Наше завтра

Я ждал окончательного решения ровно год, два месяца и три дня. За это время я успел миллион раз убедиться в собственном выборе, тысячу раз поймать себя на том, что являюсь влюбленным дураком, сотни раз усомниться насчет вменяемости, десятки раз промозолить собственные глаза, глядя на объект своего воздыхания, и лишь единица осталась на то, на что я наконец-то решился. Этим является записка. Простой тетрадный листок в линейку, на котором написал мелким-мелким почерком в три столбика в каждую линейку с одной и обратной стороны свои мысли, чувства, а также признание неожиданно нагрянувшей любви. Я ждал этого момента, когда принял окончательное решение, очень долго, а когда же он наступил, начал сомневаться, некстати ставя под откос все свои чувства. Казалось бы, снова словил себя на мысли, что я просто выдумал эти чувства, но нет… Лишь один взгляд, одно услышанное слово из уст этого человека — вся моя выдержка спокойно машет ручкой логике, а я по-идиотски туплю и улыбаюсь, смотря на свою любовь, пытаясь с ней хотя бы вразумительно поздороваться. Влюбленность… Да-да, именно она, а не любовь, у которой совсем иное понятие. Это невесомое чувство, которое дарит легкость, такое ощущение, будто я мог бы горы свернуть и переплыть океаны, чувство, которому вторит учащенное сердцебиение, а нужные слова куда-то исчезают в самый неподходящий момент. То, что я испытываю, могу сравнить с американскими горками. В начале и на самой вершине испытанного было страшно, а иной раз дух захватывало от всех эмоций. Эти ощущения приятные, легкие и теплые. Безусловно, у влюбленности, как и любого другого чувства, есть и свои изъяны: она забирает у человека способность трезво оценивать ситуацию, будто надевая на него «розовые очки», через которые тот видит все, что желает, забыв о жестокой реальности, застающей врасплох, лишь стоит только снять очки. И если сначала я испытал непередаваемые положительные чувства, то вскоре за ними последовал более горький минус, которого я хлебнул сполна — безответность. Нет ничего хуже данной стороны влюбленности, когда она не является чем-то приятным, а медленно-медленно прожигает душу изнутри, будто специально проверяя мою выдержку на то, сколько еще смогу удержаться. Это щемящее в груди чувство приходится небольшой болью каждый раз за каждый взгляд на того человека, который нравится. В этом чувстве, кажется, смешаны почти все краски жизни: надежда, досада, мечтательность, восторг от случайных встреч и взглядов… Сегодняшний день, четверг, стал последним днем, когда я копил в себе как и положительные стороны этого чувства, так и отрицательные, как только решил, что этому нужно положить конец. Раз мне не хватало смелости сделать самому первый шаг, проявить какую-то инициативу, я подумал насчет того, что неплохо бы было все по порядку изложить на бумаге. Это, безусловно, очень помогло немного освободиться от переполняющих меня чувств и понять, что то, что чувствую, является реальным, а не выдуманным. Перечитав еще несколько раз собственную записку, проверяя ее на наличие ошибок, я с тяжелым сердцем, будто отрывая от себя что-то дорогое, сложил напополам листок, не забыв написать имя своего объекта воздыхания. Мне не пришлось переписывать данную, так сказать, исповедь, ведь все эти слова уже давным-давно сформировались в полноценный текст, хотя, признаюсь, немного волновался, когда писал их. Честно, я волновался даже перед тем, когда клал этот выстраданный, вымученный, несчастный листок в учебник русского языка, и даже после того, как спрятал его, все равно не успокоился, пока раз десять не проверил, что записка на месте. Можете сказать, что я дурак. Скорее всего, так и есть. Обычный шестнадцатилетний мальчишка, который просто-напросто влюбился и хранил это чувство уже долгое время, ведь всему виной мой характер, а я просто не мог перешагнуть через этот барьер и преодолеть себя. Я боялся быть отвергнутым, и, скорее всего, это было чуть ли не главной причиной, почему до сих пор не решился на действия. Я боялся, признаюсь, что, как только произнесу написанные на листке слова, выражая свои чувства с искренностью и с полной уверенностью, мне просто засмеются в лицо и скажут, что я мудак, губу раскатал, поэтому даже думать об открытых действиях и заявлениях не мог. Приготовившись к завтрашним урокам, я улегся на кровать и попытался заснуть. Но куда там… ведь завтра такой волнительный день! Мало того, что я написал эту записку, даже немного стыдясь всех открытых чувств, так мне еще ее нужно было подсунуть в куртку своего объекта вожделения, что ой как трудно было сделать, потому что у моей любви… есть близнец! Проблема состояла в том, что Вячеслава и Станислав (именно так звали этих близняшек, а кратко — Слава) носили одинаковые куртки и мне нужно было угадать правильную, чтобы не совершить ошибки, ведь, если это случится, будет большой пиздец, страшнее конца света, потому что тогда придется думать не о том, как признаться в своих чувствах, а о том, в какую бы школу стоило перевестись, ибо Ларионовы являются очень боевыми ребятами, что сестра, что брат. Им палец в рот не клади — откусят руку по локоть и не поперхнутся. В общем, после таких негативных раздумий моя и без того шаткая решительность надумала вконец забиться в дальний угол и не высовываться как минимум весь следующий год. Почувствовав приближающееся сомнение, я послал все на хер вместе с тем противным голоском, который, будто въевшись в мозг, твердил, что мне лучше самому сказать все как есть и что не должен ныркаться по углам, подсовывая какие-то записки. Перевернувшись на другой бок и закрыв глаза, принялся считать овечек, дабы отвлечься. Раз овца — животное спокойно перепрыгнуло через забор, два овца — создание тоже свободно сделало это действие, три овца — грациозно перепрыгнув препятствие, уступила место четвертой, которая, запнувшись передними копытами о преграду, сделала сальто и чуть не убилась. Снова открыл глаза и уставился в потолок, понимая, что, походу, с таким настроением убью всех овец, так и не досчитав до десятка. Рассматривание потолка тоже не помогло от бессонницы, так как тот был вдоль и поперек изучен в такие же бессонные ночи, как и эта, поэтому, встав с кровати, я прошел к окну и открыл его, чтобы запустить свежий воздух, напитавшийся майскими дождливыми днями, в помещение, а затем потопал к компьютерному столу, взял наушники и телефон, после чего вернулся обратно в кровать. Вставив наушники в уши, включил на среднюю громкость любимую песню и, закрыв глаза, стал мурлыкать ее про себя, сам не замечая, как заснул. В этот момент песня пошла по второму кругу, а затем третьему, начинаясь заново до тех пор, пока не потревожила мой сон мама, которая заметила, что я продолжаю спать, когда на часах уже семь. Разбудив меня, женщина ласково улыбнулась и поторопилась на работу. Сняв наушники и отцепив их от техники, спрятал под подушку, а телефон отложил в сторону и потянулся, сладко зевая, снова засыпая. Однако не прошло и минуты, как затрещал ненавистный будильник, извещая о том, что начался новый день, пора отбросить былые сомнения и наконец-то не быть лохом, а уж сделать какое-нибудь продвижение, чтобы воплотить хотя бы отчасти свои чувства в реальность, хоть и на обыкновенном листке бумаги, который хранит в себе нечто важное. Нехотя открыв глаза, когда заветные «пять минут» растянулись на полноценные двадцать, я все-таки приложил некоторые усилия, чтобы встать, но, сделав это, тут же бухнулся обратно на кровать, понимая, что ни хрена не выспался. Однако, вспомнив, какой сегодня день, быстро подскочил на ноги и пошел в ванную, чтобы ополоснуться холодной водой и собраться с мыслями, после чего позавтракал в полном одиночестве, так как родители