***
Она задерживает дыхание и проводит рукой на миллиметр выше искрящейся кожи. Казалось, замедли она движение хоть на секунду, и ее пальцы тут же покроются волдырями из-за столкновения со сто градусным паром. Уговоры самой себя не прикасаться к ее телу давались ей слишком мучительно, но страх повредить последнее чудо света, что осталось в живых держал ее в трезвом уме. Если сейчас она позволит себе дотронуться до нее, она сожмет ее бедра в своих руках с такой силой, что ее невыносимо мраморный силуэт пойдет трещинами. Если сейчас она прикоснется к ней, то больше никогда не отпустит, утащит с собой на дно. В кромешной тьме разлучит со светом, и больше никто и никогда не сможет любоваться ею, восхищаться ею. Лунные краски, которыми она написана, оживают лишь в присутствии отблесков пламени, но все, что могла предложить Джоанна было слишком мокрым, слишком черным, слишком неправильным. Ее взгляд сосредотачивается на очках, одной сидушкой свисающих с ее письменного стола. По всем законам жанра, они давно должны были свалиться прямо на пол, но почему-то все еще оставались в том же положении. Чем больше она смотрела в ту сторону, тем больше эта ситуация нервировала ее. Желание резко подскочить и исправить эту оплошность буравчиком сверлило ее, хотя сейчас она предпочла бы другой буравчик внутри себя. Обычно особо принципиальная Джоана, даже не побрезговала бы водкой, вместо джина в таких обстоятельствах. И откуда вообще там взялись очки? Насколько она знает, вся ее семья обладает стопроцентным зрением: ее отец любил заводить разговор о “хорошей наследственности” по обеим линиям. Шутку лучше этой, пока никому придумать не удалось. На вкус Бианчи, конечно же. Ее прекрасная гостья, что сейчас вжимается одновременно и в стену, и в ее спину, (интересно, что холоднее) тоже очки никогда не носила. Джоане бы встать и переложить их с глаз долой, но каждая треклятая физическая сила, действующая на нее в данный момент настроена против ее слишком слабого тела. Она в невыгодном положении. Осознав это, она все же принимает волевое решение встать с кровати. — Джоана, ебаная ты, блядь. — Эва влетает в ее комнату, как обычно без стука, и как обычно даже не извиняясь за то, что бессовестно украла у нее пускай и несколько, но все же минут драгоценного сна. — Скажи мне, разве я заслужила нож в спину от собственной подруги? Скажи? Какого хрена, я открываю холодильник после пьянки, надеясь хоть как-то привести мозги в порядок и не нахожу там пиво, которое покупала вчера специально для этого. — Ты о презумпции невиновности что-нибудь слышала? Может его Нора выпила. — прозвучало не особо убедительно, но что ей оставалось делать? Ее поймали с поличным, а перспектива быть побитой в восемь утра особо вариантов не оставляла. — Джоана! Не беси меня! — Васкез запустила поднятую с пола подушку прямо в еще не проснувшуюся, еле функционирующую девушку, но та успела увернуться. Поняв, что снаряд дальнего боя оказался бездейственным, она решила воспользоваться техникой ближнего, и секундно преодолев расстояние между входом в комнату и кроватью, принялась щекотать Акосту. — Эва, солнышко, прекрати, умоляю. — Будешь знать, как пиздить чужое пиво. — Прости, это было наваждение, клянусь. Я почему-то подумала, что купила две бутылки, а не одну. — Две бутылки? Ты выпила две бутылки? — вопрос прозвучал скорее как утверждение, когда ее взгляд наткнулся на откупоренный и осушенный до дна предмет раздора, а потом еще на один сразу за ним. И как бы не пыталась она скрыть волнение в своем голосе, Джоана слишком хорошо разбиралась в полутонах. К большому сожалению, опыт не