слушая её рассказы, Габриэль искренне не понимал, как такая, как Эмили, может кому-то не понравиться? Ведь эта шумная, деятельная, во всех смыслах очаровательная, девушка одним взмахом темных длинных ресниц и приветливой улыбкой могла разогнать серые тучи, скопившиеся над душой. Она умела дурачиться, веселиться и поднимать настроение. Габриэль понимал, что в Париже принято флиртовать, одаривая друг друга комплиментами, но когда Эмили врывалась, подобно вихрю из праздничного конфетти, в его ресторан перед закрытием, он не мог не нарадоваться её приходу. Пусть некоторые парижанки кривились, когда она вместо салатиков заказывала более калорийные блюда, распивая при этом бутылку кока-колы, Габриэль лишь качал головой и ласково ухмылялся. У Эмили, видимо, был врожденный талант, озарять все вокруг своей харизмой. Слушая её заразительный смех, образ милой Камилль, отношения с которой, стоило признать, давно изжили себя, куда-то улетучивался, совсем стирался. И окончательно развеялся, когда Эмили влетела в ресторан и прильнула к его губам, целуя так, как никто и никогда. Одно прикосновение её колдовских губ заставило почувствовать непреодолимое желание прижать её к себе и не отпускать никогда, не отдавать никому, словно эта dame de l'air* даровала ему крылья свободы, новый стимул к движению вверх, к самим звездам, что сияли на небосводе. «Но ты же мне понравилась», — собственные слова эхом красивой симфонии прозвучали в голове, и Габриэль понял, что пропал окончательно, заблудился в мире этой хрупкой девушки из Чикаго, что за столь короткое время стала невыносимо родной, стала ярчайшим светом, таким манящим и запретным, в лучах которого он, непременно, должен был медленно сгорать, подобно бедному Икару. А потом мимолетная сказка разрушилась с появлением Камилль и реакцией самой Эмили. Пожалуй, ему стоило упомянуть раньше про свою девушку, но теперь было поздно думать об этом, потому что время нельзя повернуть вспять. А если бы такое было возможно, то Габриэль, не жалея ни о чем, вновь и вновь повторил бы этот сладостный миг, когда их губы, изучая друг друга сплелись и затанцевали. Но идиллия их трогательного соседского духа в миг рухнула. Габриэль видел, что Эмили избегала его и больше не заходила на чашку чая, даже в улыбках, адресованных ему при встрече, проскальзывали чувства беспокойство и вины. А он глядел на неё, ставшую в один момент такой недоступной и далекой, как на видение. Как банально, они нравились друг другу, но так и не стали любовниками, а дружеская связь затрещала по швам. Особенно, когда они любовались красотой «Звездной ночи» Ван Гога. Как никогда близкие, едва касающиеся друг друга кончиками пальцев, разделенные навсегда и затерявшиеся на пути друг к другу в другой вселенной. Он лгал ей, говоря, что забыл об их мимолётном поцелуе, а она, казалось, была рада и несчастна одновременно от этой новости. Габриэль чувствовал себя Ван Гогом, который медленно поддавался сумасшествию и насмотреться не мог на неё, на его Эмили. — Я тоже почувствовал это, — словно на исповеди, прошептал Габриэль, когда они достигли дома, а она лишь улыбнулась в ответ и пошла к себе. А потом недели превратились в рутину, работа больше не радовала, а попытки вычеркнуть из головы все мысли временем, проведенным с Камилль, ещё больше заставляли думать о той, с кем ему не быть вместе. Это было выше сил Габриэля. Лучше уж они не целовались, тогда бы не было между ними этой стены, сотканной из неловкости и невыносимого притяжения, которое ускорило волшебство Парижа. Ведь здесь, черт подери, невозможно не влюбляться! А Эмили, как назло, соединила во всех своих движениях загадочный шарм, притягивающий стрелы амура с удвоенной силой. Габриэль стал испытывать чувство ревности всякий раз, когда на горизонте маячил