были уже на работе, а затем побежал одеваться. Проверив перед самым выходом еще раз учебник по русскому языку на наличие заветного листка, я выругался про себя за то, что позволил себе слишком нервничать, ведь всего лишь навсего подкину эту драную записку в куртку. С такими мыслями направился в школу, попутно отмечая, что сегодня выдался замечательный, хоть и прохладный день — пятница. Придя в школу за пятнадцать минут до урока, благо живу недалеко от учебного заведения, сдав куртку в гардероб, прошел на третий этаж в кабинет русского языка и литературы. Когда зашел в класс, увидел несколько одноклассников, поздоровавшись с ними, занял свое место и начал приготавливаться к уроку, вытаскивая из сумки учебник, несколько тетрадей и канцелярию. Открыв русский язык на середине, обнаружил тот самый заветный листок и, посмотрев по сторонам, быстро захлопнул книгу от греха подальше. Я нервничал, так как с каждой минутой один за другим подходили одноклассники и вскоре должны были прийти близнецы. Я так задумался, погрузился в свои мысли, что аж вздрогнул, когда друг, сев рядом, похлопал меня по плечу рукой. — Эй, Вовка, ты чего завис, не выспался, да? — весело поинтересовался Пашка, мой друг, который был почему-то всегда бодр вне зависимости от того, во сколько ляжет спать и во сколько встанет. Развернувшись к другу, сделал такое лицо, будто тот глупость какую сморозил. — И тебе привет. Ага, еще бы я выспался, — каким бы лучшим другом мне ни был, я не мог ему рассказать о собственном небольшом секрете, ведь ждал, когда между мной и моим объектом воздыхания станет ясна ситуация, чтобы по напрасному не строить иллюзий, которые мог бы подпитать парень. Может, мне стоило Пашке все рассказать? Может, друг бы и помог мне в этой проблеме, ведь тот является более уверенным в себе человеком, который мог на меня повлиять в данном плане, чтобы я поторопился с действиями? Нет… я решил этот момент оставить как есть и действовать в одиночку, в своих же интересах. Но Пашка был бы не Пашкой, если бы не заметил, что я время от времени так и пялюсь на близнецов, ведь прошло столько времени, так что у одноклассника были кое-какие подозрения, но, пока он молчал, молчал я. — Ну, ничего страшного, это же в твоей привычке — спать хоть целый день, — в зеленых глазах друга я заметил веселый блеск, что значило, что Пашка что-то задумал мне рассказать, а потому я уже морально был готов выслушать рассказ парня, который обычно длился весь урок. — Сейчас такое расскажу, что вчера со мной случилось, что ты вмиг взбодришься! Вот не поверишь… — мои слова полностью подтвердились, так как одноклассник быстро начал рассказывать, что с ним вчера случилось вечером, а точнее, как тот отвоевал два бесплатных билета в кино на премьеру фильма. Не прошло и пяти минут, как я почувствовал себя намного лучше, ведь Пашка, с которым мы лучшие друзья уже как три года, с седьмого класса общаемся, всегда таким способом поднимал мне настроение, когда я грустил. В общем, посмотреть со стороны — пессимист и оптимист. Вскоре я нехотя отвлекся от рассказа друга, потому что открылась дверь кабинета, и в него зашли Ларионовы. Эти двое в нашем классе уже как два года, но еще складывается такое ощущение, будто они пришли совсем недавно, ведь почему-то с ними мало кто общался, наверное, из-за их хмурого вида и из-за того, что сестра и брат практически всегда были вместе. Нет, у них были друзья, просто эти двое отличались от прочих ребят, скорее всего, угнетающей аурой. Делая вид, что я внимательно слушаю друга, изредка кивая и удивляясь для правдоподобия, что заинтересован в дальнейших событиях, я стал искоса поглядывать на Ларионовых, которые заняли свои места на последней парте первого ряда возле окна. В отличие от многих одноклассников, парень и девушка учились хорошо, редко конфликтовали с учителями и вполне ладили с остальными ребятами из класса. Вячеслава и Станислав похожи друг на друга внешне, что естественно. Темные густые и волнистые волосы, которые обычно были стянуты в хвост или заплетены в затейливую косу, девушки были длинными, ниже пояса, в то время как у парня волосы были короткими, чуть прикрывали уши и кудрявились больше, чем у сестры, которая была старше того на две минуты. Одинаковые большие темно-карие глаза, взгляд которых казался по-детски наивным, и по родинке у каждого из близнецов на подбородке и возле правого глаза придавали ребятам больше обаяния. Носы немного курносые, губы пухлые, а кожа такая бледная, что на руках были видны синие вены. Иногда, когда обращал свой взор в сторону Ларионовых, Пашка, не удержавшись, будто намекая, говорил, что, если начну встречаться со Славкой, отхвачу себе охренительную девку, ведь многие ребята, которым она нравилась, просто-напросто боялись к девушке подойти из-за брата и из-за нее самой, боялись услышать отказ или какую-нибудь колкую шутку, ведь для парней будет ударом услышать «нет» в ответ на чувства, однако я сразу начинал переводить разговор в другую сторону, чтобы ненароком не проболтаться. Характеры у Вячеславы и Станислава, несмотря на то, что ребята являются близнецами, разные. Сестра более боевая, а брат немного тихий и молчаливый, зато почти всегда говорит правду. Со стороны это выглядит забавно, но я ценю это качество в людях. Погрузившись в собственные мысли, я начал вспоминать злосчастный денек, после которого потерял покой. Тот день, когда я влюбился в одного из близнецов, был непогожим, будто заранее предвещал, что я во что-то этакое вляпаюсь. Это произошло вечером вне школы, в торговом центре, когда мы с другом решили прогуляться после трудного учебного дня. Я приехал в центр немного раньше назначенного времени и решил сразу пойти на третий этаж, где были всякие развлечения типа игровых автоматов или тира. Еще когда был на первом этаже, заметил Ларионовых, которые тоже хотели скоротать вечер в торговом центре. Встав на эскалатор, чтобы проехать на третий этаж, не обратил внимания, что у меня был развязан шнурок на одном кроссовке и что, когда ступил на технику, тот все-таки попал в нее, а на последней ступеньке, когда я только хотел было сойти, его зажевало. У меня началась паника, так как я, стоя одной ногой на полу третьего этажа, пытался вытащить руками обувь вместе со второй ногой. Внезапно мне заорали, что я такой идиот и тупица и что нужно снимать быстрее кроссовок, а не вытаскивать его. У меня от страха чуть ли рассудок не помутился, однако я быстро собрался и, сняв кроссовок, отступил назад, на этаж, но, не удержавшись на ногах, упал на задницу. Вдруг эскалатор остановился, а я, все еще задыхаясь от внезапно нахлынувшего на меня страха, встал и, чуть успокоившись, посмотрел вперед, понимая, кто мне кричал, ведь остальные люди только непонимающе смотрели, не подходя ко мне, даже охранника не было поблизости, чтобы разобраться в произошедшем. Когда один из близнецов Ларионовых подошел ко мне и принялся отчитывать за то, что я такой неуклюжий, вскоре подошел и второй, тоже присоединившись к первому, ругая меня за мою рассеянность. Но я не обращал внимания на то, что мне говорили, ведь меня неожиданно посетило это самое чувство. Меня обзывали, как только можно, но я молчал и смотрел на будущий объект своего воздыхания. А позже пришел к месту происшествия охранник, как оказалось, второй близнец бегал к нему, чтобы быстро сообщить о случившемся, а поэтому эскалатор-то и остановился. К тому времени, когда приехал друг, у меня тряслись руки от выслушанного и пережитого, у кроссовка отполовинили ножницами шнурок и вернули мне, эскалатор снова включили, близнецы куда-то смотались, как следует обругав меня, а этот день стал официальным днем того, что посетило меня впервые, заняв все мысли и сердце на долгое