пропьешь. — Все в порядке. Я пропустила только один день. — она неуклюже поднялась с кровати, заслонив собою злосчастную тумбочку, сжала плечи Эвы своими слегка вспотевшими ладонями и взглянув ей прямо в глаза полушепотом, будто боясь немедленной божественной кары прямо по “восьмой статье”, произнесла, — Со мной все хорошо, видишь. Руки, ноги целы. Голова на месте. Я никуда не сбежала и ничего не сделала. Все в порядке. — Если ты так говоришь, то я тебе верю. — она не верит, и понимает, что Бианчи не верит ей также. Что ж, они играют в эту игру слишком давно, чтобы менять правила на половине пути. Всех все устраивает, пока кто-то не натворит делов. Они поругаются, покричат, поплачут и снова будут врать, но заботиться, заботиться, но врать. Друзья ведь затем и нужны. И никто, никогда не узнает, как загнанная, совсем крошечная Джоана, каждый раз, перед тем как провалиться в беспокойную, потную, дай бог, пятичасовую одиссею, пытается изо всех сил не думать о том, что она, как была одна, так одна и останется. Навсегда. — А теперь, если позволишь, меня ждет мой суперский утренний смузи с яблоком, шпинатом и ламотриджином. — она обходит Эву стороной, и направляется прямиком на кухню, напевая под нос что-то из Канье Уэста, оставляя последнюю в смиренном одиночестве тупо пялиться на две несчастные бутылки из-под пива, обе из которых, купила она сама. Джоана встретила Васкес еще в старшей школе. Нельзя было сказать, что переезд из Аргентины в Испанию дался ей легко, но она пообещала родителям хотя бы попытаться наладить свою жизнь. И она сумела. Почти. Как говорится: “Главное не победа, а участие”. Бианчи до конца жизни будет благодарна Эве за то, что она первая проявила недюжинный интерес к ее персоне, попросилась делать с “новенькой” проект по истории и искренне пыталась помочь ей освоиться в новой среде обитания. И сколько бы раз противные голоса “без цвета и запаха” не пытались убедить Джоану в ее никчемности и несостоятельности в качестве друга, ее круг общения, который разрастался в геометрической прогрессии, доказывал обратное. Не без помощи все той же Эвы, она познакомилась сначала с умной, с первого взгляда дерзкой, но все же очень милой и как оказалось совсем безобидной Норой, затем с чуткой и заботливой Вири, со смешным и храбрым Лукасом, с Хорхе, Уго, Диланом и бог знает с кем еще. Она рисовала плакаты для вечеринок, которые устраивали ребята. Ходила со всеми в кино на один и тот же фильм несколько раз подряд, чтобы Эва могла сталкерить красавчика-билетера, так и не решившись в итоге с ним заговорить. Гуляла допоздна, курила и пила. Слушала дурацкий рэп Уго и смеялась над бедным Лукасом, к которому в тиндере проявляли интерес одни девчонки. Она не чувствовала, что существует. Она действительно существовала. И каждый день ощущая ледяное дыхание прямо за своей спиной, Джоана не могла не сдерживать неуместной улыбки: боль никуда не ушла, но она на целый шаг позади. Они выпустились, сдали, по дельному замечанию Васкез, “обосранный selectividad, который никому, кроме моей матери не нужен” и поступили в университет. Джоане, хотелось бы оставить слово “университет” в единственном числе, но по-правде говоря, разбросало их будь здоров. Вири теперь учится на клинического психолога вместе с Эвой, которая для себя выбрала более приземленную профессию врача общей практики, все еще надеясь, пересилить себя и не бросить учебу ради домашнего самогонного бизнеса. Нора поступила на факультет журналистики и уже пишет для совсем небольшого интернет-издания. Оклад несолидный, но его вполне хватает для оплаты аренды их совместного с девочками жилья: довольно просторной квартиры в спальном районе Мадрида с большой кухней, переходящей в гостинную, вечно занятой ванной и четырьмя отдельными комнатами для каждой из подруг. Иногда их пристанище превращается в коммуну на хренову тучу человек, потому что диван, видевший слишком много вещей, которые стоит опустить, дабы не травмировать неокрепшие умы, оказался слишком удобным и слишком бесплатным для бессчетного количества их друзей. Бианчи, правда, такой расклад совсем не устраивал. И как бы она не любила веселье, одна большая нескончаемая вечеринка перестала быть чем-то привлекательным, напротив, вызывала острое желание убежать как можно дальше, спрятаться как можно глубже и разодрать наконец бледную кожу на самых тонких ее участках, чтобы распирающее изнутри чувство тревоги наконец нашло выход из ее изможденного тела. Вот уж поистине, “Так сладок мед, что, наконец, и гадок…” Она была зависима от людей вокруг, но действительно нуждалась в одиночестве. Когда-нибудь она разберется со всем этим дерьмом и перестанет чувствовать себя неблагодарной двуличной тварью, но не сейчас. Сейчас она хлебает ледяной смузи прямо из чаши блендера, одновременно гладя свежевыстиранную футболку с принтом очередного инопланетного монстра. Акосте не поебать, как она выглядит только один день в неделе. Не надо быть гением, чтобы сложить два и два, но к своей чести, вслух свои предположения никто произнести не смел. Все лишь прятали хитрые ухмылки за пожеланиями удачи и шутками про то, что утром в четверг по Джоане можно сверять часы. Ведь она скорее словит сердечный приступ из-за излишней кардио нагрузки, чем пропустит пару по литературе.***
Как ни странно, но Джоане правда нравилось учиться. Открыть такие знания о себе на восемнадцатом году жизни было весьма неожиданно, но причины метаморфоза сводились к банальной любви к тому, что она делала. Поступив на графического дизайнера, она не ограничилась теми предметами, что предлагал ей факультет, но и взяла дополнительный английский язык и зарубежную литературу. Кто же знал, что главной мотивацией читать все произведения по заданному списку и даже не думать о том, чтобы пропускать пары, станет сидящая впереди нее блондинка с огромными глазами цвета до стального голубого хрома, вызывающая внутри то, чему Джоана пока не могла дать название. Бианчи соврала бы, если бы сказала, что ей не нравится то, как Сото совсем легко, удивительно бесшумно стучит шариковой ручкой по тетради, когда о чем-то задумывается. Как она спорит до потери сознания об истинном отношении Беккета к Богу, но незаметно поворачивается к Джоане во время теста, потому что забыла имена Поццо и Лакки. Как она, наконец, не любит Мураками и Хемингуэя, и вообще не понятно, что она любит, ведь вся ее персона окутана волнующей тайной, которую, кажется, никто никогда не в силах будет разгадать. И она такая, блять, красивая. До потери ориентации в пространстве, до рокочущего шума в ушах, до покалывания на кончиках ее длинных бледных пальцев. Бианчи соврала бы, если бы сказала, что ей не нравится Сото. К сожалению, их дружеское общение всегда ограничивается временными рамками полуторачасового занятия, после которого одна приходит в себя еще неделю, а вторая, кажется, продолжает учиться на психолога, ходит на вечеринки, и судя по инстаграму, ведет вполне насыщенную жизнь для девушки ее возраста. — Джоана, Джоана, Джоана, скажи мне, любовь моя, что ты делаешь завтра вечером? — из беспрерывного потока мыслей ее вырывает Лукас, неожиданно появившийся около парты Акосты, под ручку с Хорхе. — Черт, иногда я забываю, что ты тоже здесь учишься, дурак. Зачем