Ненависть и ничего больше

Отличные оценки, отличные танцы, отличный вокал, активное участие в жизни университета — это про Пак Чимина: умного, веселого, дружелюбного и просто потрясающего парня. Отличные оценки, отличные стихи, отличный рэп, активное участие в жизни университета — это про Мин Юнги: умного, целеустремленного, безжалостного, но добивающегося своих целей парня. Связывающая их когда-то крепкая дружба превратилась в пыль ровно год назад. Именно в тот день на смену приветливым улыбкам и словам поддержки пришла вражда под руку с колкостями, оскорблениями и постоянными перепалками. А сопровождающееся вместе с этим соперничество только подливало масла в огонь. Дело даже доходило до драк во дворе университета или в актовом зале во время репетиций. Однако сейчас свои эмоции обуздать они не смогли в коридоре перед дверью декана, что было их большой ошибкой. Выбежавший на появившийся в коридоре шум взрослый мужчина разнял двух парней, которые с силой начинали избивать друг друга. Пак с Мином уже не раз были замечены за словесной перепалкой или дракой преподавателями и деканом факультета. Про их ненависть друг к другу слагали легенды, все, кто следил за их развивающимся с каждым днем конфликтом, знали, что Чимин с Юнги всегда были друзьями. Сидели рядом в аудиториях, выполняли вместе проекты, ставили совместные номера на мероприятиях. Однако причину их ссоры и усиливающегося жестокого противостояния не знал никто, кроме них самих. — Ко мне в кабинет! Немедленно! — крикнул мужчина, разъяренный из-за еще одной навалившейся проблемы в виде двоих разлагающих дисциплину студентов. Чимин и Юнги бросили друг на друга последний испепеляющий взгляд и вошли в кабинет декана. — Это уже ни в какие ворота не лезет! — мужчина в порыве ярости стукнул кулаком по столу. Глухой шум эхом разлетелся по большому вытянутому кабинету. — Ладно еще когда вы вступаете в споры на парах, обмениваетесь любезностями где-то на улице за стенами университета, но имейте совесть! Не перед моей же дверью! Сорванные пары из-за диких споров, сопровождающихся переходом на личности, стали настолько привычным явлением, что преподаватели порой запрещали им отвечать на занятиях, произносить хотя бы слово, а то и вовсе выгоняли из аудитории, как только они начинали обмен мнениями. Учившиеся на одном потоке конфликтующие парни стали главной причиной отличной посещаемости всех студентов на их совместных парах. Никто не желал пропускать такое шоу. И все гадали, чем же все закончится на этот раз. Но на этот раз вспыльчивое поведение и очередные разборки Мина и Пака грозили закончиться чем-то худшим, чем обычным выговором, как это было всегда. — Если бы вы не были активистами и не повышали имидж университета, я бы уже давно подал заявление на ваше отчисление! — продолжал кричать разгневанный мужчина. — Вы со своими конфликтами у меня уже в печенках сидите! Ну сколько можно?! — он рухнул на кожаное кресло и потер руками у висков. Эти двое всегда приносили положительные результаты в учебе и творческой жизни, но вместе с этим они уже на протяжении года приносили и неприятности в виде разлагающих учебную дисциплину случаев. — Значит так, — в голову декану пришла, на его взгляд, гениальная идея. — Вы знаете, что через неделю в университете будет праздноваться День студента, и вы наверняка готовите сольные номера, — он сделал паузу, наблюдая за ожидающими своего приговора студентами. — Либо вы готовите совместный вокально-танцевальный номер, либо я лишаю вас повышенной стипендии, поверьте, у меня есть все основания, чтобы сделать это. По вытянувшимся лицам и открытым ртам было видно, что они удивлены таким ультиматумом. Никто из них не был намерен лишаться материальной поддержки в виде стипендии, и расплывшийся в довольной улыбке взрослый мужчина прекрасно знал это. Они прилагали максимум своих усилий, чтобы заполучить ее, и каждый из них довольно сильно зависел от дополнительного дохода, но помирить Пака и Мина теперь стояло превыше всего. Отчислить их нельзя, но и терпеть подобное поведение надоело уже всему руководству. — Если одной недели, данной вам на подготовку, для вас недостаточно, то можете пропускать некоторые занятия, это не повлияет на ваши оценки. Но ровно через неделю я буду сидеть в первом ряду и наблюдать за вами, и если вы не выступите вместе на должном