Дневник Большого Медведя

Двинулись дальше. Справа – лес, высокий, поднимающийся по горе, весь в рыжих пятнах. Слева – бело-красные трубы, кирпичные и бетонные корпуса, огороженные забором, заржавленной колючей проволокой. Временами попадаются брошенные машины без колёс, без дверей и двигателей, здания с выбитыми окнами, поваленные столбы и светофоры. Остановились в здании без домашних удобств: видимо, раньше здесь кто-то работал, а не жил. Сломанные столы сброшены в угол, в другой – коробки, бумаги, под ногами – стекло и куски пластика. На стенах висят блёклые плакаты с расписанием дежурств, с вдохновляющими на работу словами, с серым профилем мужчины, знакомым каждому ребёнку. Я разложил матрац и каким-то чудом уснул. Последние дни мне не спалось, а сегодня отрубился, даже не поняв этого. Иван Иванович долго шикал на Олега, чтобы тот замолчал и не смел меня будить. Ничего не имею против разговоров, пока я сплю; удивился заботе Ивана Ивановича. Проснулся, когда солнце заходило, когда Степан отправился к соседнему зданию, чтобы не сидеть без дела. Голова кружилась; ни думать, ни двигаться не хотелось. Вот так всегда: уснёшь днём – полжизни потеряешь. - В нескольких метрах отсюда в четырёхэтажном доме кто-то сидит, – объявил Степан, вернувшись из разведки. – Костёр разжёг. - Надо сходить туда, – решил Иван Иваныч. - Зачем? Чтобы нам голову снесли? А вдруг там эти, ну, те, что ушли с мужиком? – громко возражал Олег, махая руками. - Это неважно. Кто бы там ни был, мы пойти посмотреть, что они там делают, хорошие ли это люди, да и вообще не помешает сказать, что не имеем ничего против них. - А вдруг они имеют что-то против нас? - «А вдруг», «а вдруг», – грубо передразнил старик. – Сходим и узнаем. Готов? – спросил он меня. Я был более чем готов. После того, как мы решили, что будем просто идти вперёд, пока не обойдём все места или не умрём, я уже был готов к худшему. Прогулка по Зоне – вам не поездка по Золотому Кольцу. Четырёхэтажное здание с широкими дверями стояло на небольшой площадке, визуально приподнимая дом над всеми соседними сооружениями. Уже постаревшее, но всё ещё добротное, оно красовалось выкрашенным в бежевую краску фасадом, аккуратным козырьком над входом и сероватой табличкой. Золота давно стёрлась, развеялась по ветру, но силуэты букв всё ещё складывались в слова: «Государственный архив». Архив молчаливо стоял посреди других серых зданий, взрытых снегом и грязью, засохших травою дорожек, кривых голых деревьев и густой тишины. Большая дверь со скрипом поддалась и громко ударилась о стену, но никто не выглянул, никто не спросил, кто пришёл. Пахло сыростью и крашеным деревом. В кабинетах на первом этаже лежали перевернутые стулья, столы; пыль толстыми слоями покоилась на полу, подоконниках, сваленных шкафах. Под ногами шуршала бумага, испещрённая мелкими буковками, печатями и витиеватыми подписями. - Вы кто такие? – услышали мы зычный голос в коридоре. Невысокий плечистый мужчина, держа в руках винтовку, шагнул в кабинет и, хрустнув шеей, повторил свой вопрос. - Не волнуйтесь, мы не собираемся тут ничего трогать, – миролюбиво ответил Иван Иваныч. - Эт верно, иначе я вышибу тебе мозги. Услышав жестокое заявление, Степан нахмурился и потянулся к автомату. Спокойно положив руку ему на плечо, Иван Иваныч покачал головой. - А что это за место, товарищ? – вежливо поинтересовался он у мужчины. - Еть. Ты сюда шёл и не знал, што это за место? Старый, ты дубу дал? – коренастый захохотал, не выпуская из рук оружия. - Мы просто шли и.. - Говорю один раз, – перебил его мужчина, – тут главный – Витя Первый, хоть что с ним случится – полетят ваши бошки. Он махнул головой в сторону коридора и вышел. Мы послушно последовали за ним, переглянувшись. Что за странное прозвище «Первый»? Как у императора прям. Коренастый вёл наверх, пресекая любое наше желание остановиться и оглядеться. Второй этаж ничем не отличался от первого: кабинеты, перевернутая мебель, рассыпанные по полу документы. Дверь на третий этаж была закрыта. На четвёртом этаже нас встретил рой любопытных взглядов и гул шепчущихся голосов. Люди стояли в две линии, тянувшиеся вдоль стен. Многие были одеты в форму, выданную ещё в бараке, за спинами и в руках – автоматы или длинные тесаки. Казалось, что идём мы на живодёрню. Олег нервозно поглядывал на людей, Степан смотрел на потолок, Иван Иваныч старался держаться решительно и стойко. Я же просто шёл вместе с ними и понимал, что либо сейчас мы подружимся с этим Витей Первым, либо разругаемся навсегда, и никто не сможет восстановить тот мир, который был в Зоне на протяжении трёх дней после нашего заселения. Перед нами открыли дверь, осыпающуюся бежевой краской, и мы вошли в широкий кабинет. Чудом уцелевший стол, пара шкафов, флаг страны, в которой мы так долго жили, и мягкий чёрный стул. На нём и восседал тот самый Первый. Бритый, с щетиной и шрамами на лице, худой, даже несколько суховатый, мужик отнял у власть имущего пистолет на вокзале. Он оторвался от пожелтевших листов, которые рассматривал перед нашим приходом, и улыбнулся. - Здравствуйте. Чем я могу помочь Вам? От его жаргона, лившегося на вокзале, словно не осталось и следа. - Добрый вечер. Мы увидели в этом доме свет и решили зайти. Уже два дня мы не встречали людей на пути, а тут так получилось. - Добро пожаловать в нашу скромную обитель. Витя Первый, – поднявшись, он представился и, поздоровавшись с каждым за руку, сел на кожаный трон. – Чем могу помочь? У нас есть и крыша над головой, и вода, и еда: оставайтесь! – подняв брови, спросил Первый. - Спасибо, но пока нам всего хватает, да и не везде мы ещё походили. - А чего ходить да смотреть? Мои молодцы уже пошли: вот вернутся через пару недель с полной картой, вот можно и расселяться тогда. - Пожалуй, можно и так, – Иван Иваныч оглянул нас, но мы молчали, как перекрытые краны. – Разве Вы запрещаете нам..? - «Запрещать»? Я? Ну что вы! – Витя хохотнул, обнажая металлические коронки. – В Зоне – свобода, и кто я такой, чтобы кому-то да что-то запрещать! - Забавно выходит: молодчик на входе угрожал, мол, волос упадёт и всё – секир башка! – язвительно выпалил Олег, проводя пальцем по кровавой корочке огромной Конституции. - Ну, что ж, для своих я как-никак не последний человек, – Витя пожал плечами. - «Своих»? – шепнул Олег, облизываясь. Тот, видимо, не услышал и, подняв брови, вопросительно посмотрел на Ивана Иваныча, считая его главным среди нас. - Так всё же: чем могу помочь вам? Его вежливость и чрезмерный такт настораживали меня и, пожалуй, всех стоящих перед Витей. Олег, осмотрев шкафы, ровно стоящие книги, целёхонькие стулья, ветхие памятки и флаги над головой Первого, цокнул. Степан вздохнул. - Просите за нескромный вопрос, но чем вы здесь занимаетесь? - Занимаемся? – ясный взгляд Первого затуманился, он слегка склонил голову, вытянув губы трубочкой, расправил плечи и ответил: Много чем занимаемся: кто по кухне мастак, кто за порядком следит, да кто в медицине, а может, и в машинах шарит, кто дыру в полу заделает – вот все общее дело и делаем. - А что за «общее дело»? Бесшумно Витя выругался. Он поднялся, чтобы загладить неловкое молчание, вышел из-за стола и многозначительно поднял глаза на карту нашей утерянной страны. Степан что-то шепнул за спиной, и Первый, услышав неладные шорохи, обратился к нам, сложив руки в миролюбивом жесте. Не удивительно, что такой, как он, смог повести за собой толпу. Когда нужно – топнет ногой, заорёт, ударит под дых, а когда нужно – улыбнётся, обсыплет «спасибо» и «пожалуйста», расшибётся в лести и миролюбии. - Дак наше, мировое, дело! – восторженно воскликнул он. – Что наши отцы пытались сделать, но не получилось. Да вот у нас, здесь, в Зоне, обязательно получится! - Разве мы какие-то особенные? - Конечно, особенные. Нам почти что дали шанс начать всё сначала, устроить так, чтобы все были равны, да каждый получил то, что наработал. - И кто же всё это будет давать, ё-моё? У кого тут есть широкий карман, полный еды, тепла и работы? – фыркнул Олег. - Да хотя бы у меня! – посмеялся Витя, разбрасывая руки. - Откуда Вы возьмёте еду, когда запасы магазинов закончатся? Или как добывать тепло, когда там сообразят, что они всё ещё подают отопление? - Человек может всё, стоит только захотеть, – заискивающе улыбнулся Первый. – Разобьём плодородную землю на участки, посадим тех, кто захочет выращивать, да те, кто откажется, пусть занимается лесом – чем не топливо? - Предлагаете