Vir dirthera

Смешанная
PG-13
В процессе
14
автор
Размер:
планируется Миди, написано 46 страниц, 11 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
14 Нравится 77 Отзывы 6 В сборник Скачать

4. I have no mouth but I must scream (AU, кроссовер с Bloodborne)

Настройки текста
Примечания:
      Кровь на языке едкая и жгучая. Обжигает нёбо, и Алларос, облизнув губы, привычно сплёвывает.       Кровь на языке чужая. Не та, что заживляет раны и усмиряет болезнь, но та, что может выжечь изнутри и обратить в чудовище.       Он был неосторожен.       Здесь нельзя быть неосторожным.       Дуло у мушкетона погнуто и оплавлено. Гравировка запеклась гарью; Алларос без особого толка скребёт её ногтем и цепляет бесполезное оружие на крепление. В сумке, как назло, почти нетронутый запас пуль - он хорошо подготовился к долгой охоте.       И так досадно подставился в шаге от цели.       Пение разносится по холлу, гуляет по пыльным углам, взлетает к арочному потолку. Чей-то чистый мелодичный голос множится эхом - слишком далёкий, чтобы разобрать слова.       Такой неуместный здесь. И не только потому, что выводит торжественную церковную песнь с богохульственным задором.       Алларос беззвучно движется в его сторону. Выверяет каждый шаг, чтобы камень не ощущал прикосновения мягких подошв. Вслушивается в движение воздуха, чтобы никто и ничто больше не застало его врасплох. Вплавившийся в пальцы клинок отражается тенью в освободившейся руке - такой же длинный и тонкий, привычный, как затухающее биение чужого сердца.       Когда пение становится близким настолько, что от высоких нот заламывает виски, Алларос готов ко всему. Даже к тому, что явственно слышимые теперь слова далеки от канонических. Чудовищно далеки. За такое переложение благостные прихожане могли бы распять на алтаре.       Он ступает в библиотеку, и одновременно вошедший с другой стороны охотник замолкает под его пристальным взглядом. Безмятежно улыбается, опускает нацеленный Алларосу в грудь пистолет и спрашивает:       - На твоей половине его не было?       Алларос отрицательно качает головой.       - Как и на моей. Значит, нам сюда.       Единственная лестница на второй этаж закручивается вокруг стеллажей широкой спиралью. Студенты, должно быть, прокляли архитектора не раз: чтобы попасть наверх или вниз, нужно миновать целое крыло.       Алларос искренне надеется, что проклятия не сработали. Только благодаря этой планировке они могут быть уверены, что цель не сбежала через чёрный ход, заслышав их приближение.       Или не могут. Потайные двери на плане университета не обозначены; человек же, проведший здесь столько лет, без сомнения, знает о них всё.       - Он не сбежит, - уверенно заявляет Тамрис. - Не в его духе.       Может, он и прав. Тот, о ком писал ему брат, когда учился в этих стенах, не привык бежать от опасности. Тот, кто уничтожил чудищ больше, чем они с Тамрисом, вместе взятые, привык встречать её лицом к лицу.       Можно ли судить о нём по прежним меркам - вот в чём вопрос.       - Нечего так укоризненно молчать. Мы бы всё равно не застали его врасплох, - пожимает плечами Тамрис. - И прятаться здесь не от кого.       Алларос не желает спорить. Азарт в крови у Тамриса слишком силён, чтобы ждать в засаде. Слишком силён, чтобы переубедить.       Слишком заразителен.       - In Fortune solio sederam elatus, - мурлычет вполголоса Тамрис. Тон у него расслабленный, а взгляд цепкий; пальцы ласкают рукояти пистолетов, в любой момент готовые пустить их в ход. - Prosperitatis vario flore coronatus…       Алларос с радостью бы присоединился, если бы мог.       Quicquid enim florui felix et beatus.       Грязь под ногами истоптана десятками шаркающих ног. Их следы не единственные здесь - но единственные человеческие.       