А цветы распускались.

Пётр Верховенский, был один из тех, кто полностью скрывал свои настоящие чувства, эмоции. Днём это был вечно улыбающийся юноша, настоящий сплетник, который пытается узнать все последние новости и разогреть ещё большую интригу вокруг человека или события. Все его знакомые считали, что это доставляет ему огромное удовольствие, да и кроме того, видели на лице Петра вечно широкую ухмылку. Это была маска, которая скрывала всю глубину его настоящих чувств. Как правило, к концу дня он был эмоционально истощён и просиживал так полностью опустошённым за письменным столом, глядя в окно, в даль, слушая звуки ночи. Это продолжалось до часов четырёх утра. Бывало, тот так и засыпал, сидящим подле окна, иногда всё же доходил до кровати, предаваясь в руки Морфея. Этот раз, не исключение. Верховенский-младший стоял напротив зеркала, разглядывая своё отражение. Лицо, которое представало парню было бледно, под глазами залегли синяки, волосы неряшливо растрепались, на краешке губ расположилось пятно крови. Юноша почувствовал резко пришедший приступ кашля. Быстро достав платок из кармана брюк, прикрыл им рот и откашлялся. Отнеся платок от лица, тот посмотрел на него и с выдохом болезненно прикрыл глаза. Материя, была запачкана кровью, а на поверхности лежали лепестки пурпурной сирени*. Пётр Степанович, всегда считал, что любовь, это признак слабости, что те кто любят, просто трусы, которые не могут сами постоять за себя, прячась за спину возлюбленного. Поэтому, он никогда не любил, не испытывал симпатию. Будучи в Петербурге, тому часто приходилось отказывать симпатичным барышням, он не мог себя обманывать, он не испытывал к ним все эти тёплые чувства, про которые пишут в романах, он был выше этого и гордился своей независимостью. Вскоре, девушки умирали, точнее задыхались, в их лёгких окончательно распускались цветы. Получая эти новости, Верховенский лишь хмыкал, мол, сама виновата, что влюбилась. А сейчас, сам чувствуя, как цветы больно режут внутри понял, трус не тот, кто полюбил, трус тот, кто умер от этой чёртовой болезни. И зачем же он только согласился ехать в эти чёртовы Скворечники. Николай Ставрогин был идеален, был предметом воздыхания многих дам, был его идолом. Осознание того, что твоя любовь тебя всем сердцем ненавидит, больнее, чем он ожидал. Петруша не собирался признаваться в своих чувствах, он лучше умрёт в одиночестве, чем от насмешливого взгляда на своё существо. Пусть мир запомнит гордого революционера, чем позорно умершего от недостатка кислорода или потери крови мальчишку, что влюбился. В реальность его вернула резкая боль под рёбрами, тот согнулся, дабы уменьшить неприятное ощущение. Он чувствовал, ему осталось не долго. Именно поэтому, последние два дня он вплоть проводил с "нашими", обсуждая планы того, как начать смуту, давал указания и говорил, что те продолжат его дело. Они же лишь странно на него поглядывали, думали, мол бредит, ну что с ним может случится? И так же удивлялись, когда тот заходился кашлем во время своей речи. Когда спрашивали, Верховенский лишь твердил о том, что это обычная простуда, скоро вылечится. Его даже уже никакой Шатов не интересовал, и тем более, расправа над ним. Взгляд Петра устремился в окно. Погода, стоявшая сегодня ночью, была уникальна: ясное небо, усыпанное звёздами, приветливо приглашала прогуляться по улице, луна светила так ярко, что в комнате можно было всё разглядеть без света свечи. Решив, что терять нечего, да и на свежем воздухе ему точно полегчает, накинул на плечи свой любимый клетчатый пиджак, вышел из комнаты, спустился по лестнице, очутился во дворе и покинул его пределы. Все жители города давно спали, свет нигде не горел, да и стояла мёртвая тишина. Двинувшись вниз по улице, парень стал чувствовать лёгкий ветерок, слабый, но довольно холодный. Он не особо придал этому значение, и остальное время шёл думая лишь о