время. Сначала я не понимал, что творилось со мной, когда смотрел на одного из близнецов, ведь еще никогда не влюблялся. Я думал, что это чувство вроде благодарности, ведь, если бы меня не окликнули, я, парализованный от шока, так бы и продолжал тянуть кроссовок вместе с ногой, и кто бы знал, что могло произойти. После этого случая на уроках я стал все чаще и чаще бросать взгляды на свой будущий объект вожделения, да тот, как я заметил, частенько перелавливал его. Так как этот человек насчет взглядов мне ничего не говорил, я продолжал наблюдать за Ларионовыми, но потом стал искать с ними общения, однако боялся заговорить, поэтому попросту ограничивался «пока» и «до завтра», ну и еще несколькими фразами об учебе. А что случилось дальше уже известно, ведь просто потерял покой. Знал, что нравлюсь нескольким девчонкам из своего и девятого класса, однако они не проявляли инициативы, а мое сердце было уже занято, и изменять своему чувству не хотелось, даже если оно являлось безответным, ведь я продолжал хоть и глупо, но на что-то надеяться. Посмотрев еще раз в сторону близнецов и задержав напоследок взгляд на том человеке, в которого влюбился, улыбнувшись другу, снова вслушался в его историю, которая продлилась до того момента, когда зашла в класс учительница и начался урок. Но разве это остановило одноклассника от повествования своей истории? Естественно, нет, поэтому парень начал шепотом рассказывать мне, что с ним приключилось, и даже схлопотал замечание, когда мы с ним засмеялись на одном из моментов, но и это не послужило преградой для Пашки. В итоге, урок прошел быстро. Я старался бросать редкие взгляды в сторону Ларионовых, а друг в это время нашептывал уже, слава Богу, конец своей истории. Лишь минут десять мне оставалось на то, чтобы вникнуть в новую тему урока. На перемене Пашке позвонил отец и попросил парня съездить домой, чтобы привезти к нему на работу какие-то документы, так как сам не мог отвлечься из-за важной встречи, а документы нужны были сегодня, поэтому друг, попрощавшись, уехал выполнять задание и, как я догадался, вряд ли приедет на третий и четвертый уроки. После ухода Паши я сразу решил начать действовать, так как перемена была короткой, а именно после этого урока я хотел воплотить свой план в реальность, поэтому от задуманного не хотел отступать. Быстро собрав вещи, направился к лестнице и, спустившись по ступенькам на второй этаж и пролетев на перилах на первый, помчался в гардероб. Показав номерок гардеробщице, я прошел в помещение и, когда увидел, что к женщине подошла тетка из технического персонала, чтобы поболтать, быстро прошмыгнул почти в конец гардероба, где увидел одинаковые легкие куртки черно-красного цвета. И тут я задумался, ведь верхняя одежда у сестры и брата одинаковая. Так в какую из них мне прятать записку? Пока думал, переводя взгляд то на одну куртку, то на другую, даже принюхался, чтобы угадать нужную вещь по запаху парфюма, как внезапно вздрогнул, услышав знакомый голос: — Какого хрена ты здесь делаешь? — грозный голос брата, злой взгляд его сестры, и я, открыв рот, чтобы сказать хотя бы слово в свое оправдание, снова закрываю его, так и не найдя, что сказать, как внезапно сморозил: — А вы какого тут забыли? — собравшись с духом, поинтересовался я у близнецов, попросту упустив мысль, что позади меня их куртки. Когда столкнулся взглядом с темноволосой девушкой, у меня вообще в горле пересохло, но, кашлянув, я все-таки выжидающе посмотрел на них, не уводя взгляда в сторону, встретился, так сказать, с опасностью лицом к лицу. — Вообще-то, ты ошиваешься возле наших курток и в кармане моей сейчас зачем-то шаришься, — взглядом указала одноклассница, и я, повернувшись к вещам, хлопнул себя по лбу свободной рукой и вспомнил, что в руке, которая сейчас в куртке, зажата записка. Быстро скомкав ее, я вытащил ладонь и, крепко сжимая записку в кулаке, понадеялся, что этот комок бумаги никто не углядит. — А я… так, куртку свою потерял, — глупо улыбаюсь и, проклиная собственную нерасторопность, быстро обхожу близнецов, даю деру из гардероба, попутно перебирая маты, какие только мог вспомнить, а вместо забытых придумывал новые. Лишь когда я добрался до второго этажа и оказался в классе, спокойно перевел дыхание и направился к своему месту, чувствуя, что сегодня мне опять прилетел облом. Если бы знал, что близнецам приспичит именно после этого урока что-то забрать в своих куртках, я бы лучше помедлил с планом, оставив все на вторую перемену. Я даже зарычал от негодования, но, столкнувшись с подозрительным взглядом старосты, которая готовилась к уроку, повторяя пройденный материал в оставшиеся несколько минут перемены, натянул улыбочку и поторопился тоже приготовиться к уроку. Когда тот начался и вместе со звонком в класс зашли Ларионовы, болтая с одноклассником, Андреем, сразу потупил взгляд в учебник, который схватив в руки, стал типа изучать. — Я всегда считала тебя странным, но то, что ты читаешь книгу вверх ногами, заставляет задуматься немного о другом, — остановившись, серьезно проговорила девушка, когда они прошли вместе с братом и одноклассником мимо меня. Засмеявшись, она покачала головой и поторопилась к своей парте, а я сидел и краснел, попутно отмечая, что учебник-то схватил неправильно! Все сегодня говорит об одном: мне не светит ни признаться в своих чувствах человеку, ни даже как-то намекнуть. Тяжело вздохнув, я попытался вникнуть в урок, когда тот начался, что, к счастью, сначала у меня получилось, но позже я снова погрузился в свои раздумья. Все шло как-то спокойно, и я даже больше не поворачивался в сторону Ларионовых, как внезапно наша училка решила по алгебре устроить самостоятельную по новой теме. Я даже прихуел от такого заявленьица, потому что тему совсем не понял, но одноклассники все согласились, ведь почему-то посчитали материал легким для усвоения. В итоге, решил всего несколько примеров из десяти, за что однозначно по головке не погладят да и пять не поставят. Ну, вот, под конец четверти решил съехать. Черт бы побрал этих Ларионовых, которые сбили мне весь настрой на все последующее время. Когда прозвенел звонок на перемену и ребята быстро повыскакивали со своих мест, собираясь на следующий урок, сдав самостоятельную, я тоже поторопился собрать вещи и выйти из класса. По дороге на первый этаж я вытащил свою скомканную записку из заднего кармана сумки, посмотрев на весь помятый листок бумаги, который я сжимал, что было силы, впопыхах пряча от Ларионовых, распрямил записку и снова вложил в учебник, но уже по химии, потому что с русским и алгеброй мне, как известно, сегодня не везло. Третий и четвертый уроки тянулись медленно, будто нарочито растягивалась каждая секунда этого времени. Друг, как и было ясно, не приехал на последние два урока, да я и не осуждал его за это, ведь позже парень прислал сообщение о том, что застрял в пробке на обратном пути, так что сразу поехал домой. Также он написал, что если вечером будет настроение, то можем прогуляться и погонять мяч с ребятами из класса, на что я согласился. После того, как закончились уроки, я, попрощавшись с ребятами, направился домой, полностью разочарованный тем, как прошел день, ведь везде мне светили обломы и не было ни капли справедливости. Я шел и думал, за что же Бог так издевается надо мной, как мимо проехал автомобиль по огромной луже, оставленной вчерашним дождем, и окатил меня с ног до головы грязью. Я вздохнул и, показав водителю, который уже отъехал на весьма приличное расстояние, средний палец, вытер с щеки и рта грязь, попавшую на лицо ладонью, и, подтянув лямку сумки, которая висела на плече, поспешил домой, не придавая большого значения тому, что вся куртка была испачкана, да и джинсы мало блестели