Я не люблю боль.

      Я решила снять номер в том же самом отеле, что и в наш первый раз. Такое удовольствие обходилось в хоть и не космическую, но для меня довольно ощутимую сумму, однако же я никак не могла позволить себе привести эту женщину — совершенную, роскошную, созданную для соответствующего с ней обращения женщину — в съёмную однушку вчерашней студентки для окончания романтического ужина. Даже допустить, что акт нежности и наслаждения с её участием может иметь место на раскладном диване в окружении дырявого линолеума и старой мебели, уже казалось оскорблением её строгого и ухоженного, но невероятно живого и чувственного вида, глубоких и изящных движений её тела, поразительной энергии её женственности. Наслаждаясь всем этим, я забрала у официанта свою карту и помогла ей надеть дублёнку. Она на самом деле не требовала от меня дорогостоящих условий и подарков, будучи хорошо осведомлённой о моём материальном положении, но принимала их как должное, хоть и с долей насмешливого умиления, за что я была благодарна. Пусть я для неё ребёнок, и мои ухаживания игрушечные; быть достойной пригласить её на свидание представлялось мне чудом, и я старалась не думать, что будет, когда мои скромные сбережения иссякнут и я лишусь такой возможности. Не получалось привыкнуть к мысли, что я смогу раз за разом получать её, не выказав перед тем должного почтения: как возможно ей растрачивать себя на меня просто так? Оставив в ресторане — не самом дорогом, но приличном — почти всю оставшуюся часть оплаты за предыдущий проект, я вызвала такси, и мы направились в отель.

***

      Номер будто бы принадлежал другому миру в сравнении с не самым лицеприятным коридором: потрескавшейся кое-где краской на его стенах и затёртым ковролином. Тёмный деревянный пол, чёрно-серая цветовая база, едва заметная под бордовыми акцентами. Того же цвета шёлковое бельё на двуспальной кровати — отдельный заказ, который явно того стоил. Дверь отделила нас от всего остального, оставив в свете пасмурного неба и подсветки по краю потолка, и мы окунулись в тишину, будто специально стоящую здесь. Теперь она моя.       Я раздевала её, как самую дорогую и хрупкую вещь, осторожно и медленно. Когда она вышла из душа в полотенце, я уже ждала её около кровати, не став чем-то закрывать себя. Сорвав ненужный покров и оставив его на спинке стула, я без промедления позволила своим рукам и губам наслаждаться открывшимся под ним телом. Она обнимала меня за плечи, целуясь глубоко и искусно, и позволяла в это время вбирать ладонями всю нежность и тепло её кожи. Вскоре мы оказались сидящими на кровати, но не переставали целоваться. Я заставляла её вздыхать ещё более нервно и глубоко, когда с нажимом гладила грудь и бёдра, и сама возбуждалась всё сильнее от её прикосновений. Она провела рукой по задней стороне бедра и сжала ягодицу, придвигаясь ближе и обхватывая меня второй рукой за талию. Мы повалились набок, а через секунду я оказалась сверху и, окончив поцелуй, запрокинула голову, ощущая, как она продолжает сжимать мою кожу. Потёрлась о её сведённые, согнутые в коленях ноги, вовремя прислонившиеся ко мне сзади, и только потом смогла открыть глаза и посмотреть ей в лицо. Она демонстративно убрала руки от моего тела и завела их назад, тяжело дыша и облизывая губы. Я приложила ладонь к её груди и повела дальше, по руке, наклоняясь и касаясь шеи губами и языком, но быстро прекратила. Слезла и спешно потянулась к оставленной на тумбочке сумке, и пока доставала оттуда длинную атласную ленту, она уже подползла ближе, легла, опустилась затылком на подушку и с готовностью подняла руки к кованой спинке кровати. Когда я привязывала её к закрытому с двух сторон элементу, она с короткими стонами утыкалась лбом и носом себе в плечо и нетерпеливо поворачивалась, потирая ноги друг о друга. Но тут же послушно развела их, как только я приблизилась и положила ладони ей на колени. Повела вниз по согнутым ногам, подалась вперёд, упёрлась руками по бокам от неё и стала долго и нежно целовать кожу, поднимаясь и опускаясь, то и дело придерживая её тело рукой. Она выгибалась, сжимала бёдрами мою талию, закидывала на меня ноги и разводила их обратно. Вскоре, возбудившись до предела, начала стонать и дёргаться и блаженно прикрыла глаза, когда почувствовала внутри себя мои пальцы. Я была должна доставлять ей удовольствие ещё более достойно, чем добиваться этого. Ни на секунду не давая ей опомниться и