Прозрение

Несколько лет назад. Совершенно никому не нравится война. Не нравится кровавое мессиво, горы трупов, лежащие на земле окровавленные оружия, холод в душе и снаружи, утрата близких людей, горечь и невероятная скорбь: всё это прекрасно характеризует войну. История — самая лживая на свете наука. В книжках, которые Локи давали почитать, либо же он сам пробирался в царскую библиотеку так, чтобы его никто не заметил (все знали о его безумной любви к книгам и любознательность ко всему внешнему миру, но тем не менее, практически запрещали выходить куда-то дальше замка) он читал, что Йотунхейм и Асгард, наконец, заключили между собой перемирие, пусть Один и не очень этого хотел, однако, всё-таки пожал руку Лафею и ушёл. А сейчас.. Сейчас всё стало по-другому. Прошлое совершенно неоднозначно. Лафейсон догадывался, что царь Асгарда это сделал лишь из выгоды для себя, ведь в ледяном царстве много ресурсов, которые можно использовать во благо своего королевства, да и сам Йотунхейм был процветающей цивилизацией, ничуть не отстающей от Земли или Асгарда, даже обгоняющей их по всем параметрам. Да и для Одина тут находилась важная вещь, которую царь хотел заполучить — ларец вечных зим. Он обладает невероятной мощью, и только он поддерживает жизнь в Йотунхейме. Если ларец уничтожить или забрать в другое королевство — раса ледяных великанов погибнет. Поэтому они всеми силами защищали источник своей жизни. Однако, сегодня явно не их день. Прямо сейчас повсюду царит хаос, разруха, разрушения и отнятие чужих жизней. Это было.. Несправедливо. «Несправедливо» — повторяет маленький пятилетний мальчик с чёрными длинными волосами, полными доброты и непонимания причины войны красными глазами, с крохотными руками и голубой кожей. —Папа! — кричит Локи на всё поле битвы. На весь, чёрт возьми, Йотунхейм, который прямо сейчас доживал свои последние минуты жизни. —Папа! Где ты?! Локи был смышлёным, умным мальчиком, он знал, что большинство, а если быть точным, вся его раса не выживет. Погибнет совсем скоро. Скорее всего, Лафей мёртв, потому что, как Локи знает, правителей убивают самыми первыми, чтобы те не смогли давать приказы своей армии и участвовать в войне самим. Если бы их убивали последними, провоцирующие конфликт уж точно бы проиграли. Но мальчик не перестаёт терять надежду, что его папа жив, хоть и прозрение практически полностью затмевает его сознание. Какой-то асгардский воин схватил Лафейсона за руку и куда-то потащил. Мальчик пытался вырваться, бил свободной рукой, ногами этого воина, просил отпустить, говорил, что ему больно, умолял оставить в живых всех его друзей и весь народ, предлагал альтернативу — забрать его жизнь и оставить в покое других ледяных великанов. Но его не слушали, он был буквально пустым местом, ненужным, как старый кардиган под кроватью людей или богов. Через несколько минут его отпустили. Точнее, этого воина кто-то пронзил копьём, он упал на холодную землю и умер. Локи не нравится это видеть, но ему нравится чувствовать себя свободным. Ещё больше ему нравился мир во всём мире, нравилось проводить время с папой, нравилось видеть счастливые улыбки жителей Йотунхейма. А сейчас нет ничего из этого: ни мира, ни папы, ни улыбок, да даже тех самых жителей, и то истребили. Он уже ненавидит себя и свою жизнь. Мальчик смотрит на труп воина, а затем поднимает голову и видит того самого, кто эту войну и устроил. К сожалению, сам мальчик этого не знал, и был слишком доверчив. —Всё в порядке, малыш? Величествинный голос оглушает, заставляет сердце стучаться сильнее, бояться. —Не думаю, — говорит Локи немного дрожащим голосом, но по его виду и не скажешь, что он боится. Один поражается: даже его родной сын Тор не настолько смел. А этот мальчик благородный, храбрый