чистотой. Прохожие, конечно, не упустили случая обратить на меня внимание. Что ж, день прожит не зря: и облажаться успел, и определенную долю внимания людей тоже получил. Придя домой, сняв верхнюю одежду и разувшись, кинул сумку возле порога, а сам первым делом поспешил в ванную комнату. То, что увидел вместо своего привычного отражения в зеркале, еще больше удручило меня: рыжие с утра кудрявые волосы сейчас были сероватого оттенка из-за грязи, пол-лица покрывала тонкая корочка высохшей жижи, а большие темно-карие глаза были красными, и под ними залегли темные круги от частой бессонницы, зато веснушки проявлялись отчетливо, яркой россыпью выделяясь на бледном лице. Улыбнувшись своему отражению, пытаясь тем самым настроить себя на хорошее, ведь предстоит еще в футбол играть с ребятами вечером, я, раздевшись, включил теплую воду в душе и, встав под струи, зажмурился, намыливая от души щеки, волосы, чтобы смыть грязь, а потом, взяв щетку и выдавив на нее немного геля с ярким запахом, принялся мыть свое тело, чувствуя, как постепенно расслабляюсь. После освежающего душа я прошел на кухню, пообедав и накормив свою кошку, Ваську, решил взяться за уроки, ведь все равно время нужно было до вечера как-то скоротать. Забрав сумку из прихожей, я сел за компьютерный стол в своей комнате и начал разбирать учебники, а когда дошла очередь до химии быть вынутой из сумки, из книги выпала моя любовная, так сказать, записка, которую, бережно погладив пальцами, снова вложил в учебник, понимая, что провалившееся намеченное дело придется отложить до понедельника, ведь впереди два выходных, поэтому не будет возможности встретиться с близнецами и снова подсунуть одному из них записку. Время до семи пролетело незаметно, и провел я его плодотворно: разобрался с новой темой по алгебре, поняв, что я попросту не мог в нее вникнуть из-за своих переживаний, а так она оказалось легкой. Также перечитал материал по русскому языку, урок которого сегодня попросту продул из-за Пашкиного рассказа, разобрал новую тему по химии и сделал несколько упражнений по английскому языку, а когда же стрелка настенных часов приблизилась к половине седьмого, стал собираться на игру. Мяч для этого дела обещал привезти Пашка, ведь он у него такой крутой, дорогой, не то, что у Сашки или Ромки, дешевые подделки, которые от пары пинков рвутся. Встретиться с ребятами мы решили во дворе у Саши, так как двор возле его многоэтажки был самым большим в районе. Выглянув в окно, я заметил, что от прохладной погоды, которая была с утра, не осталось и следа: воздух на улице был теплым, солнце ярко светило, начиная припекать, поэтому захватил с собой бейсболку, чтобы ненароком не схватить солнечный удар, после чего поторопился выйти из квартиры, заперев ее. Когда я дошел до двора, заметил, что все ребята, которых Пашка позвал погонять мяч, были уже в сборе и, когда они увидели меня, начали распределяться по командам. Паша сразу ко мне побежал, как только увидел, и стал рассказывать про то, как он сегодня привозил отцу документы в фирму и что с ним случилось по пути. У друга как всегда день тоже не обошелся без приключений: когда парень взял папку с документами и уже сел на автобус, обнаружилось, что Пашка перепутал папки, не посмотрев на номер, который был приклеен на жесткую поверхность, а потому пришлось возвращаться назад и искать нужную папку. Потом оказалось, что нужно сделать копию этих документов отцовскому клиенту, поэтому одноклассник бегал по этажам здания в поисках принтера или ксерокса, но как назло — в одном закончилась бумага, в другом — краска, а третий сломался на пути печати. В общем, друг уже сбегал и за бумагой в ближайший магазин канцтоваров и наконец-то распечатал документы, но… они оказались неподписанные, и уже отец Паши бегал к главному за подписями. Как я понял, у друга день тоже прошел хуже некуда. Выслушав очередную Пашкину историю, мы поторопились к ребятам, которые уже разделились на команды, получилось, что на каждую пришлось по семь человек, и, когда мы начали играть, мне сразу же дали пасс. Я, на радостях от азарта, побежал с этим мячом к противникам и только хотел было забить гол, как, наступив себе же на шнурок, который снова развязался на одном из кроссовок, свалился и больно ударился подбородком об землю, а мяч перехватил противник. — А ты, оказывается, еще и неповоротливый, хотя на физ-ре по тебе этого не скажешь. Опять за шнурками не следишь, — вдруг услышал я над собой. Потерев подбородок ладонью, встал, охая от боли из-за расшибленного колена, замечая рядом с собой Вячеславу, от взгляда которой аж сердце замерло: настолько он был угрожающим. Девушка, не дождавшись от меня ответа, поспешила за братом, который пошел вперед, здороваться с мальчишками. Как выяснилось позже, ребят тоже позвали на игру, ведь в классе все знали: Ларионовы, что брат, что сестра, одинаково хорошо играют в футбол, потому что ходят на тренировки по этому виду спорта уже как два года, так что грех было даже ради этого их не пригласить. Славка была одной девчонкой в окружении пятнадцати парней, однако это ее не смущало, наоборот, только подогревало интерес к победе. Девушка оказалась в нашей команде и сразу же заняла боевую позицию. Ее брат тоже не отставал, намереваясь привести свою команду к победе. Так как я был немного травмирован и не мог бегать, сел на лавку и стал наблюдать за схваткой близнецов Ларионовых, а особенно за тем, который мне так приглянулся. Первая игра закончилась в ничью, следующую продула наша команда, а третью выиграла, когда я уже решил вмешаться, ведь все-таки принес три гола своим ребятам. После этой игры мы немного прогулялись в парке, однако вскоре ребята начали расходиться по домам, а я отправился к Пашке с ночевкой, заранее позвонив родителям и предупредив их, что сегодня буду отсутствовать дома. Время до ночи мы с другом провели за просмотром боевиков, жуя попкорн и чипсы, запивая закуску яблочным соком. После болтовни о девчонках, спорте, фильмах и о школе, а вернее о том, что нам предстоит учиться еще год, после чего начнется тяжелая жизнь, мы с одноклассником легли спать, пожелав друг другу спокойной ночи. Я был измотан морально, как бы ни ворочался — сна не было ни в одном глазу. После встречи с этими близнецами все только усугубилось, ведь столкнулся со своим объектом воздыхания вне школы и так неожиданно. Я любовался, признаюсь, этим человеком во время игры, ведь его движения были такими уверенными, даже сосредоточенными, что талант к этому виду спорта можно было заметить невооруженным глазом. Я снова задумался, уходя в свой мирок все дальше и дальше от реальности, как позже мне пришла идея насчет того, чтобы дописать о месте встречи в своей записке, ведь в ней просто признание, а если замолвить словечко и о встрече, то будет еще лучше: сразу двух зайцев махом — и признание, и вечер, проведенный вместе, главное, чтобы все на этот раз получилось. Встречу я решил назначить на школьной футбольной площадке в девять часов вечера в понедельник. В это время на ней никого не было, а выбрал именно это место, потому что оно связано с тем, что нравится понравившемуся мне человеку. Вздохнув, я почувствовал облегчение, ведь только тогда, когда обдумал эту мысль как следует, смог заснуть, понимая, что данная идея не так уж и дурна. Но мне оставалось выяснить еще про то, что нравится моему объекту вожделения, ибо прийти с тем, что вызовет аллергию у этого человека, я не желал, но хотелось сделать приятное, ведь с пустыми руками просто не могу прийти: все-таки это еще один, после провального, особенный момент в моей жизни. Следующий день прошел уж как-то слишком быстро: отец Пашки, Игорь Дмитриевич, договорился еще с вечера прошлого дня с моими родителями съездить на рыбалку, так