уровне, то… Я вас предупредил. Можете быть свободны, — мужчина указал на дверь, и студенты поспешили удалиться, чтобы еще больше не злить и без того разгневанного декана. В коридоре было пусто. Прозвеневший недавно звонок оповестил всех о начале занятий, на которые Чимин и Юнги уже не торопились идти. — Это все из-за тебя, придурок! — выплюнул Юнги стоящему напротив Чимину. — Теперь из-за тебя меня лишат стипендии! — Как будто одного тебя ее лишат! Перестань думать только о себе! — Чимин не волновался о том, что его могут услышать, и так же, как и Юнги разговаривал на повышенных тонах. Впрочем, по-другому разговаривать они и не умели. — Да если бы ты не думал вечно о себе, нам бы не поставили такой ультиматум, кретин! — Юнги подошел вплотную к Чимину, ткнув пальцем в его грудь. — Уже год ты ведешь себя как полнейший идиот, а страдаю из-за этого я. — Да пошел ты! — Чимин одернул руку Юнги и оттолкнул его. — Пошел ты! — крикнул Юнги вслед уходящему парню. *** Три дня они не пересекались в универе: совместных пар не было, репетицию для номера они так и не начали. Каждый упорно не хотел делать первый шаг и предлагать начать совместную работу для общей выгоды. Репетиции у них были в разное время, однако сегодня репетиция Юнги следовала прямо за репетицией Чимина, где он исполнял свой изящный танец. Тонкие пальцы перебирали белое полотно, которое то летало в воздухе, то кружилось вокруг хрупкого Чимина. Пластичное и грациозное тело двигалось в такт медленной и легкой мелодии, а носки босых ног вытягивались как струна, словно пытаясь достать до неба. Зрелище было зачаровывающее. Что уж тут говорить: Чимин умел танцевать и чувствовал музыку. Он прекрасно контролировал свое тело и знал, как заставить зрителя смотреть на него, не отрывая глаз. Это с трудом удалось сделать Юнги, что непрерывно наблюдал за репетирующим Чимином. Он выключил музыку и вышел из-за кулис. — Учишься балету, Пак? — с язвительной улыбкой произнес он и, сунув руки в карманы джинсов, подошел к пытающемуся отдышаться Чимину. — Какого черта?! Я еще не закончил! — от неожиданности воскликнул Чимин. — До конца моего времени еще 15 минут! Вали отсюда! — А что если не уйду? Что ты тогда сделаешь? — Юнги одарил Чимина надменным взглядом. — Как тогда, полезешь на меня с кулаками? Чимин схватил Юнги за ворот тонкой толстовки и с угрозой во взгляде посмотрел на Юнги. Он был натурой утонченной, но если его разозлить, то силы в нем было хоть отбавляй. Пару синяков и разбитую губу обеспечить противнику мог. — Если надо будет, то полезу, — сквозь зубы процедил Чимин в лицо Юнги. — И разукрашу твое смазливое личико так, что на нем живого места не останется. Юнги только ухмыльнулся в ответ на Чиминову реплику. Такие угрозы его уже давно не брали, за год противостояния и не такое друг другу говорили. — Так! А ну-ка разошлись! — вошедший в зал руководитель культурного центра поспешил разнять их. Чимин оттолкнул Юнги. Как обычно и делал это всегда. Юнги вообще никогда не сопротивлялся и не лез в драку первый. Он только провоцировал его, выводя на эмоции и искривляя лицо в ядовитой ухмылке. А Чимин всегда поддавался на провокации, не в силах противостоять соблазну еще раз ударить подонка Мин Юнги. — Что вы тут опять устроили?! — Джин, отвали, — раздраженно бросил Юнги. Им постоянно задают одни и те же вопросы. Как будто они слепые и не видят, что происходит между ними. — Я знаю, что вам нужно поставить совместный номер, вы уже занялись этим? — Я не буду выступать вместе с ним, — Чимин презрительно посмотрел на Юнги. — Хватит! Вы не в детском саду в конце концов! А ведете себя как трехлетние дети! — Джин тоже не выдерживал их поведения и раздражался с каждой секундой все больше. — Я тоже ответственен за выступления, поэтому, Юнги, ты будешь исполнять свою песню, а ты, Чимин, будешь танцевать под нее. Ритм там похожий, так что ты быстро приспособишься. Времени на постановку нового номера нет, и вы начнете репетировать немедленно. Вам ясно?! — никаких предложений или условий. Джин говорил приказным тоном, противоречить которому было бесполезно, иначе можно было вообще лишиться появления на сцене и заодно повышенной стипендии. Джин поставил песню Юнги, чтобы Чимин прислушался и правильно поставил к ней уже отрепетированные движения. Песня и правда не имела быстрого ритма и хорошо подходила танцу