Дневник Большого Медведя

Мужики посмеялись, когда я спросил, пойдут ли они со мной. Желание собрать всех, кого я встречаю на своём пути, упорно стучало в сердце; но мужикам, понятно, не хотелось идти в никуда с обжитого, а я не мог им толком объяснить, чего хочу от них. Зайдя по пути в магазин, наткнулся на женщину с большими оленьими глазами, на которые, казалось, постоянно накатывали слёзы. Она забирала последний пакет макарон и, тихо-тихо вздохнув, положила рядом с ним две оставшиеся от великого продовольственного запаса банки шпрот. - Здравствуй, Лысая, – мой хриплый голос раздался вдруг и обрушился на нас, словно вода из лопнувшей трубы. Думалось, я наложил на себя обет молчания, и она – первая, кому решился отдать свои мысли. - Здравствуй, Медведь, – слабо ответила она, поворачиваясь ко мне. Стоя друг напротив друга, глядя на измождённые, взрытые морщинами лица, мы считали, когда же случилась наша последняя встреча, в какой реальности она происходила. Но вспомнить как-то не удавалось. Лысая вздохнула, опустила рюкзак на пол и аккуратно, словно держа фарфоровую статуэтку, взяла меня за плечи. - Ты знаешь, конечно, ты знаешь, что случится потом, – сказала она, будто бы продолжая некогда не законченный разговор. – Но потом будет поздно что-либо менять. Не вини себя ни в чём. Я кивнул, делая вид, что понял, о чём она говорит или на что намекает. Едва заметная улыбка скользнула по её желтоватому лицу, в уголках глаз наконец по-настоящему собрались крупные прозрачные слёзы, в которых я разглядел себя, большого, хмурого. Тоненькие ручейки побежали по щекам, и упали на пол две капли. Почему-то в тот момент мне показалось, что она оплакивает мою судьбу. - Извини, – шепнула она, прикладывая к щекам рукава, – перед смертью невозможно сильно хочется чувствовать себя живой. Она умирала. Болезнь почти закончила своё дело, оставались считанные дни, если не часы, пока она свободно дышала, пусть и с трудом, но двигалась. И её жалкому существу перед грозной тенью болезни не с чем выступить против. Только ждать. Только умирать. Я проводил Лысую до дому, всю дорогу мы молчали. В маленькой квартирке бродило предчувствие скорой смерти: шторы плотно закрыты, окна не пропускали ни глотка свежего воздуха. На секунду я подумал, что меня зарыли в землю и что никогда не был здесь, не пил чай с радушной хозяйкой, не разговаривал и ни о чём не мечтал. Женщина сняла рюкзак, отправила взятое на полочку и сожалеющим взглядом посмотрела на меня. Застрявшие в горле слова давили, я положил огромную ладонь на крохотное плечо и молча ушёл.