что в шесть часов нас с Пашей разбудили, а в половине седьмого, когда подъехали мои родители, мы отправились за город на речку ловить карасей. Пока мы с другом провозились с этой ловлей, ведь мне как всегда не везло: словил только какую-то неведомую хрень, которую тут же отпустил назад в речку, и чей-то кроссовок, наши с Пашей отцы наловили полведра рыбы, а мамы принялись тут же ее чистить, а потом готовить. В общем, управились мы со всем ближе к вечеру, а приехали домой ночью, полностью вымотанные долгой поездкой и ловлей рыбы. В воскресенье я проспал полдня, а вечером мы с Пашей отправились в ближайший кинотеатр, располагавшийся в торговом центре, где парень увидел Машу из девятого «Б», которая ему нравилась. Друг сразу, как только заметил девушку, стал забавно смущаться да вести себя как дурак, пытаясь заговорить с той. В общем, хотел подкатить к ней со своими шуточками, которых девчушка не понимала, тем не менее улыбалась, чтобы не смутить и без того разволновавшегося Павла. Позже мне пришлось взять инициативу в свои руки, конечно, по собственному желанию и немного подтолкнуть этих двоих на путь истинный, попрощавшись и оставив их одних после просмотра фильма, ведь самому нужно было ехать домой, чтобы дописать уже изрядно помятую записку. Справившись с данным нехитрым делом, я еще раз перечитал свое послание, наполненное уверенным признанием, и, удовлетворительно улыбнувшись, снова запихнул тетрадный листок в учебник, лег спать, хотя на часах было всего лишь одиннадцать часов. Зато утром в понедельник встал за час до трезвона будильника, почувствовав, как начинает охватывать паника: а вдруг опять не получится подкинуть? Может, стоило как-то по-другому решить эту проблему: ну, передать через кого-нибудь либо в сумку подбросить? Конечно, можно было подумать и об этих вариантах, но брат и сестра практически всегда были вместе и сумки с собой таскали, так что подбросить никак, а подговаривать человека, чтобы тот передал этот клочок бумаги, от которого зависит многое, мне не хотелось, ведь я не мог больше никого другого впутывать в это дело. Позвонить или написать сообщение я тоже не мог из-за проясненных уже обстоятельств. В общем, утро прошло у меня в панике, как и в пятницу, потому что я так не хотел, чтобы снова все провалилось, ведь готовился к этому моменту один год, три месяца и одну неделю. Когда я пошел завтракать на кухню, за столом еще сидели родители, готовившиеся к работе. Они, конечно, сильно удивились, что я так рано встал, однако не стали спрашивать из-за чего, а наоборот, пожелав удачи, которая определенно мне пригодится, отправились на работу, а на кухне остались только я и моя кошка Василиса, которая, выпустив когти, взобралась по моей ноге ко мне на колени. Естественно, по всей ноге теперь царапины, да и мне стало понятно, что снова день у меня пройдет как через кое-какое место. Позавтракав и отцепив от себя кошку, которая, удобно примостившись на моих коленях, решила поспать, я, собравшись в школу и одевшись, отправился претворять задуманное в реальность, думая про себя, что хоть бы все получилось. Пока шел до школы, успел заметить, что сегодняшняя погода тоже обещает быть хорошей, поэтому все задуманное непременно должно получиться, ведь я должен реализовать свой план во что бы то ни стало, так как уже середина мая и осталось совсем немного времени учиться, а дальше каникулы, и только в сентябре снова встретимся. Столько времени я не могу больше терпеть! Улыбнувшись и сделав глубокий вдох, а затем медленно выдохнув, я зашел в школу и поторопился на третий этаж, на урок литературы. Зайдя в класс, заметил, что Павел уже был на месте и сейчас повторял заданное на дом стихотворение. Откровенно говоря, я не беспокоился, что выучил его не очень, ведь меня частенько спасала импровизация: если забыл какую-то фразу или слово, спокойно заменял на что-то свое, а это спонтанное действие давалось мне легко. Вот только иногда не совсем все по смыслу подходило, но училку это забавило, так что она, закрывая глаза на особенности стихотворения, ставила хорошие оценки. Поздоровавшись с другом, я решил и его немного поэксплуатировать в задуманном. Мне оставалось еще узнать, что нравится моему объекту воздыхания, так как я, как уже было замечено, не хотел приходить с пустыми руками. — Пашка, — прервал я друга от заучивания стихотворения, на котором парень постоянно сбивался. Прокашлявшись, одноклассник повернулся ко мне лицом и выжидающе посмотрел на меня: — Что такое? — Знаешь... — начал я, немного заволновавшись, все-таки не хотелось впутывать друга в это дело, но мне не оставалось больше никакого выбора, ведь Пашка является единственным человеком в классе, которому я доверяю на все сто процентов, потому что уже проверенный друг. — Ты можешь подойти к Ларионовым, к Славе, и поинтересоваться насчет любимого лакомства? — Для чего тебе это? — одноклассник подозрительно глянул на меня, а затем на близнецов, которые буквально несколько минут назад зашли в класс и сейчас готовились к уроку. — Ну, я тебе все потом расскажу, — тихо выговорил я, понимая, что голос куда-то пропадает. Я просто не мог говорить, так как было тяжело, но, тем не менее, я должен был прояснить этот момент. — Да без проблем, на перемене спрошу, — усмехнувшись, Пашка подмигнул мне, а затем, снова обратив внимание на учебник, начал громко повторять стихотворение. Почему-то друг думал, что чем громче рассказывает этот стих, то тем быстрее и лучше его запомнит. Я даже оглянулся по сторонам, замечая, как одноклассники, сидевшие в кабинете, смотрят на Пашку и хихикают. Даже Славка с братом уставились в нашу сторону, искренне угорая над Павлом, который с серьезным видом, закрыв глаза, орал что есть мочи злосчастное стихотворение. Училка опоздала на урок на пятнадцать минут, и за это время я успел успокоиться, затем, посмотрев на Славу, еще раз заволноваться, чувствуя, будто сердце вот-вот выскочит из груди. В итоге, довел себя до такого состояния, что, когда учительница начала спрашивать домашнее задание, не смог ни рассказать стихотворение, ни даже сочинить его, что обычно выходило у меня на отлично, а потому схватил еще одну двойку в дополнение к двойке за самостоятельную по алгебре. Вот вам и последствия влюбленности — ни хера хорошего не происходит. Сердце говорит одно, разум тянет на другое, а в итоге не знаешь, что и делать. Однако у меня был задуманный план, поэтому, послав все куда подальше, даже не стал расстраиваться первой двойке по литературе за все десять лет школы. Пашка же рассказал, ну, как рассказал, прокричал стихотворение на четыре, чему был доволен так, будто миллион или дорогой автомобиль в лотерее выиграл. Одноклассники ржали над тем, как парень изо всех сил орал это чертово стихотворение, почти срывая голос, даже учительница посмеивалась, но другу было все равно. Парень с серьезным лицом до последнего слова продержался, а потом в конце поклонился в пояс училке, чем вызвал новую волну смеха в классе. После того, как у половины класса спросили стихотворение, заданное на дом, настала очередь моей любви его рассказывать. Голос, выражение, даже паузы были настолько захватывающими, что, блин, у меня чуть… не встал. Конечно, когда я фантазировал об этом человеке, передо мной сразу появлялись нехорошие картинки, а поэтому я старался меньше это делать, ведь вживую объект моего воздыхания выглядит куда эротичнее, чем в моих фантазиях. Вот с такими мыслями я и сидел весь оставшийся урок, пока мне по затылку не прилетел учебник от Сашки, который надеялся на мою ловкость, что я сразу обернусь и поймаю предмет, но ошибся, ведь я был занят более важным делом, а поэтому, потерев ладонью затылок и обернувшись, бросил хмурый взгляд на Сашу, на что тот