*
Шинсо устал. На самом деле, он не помнит, когда вообще отдыхал в своей жизни. В средней школе он вкалывал, чтобы поступить в ЮЭЙ. В старшей школе он вкалывал, чтобы перевестись на геройский факультет (что, кстати, он сделал успешно на своём втором году обучения). После выпуска он вкалывал ещё упорнее, работая профессиональным героем и одновременно учась в университете на учителя истории. К двадцати трём годам в руках Шинсо лежал красный диплом, позволяющий ему обучать детей. К двадцати трём годам Шинсо пошёл работать в ЮЭЙ, перейдя в другое геройское агентство, позволяющее работать не на полную ставку. К двадцати четырем годам Шинсо доверили его первое классное руководство, включающее в себя двадцать пятнадцатилетних подростков, смотрящих ему в рот с щенячьими глазами, но не запоминающих абсолютно ни одной исторической даты. К двадцати четырем годам Шинсо не может вспомнить дня в своей жизни, когда бы он спал больше пяти часов. Мешки под глазами уже давно стали его главной особенностью, так эстетично подчеркивающей его фиолетовые волосы. С чего Хитоши вообще решил пойти преподавать? Чтобы ответить на этот вопрос нам снова нужно обратиться к хронологии его жизни. К пятнадцати годам Шинсо поступил на факультет общего образования, и всё у него было хорошо. В пятнадцать лет Айзава впервые заметил Шинсо. В пятнадцать лет Шинсо впервые заговорил с Айзавой. И вот тогда всё пошло по пизде. К шестнадцати годам Хитоши был абсолютно твердо уверен, что влюблен. Ему стоило огромных усилий не пялиться на тренировках на Айзаву дольше, чем он позволял, когда объяснял, как правильно и эффективно пользоваться лентами. Шота давал ему подзатыльник каждый раз, когда Хитоши уходил в свои мысли, рассматривая учителя. Забывая о том, что сейчас его будут атаковать, забывая о том, что ему нужно уклоняться и бить в ответ. В те моменты Шинсо хотел, чтобы эти ленты обвились вокруг его шеи, надавив сильнее положенного, позволив ему наконец-то избавиться от вечно преследующих его мыслей об Айзаве, которые мешают ему тренироваться, фокусироваться. Мешают ему жить. Потому что главная мечта Шинсо уже давно не стать профессиональным героем. Его главная мечта носит темную одежду, пьет по восемь кружек кофе в день и курит синие мальборо с двумя кнопками, так красиво подходящие под цвет волос Шинсо. Его мечту зовут Айзава Шота, и он не может выкинуть его из своей головы уже девятый год. На протяжении обучения в старшей школе Шинсо ежедневно смотрел ему в открытый рот, ловя каждое слово и каждый вздох. Хитоши был одним из лучших выпускников своего класса, уступая лишь Момо и Бакуго. Он не считал это своей заслугой, каждый раз он говорил «без Айзавы у меня бы ничего не получилось». Шинсо хотел быть, как он. Таким же сильным и опытным, таким же завораживающим, таким же добрым и помогающим потерянным детям. Шинсо не бросил свою мечту стать героем — он получил лицензию, он пошёл в агентство, которое работало с Айзавой. Он спасал жизни, помогал правосудию свершаться, защищал слабых и больных. Хитоши был единственным из своего выпуска, кто одновременно с работой учился в университете. Он знал, что хотел преподавать, знал, что хотел быть как Айзава, пройти тот же путь, что и он, пережить всё то же, приблизиться к нему, не подходя физически. И Шота ему помогал. С семинарами, с практикой, с моральной поддержкой, когда Шинсо хотелось всё бросить, выключить телефон, проспать тридцать часов и перестать существовать вовсе. Хитоши приезжал к нему домой — иногда за пособиями по педагогике, которые им закупила ЮЭЙ, иногда за историями про сложных детей, которых Шота встречал в своей жизни. Иногда они просто молча сидели на кухне, каждый держа в своих руках черный кофе без единой ложки сахара или молока. Коты Айзавы любили Шинсо, всегда запрыгивали ему на колени, мурчали под его руками. Иногда Хитоши задумывался умеет ли Шота мурчать так же. Шинсо