Спаси мою душу

      Здания тесного, безликого города с узкими улицами и прохожими с пустыми глазами давили, не позволяя вздохнуть полной грудью. «Слишком маленький городок, чтобы расправить крылья», — сказал бы он раньше, но ему было нечего расправлять. Ангел Четверга в своём светлом плаще, без зонта, ловил взглядом каждую каплю дождя, которая падала с неба. Просто чтобы не видеть то, что шло рядом с ним.       Его душа, его благодать, его крылья. Он снова не смог её защитить, но на сей раз всё было иначе. Красивейшая из женщин с длинными прядями цвета золота… Она была совсем юной, когда он её повстречал. Когда, заглянув в глаза нежного существа, вдруг осознал, что все миллионы лет были периодом пустого существования.       Дело было не в прекрасном лице с кожей цвета фарфора и лепестками розовых губ, не в чистом взгляде прозрачных глаз, будто на фресках храма в светлый час мессы. Кастиэль насквозь видел души, и то изрезанное белое полотно с засохшими пятнами крови зацепило его навсегда, в момент окутав любовью и болью. Боль и любовь были всем, что она знала о мире, всем, чем жила каждый день, но этих чувств в ней будто бы было больше, чем во всём человечестве. Она стала той, кто перевернул его мир, той, кто подарил ему душу, оторвав часть от своей. Он обретал её и терял вновь и вновь, бросал, уходил, ошибался и возвращался в её объятия, замечая, что на том полотне всё меньше нетронутых мест, и клялся больше не уходить. Но он уходил. А она ждала и прощала, глотая адскую боль потерь и пряча от него свои раны, но всегда его принимала, отдавая себя без остатка.       Она никогда не думала о себе, только о тех, кого любит. Её братья были героями, но она никогда не была. Её не волновала планета, спасение порочного мира — исключительно те, кто дорог её душе. Она всё бы за них отдала и не раз отдавала, но Господь был к ней благосклонен, возвращая к череде беспощадных ударов судьбы, заставляя продолжать путь по остывшей земной тверди, орошая её слезами и кровью.       Она отказалась от себя и в тот раз, позволив превратить себя в бомбу. Гениальный Божественный план, реализованный Люцифером: смешать ярчайшую Божью искру со всей грязью ада и получить что-то совсем иное. Что-то невиданной прежде силы. Что-то, что сможет ударить по Тьме. Она согласилась стать подопытной для безумного эксперимента, думая лишь о том, как помочь своим близким в очередной раз победить. Люцифер впустил в её тело десятки демонов и запер внутри, но сил её светлой души хватило, чтобы взять их под свой контроль.       Чем она стала? Даже Господь не знал. Уже не человек, но с душой, бессмертная, точно демон, и сильная, как сам Рыцарь ада, а может, даже сильнее. Она стала мощным оружием. Но с этим предстояло жить дальше.       Никто не смог вернуть все как было, а может, не захотел. Конечно, Винчестер быть обычным не может: Сэм стал сосудом для дьявола в свое время, Дин — демоном, но что же сделали с ней? Кастиэль не мог на это смотреть. Он не хотел наблюдать, как вокруг горящей души кружили исчадья ада, уродуя безупречную красоту и внушая свои грязные, грешные мысли. Люцифер восхищался своим творением. Но Кастиэля бросало в дрожь.       Она изменилась. Она в порыве порочной страсти бросалась на ангела, как ненасытная дьяволица, царапая его сосуд до крови и покрывая тело жадными поцелуями, не в силах бороться с похотью.       Лёгким движением пальцев она убивала людей в приступах слепой ярости, желая заставить мир чувствовать свою боль.       Она стала самим разрушением. Она этого не хотела, всё ещё чувствуя, будто как раньше, будто бы человек, но теперь её слезы стоили миру непозволительно дорого.       Кастиэль крепко держал её за руку, ощущая, как обжигает адский огонь. Раньше он сделал бы всё что угодно, чтобы остаться с ней в вечности, чтобы сделать бессмертной свою любовь, но теперь отказался бы от всего, лишь бы вернуть ей человеческий облик.       Она долго не верила, что меняется, не желая признавать влияние демонов. Она была уверена, что их контролирует, что осталась той же, кем и была, только обретя силу. Но ей пришлось признать ужасающий факт. Ценой десятков невинных жизней.       — Давай посидим, — вдруг сказала она, потянув Кастиэля к лавке рядом с пустой детской площадкой.       Они сели рядом друг с другом, слушая гипнотический звук дождя. Она подняла голову к небу и подставила каплям своё лицо, будто бы веря, что они смогут смыть с неё грязь.       