так пугать? — она бьет его по руке самым тяжелым предметом, что нашелся на ее столе - романом Моэма в мягкой, к удаче Лукаса, обложке. — Я еще не знаю. — Эй! — поверженный английской литературой против собственной воли бедняга, потер место удара, скорее для виду, после чего вернул фокус внимания на Джоану, — Ответ неправильный, Бианчи. Ты идешь с нами на главный разъебон года. — По версии Уго. — усмехнулся Хорхе. — Блять, завтра же двадцать восьмое, как я могла забыть. — Джоана стукнула себя по лбу несколько раз, мысленно увеличивая количество ударов, не веря, что почти забыла про день рождения друга. — Не переживай, магазины еще открыты. — В любом случае, всегда можно подарить ненавязчивый стриптиз. — Хорхе несколько раз вскинул брови и довольно рассмеялся, лихо увернувшись от удара книгой, уже предназначавшийся ему самому. — Крис, тебя я даже спрашивать не буду. — Лукас слегка склонил голову набок и многозначительно улыбнулся девушке напротив. — Да, Уго мне написал, но я не уверена, что смогу. — она пожала плечами и перевела слегка извиняющийся взгляд на Джоану, но может Акосте просто показалось. — На всякий случай, если вас угораздит делать списки, я буду плюс один, хорошо? — Бианчи нервно вгрызлась в даже не пытающийся заживать матрикс. — Неужели наконец увидим твоего принца Чарминга? Я весь в нетерпении. — Потом всю ночь успокаивать рыдающего Уго, что за подстава Сото. — Угомонитесь. Я просто хочу в два раза больше бесплатных коктейлей. — Можешь не объяснять. Я бы тоже ему не дал. Хотя… Если рассматривать это как благотворительность, то может... это можно будет как-то пережить. — Я тебе говорю, там блондин, — покрасневший от смеха Лукас, бил в плечо Хорхе, — три метра над уровнем неба, пресс, голубые глаза. А по ночам они не ебутся, а обсуждают, у кого лучше волосы. — Лукас, еще одно слово, и твоя жопа будет закрыта для посетителей по случаю реставрации на целый, сука, год. — Моя хорошая, если бы ты знала, как давно я работаю в убыток, ты бы расплакалась. — Просто, иди, хорошо!? Хорхе уведи этого клоуна отсюда, я тебя умоляю. — Мы опаздываем на пару, так что, да, чао, красотки. — Кристина проводила ребят взглядом и молча развернулась к себе. Бианчи до конца занятия буравила взглядом светлую макушку, ведя односторонний диалог с тем, что она искренне считала судьбой, всеми правдами и неправдами добиваясь ответов на ее, как ей казалось, совсем простые вопросы. Ну, какого хрена, каждый раз, когда Сото решает выйти в свет, Джоана решает забить на социальную жизнь? Какого хрена, они все никак не могут войти в резонанс? Какого хрена, вторая половина Сото, если она присутствовала, все никак не подавала признаков жизни, терзая и так измордованное сердце Бианчи? Будто у нее и без этого проблем совсем нет. Она скучает по человеческой секреции мелатонина, по трезвому разуму и аппетиту. Она скучает по жизни без ебанного джетлага. Но делая шаг в сторону выхода из аудитории каждый четверг, она моментально начинает скучать по изучающим, испытывающим и безумно выразительным голубым, почти прозрачным, со стальным блеском глазам.***