было хорошо. Шинсо было спокойно. После таких вечеров он находил в себе новые силы двигаться дальше — открывал учебник на нужной странице, соглашался завтра подменить другого героя на патрулировании. Перед его глазами стоял чужой взгляд — такой же усталый, и поэтому безумно понимающий и поддерживающий. Айзава не говорил ему: «Держись, дальше будет лучше», потому что это неправда. Потому что с каждым годом жизнь становится лишь труднее и сложнее. Шота не собирался давать Шинсо ложные надежды. Но Айзава каждый раз открывал ему входную дверь, заваривал кофе, внимательно слушал и помогал с любой проблемой, с какой бы Хитоши ни пришел к нему. Айзава не говорил, что дальше будет лучше. Вместо этого он говорил, что будет рядом. Не вслух, не словами, но действиями. И это было важнее. Тогда Шинсо было девятнадцать, и он все ещё боялся сказать Шоте лишнее, хоть одно неправильное слово, которое выдаст все чувства, которые Шинсо бережно хранил в своем сердце уже четвертый год. Сейчас Шинсо двадцать четыре, а Айзаве тридцать девять. Между ними всё ещё пятнадцать лет разницы, между ними все ещё пять тысяч семьсот девяносто три дня непонимания и невысказанных слов. И все-таки Хитоши кажется, что теперь он впервые подошел так близко к своей мечте.*
— Я заебался. Хитоши падает на диван в учительской, закрывая глаза руками и делая глубокий выдох. Айзава слегка посмеивается, поднимается со стула и идет к кофе машине. — Тебя хватило на месяц. — Вы вообще в первый день работы с классом Мидории легли на пол и заснули. Шота смеётся уже более громко, но все ещё низко. От его смеха Шинсо каждый раз покрывается мурашками, представляя, как этот смех будет звучать рядом с его ухом. — Ты тогда даже ещё не учился у меня. — Про вас рассказывали много историй, а я люблю слушать. Хитоши дополняет у себя в мыслях «И Вас. Я люблю Вас», но, как обычно, не говорит подобное вслух. Рядом с ним на столик опускается кружка горячего кофе, а Айзава скидывает его ноги с дивана и садится рядом. Хитоши не смотрит на него. Ему достаточно покалывания в районе коленки, где он непроизвольно соприкасается с чужой ногой. Шинсо берет кружку в руки, отпивает, обжигая себе язык. Шота снова тихо смеётся, смотря, как Хитоши шипит от боли вслух. Шинсо почему-то кажется, что Айзава смеется лишь рядом с ним, всегда закатывая глаза на шутки Всемогущего или Мика. — Сколько ещё до урока? Хитоши достает из кармана телефон, на заставке которого стоит фотография одного из котов Шоты — рыжего, самого старого и единственного, который все ещё продолжает недолюбливать Шинсо. — Десять минут. — Покурим? Стоя у черного входа за школой, Айзава достает свою пачку синих мальборо и зубами лопает две кнопки, ища зажигалку в кармане. Хитоши протягивает ему свою быстрее — она у него ярко-красная, прямо как глаза Шоты, когда он использует свою причуду. Айзава благодарно кивает и чиркает колесиком зажигалки. Хитоши неотрывно смотрит на яркое пламя, на то, как мужчина затягивается и как красиво выдыхает дым куда-то вверх, смотря будто в пустоту. Наконец-то расслабляется. Сам Шинсо курит вишневые чапман. Это глупая привычка, оставшаяся со времен первого курса в университете, когда на одной вечеринке незнакомая девушка сказала, что после чапман всегда вкусно целоваться и притянула к себе Шинсо, пьяно впечатавшись в его губы. Было и правда сладко, но не слишком приятно. Возможно, для правильного эффекта нужен правильный человек. И поэтому рядом с Айзавой Шинсо всегда курит лишь красные чапман. Пустые же пачки дешевого винстона валяются у него дома в мусорке. — Завтра пятница, — будничным тоном говорит Айзава, делая две затяжки подряд. — Не хочешь отдохнуть и выпить? Шинсо сглатывает, почти кашляя от резко выпущенной затяжки. Они пили пару раз с Айзвой, всего лишь по бутылке пива, да и всегда в присутствии кого-то третьего — то Мик звал их в бар, то Каминари забегал к Хитоши в гости