том, как же отреагируют люди, когда его не станет и как удивятся, когда ещё и станет известно от чего наступил летальный исход. За такими мыслями Пётр Степанович даже не заметил, как вышел на лесную тропу и дошёл до реки, а там и до озера, что входило в имение Ставрогиных. Убедившись, что вблизи него никого нет, он спокойно расправил плечи, подошёл почти вплотную к воде. Помнится ему, что Кириллов именно тут хочет построить мост, который соединит две части губернии. Ветер приятно трепал его светлые волосы, тот закрыл глаза, и на его лице расплылась улыбка, но не та, которую люди зрели днём, а настоящая, блаженная, та улыбка, от которой тоже хочется улыбаться. Наслаждаясь природой и ночью, он совсем перестал слышать, что происходит вокруг. Не слышал, как на другом берегу залаяли собаки, как довольно громко начали квакать лягушки, и как сзади к нему подошли. - Что же это Вы тут делаете в такое позднее время, Пётр Степанович? - внезапно нарушивший его идиллию знакомый голос, заставил Верховенского дёрнуться. Тот, натянул на лицо другую улыбку и повернулся. - И Вам здравствуйте, Николай Всеволодович. Да как же, что? Гуляю. Вы же знаете, что мне нынче не здоровится. Вот, решил освежиться, дабы улучшить своё состояние. А ночь, как я считаю лучшее время для этого. Какой свежий и чистый воздух! Самое то для моих больных лёгких. - проговорил он на одном дыхании, даже не запнувшись. - Что же Вы меня обманываете? Я сразу как Вас окликнул, заметил то, как Вы тот час же напряглись и изменились в лице. Не рады моему приходу? - усмехнувшись, поинтересовался Nicolas. - Вовсе нет, Николай Всеволодович! Я очень рад Вас видеть, просто не предвидел столь неожиданной встречи. - начал будто бы оправдываться Pierre. Вдруг, почувствовал, как начинает першить в горле, - а что же Вы не спите в такой час? Поздно ведь уже, да и бабочки не ведут ночью свою активность.- не выдержав смешка, проговорил он. - Буду полностью цитировать Ваши слова, решил освежиться. А то после компании матушки голова так и начинает болеть. - поняв, что он слишком долго стоит напротив приятеля, Ставрогин подошёл к озеру, заняв место с правой стороны от Верховенского. Наступило молчание, никто не знал, о чём говорить, точнее, Петруша знал, хотел до дрожи в коленях признаться в столь тёплых чувствах, но инициатива умереть так скоро из-за его глупости, не слишком радовала. Поэтому, ему лишь оставалось сдерживать кашель. - У меня такое чувство, что Вы, mon cher, мне что-то не договариваете, - его серо-голубой взгляд устремился на юношу, стоящего рядом. Ветер так же ворошил тёмные волосы Николая, в глазах был блеск от ярко светящей луны. Пётр настолько засмотрелся на эту картину, что даже и забыл ответить на вопрос, лишь бы навсегда запечатлить этот момент в своей памяти, - Что же Вы молчите? - Да, Вы правы, меня и вправду волнует один вопрос, - изменившись в лице ответил Верховенский, его взгляд стал печальным, - но не имею нужды его озвучивать вслух. И тут, как на зло его пронзает приступ кашля, который он не в силе сдерживать. Судорожно достав из кармана платок, тот обратил на него сею болезнь . От боли, в уголках глаз выступили капли слёз, которые он сразу же смахнул, что бы Nicolas даже не успел заметить. Убрав было уже платок от губ, он снова зашёлся кашлем, но в этот раз из его лёгких вылетели не лепестки, а отчётливо видный небольшой бутон. Николай, сразу его заметил, и в то время как Пётр откашливался от крови и лепестков, Ставрогин наклонился за цветком. Он начал рассматривать крутя в пальцах пурпурный бутон сирени, на котором были крапинки впитавшейся крови. - И как же Вы умудрились, Пётр Степанович? -сначала не поняв, Пётр взглянул на друга, и увидев в его руках эту несчастную сирень, сильно запаниковал, у него чуть не подкосились ноги, но тот устоял, в глазах читался явный страх,- мне помнится, Вы презирали такое чувство как