Слишком много людей для такого маленького помещения. Раскаленный воздух обжигает слизистую носа. Любая жидкость, попадающая на открытый участок кожи, тут же испаряется. Почти так же быстро, как испаряется жидкость в прозрачных стаканчиках, попадающая на язык. Подростки, изнемогая от духоты и зноя, пытаются увлажнить губы друг друга, без разбору и мыслей о том, что более 67% населения заражены вирусом Герпеса. Музыка опоясывает тело и туманит разум, алкоголь отключает мозг и инстинкт самосохранения, однако всех все устраивает. Вы знаете как веселиться по-другому? За свою пока совсем короткую жизнь, Джоана успела накопить целый список ее личных врагов, с каждым из которых она клялась свести счеты на том свете. Девушка была уверена, что за все те страдания, что получает она на Земле, Дьявол должен ей по гроб жизни. Хотя бы из уважения к ее персоне. Но то, что после этой ночи возглавит этот список бедная Дуа Липа, почти одинаковые песни которой, диджей ставил не второй, а уже третий раз подряд, она предположить никак не могла. Ее сопроводительную кавалерию разбросало по углам клуба: что в них творилось, Бианчи старалась не представлять. И сейчас она стояла в компании одной, не покинувшей ее Норы. Облокотившись о барную стойку, Джоана крутила в беспокойных руках бутылку Хугардена, будто мамаша на детском дне рождении, делающая вид, что у нее все под контролем. Но если случайно задержаться взглядом на ее лице секундой дольше, то можно понять, насколько она на самом деле заебалась. — Все же хорошо, что ты остановилась на аквамарине. Тебе очень идет. — Нора нежно, двумя пальцами, перехватила несколько окрашенных прядок и слегка их потерла. — И даже не скучаешь по фиолетовому? — Джоана посмотрела на собеседницу с с лёгким прищуром, чуть улыбнувшись, позволяя проступить очаровательным ямочкам на ее бледных щеках. — Совсем немного. — Нора хихикнула в ответ. — Какие люди, решили почтить нас своим присутствием. Как твоя голова? — Не знаю, она со мной не разговаривает. — Эва пролезла между подругами. Почти полностью легла на стойку и начала неистово звать бармена. И она, наверное, перелезла бы на другую сторону и сама начала мешать себе Джин-тоник, если бы диджей, скорее всего, неожиданно даже для него самого, не поставил Bom Bidi Bom Ника Джонаса. — Господи, Нора, это же наша песня! — закричала Васкез, одну ногу запрокинув на Бианчи, а второй оперлась о бар. — Позвольте вас пригласить. — она наконец спрыгнула, встала на обе ноги и теперь в полуприседе протягивала Норе ладонь. — Сначала дайте мне взглянуть на ваш счет в банке. — девушка улыбнулась, подала Эве правую руку, а левой отправила воздушный поцелуй Бианчи. — Не скучай, красотка. — Отвратительная песня из еще более отвратительного фильма. — едва различимая в сигналах разного диапазона реплика так и осталась висеть в воздухе. Джоана отсалютовала подругам, поднятой бутылкой и перевела взгляд в центр зала. Она могла бы поклясться чем угодно, что в этот момент все ее тело мигом забыло, как функционировать. Она не дышала, не слышала, не думала, не осознавала, лишь пялилась куда-то вдаль, пока остатки, из последних сил трудящегося мозга, пытались собрать по кускам более или менее понятное изображение. Еще минута, и ей бы пришлось уговаривать собственное сердце начать биться, качать кровь к остальным, таким же жалким органам, объявившим забастовку в самое неподходящее время. И она надеялась, что видит это только она. Боже, как она хотела, чтобы все это предназначалось только ей одной. Имя, раньше не звучавшее столь резко и резво, сейчас полосовало ее горло, так и не осмелившись звуковой волной пронзить кислый дым, окружавший Джоану. Она завидовала влажному воздуху, касающемуся открытых участков ее тела. Завидовала свету прожектора, что сейчас очерчивал всю ее невероятную фигуру. Она завидовала самой Сото, что конечно знала, какой эффект она оказывает на всех присутствующих и ничего с этим делать не хотела. Она знает, что она и есть волшебство наяву, и все это - лишь для нее одной. Она знает. И Джоана злится на нее за это. Но через секунду, уже обожает в ней это. Триумф воли окончился, не начавшись, когда