какой-нибудь симпатичный парень, будь то коллега Эмили, брат Камилль или же тот заносчивый сноб-профессор. Наверное, было жутко неправильно так поступать, считать Эмили своей чудесной феей, которая смогла осветить для него Париж, утонувший в мрачной пелене собственных переживаний и возродить в душе утраченные надежды. Но она за столь короткое время сумела по-настоящему понять его, словно они были знакомы всю жизнь. Заставила поверить не только в то, что любовь с первого взгляда существовала только в романтических комедиях, но и в родство душ. И чем больше Купер хотела отдалиться, прервав общение с ним, пересекаясь лишь изредка в толпе и на лестничной площадке, Габриэль, видя её, убеждался, что не чувствовал себя больше потерянным. Неудивительно, что Камилль стала все больше отдаляться, вытесняться из сердца, уступая место открытой Эмили, которая даже готова была проститься с ним навсегда, лишь бы не рушить четко продуманный план, который воплотил бы все его грезы в жизнь. Вот только загвоздка заключалась в том, что мисс Купер очень трудно оставить позади, потому что ему необходимо видеть её, а ещё больше быть рядом. — Я не хотела, чтобы наша последняя встреча была такой, — быстро говорила Эмили, от волнения становясь ещё прекраснее, а он вспоминал то, как впервые увидел эту невероятную американку, неудачно примерившую роль взломщицы, которой все же удалось пробраться к его сердцу, подобрав верную отмычку от всех замков. Габриэль не позволил первым слезинкам сверкнуть в её красивых томных, оленьих глазах, прижав её совсем близко, вовлек в поцелуй, которого они так отчаянно желали. Спасательный поцелуй, словно по волшебству разрушающий посланное на них заклятье. Они целовались долго и самозабвенно, не пытаясь всеми силами унять гул сердец. Все былое утратило всякий смысл, озарившись новыми красками. Эмили будет скучать по нему... Значит, она все ещё чувствовала к нему тот прилив нежности, страсти и притяжения, обвязавший их друг с другом крепко-накрепко красной лентой с момента первой встречи. Габриэль не в силах покинуть её сейчас. Эта мысль отчетливо появилась в голове после того, как Эмили обняла его во сне после всех жарких ласк в его квартире. Все вокруг забылось в этом момент, отошло на второй план, потому что казалось таким несущественным. Все внутри него заполнялось каким-то недоступным ранее, эфемерным волшебством, заставляющим кровь сильнее циркулировать по венам, а сердце со стремительной скоростью вырываться из груди. Хотелось проживать этот миг снова и снова, любоваться спящей Эмили. Наблюдать за тем, как лунный свет скользил по её фарфоровой коже, заставляя сверкать шоколадные волны рек, что в творческом беспорядке разметались по подушке. Хотелось вновь прижаться к ней утром, поцеловать в лоб и пойти на кухню, чтобы приготовить самый вкусный омлет на свете и вновь покорить её сердце. Встречаться каждый вечер в ресторане, слушая её рассказы о работе, гулять по ночным улицам Парижа, целоваться у всех на виду, дурачиться и никогда не оставлять, потому что все его мечты, даже любимая работа, без Эмили теряли всякий смысл. Без своей dame de l'air он не продержался бы и рванул в Париж сразу же после двух недель в Нормандии. И то ли от воздействия чарующей атмосферы ночи, то ли от внезапного везения, озарение и решение всех проблем возникло перед Габриэлем вместе с щедрым предложением месье Ламберта, на которое, он, конечно же согласился, потому что тот понимал его, как никто другой. А сам Габриэль больше всего не желал просыпаться от столь сладостного сна под названием Эмили Купер, ведь финансирование Антуана не только позволяло стать владельцем уютного, ставшего вторым домом, ресторана, но и не позволяло рассыпаться в прах шансу на счастье, который они с Эмили наконец обрели.