любовь. Верховенский молчал, на что Николай хмыкнул: - И кто, же? Кто же эта внезапная бестия? - Да, знаете, одна очень симпатичная дама, правда, у неё есть жених. Ничего не могу поделать, видимо мне суждено кануть в небытие этих цветов. - Пётр натянул на лицо эту неестественную улыбку. - Вижу, что лжёте, точно лжёте, слишком я Вас хорошо знаю. - он продолжал крутить в пальцах бутон, но руку уже опустил, вплотную подошёл и навис над Верховенским, так как был на голову выше. - Ну что Вы, Николай Всеволодович, как я могу Вас обманывать? - как не в чём не бывало продолжал тот разведя руками в стороны. - Вот и я хочу узнать, как. -не унимался Nicolas, пристально разглядывая все черты лица своего собеседника. - Ну всё, всё, хватит! Прошу, Николай Всеволодович, я понял Ваши намёки, да, Вы правы,- голос его сильно задрожал,- я болен Вами.. - на выдохе прошептал Верховенский, и тут же, ночную тишину пронзил первый всхлип, а по щеке побежала одиночная слеза. Вдруг, тот закрыл лицо ладонями и отвернулся от собеседника, посчитал, что так безопасней, так он хотя-бы не увидит этого презрения в глазах. На такую реакцию Pierre, Ставрогин лишь улыбнулся самой мягкой и нежной улыбкой, что только была у него. - Ну, что же это Вы, Петруша?- мягко спросил Nicolas, убирая за ухо выбившуюся из остальной причёски прядь волос Петра. - Зачем Вы давите, Николай Всеволодович? Почему не можете меня оставить в покое без этой насмешки на Вашем лице? Дайте спокойно скончаться, и так чувствую, как силы с каждым новым днём всё больше покидают меня. Я перестал желать просыпаться по утрам, как же я не хочу жить в мире, где моя любовь меня мучает. Мрак поглощает меня, а цветы забирают последние надежды. - из его глаз катились слёзы, которые не намеревались останавливаться. Тут уже не выдержав, Nicolas подошёл к Петру спереди, схватил его руку и поцеловал её. Не ожидавший такого Верховенский, устремил свой смущённый взгляд на Николая, который целовал каждый миллиметр, каждую костяшку кисти уже его революционера. - Неужели Вы, человек настолько умный и расчётливый, не видите очевидного в моих действиях? -спросил Ставрогин, снова поцеловав его руку. - Так неужели Вы.. - со страхом поинтересовался тот. - Да, Пётр Степанович, - он поднял свой взгляд на собеседника,- Я люблю Вас. Какую-то секунду простояв в неверии, Петруша с трепетом обнял Николая, цепляясь руками за его спину, сжимая ткань пиджака, будто бы сейчас их разлучат. Николай обнял того за талию и ближе притянул к себе. - Ну, mon amour, всё же хорошо, с Вами всё будет в порядке, спокойно продолжите свою революцию.- заговорил Nicolas. - К чёрту эту революцию, к чёрту их всех! Меня судьба благословила с самим Ставрогиным, я люблю Вас, понимаете? - тот уткнулся в шею Николая, перебирая его тёмные волосы на затылке. - Certes. - Ставрогин отстранился, положив руку на щёку Петра, проведя большим пальцем по скуле, вытер слёзы, что всё ещё оставались на глазах Верховенского и поцеловал того в краешек губ, потом в сами губы, ещё раз, и ещё. Они целовались долго, не переводя всё в пошлость, просто живя этой близостью, понимая, что не смогут друг без друга. С каждым новым поцелуем, Pierre ощущал себя всё живее и живее, чувствовал, как он снова начинает ровно дышать, снова может улыбаться самой искренней улыбкой. Они стали по истине счастливыми. Вместе, и никто их не разлучит. Луна, на фоне ясного неба, отражалась в спокойной глади воды, собираясь уступить место своему братцу - солнцу. Ярко-зелёная листва деревьев, тихо покачивалась на ветвях, блестя под лучами восхода, словно слушала, трель ранних утренних птиц. С другого берега послышались голоса первых рабочих, которые только встали с тёплой постели и ждали, пока жена соберёт обед. Горизонт становился нежно розовым, а на его фоне стояли двое обнимавшихся мужчин, слушая тихое сердцебиение друг друга. С тех пор, цветы его больше не мучали...