Акоста, не совсем готовая к такому скорому развитию событий, быстрым шагом направилась на свет мигающего ярко-красным указателя с заветным словом “Выход” на нем. Надо дышать. Надо вдыхать кислород, отводить углекислый газ, воду и черт знает, что еще. Спертый воздух (и только лишь он) - катаболизму не товарищ. Ведь так? Вполне реальная тёмная материя свирепо навалилась на раскаленную девушку, стоило той отворить дверь ночного клуба и переступить бордюр. Пляшущие в воздухе кристаллики льда, повинуемые броуновской динамике, не отставая, принялись выкалывать только им одним известные узоры на анемичной коже Бианчи. — Блядский март: днем - плюс сорок, ночью - минус, сука, двадцать. — она нервно царапает зубами ацетатное волокно, обернутое в бумагу, пока мозг пытается убедить ее, что сохранение этого момента в долгосрочной памяти - хорошая идея. Джоана не согласна. Но кто ее вообще когда слушал? Она прикрывает глаза всего на минуту, уверяя саму себя, что проходит, на самом деле, целая вечность. Вечность сотканная из покоя. — Дерьмовый диджей, да? — она узнала бы эту интонацию из миллиона похожих, из миллиарда. — Я предпочитаю Кида Кади, завывающего под звуки дождя. — Джоана пожала плечами и наконец развернулась к собеседнице, но зрительный контакт устанавливать не спешила, фокусируя взгляд на чем угодно, только не на том, что было действительно важно. Сигарета в ее руке размякла совсем. — Чем меньше текста, тем лучше? — Кристина ухмыльнулась, доставая плотную упаковку табака из белой поясной сумки. — Люди думают, что слова первичны, но это не так. Твоя речь управляется подсознанием, которое ты просто не можешь контролировать. Значит, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы нас не наебали наши же мозги. — Бианчи выдохнула через силу и наконец подняла глаза. — Иногда я думаю о слишком плохих вещах и я очень боюсь, что в какой-то момент, мои мысли превратятся в слова и начнут определять меня, как личность, понимаешь? — Но у этого есть и обратная сторона, да? — Кристина обеспокоенно поджала губы, сощурив глаза. Так она делала, когда задумывалась над чем-то серьезным. — Пока твои мысли, даже в виде, не описывающих их в полной мере, слов, недоступны для меня, я не могу понять тебя. — А ты хочешь меня… понять? — Акоста, кажется, сама испугалась таких импульсивных ночных откровений, поэтому поспешила перевести все в шутку. — Джоана… — Сото усмехнулась скорее из-за недоумения, чем из-за желания посмеяться, но ловкий уход от темы оценила. Предрассветную тишину нарушал лишь шум упаковки с фильтрами, небольшое отверстие вверху которой, все никак не поддавалось настойчивым манипуляциям озябших рук. — Не мучайся, возьми мою. — она почти невесомо коснулась чужих пальцев уже новой сигаретой. Ощутив на себе пристальный взгляд, Кристина подняла голову и не отводя глаз перехватила презент. Голубые глаза вспыхнули ярко-голубым. Сразу за искровым разрядом, раздалось оглушительное сердцебиение Бианчи. Неправильный электрический импульс. Слабое сердце. Слишком нереально. Слишком холодно. Теперь темно. — Зажигалка для моей госпожи. — появившийся из ниоткуда высокий мужчина средних лет, сделал шаг вперед и склонив голову, протянул Сото зажигалку. — Дамиан, ты что здесь делаешь? — сквозь зубы процедила она. — Я, кажется, люблю вас. — Ты в своем уме? — Я хочу служить вам. — он громко сглотнул. — Вечно. — Нет, нет, нет. Уходи отсюда. — Кристина растерянно озиралась то на Джоану, то на мужчину. — Уходи сейчас же. — Но я не могу. — он схватил ее за запястье — Я не могу без вас жить… Я... — Отпусти. Мою. Руку. — будто сплевывая каждое отдельное