и ни капли не смущался присутствия бывшего учителя. Но сейчас все по-другому. Сейчас у Шинсо не будет возможности скрыться за другим человеком, переложив на него ответственность за разговор, позволяя себе молча любоваться Айзавой и падать в его черные, как бездна глаза. — У меня контрольная у вторых классов завтра, нужно будет проверить. — А ты не пробовал делать это после бутылки пива? — Неужели Вы так делали с нашими работами? Шота слегка посмеивается, бросая на землю бычок от сигареты. Где-то сзади них слышится звонок. Урок начался. — Приноси свои контрольные, я помогу. Айзава уходит, оставляя Шинсо стоять в одиночестве с тлеющей сигаретой и пеплом, так неудачно падающим на его кроссовки. Если слишком долго смотреть в бездну, то бездна начнет смотреть на тебя в ответ. Возможно, Шота наконец-то заметит то, что лежит прямо перед его носом.*
Шинсо залпом допивает остаток в бутылке с алкоголем и громогласно объявляет: — Закончил. Откидываясь на диван, он наконец-то расслабляет спину и отпускает мысли. Айзава уже давно разобрался со своей частью работ — ему всего лишь нужно было сверить буквы ответов и поставить плюсы-минусы. На это ушло две бутылки темного пива. А вот Хитоши взял на себя письменную часть работ — анализ внешней и внутренней политики определенных правителей. На счету Хитоши три бутылки ягодного сидра. Их счет три:два в пользу Айзавы. Шинсо всегда проигрывает. — Ты перегружаешь себя. Шота сидит на диване рядом, подобрав под себя ноги. Его взгляд, направленный на Шинсо, такой же сфокусированный, как и обычно, но будто чуть расслабленнее и легче — алкоголь даёт о себе знать. Каминари однажды сказал, что он не алкоголик, просто любит придавать своим глазам красивый блеск. Глаза Айзавы и правда будто блестят. Шинсо не видит в них целые галактики, скорее огромную черную дыру или манящую к себе бездну, в которую Хитоши хочется прыгнуть с разбега. Усмехаясь, он отвечает: — Что ж, это Ваша вина. Прежде, чем Шинсо успевает встать, чтобы сходить ещё за бутылками до холодильника, он чувствует, как его запястье обхватывают рукой и заставляют приземлиться обратно на диван — на огромные сантиметры ближе, чем они сидели раньше. Айзава выглядит растерянным. — В каком смысле? Шинсо смотрит на его задумчивое и серьезное лицо. Возможно, им управляет алкоголь, возможно, это скопившиеся за столько лет эмоции и чувства, которые Хитоши уже физически устал давить в себе каждый день. Шинсо всего лишь хочется сделать всё, что угодно, чтобы вернуть Шоте привычную легкую усмешку на лицо, которую он дарит лишь Хитоши. И Шинсо правда хочет так сделать. Хочет сказать, что неудачно пошутил или попросить не брать эту фразу в голову. Но Айзава преданно и взволнованно смотрит на него своими черными безднами, и Шинсо наконец-то теряет равновесие. — В том смысле, что без Вас меня бы сейчас здесь не было. Он падает. Шота не понимает, да он и не должен. Шинсо хочет встать и уйти, сбежать от своих мыслей, сбежать от бывшего учителя, который все ещё продолжает тянуть к себе, как магнит. Он сидит в нескольких сантиметрах, но Хитоши тянет вперед, ещё ближе. Они не противоположности, но почему-то продолжают притягиваться. — Если бы не Вы, я бы не перешел на геройский факультет. — Хитоши будто не замечает, что Шота продолжает держать его за запястье, сжимая лишь сильнее. — Если бы не Вы, я бы не стал героем и тем более бы не пошел учить детей. Господи, — Шинсо нервно смеётся. — я никогда не любил детей, я не собираюсь их заводить, я даже не задумывался о том, чтобы связаться с ними. А потом появились Вы со своей верой в младшее поколение, с желанием помогать каждому, и особенно, почему-то, мне. Шинсо не замечает, как начинает повышать голос. Не замечает, как в его глазах собираются слёзы. Он наконец-то говорит открыто, без секретов. С его груди будто спадает огромная и неподъемная ноша, которая столько лет тащила его ко