рассмеялся. Да, вернул мне учебник, называется, и сложно было просто передать его? После окончания урока я, по договоренности с Пашкой, быстро собрал вещи и вышел в коридор, пока друг спрашивал у Славы о любимом лакомстве и, когда одноклассник выполнил это важное поручение, рассказал о том, что меня интересовало, я прифигел. Где мне достать пирожное тирамису с тремя листиками мяты и большой порцией грецкого ореха?! Не думал, что Славе такое нравится, ведь складывалось такое подозрение, что сладкое этому человеку совсем не по душе, потому что в столовке даже чай был без сахара. Друг, слава Богу, не стал у меня интересоваться насчет того, что мне данный ответ дал, лишь подозрительно хмыкнул, очевидно, строя свои предположения на этот счет. Второй урок прошел более-менее спокойно. Я потихоньку настраивался на следующую перемену, и, казалось бы, все шло хорошо, даже друг после урока физики задержался из-за своих вопросов. Мне это было только на руку, и, быстро собравшись, двинулся на первый этаж в гардероб. Женщина на меня косо посмотрела, ведь я и в пятницу заходил в гардероб, но так и вышел без куртки, а потому, поздоровавшись с ней еще раз, быстро прошмыгнул мимо рядов с верхней одеждой и снова остановился перед двумя черно-красными куртками. Разжав кулак, в котором была скомканная записка, я закусил нижнюю губу, зажмурил глаза и, засунув листок в карман, несмотря на некоторую боль в колене, дал деру из гардероба, ведь наученный уже — чем дольше стою и думаю, тем ближе опасность. И не успел я коридор пробежать, как столкнулся с близнецами Ларионовыми, а точнее с девушкой. Та снова бросила на меня такой взгляд, как тогда, во дворе, когда я колено ушиб, что у меня холодок по спине пробежал, да я даже вспотел под этим пронизывающим взглядом, что уж тут таить. Посмотрел на ее брата — стало еще хуже. Он вообще так отчужденно посмотрел на меня, а потом, хмыкнув, что-то прошептал сестре на ухо, а та, усмехнувшись, прошла вперед, и парень поспешил за ней. Вот близнецы, ей-Богу, у них свои тараканы, которых нам, обычным людям, не понять! Когда я вернулся в кабинет на следующий урок, к которому подоспел вовремя, друг уже был на месте и, как только увидел меня, сразу стал интересоваться насчет того, где я пропадал, на что я лишь отмахнулся, мол, в гардеробе, телефон забыл в кармане куртки. Этот урок и следующий прошли нормально, а остальные два я просидел один за партой, так как у Пашкиного отца опять проблемы какие-то с документами возникли, а сыну снова пришлось ехать за ними домой. У Игоря Дмитриевича с памятью плохо, поэтому Павлу приходится часто напоминать отцу обо всех встречах, которые тот записал, но забыл заглянуть в записную книжку, кому нужно позвонить да что подписать. С последнего урока, а точнее с его половины, я все-таки решил отпроситься и сразу направился в ближайшую кондитерскую лавку за десертом, где такового не обнаружилось. Однако я не унывал: поехал в центр города, в котором располагалась самая большая сеть кондитерских магазинов. На мое счастье, такой десерт в одной из кондитерских продавался, хотя он был дорогим для пирожного, но у меня хватило денег, что, безусловно, радовало, ведь так хотелось угодить своей любви. Забрав лакомство, я, вспотевший от переживаний и волнения, беспокойства о том, чтобы все хорошо прошло, поспешил домой, крепко держа коробочку с лакомством в руках, будто святыню, время от времени поглядывая на нее. Приехав домой, я поставил сладость в холодильник и в предвкушении будущей встречи попытался себя чем-нибудь занять до девяти часов вечера. Сначала это у меня получалось отлично: я посмотрел фильм, сделал домашку, поболтал с Пашей, который своим разговором снова отвлек меня на два часа, опять рассказывая про свои приключения, а ближе к вечеру, когда приехали с работы родители, я начал замечать, как у меня трясутся от внезапно нахлынувшего волнения руки. Даже мама подметила, что я какой-то сам не свой, и поинтересовалась, почему я такой дерганный, на что ответил, что получил двойку по литературе. Нужно было что-то сказать в оправдание, но мать лишь покачала головой, сказав, чтобы из-за такой ерунды я не накручивал себя, ведь знает же, что я к учебе отношусь серьезно. Мне сегодня было наплевать на учебное невезение, так как куда важнее для меня был любимый человек. Полдевятого я почувствовал, что мне становится плохо, ведь чем дальше шло время, тем больше волновался и тем больше меня одолевали различного рода сомнения, что вдруг опять не прокатит. Лишь в последние десять минут я плюнул на все, быстро сходил в душ, кое-как расчесал свои кудри, почистил зубы, надел счастливые трусы, новую майку темно-коричневого цвета, шорты и куртку и, взяв сумку и обувшись, попрощался с родителями, однако, выйдя из квартиры, вспомнил, что забыл про десерт, оставленный в холодильнике. Пришлось бежать за ним, благо недалеко ускакал от дома. В общем, всю дорогу до школы я бежал, так как боялся упустить тот назначенный момент, когда увижусь наконец-то со своей любовью. Крепко сжимая в руках коробочку с десертом, я прошел школьный двор и свернул на футбольную площадку. Охранник сейчас был в здании, ведь еще не наступило время, чтобы делать обход участка, который мужчина совершает каждые два часа. Сев на скамейку, я огляделся по сторонам, выжидая свой объект воздыхания. Начинало уже потихоньку смеркаться, ведь шел десятый час, а человека, которого я ждал, еще не было. Поежившись от легкой прохлады, поймал себя на мысли, что я никчемный неудачник и мне ни хрена не светит, и когда я поднял голову, то увидел фигуру, приближающуюся ко мне. Знали бы вы, как мне хотелось встать да запрыгать от счастья, но я одергивал себя тем, что это мог быть охранник, тогда мне придется бежать, чтобы не отхватить пиздюлей, а не прыгать от радости. В общем, фигура все приближалась, а у меня аж дыхание перехватило от волнения. Руки вновь затряслись, крепко прижимая к груди коробочку с пирожным, я все пытался вычислить, вглядываясь вперед, насколько мне повезло. Когда ко мне подошли ближе, я, честно, охренел. Блять, да я даже сказать ничего не мог, потому что… — Ну, Ромео, пишешь, что любишь меня уже как больше года, да? — Слава Ларионова приблизила свое лицо к моему вплотную, а я чуть не умер: настолько был шокирован происходящим, и, кажется, девчонка решила сразу взять все в свои руки. — Ну, что ты как будто язык проглотил? — девушка отошла от меня и бросила подозрительный взгляд, а я, дурак, вместо того, чтобы что-то сказать, да что там, хоть словечко вытянуть для приличия из себя, принялся, чтобы немного успокоиться, осматривать наряд Ларионовой. Слава сегодня выглядела отлично: приталенный белый с красными рисунком сарафан с глубоким вырезом, достойно подчеркивающий ее грудь; легкая курточка тоже была белого цвета, а босоножки на высоком каблуке делали девушку высокой. Длинные темные волосы были собраны в высокий хвост и выпрямлены, сегодня Славка была без своих забавных кудряшек. — Стой... — только и успел сказать я, отвлекаясь на девушку, которая кашлянула, чтобы привлечь мое внимание к себе, но не успел продолжить, как одноклассница меня перебила. — Эх, Вовка, Вовка. Хороший парень, правда, странный, но… Не в моем вкусе, — одноклассница, казалось, говорила это серьезно, даже не дожидаясь каких-то слов в ответ, а я молча смотрел на нее, все еще шокированный тем, что происходит, ведь события пошли совсем в другую сторону. — Ой, ты даже мой любимый десерт принес. Боже Вовка, ну, не стоило! — Стой! — снова закричал я, отошедший немного от происходящего. — Слава, все не так! И ты… не так… И десерт… не так! — я сбивался, говоря эти слова, так как мысли полностью спутались, а нужно было поскорее с ними разобраться, чтобы не осталось