Чимина. — Это что, first love? Неужели такой человек как ты может любить? — насмехался и брызгался ядом Чимин. — Может, — коротко отрезал Юнги, бросив взгляд в пол. От такого ответа Чимину стало на мгновение не по себе. Он ожидал услышать такой же колкий ответ, но его не последовало. Впервые начинавшаяся перепалка закончилась не из-за вмешательства кого-то постороннего. Она прекратилась, даже не успев начаться. — Чимин, ты пока подстраивайся под новую песню, а мы пойдем принесем вазы для украшения зала, — Сказал Джин и скрылся вместе с Юнги за кулисами. Песня начиналась неторопливо, бархатистый с хрипотцой голос Юнги потрясающе вписывался в атмосферу самой песни и четко произносил каждое слово, делая акценты на нужных битах. Постепенно нарастающий темп придавал энергии, которую хотелось выплеснуть вместе со своей болью, которая таилась уже столько времени в груди Чимина, но, услышав грохот бьющегося стекла, он остановился. — А ты, оказывается, можешь не только профессионально сердца разбивать, но и что-то помимо этого, — издевательски посмеялся Чимин, отчего глаза Юнги застелило пеленой злости. Не сдержав себя, он быстро подошел к ничего не подозревающему Чимину и влепил тому звонкую пощечину. Не останавливаясь на этом, он начал наносить удары по лицу и в живот, не пытаясь укротить свою бешеную злость. Чимин не оставался в долгу и тоже успевал наносить ответные удары, хотя в этой ситуации сила была на стороне Юнги. — Юнги, прекрати! — Джин оттащил озлобленного парня, который пытался вырваться, но все было безуспешно. — Вы же покалечите друг друга и не сможете выступать! Пытаясь успокоиться, Юнги стирал кровь, выступающую из раны на брови, а Чимин — кровь, стекающую с губы. Оба были взбешены, один Джин от бессилия уже не знал, что делать. — Вы можете хотя бы спокойно вазы для цветов принести из кладовой или нет? — он умоляюще посмотрел на парней, которые коротко кивнули головой и пошли доставать вазы. Комнатка была небольшой, в ней хранились костюмы, реквизит и прочие принадлежности, которые могли бы пригодиться во время выступлений. Коробки с вазами, стоящие одна на другой, хранились в дальнем углу кладовой, куда и направились в полной тишине Пак и Мин. Найдя необходимые предметы, они направились на выход, как вдруг дверь кладовой с грохотом захлопнулась, а ключ в замочной скважине повернулся два раза. Бросив вазы обратно в коробки, они ринулись к закрытой двери, молотя по ней кулаками. — Какого хрена, Джин?! — Это не смешная шутка, открой немедленно! Они продолжали пытаться выбить дверь, которая прочно сидела на дверных петлях и не собиралась двигаться. — Вы не оставляете мне другого выбора, — послышался глухой голос Джина за дверью. — Пока вы не помиритесь, дверь я не открою! — Но мы же просто поубиваем друг друга, — отчаянным голосом крикнул Пак, пытаясь вразумить того открыть проклятую дверь. — Так вы и не взаперти можете сделать это прямо на репетиции или того хуже — на выступлении. А так есть небольшой шанс, что вы хотя бы поговорите. Осознав, что спасения им ждать не от кого, Юнги сел на пол, упершись спиной в стену. Чимин же не был намерен мириться с таким положением и продолжал колотить руками по двери. — Успокойся уже, — ровным голосом сказал Юнги. Его глаза были закрыты, а ресницы подрагивали. — Он откроет нас, только когда будет закрывать актовый зал в конце рабочего дня. — Я не собираюсь торчать рядом с тобой еще четыре часа, — рявкнул Чимин сверху вниз в сторону Юнги. — Ты мне противен. — А дружить с таким человеком половину своей жизни тебе было не противно? — Юнги распахнул глаза и вызывающе посмотрел на Чимина. Они никогда не возвращались к прошлому, не обсуждали произошедшее, не пытались понять или просто услышать друг друга. Обида, переросшая в ненависть, настолько их окутала, сжала оковами и порой не давала пошевелиться, что ничего, кроме взаимной неприязни, чувствовать они не могли, а исправлять это не хотели. — Ты не был таким раньше. Мне противно оттого, каким ты являешься сейчас, — не собирался униматься Пак. — Но я не становился другим! — не выдержал Юнги и поднялся с пола. — Ты просто хочешь считать меня подонком и винить во всех смертных грехах! — Но ты и так виноват! — сорвался на громкий крик Чимин. — Или ты хочешь сказать, что ты тогда был ни в чем не виноват?! — Ты даже не знаешь, что тогда увидел! — Юнги приблизился к Чимину. Может, если он будет говорить громче и ближе к лицу Пака, то он, наконец, услышит его? — Я пришел тогда к тебе домой, чтобы… — он запнулся и в бессилии опустил голову, подбирая нужные слова. Впервые, спустя год Чимин слушал и не собирался перебивать Юнги. Воспоминания того дня всплывали в голове Чимина с предельной четкостью. Он запомнил каждое движение, каждую мелочь, каждую деталь, которые с каждым прокручиванием в своей памяти причиняли все больше боли.  — Я пришел тогда к тебе, чтобы сказать, что она тебе изменяет. Я видел ее с другим парнем и не хотел, чтобы она водила тебя за нос, — он стал говорить тише, потому что в криках больше не было нужды. — Дома тебя не оказалось, но была она. Я сказал, что все знаю и собираюсь рассказать тебе, поэтому дал ей выбор: либо я все рассказываю, либо рассказывает она и сама уходит. Мои условия ей явно не понравились. — Ты целовался с ней! — не выдержал Чимин и криком перебил монолог. Из его глаз уже стекала первая слеза, оставляя мокрую дорожку на щеке. — Она сама лезла ко мне, чтобы ты увидел! — отчаянный крик пронзил слух Чимина. — Она уже знала, что с тобой все будет кончено, и решила и меня потянуть за собой на дно! — Ты обнимал ее, Юнги! Ты отвечал на ее поцелуй! — Пак больше не пытался подавить накатывающуюся истерику. Из его глаз брызгали слезы, которые, как бы он не старался, полностью стереть с лица не удавалось. — Ты хотел это видеть, — произнес еле сдерживающий свои эмоции Юнги. — Ты был слишком обременен самолюбием, чтобы простить. Хотя я даже ничего не сделал, — Юнги был измучен. Они оба вымотали друг другу все нервы за этот год, и примирение легким быть не обещало. — Но я не хотел этого видеть, — Чимин задыхался от слез. — Я не хотел видеть тебя целующегося с кем-то, — каждое его слово было произнесено сквозь тяжелые всхлипы и боль, сжимающую сердце. — Я тогда любил тебя… не ее. Сердце Юнги пропустило удар. При виде плачущего Чимина, искренне говорящего о своей любви, все его внутренности сжались, не давая пошевелиться и даже вздохнуть. — Я давно влюбился в тебя и прикрывался ею, — Чимин был не в силах посмотреть в глаза Юнги. Он лишь потирал глаза, красные от слез, опустив голову вниз. — Я думал, что это ненормально — любить тебя, и думал, что если начну встречаться хоть с кем-то, то перестану испытывать чувства к тебе. Ошеломленный происходящей ситуацией Юнги не мог прийти в себя. Он прокручивал сказанные Чимином слова и пытался собрать пазл воедино. Получившаяся картина не порадовала его, потому что результатом оказался потерянный год, тысячи недосказанных слов и сотни упущенных совместно проведенных часов. Каждый винил другого в причине их конфликта и не шел на примирение, хотя сейчас Юнги был уверен, что оба пожалеют, что были настолько упрямы. Он вплотную подошел к Чимину и взял его лицо в свои руки. Так близко Юнги давно не видел его. Он мог рассмотреть каждую родинку на лбу и на его скуле. Он мог посмотреть и безошибочно определить цвет его глаз. Он мог взглянуть на розовые губы, которые были испачканы кровью, и почти коснуться их. Красные заплаканные глаза смотрели прямо в его душу и сожалели обо всем, что сделали за этот год. — First love — еле слышно произнес Юнги. — Эту песню я написал о тебе — его губы дрожали, но он должен был произнести это. Он с трудом произносил слова, образовавшийся ком в горле перекрывал ему легкие. — Каким же я был слепым, что не мог разглядеть любовь в твоих глазах. Вся боль, которая хранилась в их сердцах, в этот момент отразилась на их лицах. Желая хоть как-то ее облегчить, Юнги крепко прижал Чимина к себе и прикоснулся своими губами к его губам, отдавая всего себя в этом медленном и осторожном поцелуе. Не веря в реальность происходящего, Чимин не сразу, но все же ответил на сдержанный поцелуй. Насколько это было запретно и неправильно, настолько это было так желанно и сладко. — Мы потеряли целый год, — прикрыв глаза, готов был снова расплакаться Чимин. — Тшш, — успокаивал его Юнги оглаживая по голове. — Наверстаем еще упущенное, — в надежде на лучшее, легкая улыбка коснулась его губ. Они отлично выступят на мероприятии, сохранят свою стипендию и еще о многом успеют поговорить, но больше не позволят недосказанностям разрушить то, светлое чувство, что теплилось в их душах даже во время показной «ненависти».