Дорогой гость

Вэй Усянь ждал дорогого гостя, потому пришлось встать раньше обычного. Он решил приготовить сладкие рисовые клёцки, но между делом досыпал туда приправу, ложечку за ложечкой, пока ему не начал нравится вкус. Отменная еда! Пища небожителей. Этот ошеломительный аромат, это жгучее ощущение тепла, это приятное жжение во рту: такое, словно в язык впивается тысяча крохотных игл. А затем — блаженное онемение языка. Вэй Усянь испытал наслаждение, но после большого удовольствия всегда следует расплата. И расплатой стала пронзительная мысль: а что же Цзян Чэн? Вдруг он придет голодным? Чем же его угощать? Он же не сможет есть, он всегда бранился из-за этого в детстве. Цзян Чэн был счастливо женат и ел то, что готовила его жена, но, тем не менее, частенько навещал Вэй Усяня: для того, чтобы как следует обругать его за какой-нибудь пустяк или проверить, все ли с ним хорошо. Вэй Усяню было все равно. Он всегда был рад видеть Цзян Чэна. Вот порадовать Цзян Чэна — это уже была задача посложнее. Вэй Усянь взялся за рисовые пирожные. Просто и вкусно, вот только нужно добавить немного специй. Кажется, все еще недостаточно.

***

И пирожные, и клёцки ждали своей участи, но дорогой гость не спешил снимать пробу. Он окинул угощение тоскливым взором и хмуро спросил: — Почему все такое ярко-красное? — Немного подкрасил. Но Цзян Чэна было не так-то легко обмануть. — Совсем уже голову потерял? Зачем это ты в сладости положил перец? — Угощайся, — важно сказал Вэй Усянь. — Сам готовил. — Это-то меня и останавливает! Сам такое ешь. У Вэй Усяня уже прошло утреннее онемение языка, так что он с превеликой радостью съел все угощение. Цзян Чэн сердито смотрел, как он это делает, как зажмуривает глаза от удовольствия, как улыбается сквозь слезы. Горло его горело огнем, а он улыбался. — Какой насыщенный вкус! Зря ты отказываешься, я теперь готовлю гораздо лучше! М-м-м… Пища богов! — Ты для кого готовил? Для меня или себя? — Для нас. — Да уж конечно! Вот, моя жена приготовила для тебя, как ты любишь. Он положил перед Вэй Усянем сверток, и Вэй Усяню вдруг стало стыдно. — Ну хорошо, так и быть! Я отдам тебе самое невкусное! — с этими словами он достал из укромного уголка два пирожных, которые отложил для Цзян Чэна до того, как принялся улучшать еду приправой. Цзян Чэн, вместо того чтобы обрадоваться, снова нахмурился. Но пирожные взял, а потом начал отчитывать его из-за последней ночной охоты. Вэй Усянь слушал его, слушал, и словно возвращался во времена их детства, когда все было ярким, обжигающим, и на глазах его выступили слезы, но причиной тому был вовсе не перец.