недосказанности. Все-таки опять невезуха. — Ты чего разнервничался, Вовка? — подозрительно глянула одноклассница на меня. — Извини, но ты мне не нравишься. Я ценю твои чувства, но я-то ничего такого не чувствую к тебе, уж как есть сказала… Да я даже сарафан с таким вырезом нацепила, да босоножки, чтобы уж сразить да наповал, если на тебя отказ не подействует. Наверное, стоило все-таки то короткое красное платье надеть… — Подожди, не торопись! — я встал со скамейки и, посмотрев на девчонку, продолжил: — Пашка у тебя спросил про твой любимый десерт? — Ну, да, — девушка положительно кивнула головой, все еще недоумевая, чего я так нервничаю. — Боже, это я дурак, все не так спланировал… Короче, Слава, тут такое дело: записка изначально предназначалась не тебе, а твоему брату, Славе, а с десертом неловко получилось, ведь я не имел в виду тебя, когда просил Пашку… Черт! — Ого, вот, значит, как выходит, а я еще так надеялась, что Пашка мной заинтересовался, что решил спросить насчет лакомства, а оказывается, это все последствия твоей симпатии к моему брату. И записка была так написана, что не поймешь, кому адресована: то ли парню, то ли девушке, — задумчиво прошептала одноклассница, но затем спохватилась: — Подожди, ты, что, из этих? — девушка приблизилась ко мне вплотную и, гневно глянув на меня, скривила ярко накрашенные губы. — Нет… как бы и да, и нет. Бисексуал я. Короче, Славка, я влюблен в твоего брата уже долгое время, еще с того случая на эскалаторе, — быстро сказал я девчонке, потому что по взгляду девушки было видно, что если ситуацию сейчас же не прояснить, то возможны последствия. Вот их-то я и боялся, так как удар у девки, по словам парней, крепкий, а с ней ничего не станет, ведь на девушку я руку поднять не могу: как-никак слабый пол. — А, это когда ты, как лошара, пытался вытянуть кроссовок вместе с ногой, да? — улыбнулась Ларионова, забирая у меня из рук коробочку с десертом и открыв ее, достала пирожное, а потом, присев на скамейку, откусила кусочек. — Ну-ну, продолжай. — И ты ничего не скажешь против того, что я влюблен в твоего брата?! — вот этот момент меня напрягал больше всего. Как, как она может так спокойно реагировать на происходящее? А еще меня называет странным: перебивает, пирожное забрала, да еще так спокойно сидит и жует его, будто мы разговариваем о погоде. — Нет, — одноклассница отрицательно покачала головой, а затем обратила свой взгляд на верхушку пирожного. — Три листочка мяты, как я люблю! — нет, вы можете представить мое возмущение?! Еще и листики пересчитала! — Совсем нет, — повторила Слава, посмотрев на меня. — Это твои и теперь моего брата проблемы, сами разбирайтесь, разве я могу сделать что-то против этого? Разве что убить тебя, ну или… — девушка замолчала и снова откусила кусочек от десерта, — нет, этот вариант не подойдет, может, ты одумаешься, детей захочешь. Ну, горе луковое, рассказывай, что да как. Раз уж не так все вышло, выслушаю тебя хотя бы за то, что пирожное принес. То-то я гляжу, что ты чуть ли дыру не проглядел в нашей стороне. На этом, тяжело вздохнув, я подсел к девушке и все-все выложил как есть, даже про то, как первый раз облажался с запиской, опускал только те моменты, когда фантазировал о ее брате, ведь как-никак личное. Девушка не прерывала меня, слушая внимательно, изредка кивая головой, а когда я закончил свою исповедь, она улыбнулась и, похлопав меня по плечу, пожелала удачи и терпения, ведь теперь мне снова придется придумывать новый план по завоеванию Славки, ее брата. Честно? Я не расстроился из-за того, что опять лоханулся. Я уже привык, что судьба то и дело подставляет мне подножки, однако я встаю, отряхиваюсь и иду дальше. Я был рад тому, что поговорил с его сестрой, которая является на самом деле мировой девкой. Вот только не давало мне покоя, что она так все спокойно приняла, ведь это, согласитесь, совсем уж странно, да и я готовился к тому, что после выслушанного девчонка конец света мне устроит, а вышло вон как. Ночью я снова не спал, однако уже не от бессонницы, а от облегчения, что все-таки словил немного удачи. Да, и записку не туда подсунул, и другу сказанул так, что парень пошел к Славке и, естественно, поинтересовался у девушки насчет ее любимого лакомства, ведь не знал, что мне нравится именно Слава, ее брат, но это так, мелочи жизни. Как уже стало ясно, я являюсь бисексуалом. Опыт с девушками был, однако с парнями-то нет, хотя и заглядывался на некоторых из одиннадцатого, признаюсь, но вот случилась беда: влюбился в своего одноклассника. Даже с девушками не испытывал такого горячего, обжигающего чувства, что и возникло у меня к парню, вопреки тому, что разум говорил, что до добра это не доведет. Тяжело вздохнув, я наконец-то уснул и до самого утра следующего дня проспал спокойно, а когда открыл глаза, вчерашнее приключение показалось долгим сном. Ну, хоть девушке сделал приятное: лакомство ее любимое купил. Думая, что хуже уже просто быть не может, я стал потихоньку собираться в школу, в которую так не хотелось идти, как внезапно почувствовал себя нехорошо, а поэтому, отправив сообщение Паше о том, что не приду на уроки, я снова улегся на кровать и проспал до самого вечера. Ближе к ночи почувствовал себя намного лучше, думая, что это все на нервной почве, ну, а мама как всегда связывала мое состояние с учебой, мол, переучился. Утро следующего дня выдалось туманным и немного мрачным, но, несмотря на это, погода никак не повлияла на мое душевное состояние. Спокойно собравшись в школу и позавтракав, двинулся в путь, уже не зная, чего еще можно ожидать от этой жизни. Да, мне нравится парень, повторяю в тысячный раз, ведь я даже закрывал глаза на то, что Слава часто грубил одиннадцатиклассникам, нарываясь на драки, ведь все в нем казалось хорошим, несмотря на некоторые недостатки. Безусловно, это все побочные эффекты влюбленности, но, как ни крути, после случая в понедельник мои чувства не угасли, а лишь поднялись на ступень выше, вырастая из влюбленности… в любовь! Ну, да, вот такой я непрошибаемый! Когда зашел в учебное заведение, первым делом прошел в гардероб, где и столкнулся со Славкой. Я даже хотел было развернуться и потопать назад, не сдавать куртку, но нет, я пошел вперед, к своему номеру. Встретившись взглядом с парнем, я понял, что либо он хороший актер, что даже в его взоре нет никакой ненависти ко мне, либо сестра ему точно ничего не рассказала, чего я так опасался, или же был третий вариант, которого я, увы, не смог придумать. Пройдя к своему номеру и повесив куртку, направился на второй этаж, так и не поздоровавшись со Славой, что, безусловно, причинило мне некоторую боль. Уроки снова пролетели незаметно, и сегодня у меня получилось отвлечься от всех мыслей и погрузиться в учебу. Я даже училку по алгебре попросил переписать самостоятельную, на что та согласилась и сказала, чтобы я задержался после уроков. Даже Паша подозрительно молчал, но этому я большого значения не придавал, ведь с сегодняшнего утра как будто что-то изменилось. Наверняка просто освободился в плане чувств, кому-то раскрывшись. Это помогает, еще как. После последнего урока я попрощался с Пашей и направился переписывать алгебру. Примеры, которые казались в пятницу непонятными почеркушками, сегодня, на удивление, были легкими, и я быстро справился, переписав работу, и вместо двойки, мне поставили четверку. В хорошем расположении духа я пошел в гардероб и, когда забрав куртку, начал надевать ее, как внезапно заметил, что из нее выпала какая-то бумажка. Перекинув сумку через плечо, нагнулся и поднял с пола листок бумаги, а когда развернул его, сразу понял по почерку, от кого записка была. «Взаимно. Сегодня встречаемся на том же месте и в то же время». Сказать, что я удивился, значит, ничего