Nunc a summo corrui gloria privatus.       Светильники на стенах висят через каждые несколько ярдов, словно чьи-то заботливые руки до сих пор исправно зажигают их каждую ночь.       Fortune rota volvitur: descendo minoratus.       Косматая тварь падает с дырами в обеих глазницах, едва успев захрипеть. Алларос, вспомнив, трогает Тамриса за локоть и протягивает ему мешочек с пулями.       - А твой... - Тамрис переводит непонимающий взгляд на его мушкетон и мгновенно догадывается: - Бездна побери, Алларос! Ты угробил мой подарок.       Алларос виновато поводит плечами.       Угробил. Опять.       Тамрис вправе скормить ему эти пули по одной, как обещал в прошлый раз.       - Несчастье моё, - вздыхает Тамрис. Но больше ничего не говорит, только убирает пули к себе.       Alter in altum tollitur; nimis exaltatus rex sedet in…*       Очередная дверь заперта изнутри. Алларос ожидает, что Тамрис предложит её вынести, но он лишь хмыкает и аккуратно стучит костяшками пальцев.       Никто не отзывается. Шагов не слышно.       Тамрис стучит вновь.       Спустя полминуты внутри отодвигается засов.       Алларос помнит Тревельяна таким, каким видел его в пору их случайных встреч. Улыбчивым крепким мужчиной, обожаемым всеми студентами наставником, на которого с непередаваемой смесью досады и восхищения указывает ему Махи. Твёрдо расправившим плечи защитником, перед которым преклоняет головы простой народ и даже гордая Кассандра.       Узнать его теперь можно разве что по осанке - по-прежнему величественной и вызывающе прямой.       Тревельян опирается на край стола, расслабленно прислонив к бедру короткий широкий нож. От него веет равнодушием; лунный свет из окна за его спиной бросает на лицо непроницаемую тень. К одному из шкафов небрежно прислонён видавший виды зазубренный клинок - слишком далеко, чтобы он мог быстро до него дотянуться.       Алларос чувствует, что Тревельян смотрит на него. Вязко и пристально, задержавшись куда дольше необходимого. Но обращается он к Тамрису.       Как будто знает.       - В последнее время у меня много гостей, - хрипло произносит он. - И все рассказывают одну и ту же историю. Надеюсь, вы, друзья мои, не будете утомлять меня навязшими в зубах сплетнями.       - С хорошим человеком и помолчать приятно, - широко ухмыляется Тамрис. - Правда, Ал?       Алларос отзывается сиплым звуком, в котором без труда читается укоризненный смешок.       - Приятно в кои-то веки встретить понимание, - усмехается в ответ Тревельян. - Если вы будете хорошими гостями, я, быть может, сам расскажу вам пару интересных историй.       - Нынче у меня настроение на иные забавы. Будь хорошим хозяином - угоди своим гостям.       Складное лезвие расщёлкивается звонко и голодно. Но Тревельян не спешит угождать даже перед лицом прямой угрозы.       - Снова кровь, - бормочет он словно самому себе. - Везде кровь. Всегда - кровь. Её было достаточно, друзья мои, вы не находите? Не думали ли о том, что ей, возможно, уделено слишком много внимания? - Едва слышный вздох, утомлённый и сожалеющий, пробуждает липкую тревогу. - Не думали. Что ж, у юности свои пороки.       Он и впрямь похож на безумца сейчас. Беседовать с безумцами нельзя - слишком легко влипнуть в паутину чужих сомнений и страхов.       Алларос плавно, медленными текучими шагами начинает обходить Тревельяна по дуге, держась к нему лицом и отделяя от забытого в углу оружия.       - Я могу предложить вам кровь, раз она всё ещё для вас ценна, - вновь поднимает голову Тревельян. - Чистейшую. Способную вылечить всё. Дающую силу, которой Церковь никогда не наделит своих марионеток.       Он втыкает нож в столешницу и протягивает руку в сторону Аллароса - не глядя. Пузырёк на его ладони на вид ничем не отличается от висящих у Аллароса на поясе.       - Никакая кровь не способна исцелить всё, - цедит Тамрис. Давняя злость в один миг стирает с его лица улыбку. Видит бездна, из-за случившегося с Алларосом он всегда переживал больше него самого. - Тебе ли не знать.       Тревельян согласно кивает, касаясь обрубка руки здоровой ладонью. Прижимает к предплечью складки подвязанного рукава:       - Очень, очень жаль. Что ж... Значит, нам всем сегодня не повезло.       Он запрокидывает голову, стряхивая с лица спутанные волосы. Горло беззащитно белеет в лунном свете - соблазнительная мишень для бритвенно-тонкого лезвия.       Метательный клинок срывается с пальцев Тамриса, не упустившего ни мгновения.       Он никогда не промахивается.       Горло горит так, словно связки раздирают невидимые когти. Алларос кашляет до боли в груди, до ноющих рёбер, до содранной слизистой и звона в висках.       Меньше всего он хочет переживать это вновь.       Его желания редко имеют вес.       Вскоре кашель утихает, оставив глаза мокрыми, а голову пустой. Кажется, что теперь можно оглядеться и встать - но отчего-то Алларос не может пошевелиться, будто приступ выпил все его силы.       Не может понять, что произошло.       Лезвие входит точно между кадыком и ключицами. Тревельян даже не пытается уклониться. Лишь вздрагивает, безучастный, как дерево, в которое он недавно вонзил нож.       Кровь охотно струится в расстёгнутый ворот, пропитывает ткань. Алларос чувствует её явственно, словно их не разделяют ярды.       Живая, сильная. Манящая.       Тревельян выдёргивает из шеи кинжал и отшвыривает в сторону. Рана затягивается раньше, чем утихает звон металла о камень. Рана, кажется, наконец его пробуждает.       Он скалится почти азартно, и ткань на искалеченной руке лопается, выпуская наружу гибкую извивающуюся плоть.       Холодные пальцы аккуратно касаются лица, сдвигают растрепавшиеся пряди. Взгляд ощущается всей кожей, а от чужого удовлетворённого удивления густеет воздух.       - Я не ошибся, - наконец говорит Тревельян. - Надо же. Вы так похожи.       Сердце привычно пропускает удар и сжимается, как всякий раз, когда кто-то напоминает Алларосу о брате. Сердце окатывает яростью.       Видит бездна, если Тревельян посмеет назвать его имя, он найдёт в себе силы встать.       На стороне Тревельяна опыт и сила. Но Алларос знает: он проворнее, быстрее. Он сотни раз проскальзывал под ударами тварей, способных одним движением раздавить в лепешку. Тревельян - далеко не один из них.       Пока что.       Алларос уворачивается от стремительного броска щупалец, тут же ударив в открывшуюся брешь. Тревельян отшатывается - прямо на Тамриса. Вернуть нож он успел, но больше у него нет ничего.       Только магия. Только знания. Только родной дом, где и стены помогают. Только огонь проклятия в жилах - дарующего тем больше возможностей, чем больше теряешь себя.       Добыча не выглядит неприступной, но Алларос не позволяет самонадеянности взять верх.       Никто из тех, кого Церковь посылала за головой Тревельяна, не вернулся обратно.       Уверенная рука стискивает его загривок, тащит куда-то волоком. Воротник болезненно впивается в горло. Дышать тяжело, а положение унизительно.       Алларос может лишь рычать про себя, потому что сил сопротивляться у него нет.       Нет даже голоса, чтобы послать Тревельяна туда, куда он того заслуживает.       Здесь был медицинский покой когда-то. Полупустой теперь, достаточно просторный для того, чтобы их танец не навредил содержимому хрупких витрин. Тревельян нападает жёстко и агрессивно, стремясь сократить дистанцию в свою пользу. Выпадов нечеловеческой руки, не ограниченной ни суставами, ни жёсткой костью, ни, кажется, даже постоянной длиной, избегать непросто.       Отсечь её раньше, чем появляется шанс нанести смертельный удар, не удаётся.       