слово, прервала его Сото. — Госпожа Монтес... — Что-то похожее на стон, мольбу, вырвалось из перекошенного рта. Кристина попыталась вырваться, но маневр не удался: расстояние между ними вовсе исчезло. Ее испуганный взгляд буквально на секунду переметнулся на Джоану. И этого хватило. Девушка стремительно выпрямилась, завела назад сжатую в кулак руку, и довернув корпус по направлению удара, нанесла мощнейший апперкот прямо по небритому подбородку. Мужчина отшатнулся, сплюнул кровь и чуть-было не замахнулся на Акосту, когда властный, слегка раздраженный голос, будто ножом разрезал реальность, их окружающую, заставив оцепенеть, казалось, даже время: — Стоп. — Кристина подошла ближе, ухватилась за окровавленную челюсть и резко дернула ее вниз. — Разве тебе кто-то позволял сюда приходить? — Нет, госпожа Монтес. — испустив мучительный стон, мужчина смутился в одно мгновение и потупился в пол. Джоана съежилась, услышав неприятный хруст шейных позвонков. — Дамиан, ты очень сильно меня разозлил. Ты думаешь, это была хорошая идея, меня злить? — Нет, госпожа Монтес. — Сейчас ты поедешь домой и всю оставшуюся ночь будешь хорошенько думать, над тем, почему тебе не стоило так себя вести. — Он смотрел на нее, как побитый зверь, считающий секунды до смерти. Сото даже не моргала. — Да, госпожа. Простите меня. Я поеду прямо домой. И буду думать. Буду думать всю ночь, госпожа Монтес. — живо увеличивающееся расстояние между ними заглушало половину его слов. Надо отдать ему должное, он еще помнил слова и даже складывал их в какие-никакие предложения. Такой выдержкой Джоана похвастаться не могла. —У тебя хороший удар. Мы могли бы очень друг друга выручить, знаешь? — Кристина ухмыльнулась, нащупала в сумке зажигалку и наконец закурила. — Дай мне свой номер. Девушка шумно выдохнула и испуганным шепотом произнесла: — Что? Зачем? — За шкафом, Бианчи. Просто… Блять… — она зажала сигарету между зубами и принялась лапать бедра Джоаны. Рука ее замерла, когда наконец нащупала телефон в переднем кармане, задержалась на секунду дольше положенного, если такие действия вообще где-то считаются положенными, достала его и нажала на кнопку блокировки. — Блять, пароль. — Сото стряхнула пепел и снова затянулась, поднеся телефон к лицу хозяйки. Джоана отвернулась и вынужденно быстро заморгала от такого количества света в сантиметре от уставших глаз. Она надавливала и растирала их пальцами, но блики все никак не покидали поле ее зрения. Услышав стандартную мелодию звонка, она наконец обратила на происходящее свое внимание: — Кристина… — Крис. Просто Крис. Ты звучишь, как моя матушка. Не надо, умоляю. — Крис… — Мне пора. Я напишу тебе. Спокойной ночи, Бианчи. — Сото хватило всего лишь пару ударов сердца Джоаны, чтобы успеть полностью раствориться в безлунной сумасшедшей ночи. Акоста ковыряла ногой асфальт, не в силах двинуться с места, думая обо всем и ни о чем одновременно. Столько вопросов, но разве можно теперь рассчитывать на хоть какие-то ответы? А самое главное, как теперь понять: она протрезвела или опьянела еще больше? Она будто очнулась посреди зыбкого лихорадочного сна: “с новой аддикцией, совершенно смущенная”. Вставать еще очень рано, но и заснуть вряд ли удастся. Она дезориентирована. Она устала. У нее сильно болит голова. Надо вернуться в клуб, девочки будут ее искать. Стоит выпить еще? Участки на костяшках правой руки, где содрана кожа, начинают щипать. Она замерзла. Ей пора идти, но она стоит, не может. — Какого хуя..?***
ИЗ АЛЬБОМА Fifty Shades Darker (Original Motion Picture Soundtrack) Bom Bidi Bom Nick Jonas, Nicki Minaj *Добавлено в любимые треки*