дну. Истерично смеясь, он вытирает глаза рукой и наконец-то говорит: — Я решил, что если не смогу быть с Вами, то возможно у меня получится стать Вами. Я надеялся мне этого хватит. Это пиздеж. Это огромный и явный пиздеж. Шинсо никогда не верил в то, что этого будет достаточно. Он лишь надеялся, что сможет понять, чего хочет Айзава. Чего не хватает Шинсо, чтобы заставить его обратить на себя внимание. Чего ему не хватает, чтобы помочь своему учителю и сделать его жизнь легче. Они молчат. Хитоши не знает, что делать дальше, как вести себя после подобного признания. Он не поднимает глаза на Айзаву, боится увидеть отторжение и отвращение. Боится увидеть разочарование. Хватка на запястье исчезает. Теперь ему холодно. — Я думал, что твоя симпатия ко мне прошла пару лет назад. Шота знал. Шинсо наконец-то поднимает глаза и удивленно смотрит на него. — Вы знали? Шота усмехается. — Конечно знал. Твои влюбленные взгляды было сложно не заметить. Хитоши не чувствует облегчения, неловкости или паники, как представлял, что будет после признания в любви. Хитоши чувствует распирающую его злость, так не вовремя сменившую привычную теплоту и любовь в груди. — Вы знали. — он говорит холодно, почти отстраненно. У Айзавы появляются мурашки от такого тона. — Не сейчас, хорошо, но тогда Вы знали, что я в Вас влюблен и ничего с этим не сделали? Шинсо еле удерживается, чтобы не перейти на крик. — То есть Вы видели, как я мучился из-за неразделенных чувств и ничего? Вы просто игнорировали это, позволяя мне тонуть в этом говне одному? Нет, даже не так. — Шинсо хрипло смеётся. — Вы продолжали играть в фаворитизм, зная об этом. Вы продолжали тренировать меня лично, продолжали выделять из толпы и уделяли мне больше внимания, чем даже ебаному Мидории, который почти без Вашей поддержки сейчас стал героем номер один. Шота выглядит почти напуганным. Он похож на маленького котенка, который боится окружающего мира и ищет маму, которая согрела бы и успокоила его. Мать Айзавы умерла уже несколько лет назад. Ему не у кого сейчас искать защиты. — Вам льстила моя влюбленность, да? Вы поэтому продолжали заниматься со мной? Чтобы повышать себе самооценку за счёт влюбленного подростка, не умеющего контролировать свои эмоции и взгляды? — Я тренировался с тобой, потому что верил, что ты будешь достойным героем. — Жестко говорит Шота. — И посмотри на себя сейчас, — он невесело усмехается. — ты им стал. Хитоши резко встаёт с дивана, подавляя подступающую волну слез. Он и так уже достаточно показал свою слабость, ему не нужна жалость. Тем более, от Айзавы. Он открывает холодильник, достает ещё бутылку ягодного сидра. Выпивает залпом почти половину. Тяжело дышит, опираясь на кухонную стойку. Под закрытыми глазами проносятся целые годы их общения. Шота заботился о нём, помогал стать лучше, сильнее, достойнее. Он не играл с Хитоши, не довольствовался тем, что доводит бедного подростка до нервных срывов и истерик в подушку от осознания того, что ему никогда не ответят на его чувства. Айзава всегда хотел, как лучше. Шинсо почти ненавидит себя за те слова, которые сказал учителю. — Я пытался держать дистанцию. Голос доносится откуда-то сзади. Он совсем тихий, почти зашуганный. Будто за одно неправильное слово его ждет самое тяжелое наказание. Что ж, возможно так и есть. — Я не хотел... как ты там сказал? Играть в фаворитизм. Но тебе нужна была помощь и забота. Тебе нужен был я. Хитоши усмехается, наконец-то открывая глаза и разворачиваясь. Шота неловко стоит в проеме на кухню, скрестив на груди руки. — Самое хуевое, что Вы до сих пор мне нужны, но почему-то этого не видите. Айзава выглядит виноватым. Он недосмотрел, не углядел то, что лежало перед ним на самой поверхности. Шота надеялся, что это всё закончится, и Хитоши будет легче. А с собой он всегда бы смог разобраться. Ему не впервые не получать то, чего так сильно хочется. — Я думал, что твоя влюбленность