Компаньон

      Впервые Ирем покинула Куа в пять.       Она давно проснулась, но не подавала виду – ведь тогда можно будет играть в постели аж пока солнечный лучик не коснется позолоченной стрелки на напольных часах. Тетушка Хатидже вошла внезапно, Ирем не успела как следует притвориться, что спит. Но Хатидже не ругалась.Она сгребла Ирем на руки, прям в одеяле, и минут десять стояла, гладя ее по голове.       Ирем запомнила, потому что лучик полз по часам очень медленно.       Космопорт, суетливый и душный, впечатлил Ирем настолько, что первую свою поездку на орбитальном катере и прекрасные виды на «Кориолис» она благополучно проспала у Хатидже на руках.Разбудили ее пиликнувшие двери гравитонного лифта и гомон переполненной Центральной площади. Среди толпы они пробыли меньше минуты, укрывшись в затемненном гравимобиле, но даже годы спустя «Кориолис» для Ирем – шум и тянущее ощущение падения гравитонного лифта.       Тогда, ребенком, не смягчили ее ни университетские сады, ни расписные стены Академии компаньонов. Она ныла и хмурилась, пряталась от угощений директрисы за юбками тетушки. От тревоги отвлекли Ирем ленты.       На небольшом газоне во дворике Академии, танцевали пери.Гибкие и сильные, рисовали они в воздухе прекрасные ленточные узоры. Зрелище поразило Ирем, и так и стояла она с раскрытым ртом, отцепившись от юбки, пока одна из пери с улыбкой не протянула ей привязанную к палочке ленту. Пери, оказавшаяся молодым человеком в одних шароварах, крепко держа Ирем за руку, показал, как нарисовать круг, купол и бегущего зайчика, чем заслужил море обожания.       Оторвать Ирем от несчастного уже не смогли, и на Куа она вернулась с компаньоном.       Нариман стал ее главным спутником – гувернером, наставником, конфидентом и другом. Находясь на пьедестале любви лишь чуть ниже тетушки, он влился в их жизнь в особняке вблизи Монолита, как будто был там всегда. Очень быстро Ирем перестала стесняться, словно не был он ни мужчиной, ни женщиной – ведь нет пола у озера, нет у бегущей реки. В одну минуту он красовался в строгом кафтане (и все окрестные девочки страшно завидовали Ирем), в другую его красоту оттеняли лишь эфемерные, почти прозрачные ткани. И всегда при себе у него был чудесный расписной веер. Он Ирем жутко нравился, но Нариман, обычно ничего от нее не скрывавший, показывал его лишь из своих рук или издалека.       Причину Ирем узнала во второй свой визит на «Кориолис». Причина корчилась в судорогах и смотрела на нее застывшими, покрасневшими глазами. Прямо в «Неоптре», космопорте станции, в шуме толпы и пиликаньи лифтов, Ирем схватили за косу и попытались впихнуть в рикшу. Испугаться она не успела. Веер раскрылся – похититель упал. Нариман, как ни в чем не бывало, взял Ирем за руку – совсем скоро в Куполе Ликов начнется прекрасная служба, нельзя ее пропускать.       Величественный храм не тронул Ирем. Ну так, самую малость. Куда больше занимал ее веер и темный лотос на спине протягивавшего ей молитвенный коврик спутника.       Много позже, когда чувство времени развилось в ней, Ирем поняла, что в утреннюю стражу дня своего первого путешествия она потеряла отца, а в вечернюю – обрела друга.       В третий раз Ирем вернулась на «Кориолис», когда ей исполнилось девять. Она приехала, чтобы остаться – и тетушка, и Нариман готовили ее к этому.       К тому, что она будет учиться – долгие годы, ведь искусства требуют усердия и трудолюбия.       К тому, что придется жить в стенах Академии – ведь нельзя провести жизнь в детской.       Нариман шутил, что только обилие лент в Академии позволило скрасить Ирем грядущую разлуку с домом.       Младшие дети не жили в Академии по одиночке. В спальнях по девять – каждый, по возможности, под своим Ликом. Их Посвящали – но не ранее, чем исполнится девять. Уже переодевшись в форму послушницы, стоя с другими детьми одного с ней цикла рождения, Ирем знала, что будет дальше.       И было совсем нестрашно. Ну, разве что самую малость.       Нариман всегда навещал ее, когда бывал в Академии. Гладил сначала по отросшему ежику, потом по коротким завитушкам – в день Посвящения их всех брили налысо и покрывали голову узором из хны. Ирем думала, что из хны – больше никогда волос она не брила, чтобы узнать, стерлись ли заповеди Алама с ее головы.Нариман на вопрос не отвечал, улыбаясь одними глазами из-за полураскрытого веера.       Шли циклы, косы росли, соседок в спальне становилось все меньше. К двадцати, Ирем и Зулейха, танцовщица с Амедо, родившаяся под Ликом Незримого, остались одни. Наримана, все дольше гостившего в стенах Храма, годы присыпали сединой, будто пеплом, но он оставался все также ловок, а ум его был остер как никогда. Зулейха, всегда задорная и говорливая, нещадно краснела бы, не даруй Лики ей черную, как обсидиан, кожу, когда наставник Нариман проходил и дарил им с Ирем улыбки.       В двадцать три, незадолго до выпуска, послушников отпускали домой на целый месяц. Многие не возвращались – считали обучение законченным, не рассчитывали получить звание компаньона. Другие не уезжали вовсе – Храм, «Кориолис» становился их родным домом. Ирем все каникулы провела вместе с тетушкой. Обе экваториальными красотами Куа предпочитали любоваться из кондиционируемых помещений, но тогда тетушка сделала ей царский подарок – месяц своего времени и кругосветное путешествие по Куа.       Последний цикл обучения, пиликающие лифты и никогда неспящий шум «Кориолиса» Ирем встречала с широкой улыбкой и поющей душой.       Осколки своей души она собирала по мощеному полу Храма, кругами по которому вились имена. За шестьдесят циклов, прошедших с основания Веры на «Кориолисе», их собралось не так много, чтобы не заметить сразу. Над новой, еще не потемневшей вязью Ирем сидела три стражи, пока тело не затекло, а сердце не осиротело так, что она не смогла сама встать.       Кровать в комнате осталась одна. Месяц Зулейхи еще не истек, но вещей не осталось. На подушке, даже не перевязанный, лежал простой деревянный футляр. Внутри блестел голубой шелк длинной ленты и чернел росписью бок закрытого веера.       Больше на Куа Ирем не возвращалась.              Из иллюминатора Шпиля планета казалась картинкой. Синим яшмовым шаром, который макнули в белую краску, пустив по бокам полюса и муссоны. Ирем оттягивала цепочку с часами, и думала, как давно она в последний раз была дома.       И с кем он был, ее дом.