стараясь заставить ощущать каждое моё движение как можно более полно, продолжала звучно и чувственно целоваться с ней, оперевшись рядом на локоть и схватив её плечо. Она задыхалась, оторвавшись от моих губ, и, только лишь немного восстановив дыхание, издала долгий стон, напрягая руки в попытке повернуть их и схватиться за решётку, чем заставила меня ускориться. Её взгляд расфокусировался, стоны повторялись и становились короче и резче, между ними она успевала глотать всё меньше воздуха, и в один момент, задохнувшись, прервалась на глубокий вдох, после чего почти с криком выдохнула и через пару секунд опустила голову, закрыв глаза. Она затихла и с тяжёлым дыханием сжимала бёдра под моей рукой, всё ещё медленными движениями трогавшей её. Закончив, я потянулась, чтобы развязать узел и ослабить ленту, обняла её за талию и поставила колено между ног, чтобы наклониться для поцелуя. Другую руку погрузила ей в волосы; постепенно выпрямлялась и опускалась как возможно ниже, чтобы не потерять равновесие, и наконец почувствовала её бедро между своими. Так и упираясь в постель только локтями и коленями, несколько раз провела тазом вперёд и назад, ощущая, как её кожа приятно пробегает и намокает подо мной. Освободив руки, она схватила меня и повалила набок, прижалась плотнее и закинула на меня ногу.       Мы долго лежали и целовались. В это время она бесцеремонно водила рукой по моим ягодицам и ногам, сжимая их так сильно, что я выдыхала медленно и с тяжестью, а потом, отпустив себя, стала стонать ей в губы, обнимая ещё крепче и порывистей, чтобы показать, как сильно я чувствую всё, что она со мной делает. Когда она зажала ладонью бедро внутри, я напряглась всем телом, вдавив подушечки пальцев ей в кожу, а мои стоны стали жалобными и прерывистыми. Я хотела оторваться от её губ, чтобы сделать глубокий вдох, но она приникла ко мне снова и не дала этого сделать, заставляя испытывать мучительное удовольствие и одновременно желание и нежелание прекращать. Но скоро отпустила, из-за чего моё тело резко расслабилось, и тут же, схватив за волосы, перевернула на живот и вошла в меня пальцами. Я привычно прижалась к постели грудью, щекой и ладонями, чувствуя одновременно приятную боль на затылке и её грубые резкие движения внизу. Меня хватало только на сдавленные полустоны, приходившиеся по одному на несколько сильных толчков вперёд. Время шло, а все попытки расслабиться и дать наслаждению заполнить собой всё оканчивались неудачей, и раз за разом что-то будто притягивало меня обратно к земле после недолгого подъёма. Вскоре она заметила, что я не даю ей нужной реакции, перестала двигаться внутри меня и начала вместо этого трогать снаружи. Я зашевелила тазом, стараясь получить как можно больше удовольствия от каждого прикосновения, оторвала голову от подушки и издала долгий стон, прежде чем податься вперёд и повернуться на бок под её рукой. Сжала ноги и выгнулась несколько раз, цепляясь пальцами за колени и ткань под собой, откинулась на спину, переводя дух и хватая протянутую ладонь. За окном почти стемнело.       Мы забрались под одеяло и продолжали держаться за руки, играясь и переплетаясь пальцами.       — Я скажу, если нужно будет остановиться, — шептала я, едва прикладывая губы к её плечу. — Пожалуйста…       — Не могу. — Она разорвала наши кисти, откинулась на спину и затихла на какое-то время, пока я положила освободившуюся руку ей на живот. — Мне хотя бы нужно знать, что ты чувствуешь, — неожиданно добавила.       Я молча приподнялась на локте и посмотрела на неё серьёзно и спокойно. Переведя на меня взгляд, она без слов поняла мой вопрос и глубоко вздохнула, снова отводя глаза. Молчала долго, а я в это время откинула с неё одеяло, заставив снова повернуться ко мне лицом, и терпеливо ждала её ответа, и безраздельно наслаждалась видом её неземного тела, которым была готова любоваться до нескольких часов. Я знала, что в ней это есть, хотя она никогда не признавала в себе наклонностей, схожих с моими. Я лишь надеялась, что сегодня уговорю её попробовать выпороть меня, но к тому, что она предложит сделать это с собой, оказалась не совсем готова. Чтобы позволить ей расслабиться, провела пальцами по её щеке. Она посмотрела на меня, но я оставалась максимально собранной.       — Сначала не сильно, — сглотнув, уточнила она.       — Конечно, — я позволила себе лёгкую улыбку, когда мы обе поднимались с кровати. — Нужно? — указала на ленту, блестящую на тумбочке под жёлтым светом лампы. Подумав, она кивнула, но, не зная, как себя вести, вытянула руки, так и стоя на коленях лицом к спинке кровати. Я подошла и коснулась спереди её бедра, другую руку положила на поясницу, тем самым показывая, что ей нужно лечь. Моё сердце при этом забилось чаще в волнении, и теперь, когда она казалась мне ещё более хрупкой, чем прежде, я пыталась сделать каждое прикосновение как можно более нежным и аккуратным, и обращаться по-другому не представлялось мне возможным. Прежде чем свести её запястья и прикрепить их к холодной железной детали, я прикасалась к ним губами и чувствовала, как от этого она дышит более спокойно и уверенно. Подойдя к стулу, вытянула из брюк, сложенных на нём, серый кожаный ремень, оказавшийся единственным подходящим инструментом. Специально захватить на встречу что-то другое, не получив согласия, было бы неуважительно, а жаль: зная, что придётся ударить её, я предпочла бы держать в руках флоггер, но не просто одежду. Он резко контрастировал с её утончённостью и с интимностью обстановки. Пряжка издала характерный щелчок, когда я складывала ремень вдвое.       — Чёрт, — послышалось очень тихо, но я тут же приблизилась и опустилась на колени рядом, заглядывая ей в лицо. — Ничего, — она попыталась улыбнуться и отвести взгляд, но я выжидающе смотрела, предполагая, в чём дело. — Страшно… — одними губами прошептала она, смущённо опустив взгляд. Я улыбнулась и погладила её по волосам, потом провела рукой по спине и задержалась на ягодицах и верхней части бёдер. От ощущения власти над всем этим кружило голову. Я-то, в отличие от неё, знала, что она может выдержать много, очень много… Но начинать придётся с малого.       — Но нравится? — скорее утверждая, снова оказалась на уровне её лица, потирая влажные пальцы, которыми только что коснулась её между ног. Получила в ответ уже привычную улыбку и, чтобы ей было полностью комфортно, продолжила ласково прикасаться. — Расслабьтесь. Как только перестанет быть приятно, я остановлюсь.       Убедившись, что ей хорошо, я вначале просто положила ремень ей на ягодицы, отчего она слегка напряглась, но тут же снова отпустила себя и даже прогнулась.       — Готова? — Да. — Первый удар получился даже слабее, чем я думала: сказалось волнение и ощущение непривычности действий. Я поспешила взять себя в руки, и во второй раз ремень лёг на кожу ровно с той силой, на которую я рассчитывала, представляя себе нужное ощущение: нисколько не больно, но ощутимо. Дыхания было совсем не слышно. — Так пойдёт? — После уверенного кивка продолжила и ударила точно так же ещё шесть раз, останавливаясь примерно на две секунды. Её кожа от этого почти не изменила цвета, она стала дышать немного тяжелее, облизывая губы и явно ожидая большего. — Теперь сильнее. — Снова кивок. Ремень опустился в этот раз ощутимо громче. Она сжала губы, подняла голову и, нарочно изящно выгнувшись, скрестила лодыжки, предупредив вопрос и показав, что хочет продолжать. Снова удар по ягодицам, чуть ниже. Пауза. Следующий пришёлся на бёдра. — Не нужно по ногам, — поправила она после секундного молчания ровным голосом, несмотря на уже сбившееся дыхание. Это помогло мне избавиться от остатков страха и продолжать с большей уверенностью и немного меньшими интервалами. Она лежала смирно, временами вжимаясь тазом вниз и приподнимаясь на локтях. После десятка ударов послышались её тихие стоны, томные и даже умиротворённые. На теле уже отчётливо проявилась граница цвета, но оно больше не дёргалось в порыве увернуться, а было расслаблено и принимало удары всё охотнее. Ударив ещё пять раз, я, не меняя ритма, незначительно увеличила силу, отчего стоны стали отчётливее и нетерпеливее. Она прижималась грудью к простыне, поднимая при этом голову и приоткрыв рот, потом снова округляла спину и закусывала губу ненадолго, после опускалась щекой на плечо, выпрямляя руки. Через двадцать ударов я остановилась дать нам обеим отдышаться.       — Ты хочешь так? — спросила она сразу же сквозь сбитое дыхание.       — Ближе к концу сильнее, — постаралась заставить голос звучать ровнее и спокойнее.       — Покажи, — всё так же возбуждённо и судорожно. Я оттянула ремень и с силой опустила руку, заставив её резко дёрнуть вниз голову.       — Ещё? — Да… — прозвучало уже неуверенно. Зажав в руке конец, я всё же задержалась: — Точно? — после решительного кивка отпустила ремень. Задохнувшись, она затихла на несколько секунд, потом попросила: — Ещё. — Третий удар был таким же резким и беспощадным. — Ещё, — слово потонуло в возгласе, и четвёртый хлопок раздался почти сразу же. За ним последовал новый стон. — Достаточно, — она опустила голову на подушку, но её тело вздымалось с каждым вздохом. Я подошла и протиснула руку сквозь плотно сведённые ноги. Она быстро — быстрее, чем всегда — испытала оргазм. После я залезла сверху, опираясь на колени, чтобы видеть и трогать её, целовать кожу, сжимать грудь и ягодицы. Реакции не было, уставшая, она лежала спокойно, позволяя мне упиваться её красотой. Когда я отвязала её и приблизилась, чтобы поцеловать, её взгляд вдруг неуверенно опустился, заставив меня остановиться. Я, непроизвольно слегка улыбнувшись, потянулась к ней рукой и коснулась лица ладонью, будто направляя в свою сторону. Нужен был только зрительный контакт, чтобы она меня поняла. Увидела, что всё по-прежнему и что это она — женщина, созданная для того, чтобы чужие жизни падали к её ногам после одного взгляда, — располагает мной, как любым другим поклонником, и вольна делать со мной всё, что я способна позволить человеку. Опустившись на колени, я поймала её взгляд и нашла в нём то, что хотела, а за ним последовала улыбка, самодовольная и властная, которая вернула всё на свои места.       Ей понадобилось время отдохнуть, и я терпеливо ждала, пока она проходила по номеру, наливала воду в стакан и собирала волосы, хотя сама едва не сходила с ума. Исполненная мной порка возбудила меня, и всё это время хотелось кричать от жажды таких живых, обжигающих кожу ощущений. Наконец, она приблизилась и, придержав за подбородок, поцеловала, после чего я забралась с ногами на кровать и растянулась на ней, закусывая губу от нетерпения. Пауза после первой вспышки жара на ягодицах показалась очень долгой. Только после пяти таких же, когда кожа немного разогрелась, желание чувствовать удары перестало быть таким отчаянным. Я резко вздыхала и прогибалась и не могла перестать улыбаться от наслаждения. Она била довольно сильно, скоро это стало хорошо чувствоваться. Чем страшнее становилось ожидать следующего удара, тем большее возбуждение я испытывала. С каждым раздававшимся звуком я вжималась ладонями в простынь, тихо охая и одновременно томно выдыхая. Новые удары заставляли дёргаться, я застонала. Хотелось просить продолжать, но по следующим один за другим жёстким касаниям ремня было понятно, что прекращать она не собирается. Бывшее лёгким покалывание усилилось и теперь как будто шло изнутри, в то время как на коже раз за разом чувствовался шок. Появилось желание закрыться руками и потереть кожу, и усилие, чтобы остановить себя от этого, стало пугающим и неимоверно захватывающим открытием. Мне на самом деле было тяжело. Я не люблю боль. Но теперь не могла сказать ей перестать заставлять меня испытывать то, что до этого казалось мне болью. Удар ещё сильнее предыдущих лишил контроля над собой и заставил почти завалиться на бок, и только с трудом я смогла тут же вернуться в нужное положение. Ко второму такому же я была готова. К двенадцати — не совсем, и как только мне показалось, что сейчас из меня само собой вырвется «Хватит!», ремень полетел на кровать по другую сторону от меня, а она, распалившаяся, похоже, не меньше моего, кинулась ко мне, резко перевернула и вошла в меня, двигаясь всё так же грубо и быстро. Передо мной всё плыло от избытка эмоций и ощущений, но на какое-то время мне удалось увидеть её взгляд, в котором отражалось всё то, что до этого было скрыто и виделось мне лишь мельком. Да, теперь-то мы обе понимали, насколько большое наслаждение ей приносит садизм. На самом деле это было понятно сразу. Даже до последнего обнажив свои эмоции, она была той, кем виделась окружающим: высшей, недосягаемой, властвующей над сердцами. Великой. Я оставила всякий контроль и полностью отдалась ей, и это чувствовалось по-настоящему правильным.       Ночь принесла нам вдоволь удовольствия и забрала не меньше энергии, и мы обе, опьяневшие то ли от секса, то ли от желания спать, с мутными взглядами готовились ко сну. Покалывание на коже даже не думало проходить. Мы погасили свет и задёрнули шторы. Вскоре она уже дышала рядом со мной тихо и медленно, оставаясь прекрасной даже в бессознательном, сполна удовлетворённая мной, а я испытала прилив нежности и довольства. Мысли быстро стали спутанными, и вскоре я провалилась в сон, зная, что отныне у нас всё будет иначе.