Она давно полюбила ливни, ведь те могли скрыть её слезы. Она всегда старалась казаться сильной, но ужас от происходящего с ней уже не давал сохранять гордое хладнокровие. Вдруг она засмеялась и закрыла руками лицо.       — Я слышу их, Кастиэль. Я слышу каждый из их голосов. Они хотят разрушать всё к чёртовой матери, они кричат и скребутся внутри моей головы, требуя жертв и крови. Я не могу заставить их замолчать, если их не кормлю, и медленно теряю рассудок. — Она перевела взгляд на сидящего рядом ангела, чьё существо разрывалось от отчаяния и бессилия. — Кас, знаешь, они победят. Они сожрут мою душу.       Она вновь залилась истерическим смехом, сползая со скамейки на мокрую землю. Она больше не имела никаких прав сидеть рядом со светлым творением Бога. Если бы она поняла это раньше… Не пачкала бы его своими прикосновениями.        — Кас… — вдруг произнесла она совсем другим голосом и бросилась к ногам ангела, обратив на него умоляющий взор больших светлых глаз, на секунду ставших такими же чистыми, как когда-то. — Кас, ты же ангел… Умоляю, спаси меня. Спаси мою душу. Или убей. Не знаю, как именно, но ты должен, пока я не стала одним из тех монстров, которых всю жизнь истребляла. Говорят, что глаза, не познавшие горечи слез, красивыми быть не могут. Тогда два осколка синего льда этой девушки были самыми прекрасными на планете.       Кастиэль захотел провалиться сквозь землю прямо на месте и гореть в адской лаве вместо неё, ненавидя себя за беспомощность. Захотелось избить самого себя, покромсать на кусочки за то, что не смог предотвратить катастрофу. Он не сумел её защитить, не мог помочь и сейчас. Он был уже совсем не тем серафимом, которого она полюбила: уверенным, сильным, могущественным, чьи крылья могли накрыть целый мир. Кас уже давно стал обычным Касом.       Лицо ангела скривилось в гримасе боли, и он ощутил, как слезы предательски потекли из глаз, выдавая его отчаяние. Кастиэль давно не слышал молитв… А услышав, прямо перед собой, не мог на неё ответить. Ощущение, что не можешь спасти того, кого любишь всем своим существом, наблюдая, как свет ярчайшей Божьей искры поглощается отвратительной тьмой… Разве может быть что-то ужаснее?       Он был не в силах выдерживать её взгляд, потому отвернулся от той, кто молил о спасении на коленях. По улице бегали люди, скрываясь от холодного ливня, и не подозревали о том, что происходило между ангелом и уже-даже-не-человеком. Безликий, тесный город с узкими улицами и прохожими с пустыми глазами… Он любил этот мир, каким бы он ни был, и знал, что любила она: пускай не мир сам по себе, но любовь к нему своих братьев. Винчестеры слишком много страдали за эту планету, спасая её вновь и вновь. Кастиэль не мог позволить ей собственноручно её уничтожить под властью демонов, стремящихся к разрушению. Это значило бы свести на нет все смерти и жертвы, в том числе и её. Он остановит её, если потребуется. Он не позволит демонам использовать во зло её тело.       Кастиэль вновь на неё посмотрел. В светлых глазах ещё горела надежда, вернее, последний луч, не поглощенный адскими тварями. Кас прикоснулся к её теплой коже, к промокшим насквозь волосам, стекающим по плечам жидким золотом. Она была уже совсем не той девочкой, которую он встретил несколько лет назад. На коже появились морщинки, пусть и ещё не глубокие… Сколько из этих отметин возникло из-за него? Годы, проведённые вместе (нет, не вместе, но связанными), были для неё третью жизни, но для древнего ангела — лишь коротким мгновением. Он помнил каждый момент, который провел рядом с ней, каждый раз, когда к ней прикасался. И отдал бы все миллионы лет ради этой секунды. Он отказался бы от сил, от бессмертия, чтобы прожить её ещё раз, ведь только в этот жалкий миг ощущал, что находится на своём месте. Теперь, когда она тоже стала бессмертна… Как мог он потерять этот шанс? Как мог от неё отказаться? Он умолял Отца не забирать её у него, обещая любую плату, так почему же сейчас думал о том, как прервать её жизнь, пусть даже в её же благо? Он больше не сможет коснуться её лица ни пальцами, ни губами, не ощутит тепла её тела и всё ещё горящей души, пусть и заключённой во тьму. Он больше не найдёт спасения в её взгляде и потеряет себя навсегда вместе с ней.       Кастиэль сжал руку в кулак, проклиная себя за страшные мысли. Если такова цена за бессмертие, он сможет её заплатить. Он сильно ослаб, но всё-таки не настолько, чтобы сдавать любовь в руки Смерти.       — Я спасу тебя, — произнёс Кастиэль, положив ладонь ей на щёку. — Я клянусь этим миром, клянусь остатками своей благодати, что не дам тебе сгинуть во тьме. Я клянусь, что спасу нашу душу.