Rette mich

Анна бросается к Вронскому, сгораяя в объятьях. Понимает – это запрет, табу, но скидывает с себя шубку, слегка дрожащими холодными руками. Порывисто прижимается губами к поросшей щетиной щеке, жадно вдыхает терпкий мужской запах. Глаза Алексея горят, с жадностью, он сгребает податливую Анну, терзает её губы жестким поцелуем, срывая с неё платье, перчатки. Поднимает на руки в нижней сорочке, кружит в свете свечей. От его поцелуев на фаянсовых плечах Карениной останутся фиолетовые жемчужины, но в безумной страсти они не заметят постыдных отметин. И черти кроются в тенях на стенах, хохочут и пляшут, пока Вронский клянется-кается Карениной в вечной любви. Ночью, в полудреме, звонко-хлесткая мысль приносит осознание. Анна понимает, чем всё закончится. Заранее предрекает во сне, слышит стук колёс о рельсы и чей-то крик… …а на утро падает в объятия Вронского. И эта игра-чехарда движет ею, неопытной в любви, неискушенной страстью, маленькой юной девочкой. Облонская старалась, страшилась и избегала Вронского, боясь навредить положению мужа, порицания общества и гнева Всевышнего. Грешница. Она крепче прижимается к молодому, пылкому телу. Зарывается рукой в волосы, смотрит в глаза и любуется. Милуется. В преданные, кристально-чистые, глаза Алексея. Не того Алексея, который смотрит на неё отстранено-холодно, как на фарфоровую куклу. Чью фамилию носить и чью честь смела опорочить. Карениной очень сладко во грехе.