прошла, когда ты выпустился из школы. — А я думал, что смогу разлюбить Вас и встретить кого-то нового, но, как Вы видите, мы оба ошибались. Хитоши не замечает, как с каждым словом делает шаг, приближаясь к Айзаве. Между ними все ещё небольшое расстояние, которое они легко могут преодолеть в секунды, стоит лишь захотеть. Шинсо хочет. — Тебе тогда было шестнадцать, а мне тридцать. Поэтому он делает шаг. — А сейчас мне двадцать четыре, а вам тридцать девять. У меня была пять по математике, я умею считать. Айзава усмехается, но делает ответный шаг. Ещё шире. Ещё ближе. — Между нами всё ещё пятнадцать лет разницы. Они продолжают идти. — Между нами только Ваш страх и нерешительность. Они останавливаются. Между ними сантиметры. — Вы больше не мой учитель. — Шинсо смотрит в чужие черные, как бездна, глаза. Они красиво блестят, то ли от алкоголя, то ли от предвкушения. — Меня не надо больше учить — только продолжать заботиться и любить. Айзава выдерживает его взгляд, не отводит глаз, сам, наконец-то, позволяет себе утонуть во множестве галактик, которые видит в глазах Шинсо. — Ты больше не мой ученик. — Шота переводит взгляд ниже, останавливаясь на губах. — Но тебя все равно ещё столькому нужно научить. Горячее дыхание, которое чувствует Хитоши рядом со своим лицом, резко контрастирует с холодными после пива губами Айзавы. Шота целуется властно, кладет руку Шинсо на талию, притягивая к себе ближе, заставляя Хитоши забыть, как дышать. Он аккуратно скользит рукой по его спине, пока проталкивает язык в чужой рот, исследуя там каждый участок. Хитоши несколько лет носил с собой пачку вишневых чапман, после которых сладко целоваться, чисто на всякий случай, вдруг выдастся возможность. Но даже без сигарет поцелуй выходит сладким и опьяняет сильнее всего выпитого алкоголя. Шинсо запускает руки Айзаве в волосы, собирая их в хвост, оттягивая чуть назад, чтобы получить доступ к шее. Хитоши влажно целует её, несколько раз возвращаясь обратно к губам, проводя по ним языком, позволяя Айзаве кусать свои. Шота шумно выдыхает и Шинсо кажется, что это самый мелодичный и завораживающий звук, который он когда-либо слышал. Хитоши втягивает кожу в области ключиц, оставляя там засос. Он хочет пометить Айзаву, как завоеванную территорию, как выигранный приз. Шинсо ждал и любил девять лет. И впервые ему разрешают это делать. — Так значит, — мычит Хитоши между поцелуями. — я Вам тоже нравлюсь? Айзава низко смеётся, вибрирует прямо в поцелуй, заставляя Шинсо покрыться мурашками. Ему хочется слушать этот смех вечно, ему хочется растечься в этом смехе и быть им. — Мне кажется, пора сказать тебе кое-что важное. Айзава отстраняет от себя парня, серьезно смотря ему прямо в глаза. У Шинсо в глазах не просто целые галактики, там взорвавшиеся звезды и планеты, там целый звездопад, и в каждой падающей звезде написано лишь одно желание: «Быть рядом». Мягко улыбаясь, проводя рукой по бледной скуле парня, слегка задевая пальцем его опухшие после поцелуя губы, Шота говорит: — Перестань мне "Вы"-кать. Хитоши сначала не понимает, а потом резко смеётся, откидывая назад голову и выставляя напоказ шею. Нетронутую, почти девственно чистую. (Айзава это исправит). — Хочешь покурить? У Шинсо в кармане пальто лежит почти пустая упаковка вишневых чапман, после которых сладко целоваться. Там осталась самая последняя сигарета. Хитоши уверен, что они смогут поделить её на двоих. Хитоши хочет верить, что это далеко не последняя вещь, которую они разделят на двоих. Беря Айзаву за руку и переплетая их пальцы, Шинсо широко улыбается, когда видит ту самую теплую улыбку на лице Шоты. В этой теплоте заключена любовь. Странно, что Шинсо её раньше не замечал. Если долго смотреть в бездну, то бездна тоже начнет смотреть на тебя в ответ. Упав туда девять лет назад, Шинсо бродил там напуганный и одинокий. Сейчас, он наконец-то увидел в этой темноте свет. Его нашли.