Клинок входит в живот Тревельяна и выходит из спины чуть выше. Алларос с усилием давит вверх. Он готов к тому, что щупальца стиснут его шею; знает, что может рассчитывать на Тамриса и второй клинок.       Глаза Тревельяна - близкие, так неожиданно, опасно близкие - встречаются с его.       Алларос проваливается в них, задыхается в одуряющем запахе крови, боли, силы. Стискивает до хруста рукоять, давит, пока лезвие не упирается в ребро. Колени слабеют, но он не может упасть, пока его держат эти глаза.       - Обернись, - предлагает-командует Тревельян – спокойно, словно не чувствует боли вовсе.       Алларос медлит. В вязкой пелене тонет не только разум, но и тело: движения даются с трудом, даже когда Тревельян отпускает его взгляд.       Совладать с собой помогает резкая боль в плече.       В лопатки врезается решетка, когда Тревельян безучастно втаскивает его на какую-то поверхность. Металл обжигает спину, а яркий свет - глаза; пояс, предплечья, лодыжки и запястья прочно охватывают ремни.       Излишняя предосторожность. Алларос и без того не способен двигаться, знать бы, что сотворил этот выродок, что они не предусмотрели... Всё, на что его хватает – удерживать открытыми веки.       Что бы ни собирался сделать Тревельян, он ничего, совершенно ничего не сможет ему противопоставить.       Алларос знал, что однажды проиграет. Проиграть живой легенде даже не стыдно.       Он только думал, что умрёт первым.       Тамрис опускает пистолет. По боку Аллароса скользит рукоять собственного клинка, когда щупальце обнимает его шею, плотно прижимая спиной к Тревельяну.       - Не смотри, - мягко советует он.       Тамрис смотрит поверх его плеча, и в замершем взгляде тот же туман, из-за которого Аллароса едва держат ноги.       Дуло пистолета упирается под его подбородок.       Алларос не может закрыть глаза.       - Бездна свидетель, я предпочитаю спокойные беседы за чашкой чая, - шелестит над ним голос Тревельяна. - Но чем дальше, тем сложнее найти для них собеседников. С тобой же и вовсе... Прости, освобождать тебе руки для беседы видится мне немного неуместным.       Алларос бессильно хрипит.       Он надеется, что вложил в этот жалкий звук достаточно ненависти.       - У нас больше общего, чем тебе кажется. Мы увлеклись одной и той же сказкой... Жертвовали ради неё с одной и той же самоотдачей... Оба поплатились за доверие, оба встретим конец от рук тех, кого считали союзниками. Мы могли бы поладить, будь ты и твой друг чуть менее горячи и поспешны. Не подумай, я вовсе вас не упрекаю. В вашем возрасте голова у меня кружилась и от меньшего.       Тревельян деловито звенит инструментами. Скрип открывающегося пузырька не перепутаешь ни с чем; Алларос вновь хрипит, когда в сгиб локтя входит грубая игла.       Что он, бездна побери, делает.       Что он, бездна побери, хочет из него сделать.       Вены начинает жечь почти мгновенно - привычный эффект переливания. Сохнет вновь горло, в мышцах скапливается мелкая, пока что редкая дрожь. Дыра в плече затягивается; колко зудит плоть вокруг застрявшей пули.       Тревельян смотрит на него внимательно и сосредоточенно. Без извращённого любопытства, присущего его бывшим коллегам.       Без жалости, и за это Алларос почти благодарен.       - У нас обоих красная кровь, - задумчиво произносит Тревельян. Склоняется ближе и негромко, доверительно сообщает: - У твоего брата была белая. Может, и с тобой ещё есть шанс?..       Алларос выгибается с такой яростью, что ремни трещат, а металлические ножки визгливо скребут по полу.       Алларос кричит. От надрывного, почти звериного крика боязливо трепещут огоньки свечей.       Алларос не сразу узнаёт собственный голос.
Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.