и миролюбивый. Ему нравятся такие люди. Не все взрослые владеют хотя бы одним из этих качеств, которыми владеет пятилетний малыш. —Как тебя зовут? — задаёт вопрос Один. —Локи, — отвечает мальчик. Конечно, папа учил его не разговаривать с незнакомцами, но в этот момент это правило не помогало. Помогало лишь то, что Локи собирается спросить. —Вы можете это остановить? Я не хочу, чтобы всё это продолжалось, — глаза наполняются слезами, ладони закрывают лицо. —Ну пожалуйста! — ноги подкашиваются, от чего Лафейсон практически падает на землю. Но его тут же ловят сильные руки. Один чувствует вину, укол совести, и даже из-за этого он не смеет отступить, остановиться. Всё-таки, Фригга была в чем-то права: она говорила о том, что война ни к чему хорошему не приведёт, а лишь испортит отношения с соседней цивилизацией, да и сам Один наверняка будет чувствовать некую вину. На что всеотец ей отвечал: «я знаю, что делаю». Фригга промолчала, и спустя несколько минут сказала, что не будет принимать участие в войне, и что всеотцу тоже бы точно не помешало, а наоборот, помогло. Один поднимает малыша на руки, убирает его ладони с лица и вытирает большим пальцем слёзы. В его руках находиться приятно, как бы Локи не хотел этого отрицать. Через ткань его одежды чувствуется шершавость его рук, на что ему, по-сути, было всё равно. Всеотец усмехается тому, как малыш прижимается к нему и пытается согреться. Тогда он подзывает к себе Тора и снимает с него красный плащ, а затем бог грома помогает укутать Локи в него. После этого Тор добивает последнего ледяного великана и идёт в замок со своими друзьями, чтобы забрать ларец вечных зим. —К сожалению, я не могу остановить это, — произносит Один, подходя к своим воинам, которые уже подготовились вызвать радужный мост. —Но я могу забрать тебя, чтобы ты не погиб здесь от холода и одиночества. Всеотец использует магию и работает над внешностью Локи. Он делает его кожу такого же цвета, как и у себя, превращает красные глаза в зелёные. К тому времени, как он уже превратил его из великана полностью в обычного человека, Локи закрыл глаза и заснул, а Тор вернулся с ларцом. —Отлично, — говорит Один и призывает радужный мост. Война закончилась, навечно оставив отпечаток на сердце Лафейсона.

***

Наше время. —И после всего этого ты задаёшь вопрос, почему я ненавижу тебя, отец? Локи выделяет последнее слово, показывая, насколько он вызывает отвращение у него. Его нельзя назвать ни отцом, ни тем более папой, да даже всеотцом, и то противно называть! —Мы были счастливы в Йотунхейме. Мы радовались каждому проведённому дню, проживали его так, словно он последний. Я знал буквально каждого ледяного великана, был знаком с каждым из них лично. Мой папа был невероятным, весёлым, добрым, справедливым в делах своего государства. Но ты всё это уничтожил. Локи отворачивается, сжимает руки в кулаки, ногти впиваются в мягкую кожу, но он не придаёт этому значения. Ему было больнее внутри, чем снаружи. Один слишком бесчеловечен — этот вывод он сделал только сейчас несмотря на то, насколько бредово это звучит, если учесть, что Один — бог. Но от этого он не становится менее правильным, а может быть, более. —Локи.. —Я ненавижу тебя. Ненавижу Тора, себя и свою жизнь, — Лафейсон перебивает всеотца и вновь поворачивается к нему, смотря на него полными слезами глазами. Один тяжело сглатывает, вина поглащает его ещё больше. —Единственная, кого я люблю в этом мире — это Фригга. Она единственная из вас приняла верное решение, оставшись в Асгарде. И только она сглаживала моё одиночество, не пыталась стереть воспоминания о том страшном дне, в отличии от тебя и твоего любимого родного сукиного сына, — голос пропитан злостью, разражительностью, язвительностью. Это