не сказать. Я был шокирован прочитанным, ведь еще были некоторые сомнения на этот счет. А вдруг Славка решила поиздеваться надо мной и специально подговорила брата такое написать? Хм… не думаю. Она не могла себя так повести с человеком, который ей открылся. Понимая, что мне терять уже нечего, решил пустить дальнейшие события на самотек, уже ни о чем не думая, ведь ничего больше не знал, кроме того, что было написано на клочке тетрадного листка. Придя домой, я прошел на кухню и, поставив чайник на плиту, стал ждать, когда тот закипит, после чего налил себе кофе. В квартире нарушал тишину только «тик-так» настенных часов, исходившее из моей комнаты, едва слышимое гудение холодильника и громкое мурлыканье накормленной Василисы, которая, свернувшись клубочком, заснула на соседнем стуле, но меня эти звуки не раздражали, наоборот, даже как-то успокаивали. Пока я пил кофе, не торопясь, даже успел на миг представить, что вдруг эта записка — правда? Может, Слава ко мне что-то чувствует, но просто боялся подойти, признаться, как и я, ведь не мог представить, как на это отреагирую? Не знаю, слишком хорошо, чтобы быть правдой, ибо Слава — прямолинейный парень, который не боится сказать правду, какой бы она ни была. Но… я его плохо знаю, ведь за эти два года, что близнецы учатся у нас в классе, ни разу с ними близко не общался. Тяжело вздохнув, понял, что начинаю медленно сходить с ума, поедаемый изнутри этими, казалось бы, противоречивыми чувствами, которые уже не приносят былой радости. Я даже пожалел, что заварил всю эту ситуацию с запиской, наверное, лучше было оставить все как есть и продолжать дальше упиваться своими мечтами, а в реальности получать за каждый взгляд в сторону Станислава боль. Допив кофе и вымыв кружку, я потопал к себе в комнату, чтобы немного отдохнуть, ведь столько пережил за последние дни, что событий хватит на целый месяц с остатком. Вздремнув немного, я позвонил Пашке, а когда же пришли родители, поужинав с ними и предупредив, что скоро пойду прогуляться, стал собираться на назначенную встречу. Когда я одевался, даже когда уже вышел из квартиры, я не чувствовал ни волнения, ни беспокойства. Все это казалось уже пройденным этапом, а эту встречу я почему-то принял как должное. По дороге до школы я любовался городом, на который постепенно опускалась ночь, наслаждался дурманящим запахом яблони, деревья которой росли недалеко от учебного заведения. Миновав знакомый школьный двор, я свернул на футбольную площадку, ожидая, что там никого не будет, ведь я пришел раньше назначенного на двадцать минут, поэтому особо ни на что не надеялся. Но каково было мое удивление, когда я заметил одного человека, устроившегося на той самой скамейке, на которой мы со Славкой сидели в понедельник, обсуждая мою проблему. Я даже замедлил шаг, поначалу не веря своим глазам, ведь на скамейке был не кто иной, как Станислав. Парень, усмехнувшись, поздоровался со мной, когда я подошел ближе, на что я просто кивнул, так и оставшись стоять, не подходя ближе и не садясь на скамейку, полагая, что на нервной почве меня уже галлюцинации стали посещать. Причем, хочу заметить, вполне реальные. — Да чего у тебя такое лицо, будто призрака увидел? — внезапно заговорил со мной Славка, а я аж вздрогнул, все еще считая происходящее сном. — Н-н… ничего! — быстро выпалил я, тряхнув головой, прошел к скамейке и, сев на нее, уставился на парня. Нет, все было так реально, что реальней уже некуда. — Что, Славка рассказала? — поинтересовался я у одноклассника, все еще не сводя с него глаз: просто не мог поверить в то, что сижу с тем, кого так долго люблю. Станислав провел рукой по своим коротким кудрям и, почесав затылок, улыбнулся. — Она лишь сказала, что мне повезло, вот и все. Слушай, Вовка, я просто сам еще не могу поверить до конца в то, что случилось! Как только сестра рассказала мне про записку, я подумал, что она издевается надо мной, ведь ты мне нравишься уже как полгода, а когда та еще и показала мне этот тетрадный листок, все сомнения развеялись. Я подумал, что пора действовать, что лучше поздно, чем никогда, и пусть у меня может и не получится с запиской, то лучше буду сожалеть об этом, чем о том, что вообще ничего не сделал, повременив со своими чувствами. Честно, у меня не было мысли, что твоя записка — подстава, потому что уж слишком искренне и не наигранно написано, заметно, что человек старался уместить в эти строчки все свои чувства, а уж на этот счет меня не обманешь, потому что сам подобное испытываю, — парень шептал эти слова, будто боясь, что их кроме нас кто-то еще может услышать. Я был удивлен, да что там, был в шоке от услышанного, ведь мои чувства были взаимны уже как полгода, и если бы только раньше заметил, если бы Слава хоть намекнул, то все случилось бы уже давно. — А чего ты тянул с этим делом? Ведь столько времени прошло, — все-таки я задал этот вопрос, на который хотел услышать ответ. — Ну, — протянул задумчиво одноклассник, — как и ты, боялся отказа, боялся быть осмеянным, иначе давно бы признался. Я замечал, что ты постоянно пялишься в нашу со Славкой сторону, вот и думал, что ты на девушку глаз положил. Тем более, ты больше никаких таких намеков не подавал, да и я надеялся, что это временное помешательство и что оно пройдет. Но, как оказалось, ни хрена. Славка-то сразу прочухала, что ты на меня смотришь, но я думал, что наверняка издевается надо мной сестра, ведь знала же о моих чувствах. Хотел еще вчера с запиской дело провернуть, но ты не пришел… После этих слов у меня как будто от сердца отлегло: столько переживаний, беспокойства, бессонных ночей. Но все это было не напрасно. — Ну, все теперь понятно. Два идиота, что сказать. Ой, подожди, так ты… — На данный момент мне нравишься ты, — словно предугадав мой вопрос, быстро ответил Славка. — Так что нам нужно еще наверстать упущенное, — с этими словами парень подсел ко мне ближе и многозначительно глянул на меня. Мы не разбрасывались попусту каким-то обещаниями, фразами, но я не хотел торопить события. — Только не торопись — я отсел от парня, но тут же добавил: — Нам нужно хотя бы поближе познакомиться, — заметив обеспокоенный взгляд одноклассника, который, казалось, недоверчиво уставился на меня, сказал: — Но начать знакомство можем с этого, — я все-таки опять подсел ближе к Станиславу и, проведя подушечками пальцев по его чуть обветренным губам, приблизил свое лицо к лицу одноклассника, чувствуя его горячее дыхание, и, закрыв глаза, только хотел было коснуться его губ своими, как внезапно нас прервали. — Молодые люди, — чей-то громкий бас отвлек нас от дела, и, резко обернувшись вперед, мы со Славкой уставились на нашего страшного и злого охранника, а когда тот направил на нас фонарь, который держал в руке, чтобы разглядеть лица нарушителей, переглянувшись с парнем, дали деру с футбольной площадки. Хохоча как два идиота, перелезли через забор, благо был не высоким, после чего побежали в сторону парка. — Кстати, — прошептал, задыхаясь от беготни, Станислав, когда мы почти добежали до аллеи. — Славке-то Пашка ой как нравится, так что не время расслабляться! Я в ответ лишь захохотал, понимая, какую охренительную девку Пашка отхватит, если начнет с ней встречаться. Я идиот. Самый настоящий идиот, раз ничего не замечал, кроме своих чувств к этому человеку. Думаю, чем дальше, тем больше проблем меня ждет, ведь нужно будет еще Пашке рассказать о случившемся, так как тот уж точно не отстанет от меня со своими подозрениями. Но насчет этого я не боялся, ведь на то парень и был лучшим другом, который понимает меня как никто другой. Улыбнувшись уже отдышавшемуся другу, я кивнул в знак согласия головой, после чего побежал в парк, а за мной последовал и Слава, встречать наше завтра.