рубить деревья? – в голосе Степана дрогнул ужас. - А что делать? Приходится жертвовать чем-то для спасения собственной шкуры. Да и потом, всё вырубить не получится: пока одно рубим, другое вырастет. - Посмотрим, что Вы скажете, когда вместо деревьев останутся сгнившие пеньки, а на участках взойдут сорняки. - Да что я могу сказать? – нахмурился Витя. – Только отдать распоряжение да сделать. Иван Иваныч помялся, он закусывал губу, словно насильно удерживал в себе какой-то вопрос, усмирял его пыл. Олег слегка топнул ногой, то ли проверяя прочность полов, то ли привлекая внимание мужчины у широкого стола. - «Отдать распоряжение» – значит управлять чужой судьбой. «Разбить участки» – значит указать, где чьи границы. Ё-моё! Где ж обещанная свобода? - Свобода настанет, когда мы все приложимся к делу, когда каждый встанет в строй, закрутится, как винтик в огромном механизме. - Винтики и маленькие, и большие бывают. - Истинно. Но что ж я сделаю, если именно я отобрал оружие у этого хмыря? Мне ж тогда хотелось, чтобы всё не пошло к чёртовой бабушке сразу, как только мы встали на новую землю. А вот они, – он ткнул в дверь, – чего-то за мной все пошли. Витя пожал плечами и вернулся на своё кожаное место. Взял пальцами желтоватую бумагу, повертел её и сунул в ящичек. Я сомневался, правду ли говорит этот тип или пытается выгородить диктатуру красивыми словами. Червячок неверия и гадливости поселился во мне. - Значит, нет Вашей заслуги в том, что сейчас Вы сидите на этом троне, а не я или один из тех молодчиков? – ехидно спросил Олег, бросая за спину большой палец. - Отчасти. Ведь что один человек в сравнении с толпой? Она взяла и понесла, а мне либо плыть по течению, либо барахтаться. Так она же меня с потрохами сожрёт. Да и разве Вы не поступили бы так же? Олег промолчал. Витя снова поднялся, заглянул в окно, вернулся к столу. - Я не мог допустить, чтобы здесь наступила такая же диктатура, что и там, за воротами, – голос Первого становился холодным и жёстким. – В Зоне не может процветать власть продажных шкур и сучих ублюдков. - Ё-моё, разве не все мы хотим того же самого? Так почему люди с винтовками в руках охраняют Вас, а не кого-нибудь другого? – выпалил Олег, покраснев. - Тебя что ли? Или, может, его, – он ткнул в меня, в Ивана Иваныча, потом и в Степана, – или его, или его? Или бегемота на первом этаже? – Первый засмеялся, уперев руки в бока, словно важный барин. – Вы можете быть слишком упрямыми, слишком честными да слишком умными, но вы всего лишь старики, которые пришли сюда доживать свой век. Да они не имеют ни малейшего понятия, как управлять людьми. А я, – он пожал плечами, –я буду строить новое государство. - Каким образом? Загнать всех под дуло отобранного пистолета? – уши Олега приобретали алый оттенок. - Смелый, – хмыкнул Первый. – Айда к нам в строй. - Этот винтик сломает тебе механизм, – зло прошипел Олег, отворачиваясь от него и готовясь уйти. Бандит нахмурился, поняв, что вежливый разговор давно прекратил своё существование и возвращение к нему оказалось бы чрезмерно лживым, фарсовым. Он выдохнул, сжимая челюсти. Короткие пальцы сложились в замок, перекрывая чёрно-серые слова «Витя» и «Хмыр». В дверь забарабанил тяжёлый кулак, и Первый, словно проснувшись, поднял голову. - Витя, мужики вернулись, – в проёме показалась кирпичная голова «бегемота». Тот жестом отпустил его и уже в который раз поднялся, но силы держаться не было, и он погрузился в кресло. - Прошу прощения, но меня ждут дела. Надеюсь, следующая наша встреча будет более приятной. Ядовитый и гордый взгляд проводил нас. Люди всё ещё стояли на своих постах, то ли боясь ослушаться главного, то ли не имея никаких других дел. Олег, первым выйдя из кабинета, подошёл к женщине и, едва не крича, выпалил: - Убирались бы вы отсюда, пока не поздно. Казалось, что мы совсем зря пришли сюда: что нового мы узнали? Только то, что никакой этот Витя Первый не освободитель умов людских, а очередной тиран и самодур, стремящийся усилить власть, запугивая и шантажируя людей. Его блатные воровские законы перекочевали в Зону и ничуть не изменились. Мы поспешили подальше уйти от логова бандитов. Достав карту, Степан вывел жирную букву «Б» на здании. Мне было противно.