вполне себе объяснимо: многие годы Один и Тор хотели убрать воспоминания о войне из головы Лафейсона, просили об этом Фриггу, ведь она одна из их семьи, кто мог владеть магией. Но она сразу же отказалась, она не могла так обманывать своего сына. Именно сына, ведь она любила его даже больше, чем родного. И Локи считал её своей мамой — она была нежной, доброй, понимающей и заботящейся. Чего не скажешь о тех двух болванах. —Локи, послушай.. — пытался начать Один, однако его сразу же перебивали. —Нет, дорогой всеотец, это ты послушай, — Локи угрожающе подходит к нему, и его вид пугает даже самого Одина. —Скажи, зачем ты забрал меня тогда? Чтобы выпустить меня из дворца Асгарда тогда, когда я пригожусь тебе? —Как ты смеешь нести такую чушь? —Не лги мне, — почти что рычит Лафейсон. Будучи богом обмана, он терпеть не мог ложь. Это звучало странно, но скажите, кому из вас нравится сладкая ложь? Лафейсон больно схватил Одина за запястье. Как несколько лет назад его взял за руку тот воин. Тот самый воин, который хотел убить его — пятилетнего мальчика. Очевидно, что в глазах Одина плескается боль. Но эта боль — ничто по сравнению с тем, что пережил и переживает бог обмана. В его глазах также прекрасно читается «да, это правда». На лице Локи появляется непонятная эмоция — то-ли грустная, то-ли яростная, то-ли вообще весёлая. Но она задержалась всего лишь на секунду, так что всеотцу было трудно понять, какая именно. —Если бы не ты, я бы не был тем, кем пугают родители своих детей. Локи отпускает руку ненавистного ему бога и выходит из хранилища. Он чувствовал себя забытым, потому что никто, ну совершенно никто не обратил на его ярость и одновременно с ней отчаяние: ни стражники, которые прекрасно слышали разговор, ни друзья Тора, что расхаживали по дворцу и кидали на бога обмана ненавистные взгляды, ни сам Тор, который говорил, что вроде как любит его всем сердцем как родного брата, хотя и знал о его прошлом. Может, это и к лучшему? Никто не будет задавать лишних вопросов, донимать.. Ему не нужна поддержка. Он всю жизнь сам справлялся с паническими атаками, находил свой собственный путь. Практически все были счастливы, кроме него, это разве плохо? Локи останавливается в своём любимом месте — балконе. Он всегда приходил сюда почитать книги (единственное любимое занятие в его жизни), поразмышлять о чём-то. Сейчас же это место было успокоением, бесконечным умиротворением, словно после кораблекрушения. Здесь был свежий воздух, свобода и завораживающе красивый вид на весь Асгард. Он услышал аккуратные, тихие — но недостаточно тихие, чтобы подкрасться к нему — шаги. И сразу понял, что это Фригга. Ведь только она понимала его и шла поддерживать после разговоров с Одином, хоть бог обмана и не нуждался в этом. Чёрт, кого он обманывает? Ему нужна его мама — именно мама — в любых обстоятельствах. Ему нравится, как она не оставляет его в сложных ситуациях, в отличии от Тора и Одина. Семьёй их точно не назвать, от семьи только одно единственное название. А вот Фриггу — можно, даже нужно, ведь она действительно заслуживает этого звания. Она заслуживает весь мир, заслуживает сына куда лучше, чем Лафейсон. Женщина же сама так не думала, она считала, что он и так имеет титул лучшего, пусть и не родного, но сына. Локи оборачивается, оставляя одну свою руку на преграждении. Фригга с грустью смотрит на него — конечно же, она знает о том разговоре, сожалеет о случившемся. Она подходит к нему вплотную и обнимает. Гладит по волосам, что-то шепчет, что Локи не может расслышать. Он вдруг понял, к нему пришло прозрение, что люди и боги пойдут на что угодно ради власти. Это пугало и одновременно поражало. Локи закрывает глаза, расслабляясь в нежных и закрывающих от всего мира объятьях матери.